oOo
— Я же тебе говорил, — ехидничал Хёнджин, наблюдая через плечо Чонина, как парень вводит код на двери их с Феликсом квартиры. — Мы не опоздали. Слишком тихо для этой компании. — Если остальные ещё не пришли, это не значит, что мы не опоздали, — возразил Чонин и резко толкнул дверь. Она открылась с громким скрипом. Феликс постоянно твердил, что нужно починить дверь, Чонин соглашался, но никто из них так и не удосужился разобраться с ней. И это говорили те, кто постоянно донимал Хёнджина и Чанбина вопросами о том, почему они до сих пор не починили всё то, что собирались починить. — Насколько мне известно, пока тут нет Джисона, мы не опоздали, — сказал Хёнджин, пока Чонин снимал ботинки и аккуратно ставил их в углу, а Хёнджин следовавший за ним, пнул свою обувь куда-то в ту же сторону. То, с какой яростью Чонин скидывал ботинки, а затем приседал и ставил их рядом друг с другом, было просто очаровательно, особенно потому, что парень, казалось, даже не осознавал, насколько контрастны эти два действия. Хёнджин ничего так сильно не любил в жизни, как собирать лакомые кусочки информации, чтобы отложить их на потом. Серьёзно, если бы Хёнджин мог стать тем человеком, который знает о Чонине больше всех в мире, он был бы поистине счастлив. — Пожалуйста, прекратите препираться, — простонал Феликс, когда они вошли в гостиную. Чонин взял сумку с подарками, которую Хёнджин оставил у стены, а Хёнджин забрал другие вещи у младшего и уже направлялся в его комнату. — Мы не препираемся, — ответил Чонин, усаживаясь на диван. — Мы просто разговариваем, — Феликс усмехнулся, после чего раздался ещё один стон. Хёнджин вздохнул и, покачав головой, ушёл в комнату Чонина, бросив вещи на кровать. Хёнджин не слышал продолжения разговора, так как был слишком занят тем, что выкладывал свои вещи на кровать. Он выбрал то, что ему понадобится в течение дня: этюдник, карандаши и зарядные устройства, а затем запихнул одежду обратно в сумку и небрежно бросил её на пол у двери. С ней он разберётся позже. Он положил свои принадлежности для рисования на стол, наполовину развернув небольшое растение, чтобы оно смогло поймать немного резкого полуденного солнечного света, проникающего через окно. Он также быстро привёл в порядок скетчи и наброски, которые оставил на столе, и положил половину из них в коробку, которую Чонин выделил для рисунков Хёнджина. Некоторые из них были сделаны ещё в сентябре прошлого года. Хёнджин помнил большинство из них: тот, на котором был изображён Чонин пока читал в своей комнате, или тот, на котором Чонин смеялся или улыбался чему-то, или тот, на котором Чонин плакал над романом. Это было в те времена, когда они не разговаривали, когда Хёнджин постоянно оступался и позволял своим импульсивным порывам брать над ним верх. Тот день стал первым осознанием из многих. Увидев слёзы на щеках Чонина и его печальные глаза, Хёнджин почувствовал, как что-то сжалось в его груди, и с того момента, как он оставил разговор с Феликсом и Сынмином и молча бросил коробку с салфетками на кровать младшего, не зная, что ещё сделать, он понял, что больше не хочет видеть Чонина грустным. Тогда, он уже какое-то время сомневался, что Чонин такой же, как и его родители. И то, как о нём говорили другие, и то, как Чонин обращался с Хёнджином. Даже после того, как он, как самый ужасный идиот подошёл к нему и поцеловал, по сути просто напал… Хёнджин никогда не смог бы вести себя так же спокойно, как Чонин. Конечно, Чонин отомстил, но он мог бы поступить гораздо хуже, чем просто игнорировать Хёнджина. Потом они с Феликсом всё уладили, Джисон продолжал говорить о том, как сильно Чонин всегда ему помогал, а Минхо не умолкал, рассказывая о том, какой Инни замечательный — как ни странно, всегда глядя на Чана. И в конце концов, как бы Хёнджин ни хотел видеть в Чонине жестокого религиозного фанатика, ему пришлось прийти к выводу, что он был совершенно ошибался насчёт Чонина. Слёзы стали для Хёнджина последним толчком, заставившим его признать, что он и в самом деле был тем самым осуждающим мудаком, который судит людей по их религии. На самом деле, это пришло из ниоткуда, Хёнджин просто наблюдал за парнем, и когда увидел слёзы, то что-то в нём сломалось. Слёзы Чонина должны быть вызваны только счастьем, а не печалью, и Хёнджин был готов сражаться со всем миром, чтобы это стало реальностью. Оглядываясь назад, можно сказать, что именно в этот момент Хёнджин влюбился. Пусть он и не сразу признал это, но именно тогда его посетила мысль о том, чтобы сделать Чонина своим. Влечение было и раньше, но после этого всё изменилось. Хёнджин улыбнулся собственному идиотизму. Хорошо, что в конце концов у их истории был счастливый финал. Пожалуй, это единственное, за что он мог бы поблагодарить Бога. Он пролистал остальные рисунки. В коробке было несколько работ, которые он даже не помнил, когда рисовал. Один из них — быстрый набросок Чонина, развалившегося на диване в их с Феликсом гостиной, его руки подняты к потолку, и он явно на что-то страстно жаловался. Другой рисунок представлял собой довольно подробное изображение Чонина, набивающего рот пиццей и, кажется, не замечающего пристального взгляда Хёнджина. Было несколько рисунков, на которых Чонин обнимался с Джисоном в углу дивана Минхо. Ещё один, где Чонин пишет, его лицо сосредоточено, а глаза устремлены вдаль, в мир, где Хёнджин не может его достать. Волосы Чонина то отрастали, то становились короткими, то снова длинными. Его распятие исчезло, сменившись простым серебряным крестом. Его одежда из скучной превратилась в яркую и экспериментальную, но самое главное — его улыбка становилась всё шире и ярче, а плечи расслаблялись. Иногда даже Хёнджин забывал, как сильно вырос Чонин за последний год. Хёнджин улыбнулся, положив в коробку один из своих недавних набросков: на нём были изображены их с Чонином руки, крепко переплетённые вместе. Хёнджин не заслуживал Чонина, но и отказываться от него не собирался. Как он сможет жить без этой улыбки? — Привет, — сказал Чонин, опираясь о дверной косяк. Его волосы были взъерошены, вероятно, это Феликс растрепал их, чтобы досадить младшему. Он выглядел гораздо лучше, словно груз, сковывавший его несколько недель, наконец-то исчез. Возможно, призрак прошлогоднего Рождества наконец-то решил, что уже злоупотребил гостеприимством, и ушёл. — Привет, — сказал в ответ Хёнджин, быстро накрывая коробку крышкой и убирая её на место. — Как ты? — Спросил Чонин, пересекая комнату, чтобы заключить Хенджина в объятия, его пальцы переплелись на животе парня. — Так же хорошо, как и пару минут назад, — ответил Хенджин с улыбкой. — Мы не виделись буквально пять минут. — Пять минут, пять часов, какая разница, если я хочу, чтобы ты был рядом всегда? — сказал Чонин, кладя голову на плечо Хенджина. — Как ты можешь говорить что-то подобное так легко? — спросил Хёнджин, кладя руки поверх рук Чонина и наклоняясь в объятия своего парня. Он никогда ни в ком не нуждался так, как в Чонине, и это пугало. — Кажется, ты даже не сомневаешься, что мы будем вместе вечно, — добавил Хёнджин, желая, чтобы его сердце было таким же уверенным и решительным. — Нетрудно говорить правду, — ласково ответил Чонин. — И я никогда не сомневался в нас. С тех самых пор, как мы поцеловались, я знал, что с этого момента мы будем вместе. В этом мире для меня нет никого, кроме тебя, Хён. Всё просто, — добавил он, крепко сжав Хёнджина. — И тут ты говоришь что-то вроде этого, — сказал Хёнджин, закрывая глаза, чтобы насладиться их близостью. Даже просто находясь рядом с Чонином, Хёнджин чувствовал себя легко, спокойно и в безопасности. — Ты так хорошо умеешь говорить, что любишь меня, и при этом не говоря, этого прямо. — И я действительно люблю тебя, — поспешно сказал Чонин, в его голосе слышалось что-то похожее на страх. — Я так сильно люблю тебя, Хён, — добавил он почти умоляюще. Сердце Хёнджина сжалось и от боли, и от любви. Ведь Чонин знал, что именно этого больше всего боялся Хёнджин. Что однажды Чонин просто разлюбит его, что его недостаточно, просто не может быть достаточно. Что, как и весь остальной мир, парень увидит, насколько мало Хёнджина. Но теперь Хёнджин понимал всё гораздо лучше. Он понимал, что это его сомнения, что это его травмы и неуверенность в себе. Что Чонин действительно любит его, полностью и безраздельно. — Я знаю, Инни, знаю. Не пойми меня неправильно, — быстро проговорил Хёнджин, нежно поцеловав Чонина в висок. — Мне нравится, что у тебя так много способов сказать мне об этом, не используя одни и те же три слова. Это придаёт им ещё больше силы, когда ты так их произносишь. Если ты понимаешь, о чём я. — Хм, я понимаю, — пробормотал Чонин. — Я не буду скупиться на слова о том, что люблю тебя, потому что я очень люблю, и я никогда не хочу, чтобы ты сомневался в этом, — добавил он, поглаживая рукой живот Хёнджина. — Я знаю, что это были тяжёлые несколько недель, но, пожалуйста, если я тебе понадоблюсь, скажи мне об этом. Не прячься от меня, Хён. — Не буду, Инни, — сказал Хёнджин, отстраняясь от рук Чонина, чтобы повернуться к нему лицом. — Я знаю, что ты любишь меня, как и я тебя. — Хорошо, — самая яркая улыбка украсила лицо Чонина. Его улыбка была одной из самых красивых, которые Хёнджин когда-либо видел. Она словно рассеивала всю тьму вокруг, оставляя лишь приятный и мягкий солнечный свет. — Потому что я очень тебя люблю. — Я тоже очень сильно тебя люблю, — сказал Хёнджин и его глаза широко распахнулись, когда Чонин наклонился и поцеловал его, на мгновение у Хёнджина перехватило дыхание, прежде чем парень отстранился. — Я думал, ты поцелуешь меня только после душа, — поддразнил он, поглаживая щеки своего возлюбленного. — Я просто шутил, — ответил Чонин и снова поцеловал Хёнджина. — Мне это слишком нравится, чтобы целоваться с тобой только когда ты чистенький, — усмехнулся Чонин. — Значит, уже можно целоваться? — Хёнджин наклонил голову в сторону, бросив на Чонина тёмный взгляд. Остальные, несомненно, скоро придут, но Хёнджин был не против заняться чем-нибудь поинтереснее. — Этого не было в планах, но если ты хочешь, то я в деле, — уверенно заявил Чонин, его розовые щёки и взгляд в сторону выдавали, насколько он взволнован. Хёнджин протянул руку и осторожно прикрыл дверь. — Никогда бы не отказался, — сказал Хёнджин, наклоняясь к Чонину и прижимаясь к нему лбом. — Тогда давай больше не будем терять время.oOo
Хёнджин наспех сушил волосы полотенцем, яростно взъерошивая их, чтобы не встречать остальных в образе мокрой собаки. Пока он намыливался гелем для душа Чонина, он услышал признаки прихода Минхо и Чана — громкий хлопок дверью, громогласное объявления о прибытии, за которыми последовали тихие извинения Чана за шум. Хёнджин быстро проскользнул из ванной в спальню Чонина. Минхо послал ему ехидную ухмылку, а Хёнджин в ответ погрозил ему пальцем и закрыл за собой дверь. Он слышал, как Минхо поддразнивал Чонина, разглагольствую о том, как хорошо Хёнджин выглядит с голым торсом, пока тот одевался в один из многочисленных свитеров Чонина. Сегодня он решил остановить свой выбор на этой одежде, так как, похоже, Феликс запланировал что-то особенное в этот день, прежде чем они отправятся в церковь. У Хёнджина всё ещё в голове не укладывалось, что теперь он охотно ходит в церковь. Раньше он ненавидел каждую минуту, и хотя священник Чонина не был самым интересным человеком, которого можно было слушать, он, по крайней мере, не нёс ту ересь, которую Хёнджин слушал раньше. И, в общем-то, какая разница, что именно будет говорить священник, ведь Хёнджин всё равно будет постоянно смотреть на Чонина. Хёнджин не шутил, когда говорил, что в свете церковных люстр его парень выглядит, словно ангел. Хёнджин так и не понял, благодаря чему это освещение кажется таким волшебным. Должно быть, белый искусственный свет, свечи и высокие потолки сочетались друг с другом самым удивительным образом. В любом случае, Хёнджин с огромным удовольствием жаловался бы на церковь и религию, но он не собирался жаловаться на комфорт, который они давали Чонину. И как бы Хёнджин ни ненавидел Бога и его проповедников, он не смог бы забрать у Чонина эту радость. Хёнджин понимал и видел, насколько это важно для его парня. Сев за стол, Хёнджин достал косметику из ящика стола, куда её положил Чонин, и решил немного подкраситься, всё-таки сегодня был праздник. Да и Чонину нравилось, когда Хёнджин хорошо выглядел, так что почему бы и нет? С помощью маленького зеркальца, которое однажды неожиданно появилось на столе Чонина, Хёнджин тщательно подвёл глаза чёрным цветом, добавляя синие тени для век в сочетание к тёмно-синему свитеру. Через прикрытую дверь Хёнджин слышал знакомые рождественские мелодии, звучащие из колонок в гостиной. С тех пор, как он покинул родительский дом, Рождество для него больше не было праздником, который стоит отмечать, но он бы солгал, если бы сказал, что не был счастлив, что в конце концов нашёл людей, которые воскресили счастливые традиции его детства. Особенно Феликс. Скорее всего без помощи друга Хёнджин не смог бы создать Рождество, которое Чонин будет вспоминать с любовью. В этом году Феликс также позаботился о том, чтобы отвлечь Чонина. Уже в ноябре начал украшать их квартиру, врубал рождественскую музыку и, ну, в общем, делал всё, чтобы заставить всех думать, что весь последний месяц они были в Австралии. И что ж, только по одному количеству мяса в холодильнике, которое купили Минхо И Феликс, Хёнджин понял, что завтрашний рождественский обед тоже запомниться надолго. Выходя из комнаты Чонина, Хёнджин прихватил кое-что из своих вещи и сумку с подарками, которая стояла у стены возле кровати Чонина. Проходя мимо ванной, он забросил туда использованное полотенце и направился в гостиную. — Я принёс подарки Чонхвана, — мягко сказал Хёнджин, входя в гостиную и улыбаясь Чану, который сидел на диване и менял батарейки в электрических свечах, которые, видимо, принёс Минхо. — Ты ведь хотел, чтобы они были под ёлкой? — спросил он у Чонина. Младший смотрел на него широкими и немного испуганными глазами. Тем не менее, он кивнул, медленно вставая. Это была одна из тех тем, о которых они с Чонином говорили по дороге домой накануне. Чонин хотел, чтобы эти подарки смешались с подарками от их друзей. Чтобы хоть немного нормализовать ситуацию и если бы вдруг эта сумка куда-то делась, то никто бы её не хватился. — Давай мне, — сказал Чонин, любезно забирая сумку из рук Хёнджина, а затем положив его рядом с теми подарками, которые Хёнджин принёс с собой. Чонин сел на пол возле маленькой корейской пихты в горшке, которую он купил по выгодной цене в сентябре. Конечно же, они не могли поставить искусственную или срезанную ёлку. Хёнджин уже знал, что это маленькое деревце будет сопровождать их следующие несколько лет. Чонин по-настоящему любил свои растения. — Если ты просто поставишь их тут и там, — сказал Феликс из-за плеча Хёнджина. — А когда придут остальные, они тоже разложат свои, и к завтрашнему утру всё будет уже хорошо перемешано, — добавил он, его улыбка была чересчур жизнерадостной, когда он смотрел на Чонина, который всё ещё осторожно держал подарки, словно не мог поверить, что они настоящие. — Конечно, — нерешительно ответил младший и похлопал по месту рядом с собой, жестом приглашая Хёнджина присоединиться. Парень, не колеблясь, устроился по другую сторону пихты, положив руку на бедро Чонина. Из-за небольшого размера дерева их колени соприкоснулись, и Хёнджин улыбнулся возлюбленному. Парень послал ему в ответ слабую улыбку, тяжело вздохнул и открыл сумку. — Давай начнём, чтобы не… Не успел Чонин закончить фразу, как входная дверь с грохотом распахнулась, и в неё ввалились Джисон и Чанбин, за которыми вскоре последовал Сынмин, с таким видом, будто он уже не мог выносить компанию, с которой прибыл. — Не может быть, чтобы Хёнджин уже был здесь, — крикнул Джисон из маленькой прихожей, громко швырнув ботинки в угол, и ворвался в гостиную, оглядывая комнату. — Он был в сети в 4 утра, конечно, его здесь нет, — сказал Чанбин из коридора, забегая вслед за Джисоном. — Чонин хорош, но не настолько. Хёнджин… — Привет, — сказал Хёнджин, махнув рукой. — Я тут. Причём уже несколько часов, — усмехнулся он, склонив голову набок. — Да блять! — простонал Джисон, опускаясь на пол. — Чонин, какого хрена, дай нам выиграть хоть один ёбаный раз! — прохрипел он, снимая куртку и бросая её за спину. Сынмин с ворчанием подобрал её и повесил на крючки рядом с дверью. — Просто перестань опаздывать, — сказал Чонин, пожав плечами. — Тогда и соревнования никакого не будет. — В следующий раз я тебя сделаю, — с напускной бравадой заявил Джисон, указывая на Хёнджина. Позади него Сынмин закатил глаза, а Чанбин посмотрел на него с лёгкой жалостью. На кухне Минхо хрипел от смеха, не веря своим ушам. — Конечно, — покачал головой Сынмин. — Спиди Гонзалес будет рыдать от твоей мощи, — кисло добавил он и, протиснувшись мимо Джисона и Чанбина, вошёл в комнату. Джисон бросил взгляд на свою не такую уж и тайную любовь и начал ныть. Хёнджин не успел ничего услышать, потому что Чанбин накинулся на Хёнджина, чмокая его прямо в ухо. — И тебе привет, — сказал Хёнджин, даже не пытаясь оттолкнуть Чанбина от себя. Это никогда не помогало и лишь заставляло его быть ещё более напористым. — Ты всё равно не получишь свой подарок до завтра, — добавил он, доставая несколько коробок, чтобы разместить их под ёлкой. — С тобой неинтересно, — вздохнул Чанбин, быстро ретируясь с плеч Хёнджина, и стал досаждать Чонину своим присутствием, воркуя и целуя его, пока младший пытался отмахнуться от него, словно от назойливой мухи. Чонин хихикал, как маленький ребёнок, и хныкал, когда Чанбину удавалось поцеловать его в щеку. Хёнджин широко улыбался, не в силах сдержать смех, когда Чонин всё больше и больше краснел. Он был рад, что по крайней мере, они смогли разобраться во всём, что между ними произошло. Несмотря на то что всё шло своим чередом, они почти вернулись к тому что у них было до того, как прошлой осенью всё полетело коту под хвост. Они даже снова начали вместе ходить в спортзал. Семья всегда была сложным вопросом в мире Хёнджина. Он знал, что Чонин считает их маленькую разношёрстную компанию друзей своей обретённой семьёй, но Хёнджин считал, что, по крайней мере, для него, называть их семьей, значит ставить их всех на тот же уровень, на котором когда-то находились его родители. Чан, Минхо, Чанбин, Сынмин и Феликс этого не заслуживали. Они были гораздо выше. Они были больше, чем семья, больше, чем обязательная любовь и разочарование. Они не были его семьёй. Но определённо были его домом. — Вот, — сказал Сынмин, садясь рядом с Хёнджином и протягивая ему сумку, которая, как предполагал Хёнджин, была набита его подарками для остальных. — Похоже, у вас с Чонином всё хорошо, — добавил он, бросив сочувственный взгляд в сторону Чонина. — Или по крайней мере, у тебя всё под контролем, пока этот чрезмерно любвеобильный ленивец душит твоего парня. — Не называй меня ленивцем! — Чанбин вскрикнул и вскочил с пола, грозно тыча в Сынмина пальцем. — Тогда прекрати приставать к Чонину, — пожал плечами Сынмин, в то время как Феликс с дивана кричал, что любил бы Чанбина, даже если бы тот был ленивцем. После этих слов и нескольких приветствий Хёнджин и Чонин снова вернулись к раскладыванию подарков возле пихты, только на этот раз их количество увеличилось более чем в два раза. Хёнджин быстро понял, что восемь человек, принёсших по семь подарков, — это ненормальное количество. Особенно если добавить к этому подарки от семьи Чонина и дополнительные презенты, от покупки которых Джисон не смог удержаться. Чан в отчаянии смотрел на растущий беспорядок и молча добавлял к нему свои и Минхо. Бедное маленькое деревце почти утонуло в море подарков. — Мы будем открывать подарки несколько часов, — пробормотал Хёнджин, запихивая одну из коробок Сынмина в зелёной обёртке между коробками Минхо в бумаге с котятами. Хёнджин был поражен тем, что Минхо вообще умудрился купить что-то с кошками, ведь это даже не было рождественской тематикой. — Ну как бы, закончим точно далеко за полдень, — угрюмо добавил он, думая о том, как рано ему придётся вставать на следующий день. Когда Чонин ничего не ответил, Хёнджин нахмурился и посмотрел на своего парня. Его глаза расширились, когда он заметил, что по лицу младшего текут тихие слёзы. В его руках был подарок в серебряной упаковке, такой же, как и все остальные подарки от его семьи. — Инни? — спросил Хёнджин, выронив коробку из рук, чтобы утешить Чонина. — Что случилось, любимый? — спросил он, заключая младшего в свои объятия. Вокруг них стало тихо, Минхо выглянул из кухни, явно готовый убить любого, кто расстроил Чонина. Чонин ничего не сказал, только повернул подарок так, чтобы Хёнджин мог увидеть наклейку на лицевой стороне. На ней тем же почерком, что и на тех, которые он успел разглядеть ранее, были написаны два слова, от которых у него тут же широко распахнулись глаза: «Для Хёнджина». — Она купила тебе подарок, — прошептал Чонин, глядя на Хёнджина заплаканными глазами. — Моя мама… Она подарила это тебе, — добавил он с таким же недоверием, что ощущал и Хёнджин. Он посмотрел на коробку и несколько раз моргнул, как будто это должно было изменить то, что на наклейке написано его имя. Как ни странно, подарок по-прежнему был адресован ему. Чонин протянул ему коробку и Хёнджин нахмурился ещё сильнее. Он повернул её, будто это могло каким-то чудесным образом убрать имя, написанное на лицевой стороне, но этого не произошло, потому что, когда Хёнджин снова перевернул подарок, его имя всё ещё было там, написанное тем же почерком, что и на других. Он снова растерянно моргнул. — Ты уверен, что это почерк твоей мамы? — спросил Хёнджин, чувствуя себя более озадаченным, чем положено человеку, который получил рождественский подарок. Хёнджин этого не ожидал. — Может это от Хваён? — добавил он, с сомнением глядя на Чонина, который всё ещё выглядел так, словно в любой момент мог разрыдаться. — Уверен, — Чонин шмыгнул носом, всё ещё выглядя растерянно, как и Хёнджин. Джисон беззвучно опустился на пол, прислонившись к Чонину в молчаливой поддержке. — Открой его, — добавил он, быстро вытирая слёзы с глаз. — Разве это не против правил? — спросил Хёнджин, оглядываясь по сторонам, обескураженный, без малейшего понимания, что делать. Он поймал взгляд Феликса, который выглядел таким же шокированным, как и он сам, молча наблюдая за всем этим с дивана. Хёнджин опустил взгляд на подарок в своих руках, не зная, как к этому относиться. — Может, стоит подождать до завтра, — добавил он, немного беспокоясь о том, что находится внутри. Он смутно помнил Миссис Ян, но она всегда казалась ему милой женщиной. И всё же какая-то часть его опасалась, что она подсунула ему что-то неприятное. Ведь он украл её сына и утащил на тёмную сторону. — В некоторых культурах подарки открывают 24-го числа, так что мы не нарушаем никаких правил, — быстро сказал Чонин. Он снова шмыгнул носом, и Джисон прижал его к себе ещё крепче. — Открывай. Я хочу знать, что она тебе подарила, — добавил он, пытаясь улыбнуться. Хёнджин вздохнул с тяжестью на сердце. Он снова почувствовал себя бесполезным. Обведя взглядом тихую комнату, Хёнджин поддел бумагу ногтем и разорвал её. Из-под серебристой обёрточной бумаги показалась чёрная картонная коробка. Когда он разглядел название бренда, его глаза расширились. Он был уверен, что, должно быть, ошибся. Он развернул коробку и открыл её, обнаружив внутри коричневый полированный деревянный футляр, при виде логотипа бренда у Хёнджина слегка закружилась голова. — Господи, — выдохнул Хёнджин, непроизвольно прикрывая рукой рот. Его взгляд метнулся к Чонину, который пристально наблюдал за ним. — Что это? — спросил Чонин, вытирая глаза. — По-моему, это краски, — сказал Джисон, слегка нахмурившись, глядя на подарок. — Необычные краски, — добавил он, явно находившийся в таком же замешательстве, что и остальные. По крайней мере, Хёнджин был не единственным, кто опасался, что достанет дохлую рыбу. — Она с ума сошла, — сказал Хёнджин, с недоверием покачав головой, и достал из коробки деревянный футляр. Он расстегнул застёжки, явив взору ряды масляных красок. — Они безумно дорогие, — добавил он, взяв в руки одну тубу. Он бы соврал, если бы сказал, что не мечтал о таком наборе этих красок, чтобы проверить, действительно ли они так хороши, как все говорят. — Наверное, Чонхван ей рассказал, — хмыкнул Чонин, глядя куда-то вдаль, словно о чём-то глубоко задумавшись. Хёнджин не мог его винить. Такого никто не ожидал. — Возможно… ты публикуешь много моих картин. Наверное, Чонхван показывал ей их, — пробормотал Чонин, доставая из кармана телефон, чтобы отправить брату сообщение. — Ты мог бы позвонить ей, — осторожно предложил Хёнджин. По правде говоря, он не был уверен в своих чувствах. Он по-прежнему ненавидел маму Чонина. Коробка дорогих красок не могла купить его или оправдать её поступки. Но дело было не в нем, а в Чонине, и если это была та самая оливковая ветвь, в которой он нуждался… Хёнджин не собирался выбивать её из рук. — Всё в порядке если ты этого хочешь, — добавил Чан с дивана, глядя на Чонина, как на испуганного зверька. — Ничего страшного, если не хочешь, — осторожно произнёс Сынмин. — Решай сам, Инни. Чонин ничего не сказал, он просто продолжал смотреть на краски в руках Хёнджина, а по его щекам катились слёзы. Хёнджин почти ожидал, что Чонин скажет «да», но в итоге только покачал головой. — Нет, — решил Чонин, его плечи казались невероятно напряжёнными. Он глубоко вдохнул и закрыл глаза, приходя в себя. Хёнджин взял его за руку, Джисон нежно погладил его по спине, а Минхо бросил рядом с ним салфетки, после чего вернулся на кухню, но не раньше, чем аккуратно провёл пальцами по волосам Чонина. — Я не позволю ей испортить мне Рождество, — сказал младший, слабо улыбнувшись и взяв несколько салфеток, чтобы вытереть глаза. — Посмотрим, вспомнит ли она о твоём дне рождения, и тогда я подумаю, давать ли ей шанс, — закончил он с слабой ухмылкой, встряхнув головой, словно разгоняя нависшую над ними тучу. — Она также могла попробовать появиться, — угрюмо пробормотал Сынмин с дивана, после чего Феликс и Чанбин шикнули на него. — Что? Это просто подарок, могла бы постараться и получше, — раздражённо добавил Сынмин, озвучив то, что все хотели, но не решились сказать. — Ладно. Если она подарит что-то на мой день рождения, мы решим, что с этим делать, — сказал Хёнджин, придвигаясь ближе к Чонину, чтобы ему было удобнее держать его за руку. — Просто помни, что я всегда с тобой. — Все мы, — добавил Чан. — Ты не один. И если ты захочешь навестить её, мы все готовы поехать с тобой. — На этот раз мы могли бы поесть морепродуктов, — сказал Чанбин, стараясь быть полезным. — Бинни, — вздохнул Феликс, но при этом улыбнулся своему парню, выглядя слишком влюблённым. — Перестань думать желудком. — Мы же почти не ели деликатесов, когда были там в прошлый раз, — запротестовал Чанбин. — К тому же, я думаю, что Хённи и Инни давно пора приобрести хорошие воспоминания об этом месте. Лично я думаю, что немного омука изменит ситуацию. А если ещё к этому добавить бинсу. — Бинни! — Феликс рассмеялся, покачав головой. Хёнджин закатил глаза и осторожно потянул Чонина за запястье. По крайней мере, Чанбин всегда умел находить позитив в море негатива. — Ты не один, Инни, — сказал Хёнджин, переплетая их пальцы. — Больше нет. У тебя есть я… и идиоты, — он улыбнулся Джисону, когда тот фыркнул, свирепо глядя в ответ. — Я знаю, Хён, — сказал Чонин, посмотрев на Хёнджина такими нежными и любящими глазами, от которого у парня защемило сердце. — Спасибо тебе, — сказал он, прижимаясь к Джисону. — Всем вам, — добавил он, оглядываясь через плечо на остальных, которые улыбались ему. — Помни, если нужно будет кого-то убить, я хорошо обращаюсь с ножами, — сказал Минхо, высунув голову из кухни, нагоняя лёгкой тревоги в атмосферу. — И у нас есть два безумных гения, — добавил он, указывая на Сынмина и Джисона. — Мин! — выругался Чан, в шоке глядя на своего не совсем парня. — Что? — Минхо поднял бровь. — Это правда. И не надо тут, ради Чонина ты бы и человека убил, — он указал ложкой на Чана, который брызгал слюной, явно пытаясь защититься… Но так и не смог ничего сказать в ответ на слова Минхо. — А я о чём говорю, — злорадствовал Минхо, после чего скрылся на кухне. Чан в недоумении уставился на то место, где тот стоял до этого. — Шах и мат, — холодно сказал Сынмин, усаживаясь на пол рядом с Джисоном. — Вы все просто смешны, — сухо заметил Хёнджин, покачав головой. Он посмотрел на Чонин, который всё ещё выглядел немного заплаканным, но, по крайней мере, более счастливым, чем раньше. Возможно, их друзья были не так уж плохи. — Чем хочешь заняться? — тихо спросил Хёнджин у Чонина, когда Чанбин и Феликс начали дразнить Чана, а Сынмин втянул Джисона в дисскусию о политической обстановке в Европе. — Нужно закончить с подарками, — со вздохом сказал Чонин и послал Хёнджину ослепительную улыбку. Она была не такой яркой, как следовало бы, но уже лучше. — У нас ещё много дел, — добавил он, указывая на коробки и пакеты, которые ещё нужно разложить под ёлкой. Хёнджин протянул свободную руку и нежно погладил Чонина по щеке. Слёзы в уголках его глаз были похожи на маленькие бриллианты в отблесках гирлянд, обёрнутых вокруг пихты. — Давай, — кивнул Хёнджин и, улыбнувшись Чонину, взял его за руку и сжал её. Это будет несколько трудных месяцев, но Хёнджин будет рядом с Чонином на каждом шагу этого пути. Они были не одни, у них были друзья, но самое главное — они были друг у друга.oOo
Хёнджин откусил яблоко, зубы легко прорвали кожуру. Пальцы были холодными, потому что перчатками пришлось пожертвовать в пользу яблока. Он был голоден, и единственное время для еды было — по дороге в церковь, в противном случае они бы опоздали. — Я же говорил, что ты проголодаешься, — сказал Чонин, размахивая их переплетёнными руками. Они шли, немного отстав от остальных, Чан вёл их группу, чётко зная маршрут ещё с тех пор, когда он ходил в церковь, чтобы послушать пение младшего в хоре. Минхо шёл рядом с ним, не торопясь, и пинал кучи снега, которые попадались ему на пути. Хёнджин улыбнулся Чонину, предлагая ему яблоко, но тот отказался, покачав головой. — Да ладно, ты же любишь яблоки, — сказал Хёнджин, громко откусывая ещё один хрустящий кусочек. На самом деле он не был голоден, скорее, чуть проголодался. Ужин, который они ели ранее, был обильным, но Хёнджин слишком беспокоился о своём парне, чтобы съесть столько, сколько, возможно, следовало. — Люблю, — согласился Чонин, слегка улыбнувшись. — Но я сытый. В отличие от некоторых, я хорошо поужинал, — поддразнил он, легонько толкнув Хёнджина в плечо. — Эй, я ел. Считай, что это десерт, — пожал плечами Хёнджин, откусывая ещё кусочек. — Волнуешься? — Из-за церкви? Вроде того, — ответил Чонин, продолжая размахивать их сцепленными руками. — Наверное, это будет самое большое скопление людей, перед которыми я пел. Не знаю, как мне удастся это пережить, не испортив себе нервы, — добавил он с небольшой улыбкой. Он не выглядел слишком нервным, скорее грустным. — Да брось, церковь в Пусане больше, чем эта, — сказал Хёнджин, вспоминая внушительную церковь, которую он так презирал. Тем не менее, пение Чонина было одним из немногих хороших воспоминаний, связанных с ней. — Ты справишься, — добавил он с уверенностью в голосе. — Я слышал, как ты репетируешь, и у тебя идеально получается. — Конечно, ты должен так говорить, — покачал головой Чонин. — Ты мой парень, это прописано в правилах. — Не припоминаю, чтобы я подписывал что-то, что юридически обязывало бы меня говорить тебе, что у тебя всё получится, — сказал Хёнджин, притягивая Чонина к себе. — А если бы и подписал, то в моих словах не было бы ни капли лжи, потому что ты абсолютно совершенен, — добавил он, поцеловав Чонина в макушку, спрятанную под шапкой. — Перестань, — робко возразил Чонин, слегка толкнув Хёнджина плечом. — Из-за тебя мои щёки раскраснеются, и понадобиться несколько часов, чтобы прийти в норму, — заскулил он, наконец-то начав походить на самого себя. — Неважно, ты выглядишь великолепно, несмотря ни на что, — сказал Хёнджин, ничуть не смущаясь того, как банально это звучит. — Ты мой идеальный парень, который хорошо поёт, хорошо пишет, хорошо готовит, хорошо… — Прекратите флиртовать! — крикнул Джисон, заставив Хёнджина и Чонина рассмеяться. — Это гнусно по отношению к нам, бедным одиночкам, — проворчал он, указывая на себя и Сынмина. — Говори за себя, — сказал Сынмин, бросив на Джисона странный взгляд. — Кто сказал, что я одинок? — А ты нет? — спросил Джисон таким высоким голосом, что только собаки смогли бы понять последнюю частью его вопроса. — Председатель сказал своё слово, — улыбнулся Хёнджин, глядя на Чонина. — На сегодня больше никакого флирта, — рассмеялся он, не обращая внимания на допрос с пристрастием, который устроил Джисон очень уставшему Сынмину. — Хорошо, что до конца дня остался всего час, — съязвил Чонин, сжимая руку Хёнджина. — Мы сможем вернуться к флирту, как только выйдем из церкви, — добавил он с дерзкой ухмылкой. — Слава Богу, не думаю, что смогу сдерживаться дольше, — рассмеялся Хёнджин, ненадолго отпустив руку Чонина, чтобы выбросить сердцевину яблока. Он быстро вернулся назад, снова схватив ладонь Чонина и быстро поцеловал холодную щеку своего парня. На мгновение между ними воцарилось уютное молчание, Хёнджин искоса бросил на младшего робкий взгляд. Чонин выглядел потрясающе. Он даже не сделал для этого ничего особенного: на нём было то же шерстяное пальто, что и прошлой зимой, и выглядел он почти так же, как в прошлом году. Единственное отличие — серебряный пирсинг в мочке уха и лёгкость, с которой он шёл, словно его больше ничего не тяготило. Чонин ничего не говорил о подарке, который его мама сделала Хёнджину, но парень знал его достаточно хорошо, чтобы понять, что этот жест значил для младшего больше, чем он рассказал. Хёнджин понимал, что в конце концов эта тема всплывёт, но также понимал, что Чонину нужно время. Как и во всём остальном, когда он будет готов, он придёт к Хёнджину. Тем не менее, он действительно не ожидал такого поступка от этой женщины. Вот так признать Хёнджина частью жизни Чонина. Это стопроцентно была работа Чонхвана, в этом не было сомнений, но Хёнджин всё равно был впечатлён. Это означало, что мама Чонина знала о нём. Знала, что он художник, возможно, даже видела его картины, слышала, как Чонхван рассказывал о Хёнджине, как они с Чонином жили, чем занимались и кем были. Это немного пугало. Но все же ради Чонина Хёнджин не мог не радоваться. Как бы он ни презирал родителей своего парня, это было то, на что Чонин надеялся, о чём мечтал. Это был крошечный знак того, что, возможно, они наконец-то встали на правильный путь. Возможно, вскоре Чонин сможет снова увидеть их. Вернётся домой, может быть, не так, как раньше, но по-новому. Хёнджин знал, что Чонин надеется и мечтает об этом, и если это сделает его счастливым, то Хёнджин не остановится ни перед чем, чтобы воплотить это в жизнь. Он и представить себе не мог, что будет молиться Богу, чтобы тот заставил родителей Чонина понять, что их любовь всегда была неправильной, и что Чонин совершенен таким, какой он есть, безгрешен и полон любви. Но ради Чонина Хёнджин продолжал молиться. Настолько сильна была его любовь. — Ты не заставил меня поверить в Бога, — внезапно сказал Хёнджин, останавливаясь посреди тротуара. В паре метров от них уже виднелась церковь. Даже в зимней темноте, зажатая между другими зданиями, она была освещена, люди входили и выходили, готовясь к полуночной мессе. — И сомневаюсь, что когда-нибудь это случится, — грустно признался он. — Но ты заставил меня поверить в чудеса, — добавил Хёнджин, заставив Чонина тоже остановиться. Он придвинулся ближе и погладил щёки Чонина, уже укутанными в перчатки руками. — Потому что ты — моё чудо, Чонин, — сказал он, надеясь, что парень услышит чистую искренность в его словах. Хёнджин ожидал какой-то душещипательной реакции, но вместо этого Чонин фыркнул и закатил глаза, отстранившись, чтобы оставить Хёнджина стоять одного на снегу. — Это так слащаво, — пожаловался Чонин, не понимая, о чём думает Хёнджин, и потянул его за собой, чтобы они могли догнать своих друзей. — Будто из какого-то фильма Холлмарк, а я даже не видел ни одного их фильма, — поддразнил он. — Эй, я тебе тут душу открыл, а ты смеёшься мне в лицо, — рассмеялся Хёнджин, догоняя Чонина и качая головой. — Как грубо, — проворчал он, притворяясь обиженным. — Я стараюсь быть хорошим парнем, а ты называешь меня слащавым. — Ну, ты и без этого хороший парень, — на этот раз Чонин остановился. — И я знаю, что последние несколько недель были для тебя тяжёлыми, — сказал он, заставив Хёнджина посмотреть на него. — Я знаю, что ты пытался поднять мне настроение, и вчерашнее свидание — это всё, о чём я только мог мечтать, Хён. И я действительно ценю это. Я очень ценю тебя. — Ты не можешь так говорить после того, как назвал меня слащавым, — только и смог сказать Хёнджин. — Что ж, я серьёзно, — ответил Чонин, слегка улыбнувшись. — Ты сделал мою жизнь лучше во всех отношениях, и, Хён, я ни на секунду не пожалел об этом. Мне было больно уходить из дома, больнее, чем я думал, но я не жалею об этом. Я не жалею о тебе, о нас, об этом, — он указал жестом на небольшое пространство между ними. — Ты моя родственная душа, и я очень сильно тебя люблю, — продолжал Чонин, его глаза сияли в тусклом уличном свете. — И спасибо тебе. Спасибо, что беспокоишься обо мне, что разрываешься на части, чтобы я был счастлив. Спасибо, что идёшь в церковь, хотя презираешь каждую, которая только есть в этом мире, чтобы послушать, как я пою, спасибо, что позволяешь мне падать и ошибаться, просто чтобы потом помочь подняться и всё исправить, — добавил он, голосом полным страсти. — Думаю, это я должен благодарить тебя за это, — сказал Хёнджин, немного напряжённым тоном. — Из нас двоих, думаю, я облажался сильнее. — Нет, это не так, Хён, потому что ты идеален, — вздохнул Чонин, и на его лице расцвела улыбка. — Ты — лучшее, что когда-либо случалось со мной, и да, мне грустно и тяжело, но, пожалуйста, знай, что я бы ещё сто раз прошёл через всё это, если это будет означать, что я снова буду здесь, с тобой. И это первый год, следующий год будет легче, а после — ещё лучше. И я могу так говорить, потому что знаю, что ты будешь здесь со мной, каждый последующий год. — Инни, — вымолвил Хёнджин, сглотнув комок в горле. — Нет, я серьёзно, Хён. Может быть сейчас это всё больно, но когда мы станем старыми и седыми, именно эти годы я буду вспоминать как самые яркие. Это время с тобой, новые традиции, которые мы создаём, друг с другом, с нашими друзьями. Это то, что будет иметь значение в будущем, — сказал Чонин, крепко прижимаясь к Хёнджину. — Чонин, — начал Хёнджин, понимая, что полностью потерял дар речи. — Я… Инни, — проговорил он, глядя на своего парня, стараясь подобрать слова. Как, чёрт возьми, он вообще должен был что-то сказать на это? Маленькая белая точка промелькнула мимо его глаз, отвлекая внимание. Хёнджин моргнул, за ней последовала ещё одна маленькая снежинка. — Смотри, — сказал Хёнджин, указывая на небо над их головами. — Снег идёт. Чонин поднял голову и, глядя на ночное небо, тихо вздохнул. — Как красиво, — восхищённо произнёс он, следя глазами за маленькими белыми точками. — Я никогда не говорил тебе, — сказал Чонин, возвращая внимание Хёнджина к себе. — Но я сохранил немного бумажного снега. С нашего первого свидания, — немного застенчиво признался он. — Я знаю, — усмехнулся Хёнджин, выдохнув и отпустив часть напряжения. Позже он найдёт способ показать Чонину, как сильно он его любит, через поцелуи и нежность, через молчаливые обещания и тихую преданность. Ведь если Чонин был мастером слова, то Хёнджин гораздо лучше справлялся с невысказанным. — Ты рассказал мне об этом в июне, когда был пьян, — признался он и улыбнулся, вспомнив об этом. Подвыпивший Чонин действительно был очень забавным. И ласковым. — Ну, конечно, рассказал, — вздохнул Чонин, покачав головой. — Мне следует перестать пить настолько много, что я начинаю сыпать ценной информацией направо и налево. — Не успеешь оглянуться, как Джисон получит доступ к твоему банковскому счету, — усмехнулся Хёнджин. — Весьма сомнительно, — надув губы, ответил Чонин. — Информация о моём счёте не так ценна, как воспоминания о тебе. — Какой сентиментальный, — с нежностью сказал Хёнджин, покачав головой. — Сначала ты говоришь, что это я вылез из одного из фильмов Холлмарк, а потом заявляешь о своей безграничной преданности, и теперь ты ещё более слащавый, чем я, — насмешливо пожаловался Хёнджин. — И как это так получается? Он притянул парня к себе и поцеловал его в нос. — Я люблю тебя, Хён, — сказал Чонин, поднимая глаза и встречаясь взглядом с Хёнджином. — Я люблю тебя очень-очень сильно. — Я знаю, — ответил Хёнджин, целуя обе холодные щеки Чонина. — Я тоже тебя люблю, — добавил парень, желая сказать больше, но не в силах выразить словами, как глубоко он любит Чонина. С каждым днём Хёнджин всё больше убеждался, что однажды найдёт слова, которые передадут все его чувства к Чонину. Пока же он придерживался этих трёх простых. На данный момент этого было достаточно. — Знаешь, я думаю, что теперь я на шаг ближе, — сказал он, бросив на Чонина пристальный взгляд. — Помнишь, в прошлом году, когда мы целовались на снегу, ты дал обещание, — Хёнджин слегка задрожал от страха и счастья, когда заметил, как расширились глаза Чонина, и радость наполнила их до краев. — Я ещё не достиг этого, но уже близко… очень близко, — добавил он, зная, что это лучший способ рассказать Чонину о своих чувствах. — И мое обещание всё ещё в силе, — сказал Чонин, слегка подпрыгивая на месте от счастья. Они оба понимали, насколько серьёзным было признание Хёнджина. — Как только ты будешь готов, абсолютно готов, я сделаю тебе предложение, — поклялся Чонин, ухмыляясь Хёнджину, и, наклонившись к нему, поцеловал, пожалуй, слишком страстно для поцелуя возле церкови. — Наверное, нам пора догнать остальных, — сказал Чонин после того, как они некоторое время просто обнимали друг друга. Он отстранился, и руки Хёнджина лишь неохотно отпустили его. Он кивнул в сторону церковных дверей, где Минхо с нежностью смотрел на них со ступенек, а Чан, держась за его руку, улыбался им. Остальные, похоже, уже вошли в церковь, скорее всего, чтобы занять места поближе к тому месту, где будет стоять младший. — Мне нужно поздороваться с Доюном и подготовиться к проповеди, — вздохнул он, потянув своего парня за собой в сторону церкви. Как всегда, Хёнджин охотно последовал за ним. Куда бы ни пошёл Чонин, Хёнджин всегда будет следовать за ним. В свете, льющемся через открытую дверь церкви, Чонин выглядел прекрасно. Хёнджин не смог удержаться, чтобы не поцеловать его в губы и глубоко вдохнуть, когда отстранился. Улыбка на губах Чонина и его яркие глаза наполнили трепещущее сердце Хёнджина лёгкостью. У него не было ни капли желания когда-либо отпускать Чонина. Если бы он мог, то провёл бы каждый последующий день своей жизни рядом с ним. Чонин мечтал о свадьбе в церкви, но, возможно, Хёнджин мечтал о том же. Однажды. Скоро.