LABYRINTH

«Эй, я здесь, слышишь меня?», — спокойным голосом произнес Курокава, когда я направилась к охранникам на входе в клуб. Кашлянув другу в ответ, я улыбнулась ребятам и сказала, что мне нужно встретиться с господином Кисаки. — Да, прошу вас, госпожа. Он наверху. — Благодарю. Мой пульс был слишком быстрым для сержанта полиции. Да, я упрямо считала себя профессионалом, потому что если бы позволила думать иначе, сразу сдалась бы. Это был невыносимый страх перед опасными людьми. Его невозможно описать словами. Я знала, что иду на верную смерть, и все равно шла. — О! Кисуля! Привет! — воскликнула Нана, которая как нарочно «паслась» здесь, в холле, но я проигнорировала ее полностью, даже когда она стала выкрикивать мне в спину грязные оскорбления. Я плевать на нее хотела, у меня было важное дело, поэтому я спешила. Черное платье — то самое, принадлежащее Юзухе, в котором я пришла сюда впервые, сегодня казалось мне еще более открытым, чем в прошлый раз, но мне нечего было надеть. Я ведь должна была как-то соблазнить своим видом Кисаки. Слабо верилось, что он поведется, однако выбора у меня не было. Впрочем, был — все бросить и уехать. Нет, конечно нет, я не отдам этому уроду своего брата. — Госпожа, чем я могу вам помочь? — вклинился в мои мысли незнакомый голос. Я шла по коридору второго этажа, открывая дверь за дверью, чтобы отыскать Кисаки, когда ко мне обратился молодой официант. — Ох… я снова плутаю здесь, — глупенько захихикала я. — Не могли бы вы проводить меня к господину Кисаки? — Да, госпожа. Пожалуйста, следуйте за мной. Парень повел меня кругами, углами, поворотами, и я даже не пыталась запомнить маршрут, меня начинало трясти. Только у двери, рядом с которой остановился официант, я тихонько сделала глубокий вдох, а потом, выдохнув, поблагодарила парня. Однако он предупредил, что господин отошел ненадолго и вот-вот вернется. Я кивнула и, толкнув дверь, вошла внутрь. Так, отлично, это была комната для приватных встреч, потому что справа у стены стола круглая кровать. А в центре комнаты был столик с креслами и диванами. Присев на один из диванчиков, я снова услышала Изану: — Порядок? Не отвечай. Могут прослушивать помещение. Просто кашляни один раз, если все хорошо. Я так и сделала. И тут открылась дверь. В приглушенном освещении эта полностью красная комната казалась пугающей. Сразу делалось не по себе, потому что здесь явно проводили время с проститутками. Кисаки был без пиджака. В брюках, рубашке и жилете. Он направился к столу, на ходу говоря: — Неожиданный сюрприз, госпожа Сано, — взглянул на часы, а после, садясь в кресло, что-то нажал на телефоне. Будто сообщение кому-то отправил. — Мне казалось, в прошлый раз вы были напуганы и решили не принимать мое предложение. И вот вы здесь. В чем дело? Я видела, он немного на взводе, поэтому подбирала слова с осторожностью. — Я… решила согласиться… — Согласиться с чем? — С вашим предложением. — Разве вы отказали мне в прошлый раз? Я ведь сказал, Кими, — усмехнувшись, подался вперед Тетта, — ты уже на крючке. — Господин, о чем вы? Я обдумала ваше предложение, и ради брата я готова… Хлопнула дверь. Я застыла, как камень, и даже голову не повернула, но сразу все поняла. Осознание навалилось на меня как плита. Я обмякла, сердце предавало, застучав в тяжелом ритме, а легкие сдавило. Щелкнул замок, и вошедший встал у меня за спиной. Его руки легли на мои плечи, массируя их, а после длинные пальцы вдруг подцепили цепочку с кулоном и, больно резанув по моей коже, сорвали украшение. Я дернулась, затряслась, но не издала ни звука. Только смотрела на Кисаки так же, как он смотрел на меня. — Ну что, Кими? Теперь поговорим начистоту? — и сделав знак Ханме, это был он, Тетта откинулся на спинку кресла. — Кимико! — выкрикнул Изана, после чего Шуджи, за волосы дернув мою голову вбок, выковырял из уха наушник. Он тут же его растоптал, и я, вцепившись в крепкое запястье, попыталась сломать ему руку, но мгновенно передо мной вырос Кисаки. Он сдавил мое горло и прошипел в сторону Шуджи: — Быстро! — а потом добавил мне: — Говори, сука, ты привела их за собой? Я отрицательно замотала головой, боясь все испортить, но Тетта встряхнул меня, спросив еще раз, и снова я отрицала его слова. Тогда Ханма рывком заломил мне руки за спину, так что я согнулась от боли пополам. Я озлобленно закричала, срываясь на рычание. Сжав зубы, быстро наклонилась вперед и со всего маху приложилась затылком к лицу Ханмы. Он взревел от боли. Однако так выкрутил мою правую руку, упустив при этом левую, что теперь истерично орала я. Ханма едва не выдернул мне плечо из сустава. Левой рукой я мазнула по челюсти Кисаки. Он рассмеялся, заведенный это борьбой, и вдруг рванул мое платье вверх. Треснула ткань трусов, разрезая кожу бедра, и, схватив меня поперек туловища, Ханма, кровь которого капала мне на плечо, швырнул мое оцепеневшее тело на кровать. — Быстрее! — цедил Тетта. — Проучим эту тварь! Шуджи, забравшись на кровать прямо в туфлях, обхватил мои руки так, что я оказалась полностью зажата. Я буквально лежала у него на коленях, и весь мой корпус был сдавлен. Почувствовав, как Кисаки уселся у меня между ног, я завыла от ужаса и принялась выкручиваться. Он проматерился и, расстегнув молнию брюк, рывком развел мои колени. Кричать я не могла, потому что Ханма зажал мой рот своей широченной лапой, и не отпускал. Я видела, как он смотрит на меня своими словно налитыми кровью глазами, как улыбается, довольный происходящим, но потом все поплыло, потому что я расплакалась. Кисаки так больно толкнулся в меня, что я зарыдала в ладонь Ханмы, обслюнявив ее, и закрыла глаза, продолжая мычать от боли, страха и омерзения. Тетта двигался и двигался, и мне казалось, это было долго. Несколько раз меня чуть не стошнило, тогда Ханма приподнимал меня и снова клал назад. И я уверена, что прошло всего минут пять или около того, но это все так страшно выглядело в моих глазах и в моем сознании, что я просто не понимала, почему это все происходит так долго и где помощь, и нужна ли она мне теперь. — Давай, — вбиваясь в меня, пропыхтел Кисаки, и Ханма вынул пистолет. Они собирались убить меня. Однако в дверь сильно ударили. Ханма вскочил, мгновенно отпуская меня, но едва успел двинуться с места, как дверь выбили. Он хотел выстрелить, но его обезвредили. Я не помню точно, что делал Кисаки, но его с меня сорвали быстро и резко. Это были парни в черной одежде — наверное, охрана Манджиро. Я лежала, не двигаясь и глядя в потолок. Ну вот я и сыграла свою роль. Правдоподобно вышло, натурально. Зато пойманы с поличным, все как мы хотели. — Кими… — вдруг услышала я сквозь общий шум, и в следующий миг, вяло повернув голову, увидела Хайтани. Полная картина сложилась сразу. Теперь я хорошо представляла, как выгляжу в данный момент. В порванном белье, с разведенными ногами, взлохмаченная, поруганная… Ран шагнул ко мне. Кажется, парни были заняты Кисаки и Ханмой. Здесь царил такой хаос, что просто ничего не разобрать. Тогда, двигаясь как-то устало, Хайтани с побелевшим лицом и страшными, дьявольски страшными глазами, забрался на кровать. Он сел и запустил пальцы в свои волосы. Он был в полной отключке. А я просто лежала. Не могла двигаться. У меня болело между ног. Я была словно не в себе, в то же время как будто наблюдала за этим всем со стороны. Я знала, это такой способ самозащиты от того, что у же случилось и ничего не исправить. Меня тошнило. Я тяжело дышала, глядя Рану в глаза, и тогда он прорычал ужасающим голосом: — Я же просил… Кимико… Я просил тебя! — закричал он так, что я видела, как вспотела его шея. — Я просил! Что ты наделала?! Кими! И он резко схватил меня за горло. Это был так неожиданно, что я даже вскрикнуть не успела. Его ладони сдавили мою шею так, что я сразу же стала дергаться и брыкаться. Ран душил меня. Он не шутил, не вымещал на мне злобу, он изливал свою боль. Душил так, что у меня зашумело в ушах, а кровь прилила к лицу. Еще немного и полопаются капилляры на белках глаз. Он не мог остановиться. Кричал и пытался убить меня. Тряс над подушками, как спятивший, наверняка стремился сломать мне шею. Мои глаза стали закатываться, звуки отдалялись, я не могла сделать вдох, ноги конвульсивно бились об кровать. Легкие как будто разрывались. Я медленно теряла сознание. И в момент, когда мои руки, слабея, соскользнули, а перед глазами стало темнеть, воздух вдруг опалил горло. Закашлявшись и закричав от страха, я перекатилась на бок и услышала Курокаву. — Ты что? Хайтани! Это же Кими! Ты что? — успокаивал он Рана, а я все кричала в матрас, брызгая слюной и кашляя, но все звуки резко прекратились, когда раздался голос, который как хлесткая пощечина вернул меня в реальность. — Изана, выведи своих. Это была не просьба Манджиро. Это был приказ. Я же, подтянув вверх то, что уже не могло называться трусами, попыталась их надеть, а после обтянула платье. Брат учил меня быть сильной. Я не должна плакать перед ним. Поэтому я встала, хотя мои ноги подгибались, а тело колотилось, и встретилась глазами с Манджиро. Сердце провалилось вниз. Манджи не моргал, смотрел на меня, и его лицо стало землисто-серого цвета. Это было так страшно и так больно, что я сжала зубы. Только сейчас поняла, что дверь, покосившуюся после удара, прикрыли, и мы здесь остались втроем. Манджиро, я и Кисаки, который стоял на коленях перед ним с руками, скованными за спиной наручниками. Он трясся от страха. — Майки… вспомни, сколько мы всего… Выстрел. Я вздрогнула. Тетта покачнулся. Манджиро нажал на курок снова. Он даже не взглянул на Кисаки. Расстреливая его, мой брат в упор глядел на меня. Я сдавленно плакала. Сил не было сдержаться. Манджи снова и снова стрелял в Кисаки, который неподвижно лежал на полу, и когда лужа крови стала стремительно растекаться, я попятилась назад. Только после того как выпустил все патроны, брат бросил пистолет на пол, и его потрескавшиеся губы медленно растянулись в улыбке. — Кими-чан, — позвал Манджиро, разведя руками, и я, сбросив вторую туфлю, потому что первую уронила во время борьбы, подошла к нему. — Они-чан. Манджи трясло не меньше, чем меня. Он был сам не свой, но мне казалось, дышал с облегчением, как будто сбросил с себя тяжелый камень. — Шини, я сделал это, — бормотал он, сильно сжимая меня руками. — Они-чан, все позади. Баджи… Кенчин… Все позади. Обнявшись и дыша в унисон, мы стояли так, пока не вошел Изана. Он мягко похлопал Манджиро по плечу и сказал: — Ты справился, Майки. Теперь точно все будет по-другому. — Да… и я с тобой навсегда, они-чан, — все еще не имея сил отпустить Манджиро, пробормотала я в его плечо, но Курокава заставил меня отойти в сторону. Ему нужно было увести его отсюда. Оглянувшись назад, я увидела труп Кисаки, а рядом с ним мою цепочку с кулоном. Сняв кольцо, я бросила его здесь же. Теперь точно все кончено. Я понимала, что сама виновата, потому что вступила в такую страшную борьбу, но это все было ради моего единственного родного человека. Поэтому я считала риск оправданным. Однако случившееся со мной сегодня уже никогда не позволит забыть, какими животными бывают люди, и как может сойти с ума любимый человек. Я понимала Рана и его боль, но не хотела его оправдывать. Он пытался меня убить. И сама эта мысль причиняла мне страдания. Я так в нем нуждалась, а он просто сорвался. Как мне быть дальше? Разве я смогу его простить? Это все звучало в голове отголосками, когда меня вели вниз к карете скорой помощи, звучало и тогда, когда я увидела всех парней в холле. Они стояли у стены, положив на нее руки, и всех их обыскивали, отнимали оружие, телефоны и прочее. Это все звучало в моей голове и тогда, когда я, проходя мимо Рана, увидела, как он взглянул на меня из-за плеча. Моя ладонь невольно накрыла саднящее горло, и Хайтани, такой же бледный с темными синяками под глазами, резко отвернулся. Боль пронзила сердце острой иглой. Да, я все еще любила его, но такое не забыть. Я не забуду.

***

Эпилог — Так тепло, правда, бабуль? — спросила я без тени улыбки, и бабушка, в очередной раз тяжко вздохнув, поглядела на меня. — Октябрь красивый в этом году. — Красивый, — согласилась она, — и в самом деле теплый. Я приехала к бабуле погостить на недельку, после того как уладила дела с Манджиро. Он согласился пройти курс реабилитации в клинике. То, что у моего брата была тяжелая форма депрессии, сыграло ему же на руку. Да и доказательств его причастности к делам Кисаки у полиции не было. Конечно же, все понимали, что если покопаться, можно найти что угодно, вот только никто не хотел закрывать такую могущественную организацию как Бонтен. На данный момент, я знала, делами занимаются братья Хайтани и Коконой, как, впрочем, и было до этого всего. Но, несмотря на то, что их босс проходил курс лечения, там вроде был полный порядок — насколько мне вообще было известно от Сенджу, которая стала звонить чаще. Она и Такеоми тоже не остались в стороне — предоставили полиции материалы своего расследования по делу Кисаки и Ханмы. Теперь если оставшийся в живых Ханма захочет выйти на свободу, ему придется немало постараться. Улик против него было слишком много. Манджиро же предстояла долгая работа: ему нужно было многое в себе подправить, и я надеялась, что к нам вернется уже более здравый человек, чем тот, которым он был все эти годы. Курокава максимально подправил улики в деле об убийстве Кисаки, чтобы мой брат не угодил за решетку и все-таки прошел лечение. Сейчас предстояло много всего, огромное количество работы, суды, разбирательства. Я собиралась вернуться в полицию, как и сказал шеф, в отдел Курокавы. Поэтому уехала на время к бабушке, чтобы привести себя в порядок. Что касается моего состояния… — Бабуль, заварю чай, будешь? — встала я со ступенек. — Завари, деточка. Выпьем чая. Я ушла. Вот так теперь все и было. Меня нервировали люди. Все, с кем приходилось проводить время чуть дольше десяти минут, просто раздражали меня и пробуждали сильную агрессию, почти неконтролируемую. Я знала, прежде чем меня примут обратно в полицию, придется пройти полное обследование, и даже если допустят до службы, посещать психотерапевта я буду еще долго. Психологическая травма сломала меня. Каждый раз, вспоминая о тех событиях, я покрывалась холодным потом, мое дыхание учащалось, и все тело знобило. Это был ужас на всю жизнь. Чтобы не испытывать отвращения к мужчинам, уже сразу после того случая Курокава отправил меня к своему знакомому психотерапевту, и надо сказать, вовремя отправил. Думаю, если бы я осталась с этой проблемой наедине, то ничего у меня в будущем уже не вышло бы. А сейчас я не гребла всех мужчин под одну гребенку. Виноват во всем был лишь один Кисаки. Даже не Ханма, который был у него на побегушках, а именно Кисаки. И я была рада, что он сдох. Да, это действительно приносило мне покой. Разве что боялась Ханмы, который в будущем, когда страсти поутихнут, вполне мог откупиться и выйти, но пока что над ним проводили суды… Было действительно тепло и совсем не дождливо. Я не спала до утра. Не могла уснуть. В этот день мне нужно было вернуться в Токио. Может, просто волновалась перед встречей с начальством Изаны? Скорее всего. Поэтому и ворочалась почти до рассвета, а как только ночная тьма стала рассеиваться, и сине-серые сумерки поползли по округе, я встала. Надев толстовку и штаны, я тихонько прокралась на улицу, чтобы встретить рассвет. Подумала было сварить себе кофе, привезенный сюда, чтобы вот так пить, встречая зарю, ведь бабушка любила только чай, но поняла, что не успею — пропущу пробуждение природы. Чирикали птицы, а от земли исходило испарение, и туман медленно плыл над полями вплоть до самого леса у подножия горы. Я надела капюшон и медленно пошла в сторону озера. Там можно было увидеть, как солнце лениво выползает из-за горизонта. Я шла, слушая природу, вдыхая утренние ароматы, и мне было так хорошо. В одиночестве всегда хорошо. Это правда. Я успела вовремя. Оранжевое утро уже окрасило горизонт, то, место, где земля соприкасалась с небом. И постепенно делалось все светлее и светлее. Сунув руки в большой карман толстовки, я любовалась бликами на воде, в которой отражалось солнце, когда вдруг услышала чьи-то шаги. Ко мне кто-то шел. Я стояла на одиноком пустынном берегу, напряженно вслушиваясь в каждый шаг человека, который был уже близко. Все внутри кричало обернуться, но мне стало так страшно, что я прижала руку к груди, и почувствовала, как под моей ладонью безумно забилось сердце. Близко. Слишком близко. Это он. Я знаю. Точно он. Я резко обернулась. Внутри все оборвалось. Я зажала рот ладонями, потому что захотелось кричать от смеси страшных чувств — боли, страданий, страсти, ненависти, отторжения и животного притяжения. Ожесточившиеся карие глаза Рана смотрели на меня в упор. — Здравствуй, Кими. Нет, не может быть. — Я пришел.