Безначалье

Вероника вовсю готовила квартиру к появлению дома ребенка: прибирала полы, делала влажную уборку, даже продуктами холодильник забила. Вечер был как нельзя волнительный. В надежде, что Гриша все же придумает как забрать ребенка у бывшего мужа, она собиралась сварить хотя бы суп для сына, однако, отвлеклась на входящий звонок. - Ник, ты можешь отвечать хотя бы «алло» когда трубку берешь? Че за тупая привычка молчать? - Ты об этом хотел поговорить? - Ник! - Я поняла. Всё? - А! Я поздно приеду сегодня, тут у Володьки накладки некоторые с яйцами вышли. Технически… не фортануло ему. - Лопнуло? - Ника! Ну потолерантнее как-то можно? Не лопнуло, а ушиб. Стреляли в него. Девка какая-то. Сейчас вот разбираться будем. Я в отдел поеду, к Мухе и… - Демониха! Демониха! - перебивал Григория Яковлев, выхватывая у него телефон. - Нужная твоя демоническая сила. Прокляни ее, слышишь? Прокляни! А! Наколдуй ей что-нибудь мерзкое! И другим демонам скажи, пусть тоже… - Володя, блять! Дай телефон! - ругался Гриша. - Короче, железные Володькины яйца сдаем в металл? - Да с яйцами он, с яйцами. Пуля резиновая. Скорее всего ушиб. Врач придет, скажет. Так, Ника! Не вздумай звонить его жене, поняла? Приведи квартиру в порядок. И, пожалуйста, спрячь все свои документы на всякий случай, пожалуйста. Я, собственно, для этого и звоню. После Володю отправили на осмотр. Очень скоро ему дали заключение - ушиб правого яичка. Вероника, по доброте душевной - так, по крайней мере, думал Владимир, отправила ему заговор на выздоровление самого драгоценного. Он быстро выучил слова и повторял везде, куда бы не ступала нога его: в палате, в уборной, даже когда ему накладывали специальный бандаж - суспензорий. Полицейский лежал в палате, ужасаясь опухлости яйца своего, и шепотом повторял одно и то же, без остановки, словно колдовал над яйцами. - Странные у вас методы лечения, Владимир Сергеевич, - сказал врач, зайдя к соседу по палате. - Да мне тут посоветовали, чтобы яйцо было как железное! - Судя по ушибу, они у вас и правда железные. И без заговора. У нас тут пришел один педик. В пьяной драке нож всадили. Так у меня тут все отделение заговор от голубых читало. - А часто вы мужиков за яйца держите? У меня опыта нет, так сказать в первый раз… А я - начальник полиции, че мужикам в отделе скажу? Между прочим, у вас руки холодные. - Мы не только, Владимир Сергеевич, за яйца, за все остальное тоже держим. Работа такая. Вы не переживайте. У меня жена, двое детей. Я в браке двадцать лет. Мне жена не разрешит голубым быть. Но вы с заговорами поосторожней, а то набор слов какой-то непонятный. Григорий заехал в отдел к Мухичу, разобрал пару бумаг, открыл на нападавшую уголовное дело и выехал домой. Уставший, он с удивлением обнаружил дома только что приготовленный борщ. Его-то Гриша обожал больше всего на свете. Никто не умел так вкусно готовить это блюдо, как варила суп его мама, а потом и Вероника. Правда, никакой особенной добавки в нем не было, да и рецепт этот мама нигде не записала. Но именно такой наваристый борщ готовили только в его семье. Вкус у него был особенный - детства. Точно такой же нигде не продавали. Разогрев его, он сел ужинать, отломив себе корочку черного хлеба. Вокруг чистота. Все вещи лежали по своим местам, полы блестели. Дом засверкал чистотой и порядком. Холодильник был доверху забит. Невооруженным глазом было заметно, как Ника постаралась. Это не могло не радовать Гришу. Вообще в его доме между разводом и появлением Вероники никто не наводил чистоту. Довольный, он съел еще добавку, а после направился к себе. Впереди предстоял очень трудный день. Переодевшись в домашнее, он зашел к сестре, дабы убедиться, что она спит. Приоткрыл в ее комнате окно и, вытащив из рук девушки телефон, с которым та уснула, отправился спать. Однако выспаться ему не удалось. Владимир разбудил сотрудника неожиданным звонком полвосьмого утра и попросил забрать его и отвезти в отдел. На предложение вызвать такси Володя отказался, сославшись на то, что яйцам нужен комфорт, который ему мог предоставить только мерседес высокого класса. Тогда-то Григорий вспомнил, что он и сам обязан быть сегодня на работе и писать объяснительную. Подорвавшись, он принял душ, переоделся в чистое и хотел уже было бежать за начальником. - Ник, кофе сделай, - набегу попросил Григорий. - Я опаздываю, Володька там уже поди изнылся весь. - Братан, я с тобой поеду, - скомандовала Ника. - Давай тогда скорее собирайся. Опаздываю уже. Мне на смену сегодня заступать. Я Володю с тобой домой отправлю на всякий случай. - На какой такой «всякий»? Ты думаешь типа я такая плохая мать, что не могу за ребенком уследить? - Че ты опять начинаешь-то? Володе компания нужна. Отвлечешь его. В машине Гриша все думал о предстоящей встрече матери и ребенка. И Владимир заранее был поставлен в известность о том, что он есть ключевая фигура на этой встрече. Спланировав появление полицейского в их доме, они вместе с Яковлевым решили, что он-то и проследит за бывшим мужем Вероники и, в случае чего, поймает его за руку за недобрым делом. - Ник! Я вчера суп поел, который ты сварила. Какая ты все-таки умница! Хорошая девочка, такой здоровский сварила! Радость моя! - восхищался Гриша, одной рукой держа руль, а второй гладя сестру по голове. - Фу, Гриш, давай без соплей. - Да мама точно такой же варила. Я такую вкуснятину не ел давно. Косте сегодня предложи, так и глядишь помиритесь. - Нет уж. Нафиг. - Ну че ты нос воротишь? А! Мне тут Володя сказал вы дрались? Почему ты мне не сказала ничего? - Володя, сука… Гринь! Не приставай. Не дрались мы. Поругались, он ударил. Ты думаешь я просто так от него ушла? Не хочу больше с ним ничего. Он по-началу нормальный был, потом уже… - Ударил? - перебил Гриша. - За что? И почему ты мне не сказала? - Почему, почему… а нафига? Потому что не захотела. Я до сих пор помню…четыре шва. - Он был наркоманом. Хватит, пожалуйста! Я тебе задал конкретный вопрос. Ты пойми, я вкалываю каждый день, грязью умываюсь, чтобы тебе помочь. Ты вообще-то семья моя. И кто у меня кроме тебя есть? Я вырастил тебя и забочусь по сей день. Имею право знать, что в твоей семье происходит. Какого черта вообще он руку поднимает? И когда ты мне собиралась сказать? - Никогда, - пожала плечами Ника. - Это в нашей семье происходило. Зачем? - Ника! Блять! Я тебя вырастил. Мало? Ты - часть меня. И какой-то хуй смеет на тебя теперь руку поднимать? А если бы покалечил? Выходит об этом знают все, кроме меня. Как ненужный какой-то! - Гринь, да ты че несешь-то? - Знаешь что, дорогая моя сестра, я тебя воспитывал один. Никого другого рядом не было. Я не знаю, может быть у тебя на других планетах кто-то есть еще. Но здесь я. Теперь тебя бьет какой-то хер, а я слышу в свой адрес «нафиг», «не приставай», спасибо хоть не нахуй. Хотя раньше ты и так выражалась. - Гриня! Хватит, пожалуйста, причитать. Я…ну не могу, стыдно мне тебе рассказывать. Как дурочка какая-то. Ты итак вечно орешь по поводу и без. Я взрослая тетка уже. - Ты на себя посмотри, взрослая она. Когда это ты выросла? Проблема на проблеме. Родить ребенка и выйти замуж не значит вырасти. Как бы ты этого не хотела, я все равно буду принимать участие в твоей жизни. Все, что в твоей жизни происходит, что может как-то тебе навредить, а если навредит тебе, то и мне - все рассказываешь мне. Прямым текстом. Чего бы это не касалось. Ты меня поняла? Вероника? Еще раз спрашиваю: ты меня поняла? - спросил Григорий, делая паузы между словами длиннее, чем обычно. Голос его стал ниже. Такое предгневное состояние брата Ника боялась больше всего на свете как минимум потому, что от него ожидать в такие моменты можно было все что угодно. Опустив глаза в пол, она сказала: - Да, поняла. Владимир с нетерпением ждал Гришу. Он уже позавтракал, оделся, даже бандаж сменил. В общем, был готов выписываться во все оружия. Мило беседуя с девушкой в регистратуре и смело рассказывая о приключениях своих, он, конечно, готов был с ней же и уехать. Когда Измайлов вошел в больницу, Владимир тут же подскочил к его левому плечу и, положив на него свою лысую большую голову, широко улыбнулся. - А я тебя ждал... - А я знаю, Володь. Собирай давай свои чехлы для пениса, поехали. - Здорово, Володь! - поздоровалась Ника, шлепнув начальника брата по попе, отчего тот подпрыгнул от резкой боли. - Блять, яйцо… Владимир тут же стал снова читать тот самый заговор, который, как он считал, упас его от операции, словно это заклинание. Вероника залилась громким смехом, а Гриша, до сих пор не включившись в происходящие, слушал внимательно, стараясь понять каждое слово, но картина никак не складывалась. - Ой, ты чисто поле, широкое раздолье! Небо синее неоглядное! Ой, ты сыра трава, цветы-лютики вы пахучие! - Ты че несешь? - удивленно спросил Григорий. - Закрой рот свой, Измайлов, - сказал Володя, устремив свой взгляд высоко к небу. - Укрепите меня во-болях моих, во-помыслах и начинаниях! Помогите недостойному не опачкать вас. Сберегите от лихого глаза, от лишнего раза, от лихой напасти, от поносной страсти! - перекрестился Владимир. - Володь, ты дебил? Товарищ начальник! Ты нахуя читаешь заговор от поноса? Эу! Владимир, словно завороженный, читал и крестился с надеждой в глазах. Взгляд его был устремлен под самый потолок, к Богу. Вероника от смеха сползла вниз по стенке и, держась за живот, хохотала. Мимо проходящие люди невольно улыбались, видя их троих. - Володь! Стой! Не читай. Я умру сейчас! - смеялась Ника. - Товарищ начальник! - Да блять, а? А, Измайлов? А! Ты дашь мне к Богу обратиться, ада создание? - Володенька, дорогой, успокойся. Ты сейчас читаешь заговор от поноса. - Не понял. Так она же сама… Блять! Измайлова, ты дура? Я же целую ночь не спал, повторял хуйню эту. Крестился еще ходил по всей больнице. Ты… Зараза! Блять! Позор-то какой… Вы - демоны, отправляйтесь в ад оба! А ты, Измайлова, чтоб тебя… понос взял, сука! Чадо из ада, самое настоящее. - Ну тебя-то уже точно понос не возьмет, товарищ начальник! - хохотал во весь голос Гриша.