***
Итак, мне было одиннадцать. Поздний вечер второй половины октября. Я лежу в постели в своей комнате и думаю о том, как уже следующим днём радостно обниму бабушку и дедушку, с которыми не виделся с середины августа. Параллельно слышу, как родители о чём-то шепчутся в гостиной, чему поначалу не придаю никакого значения. Но когда через пару минут они переходят с шёпота на голос, я внимательно прислушиваюсь и улавливаю отдельные слова и фразы. Вскоре мне становится ясно, что в посёлке за последнюю неделю пару раз произошло что-то страшное, из-за чего мама старается убедить моего папу оставить меня дома. А тот стоит на своём: всё будет в порядке, ничего со мной не случится, погостим пару дней и вернёмся. В итоге так и поехали туда втроём. И до того, как заснуть, и всё утро до отъезда я гадал: что же такого жуткого могло случиться в посёлке, где, как всегда говорила бабушка, любому можно было после захода солнца выйти на улицу и не бояться, что к тебе кто-нибудь подойдёт с недобрыми намерениями? Может, кто-нибудь пропал без вести? Или вдруг звери из леса начали нападать на зевак либо домашний скот? Или городские отморозки приезжали на разборки и кого-то серьёзно покалечили? Предположений было много, но правда оказалась гораздо, гораздо страшнее. Полтора часа в дороге на стареньком серебристом Форд Фокусе отца – и вот мы на месте. На подъезде к поселению было ветрено, небо – серое и казалось, что вот-вот хлынет дождь. Но, к счастью, обошлось. Старики, как обычно, встретили нас с распростёртыми объятиями. Однако, хотя улыбались они дружелюбно, в их взглядах я прочитал упрёк, направленный на моих маму с папой. Мать молча кивнула в сторону мужа, и дед, посмотрев на него, недовольно помотал головой. Получается, меня не ждали. Значит, в поселении действительно творилось что-то неладное. За обеденным столом все общались как ни в чём не бывало. Но, стоило мне выйти из-за стола, чтобы отлучиться в туалет, – и все замолкли. А когда я покинул кухню, – зашептались. Я решил, что обратно постараюсь вернуться бесшумно: уж очень интересно стало, о чём таком им вдруг приспичило посекретничать. Должно быть, меня действительно не заметили, когда я остановился в шаге от прохода, вжавшись в стену. Зато самому мне удалось кое-что расслышать. Я не всё запомнил, но то, что и спустя пятнадцать лет лежит на поверхности моей памяти, в те минуты заставило мои внутренности скрутиться в узел; всего две фразы, от которых я до глубокой ночи не мог уснуть, а потом, до утреннего пробуждения, видел ужасные сны: «Им полностью сжирали лица» и «…один пытался убежать, когда уже остался без глаз и носа». Наутро нас всех разбудили участковый со своим коллегой. Не могу вспомнить их лиц, всё-таки видел всего раз и так давно, но точно запомнил одно: они выглядели – в моём восприятии, по крайней мере – хмурыми, недружелюбными и сильно уставшими. Кажется, они обходили все дома и опрашивали всех жителей. Может, и не всех, не знаю, но именно так они сказали. Должно быть, взрослые думали, что я ещё крепко сплю, когда беседовали с людьми в служебной форме, попутно показывая им каждую комнату. Но я внимательно слушал и подглядывал, старательно не выдавая себя. И меня буквально пробило в холодный пот, когда один из гостей произнёс: «Её лишили лица. Даже от кости остались только какие-то крошки. Зато теперь знаю, как вживую выглядят пазухи и мозг». В общем, той ночью убили женщину, одиноко живущую в избе. Соседи проснулись оттого, что её собака заливалась лаем, но якобы не придали этому значения. Хотя и дураку понятно, что попросту испугались. Возможно, в свете последних событий догадывались, в чём дело. И я их не виню. Криков женщины никто не слышал. Или, опять же, услышавшие не хотели в этом признаваться, чтобы, чего доброго, не пришлось оправдываться. А потом в доме и на земле обнаружились странной формы следы, две дорожки которых, петляя, уводили через дорогу в лес. То есть существо выбежало оттуда и туда же вернулось. Как сказал участковый, в прошлые два раза произошло то же самое. И вот что, помимо всего прочего, было странным: нападавший, кем бы оно ни являлся, словно обладал пятью конечностями необычной формы. Если суммировать немногочисленные известные факты о нападениях, нетрудно поверить, что за ними и правда стоял дикий зверь, а не человек. Быть может, наличие пятой конечности было вызвано некой мутацией; а может, откуда ни возьмись объявилось экзотическое для тех краёв огромное и крайне агрессивное животное. Но никому не хотелось верить в то, что на такую жестокость, да ещё в этой глубинке, где почти всегда царил покой и порядок, способен наш собрат по биологическому виду. Хотя дедушка не побоялся озвучить неутешительное предположение: убийцей всё же мог быть человек, который просто-напросто подделывал следы. Как бы то ни было, параллельно обходу жилых (да и нежилых тоже) домов также был прочёсан лес, а точнее, его некоторая часть. Причём участие приняли и десятки неравнодушных, бесстрашных не только на словах, но и на деле, жителей, которым позволили вооружиться кто чем мог. Увы, всё прошло безрезультатно: следы быстро затерялись в гуще растительности, да и обнаружить кого-то крупнее белки не удалось даже спустя долгие часы поисков. И мои родители, и старики единодушно пришли к заключению, что меня следует как можно скорее вернуть в город. Вот только милиция потребовала остаться хотя бы на сутки: мол, во-первых, в противном случае подозрения в первую очередь падут на нашу семью, а во-вторых, если зверь (или преступник) вернётся, то едва ли уже следующей ночью. Как же они ошибались. Все они. Перед сном отец с дедом отрыли в сарае два капкана, которые когда-то использовали во время охоты, смазали и установили: один – напротив входной двери, второй – под дверью у чёрного входа. Плюс дедушка подготовил и заранее зарядил одноствольное охотничье ружьё, с которым чуть ли не уснул в обнимку. Мать, как помнится, пожаловавшись на сильное беспокойство, выпила какую-то таблетку, – должно быть, снотворное или лёгкий транквилизатор. Папа на неё взъелся: дескать, если вдруг что случится до рассвета, её будет не добудиться. Она же только коротко махнула рукой, заявив, что он сам виноват. Злясь то ли на жену, то ли на себя, он приложился к какой-то крепкой настойке и успокоился, только когда наполовину опустошил бутылку. Ближе к полуночи старики, сочувственно смотря на меня, обняли и пожелали спокойной ночи. Это был последний раз, когда я с ними разговаривал. Точно помню, как посреди ночи проснулся от гулкого сердцебиения. Скорее всего, меня разбудили какие-то тревожные звуки, потому что я, недолго оставаясь в постели, поднялся с кровати и вышел из комнаты. Сейчас я понимаю, почему родители, казалось, ничего не услышали и продолжали крепко спать, но тогда сильно удивился этому. Стариков в гостиной, где они всегда, когда мы приезжали к ним в гости, спали, не оказалось. Зато откуда-то из передней части дома донёсся глухой стук, будто упало что-то тяжёлое. Свернув в кухню, я увидел, как из-под закрытой двери, ведущей в прихожую, пробивается полоска света, а моих ушей коснулся какой-то свистящий хрип. Не знаю, чем я руководствовался, почему не побежал обратно в спальню, но по сей день об этом жалею. Толкнув дверь, я сощурился от рези в глазах, но через мгновение увидел большие капли и разводы крови на полу, берущие начало от главного входа и тянущиеся к дальнему углу. Звучащий совсем рядом свистящий хрип перерос в гортанное бульканье, от которого мне физически стало дурно. Я подошёл поближе, и моим глазам предстала тошнотворная картина. Бабушка сидела на полу, забившись в угол между стеной и потрёпанным допотопным креслом. Беспорядочно и вслепую размахивая руками, она то колошматила по стенам, то хваталась за кресло и свою ночную сорочку, верх которой почти полностью был пропитан кровью. От её лица ничего не осталось – только мясо, какая-то слизь, дыры и осколки зубов. Отсутствовала и часть нижней челюсти, отчего язык свисал прямо на ярёмную ямку. Застонав, старушка глубоко вздохнула и выдохнула, и вылетевшие из гортани хрип со свистом прозвучали ещё болезненнее, а вместе с тем на добрые полметра брызнула струйка крови. Вскрикнув от ужаса, я сломя голову бросился прочь. Однако, поддавшись панике, выбежал в другую дверь, входную. И увидел это существо. Прямо там, посреди двора, оно пожирало лицо моего дедушки, который пытался столкнуть с себя напавшего. Только вот ему явно не хватало сил одолеть чудовище, которое было здоровее его раза в два. А ружьё валялось в траве метрах в полутора от них. Услышав хруст, за которым последовал приглушённый крик, а потом смачное чавканье, я явственно осознал: у дедушки нет шансов. Ещё немного – и он покойник. Минуту спустя, закончив свою трапезу, существо выпрямилось и медленно повернулось в мою сторону. Я же оцепенел и едва ли сделал бы шаг, даже если б оно приблизилось ко мне вплотную. Наверное, в тот момент я уже решил для себя, что и мне тоже не жить. Но оно просто молча пялилось на меня, оскалив десятки огромных, уродливых острых зубов, с которых скапывала кровь. Луна в ту ночь, видимо, не полностью скрылась за облаками, раз мне удавалось хотя бы частично рассмотреть его силуэт. Поэтому я отлично запомнил это непропорциональное угловатое тело с пятью конечностями разной длины и толщины, на одной из которых виднелся капкан, немощно впившийся в мощную плоть. И оно не имело головы – в привычном понимании этого слова, – а только туловище с огромной пастью и бездонно-чёрными глазищами. Но в итоге оно меня не тронуло. Постояв некоторое время, просто убежало, уже, по всей видимости, вдоволь насытившись. И ещё кое-что. Не исключаю, что мне лишь померещилось. Или что позднее мой разум самостоятельно дорисовал тот образ. Но я и сегодня мог бы поклясться, что разглядел несколько человеческих лиц, будто бы проступающих изнутри и хаотично расположенных на туловище того существа. Не принадлежали ли они тем, у кого оно отобрало их?***
На протяжении последующих лет, вплоть до совершеннолетия, мама с папой водили меня по психотерапевтам. А также мне приходилось курсами пропивать таблетки: антидепрессанты, нормотимики да антипсихотики. Да и до сих пор я, признаться, периодами возвращаюсь к ним. Чудовище, насколько мне известно, больше ни разу не появлялось в том посёлке. Но каждый раз, когда родители туда ездили – пусть и редко, – я молился за них. Надеюсь, и в этот раз они благополучно вернутся обратно. Время от времени в той или иной точке мира всплывают сообщения, как очередного бедолагу зверски лишили лица. Зачастую якобы удаётся поймать совершивших столь бесчеловечное преступление: то какого-нибудь наркомана, то члена уличной группировки, то просто хулигана, оказавшегося не в том месте, не в то время. Но я-то знаю правду. И готов самому себе срезать лицо, лишь бы только оно не возобладало им.