***
— Накахара Чуя. Дазай тонкими бледными пальцами захлопывает «Подробный Гайд по Суициду» и откладывает книгу на стул, стоящий рядом. От желания обернуться и посмотреть на рыжеволосого у него голова идёт кругом, но он терпеливо ждёт ответа своего бывшего напарника. — Даже не думай выкинуть что-то весёлое, — предупреждает его Чуя низким голосом. — Поднимайся. Медленно. У тебя есть пистолет? — Да, есть. Его ответ заставляет рыжеволосого удивлённо моргнуть, и он слегка отводит голову назад. — Какого хрена ты сказал мне об этом? — рявкает он. — Потому что ты спросил, — честно отвечает Дазай. Он специально говорит таким тоном, чтобы в нём слышалось достаточно презрения и чтобы Чуя почувствовал себя глупым. — Начнём с того, зачем вообще задавать такие глупые вопросы? Рыжеволосый хмурится. — Отложи пистолет в сторону, — приказывает он, намеренно игнорируя его слова. — Нет. Не думаю, что сделаю это. — Прекращай играть со мной. Убери его, пока я не вышиб тебе мозги. — Если бы ты хотел вышибить мне мозги, Чуя, они бы уже валялись на полу. Услышав эти слова, Чуя замолкает. Как и всегда, он прав. Рыжеволосый медленно опускает пистолет и внимательно наблюдает за тем, как Дазай поднимается с кресла. Он выглядит как и раньше — но в то же время так по-другому — как когда жил в квартире Чуи несколько месяцев назад. Растрёпанные в разные стороны волосы, неопрятная одежда, которую он даже не потрудился погладить, безжизненные глаза цвета сепии, но в то же время каким-то образом полные искр. Под его глазами пролегли едва заметные мешки, и сам он излучал ауру усталости, из-за чего Чуя приходит к выводу, что он плохо спал. Отлично, про себя бормочет Чуя. Ты заслужил это и намного больше, дерьмовая ты пародия на человека. Как только они встречаются взглядом, на губах Дазая расцветает меланхоличная улыбка. Чуе хочется стереть её с его лица медленно и мучительно болезненно. — Зачем ты пришёл сюда, Чуя? — мягко спрашивает Дазай. Чуе думается, что сильнее, чем этот тон, он больше никакой на свете не сможет так сильно ненавидеть. — Чтобы убить тебя, — говорит он. — Понятно. Так почему не убиваешь? — Потому что ты задолжал мне. — Оу...? Чуя бросает свой пистолет на пол. Оружие скользит по бетонному полу, остановившись лишь в трёх метрах от рыжеволосого. Затем он принимает боевую стойку, чуть раздвинув ноги в стороны, и поднимает руки перед собой. — Сразись со мной, — осмеливается сказать рыжеволосый, и его лазурные глаза сияют неприкрытой злобой. Ох, как же сильно Дазай скучал по этим глазам. — В тот день ты сказал, что сразишься со мной, — в тот самый день, когда ты ушёл. Дазай делает вид, что усердно копошится в своей памяти, раздражающе постукивая себя по подбородку. — Ам, если честно, я не помню, чтобы говорил нечто подобное... — скромно бормочет он, пожимая плечами. Чуя крепко стискивает челюсти. — Ты сказал что-то очень похожее, — с низким рыком настаивает он. — Не было такого. — Если не хочешь сражаться со мной, тогда я просто убью тебя. — Я приму смерть с распростёртыми объятиями. Чуя по-совиному моргает, изучая его лицо. — ...Твоё глупое стремление умереть не было ложью? — осторожно спрашивает он. Что-то тёмное проскальзывает во взгляде Дазая. Его губы сначала опускаются вниз, а затем вытягиваются в ровную линию. Чуе хочется увидеть это выражение его лица снова: этот негатив лишь сильнее подпитывает ненависть внутри него. — Не всё из того, что я говорил и делал, было ложью, Чуя, — говорит Дазай нехарактерно низким и опасным тоном. Рыжеволосый фыркает. — Ага, потому что я больше никогда, блять, не поверю ни единому твоему слову. Прежде чем Дазай успевает вставить хотя бы ещё одно слово, Чуя бросается в его сторону. Небольшое расстояние играет рыжеволосому на руку: он хватает Дазая за шею, ударяя по задней части коленей, после чего брюнет неэлегантно приземляется на пол. Ещё до того, как он начинает пытаться подняться, Чуя прижимает колено к его груди, чтобы удержать в лежачем положении, а затем тут же выхватывает пистолет из кобуры Дазая, не глядя бросая его куда-то в сторону. — Сразись со мной, — снова рычит Чуя, усиливая хватку на шее брюнета и перекрывая тому доступ к кислороду. — Без пистолетов. Хочу унижать тебя до тех пор, пока ты не заплачешь. Хочу, чтобы ты молил меня о смерти. Дазай, кажется, хочет что-то сказать, поэтому рыжеволосый осторожно ослабляет хватку на его шее. После недолгой паузы брюнет произносит: — Я буду молить тебя об этом прямо сейчас, — со злобной улыбкой он поднимает свой мрачный взгляд на рыжеволосого. — Убьёшь меня? Пожалуйста. Чуя с упрёком хмурится. Он игнорирует слова Дазая и вместо этого спрашивает: — Так ты сразишься со мной или нет? — Даже если я сделаю это, ты всё равно не увидишь моих слёз, Чуя, — Чуя и так уже видел их. Дазай осознаёт, что рыжеволосый, вероятно, прямо сейчас думает о том, что всё это ложь. Наверняка думает, что Дазай пытается при помощи манипуляций заставить его быть более благосклонным к нему, и он позволит рыжеволосому так думать. Это в любом случае лучше, чем признать свою слабость. — Я заставлю тебя, если это будет последним, что я сделаю. — Интересно. Я бы на это посмотрел. — Значит ты принимаешь мой вызов? — Да. Что я получу в случае выигрыша? — Ты не победишь. Чуя слезает с Дазая и поднимается на ноги, чтобы они могли начать схватку по-честному. Брюнет повторяет за ним, и какое-то время они просто так и стоят, глядя друг другу в глаза в напряжённой тишине комнаты. Снаружи слышится топот бегающих туда-сюда охранников, даже не подозревающих о том, что два человека, которых они так рьяно ищут, спрятались в этой комнатушке. Дазай открывает рот. Он хочет сказать это. Хочет сказать так много всего. Но как он может сказать нечто подобное, когда Чуя смотрит на него с таким грустным выражением лица? — Ещё кое-что, — говорит рыжеволосый, безо всякого отвращения глядя Дазаю в глаза. — Ты ведь и есть Демонический гений? Дазай улыбается. Но его улыбка совершенно не касается глаз. — Да, думаю, так и есть, — отвечает он. — Ты заслуживаешь смерти. — Я заслуживаю много чего, Чуя. В первую очередь, конечно же, смерти. Я один из тех немногих счастливчиков, которые заслуживают того, чего так отчаянно желают. Чуя стреляет в него взглядом, а после вновь принимает боевую стойку, раздвигая ноги и приподнимая руки: должно быть, это какая-то поза из боевых искусств. Дазай не намеревается причинять ему вред — лишь уклоняться. Он собирается изнурить Чую. Рыжеволосый, конечно, довольно крепкий и хорошо натренирован, но в то же время он всё ещё человек, и у его выносливости тоже есть предел. А Дазай как раз специализируется на изнурении людей. Но даже так... если ему удастся вымотать его, что он будет делать дальше? — Я ненавижу тебя, Дазай, — разрезает тишину комнаты голос рыжеволосого. — Я ненавижу тебя всеми фибрами своей души, — в его глазах плещется честность, а оскал на лице явно демонстрирует протест. Чуя бежит вперёд и ударяет Дазая по лицу. Удар получается сильным, из-за чего брюнет, шатаясь, отступает назад, яростно промаргиваясь в попытке избавиться от тумана в глазах. Голова начинает пульсировать, а зубы — болеть. Дерьмо, думает Дазай, наблюдая за тем, как пальцы Чуи снова сжимаются в кулак. Он сказал это, чтобы отвлечь меня. И это сработало. Для следующего удара Чуя целится в живот брюнета. Тот уклоняется, сдвинувшись вправо. Поддавшись импульсу, он хватается за вытянутую руку Чуи и прижимает ту к стене за ним, отчего рыжеволосый оказывается прижатым к стене передней частью своего тела. — Из-за таких глупых ошибок тебя могут убить, — говорит Чуе Дазай, наклоняясь к его уху в надежде, что это вызовет в рыжеволосом ещё большее отвращение. — Неужели это всё, на что ты способен, Чуя? Ты стал слабее, или я всегда просто переоценивал тебя? Ненавидь меня. Ненавидь меня. Ненавидь меня. Сделай это, чтобы нам обоим было легче. Чуя рычит подобно собаке. — Да пошёл ты, — злобно рявкает он. Резко ударив Дазая головой, следующий удар он наносит локтем ему в грудь, после чего выскальзывает из его хватки как какой-то скользкий слизняк. Чуя устанавливает между ними дистанцию, и на его лице застывает неизменное выражение, полное печали и грусти. Дазаю сдавливает грудь. Он задаётся вопросом: это потому, что ему только что прописали локтем, или же причина кроется совершенно в другом? Спустя целых три секунды Чуя вновь переходит в наступление, бросаясь на брюнета. Дазай позволяет ему сделать первый шаг, который зачастую и становится причиной гибели многих людей. Он поднимает руку, имитируя удар, чтобы сбить Дазая с толку, а затем использует притворное замешательство, запрыгивая ему на спину и обвивая своей обманчиво сильной чиби-ручкой его шею. Чуя постепенно сжимает шею Дазая сильнее. Лицо брюнета наливается краской, демонстрируя недостаток поступления кислорода. Дазай вслепую заводит руки назад и хватает Чую за колено. Резко потянув того на себя, он роняет рыжеволосого на пол, но Чуя утягивает его за собой, не прекращая упрямо сжимать его шею, и с каждой секундой лишь усиливает хватку. Дазай грузно приземляется на Чую, из-за чего тот сначала кряхтит, а затем обвивает талию Дазая ногой, вынуждая того оставаться на полу до тех пор, пока он не отключится от удушья. Дазай не паникует даже несмотря на то, что он довольно быстро начинает задыхаться. Вместо этого он снова хватает Чую за ногу, на этот раз за бедро, чтобы вытащить оттуда один из его вычурных кинжалов. Он ожидал, что Чуя перестанет его душить, почувствовав угрозу того, что его могут зарезать. Но он не останавливается. — Вперёд, — сквозь плотно сжатые зубы подначивает его Чуя. — Зарежь меня. Исполосуй мою кожу. Сделай это. Это ведь дуэль. Подобное не запрещено. Я не хочу. — Сделай это, ни на что не годный ублюдок. Нет. Уж лучше он потеряет сознание. Дазай с лязгом роняет кинжал на пол и позволяет удаче принять управление своей судьбой на себя. Приятные объятия потери сознания уже так близко. Темнота. Так близко. Ха. В «Подробном Гайде по Суициду» не упоминался способ самоубийства под названием «быть задушенным и убитым рыжеволосым коротышкой». Но это не так уж и плохо. На самом деле, это отчасти приносит ему покой. По крайней мере, его последним воспоминанием будет он сам в объятиях Чуи. Но вдруг, ни с того ни с сего, Чуя отпускает его. Рыжеволосый грубо спихивает брюнета с себя и с неприкрытой ненавистью смотрит ему в глаза. — Какого чёрта ты сделал это?! — кричит Чуя, хмурясь. — Просто зарежь меня, блять! — Почему ты умоляешь меня зарезать тебя? — Я не умоляю тебя! Я просто хочу, чтобы всё было по-честному, а ты явно сдерживаешься! Дазай неловко переминается с ноги на ногу. — Я не хочу это делать, — признаётся он. Чуя стискивает зубы. Он бросается на Дазая в третий раз, двигаясь прямо на него, и снова опрокидывает брюнета на пол. Руками в перчатках он хватает Дазая за лацканы и сжимает те в кулаки. Его сапфировые глаза были неумолимы. Такой же взгляд у него был в тот день, когда Дазай предал его: до краёв полный враждебности, он демонстрировал жажду мести. — Блять, я ненавижу тебя! — кричит Чуя. Его голос срывается, но никто из них не обращает на это внимание. Он приподнимает Дазая за лацканы, а затем резко ударяет его о землю, отчего брюнет заметно морщится. — Я ненавижу тебя! Из-за тебя у меня совершенно ничего не осталось, чёрт возьми! Совершенно ничего! Дазай протягивает к нему руку. — Чуя- Чуя мгновенно ударяет его по руке. — Только посмей, — рычит он сквозь зубы, и в его лазурных глазах плещется отторжение. — Не прикасайся ко мне, не разговаривай со мной, да даже, блять, не дыши рядом со мной. Всё, что связано с тобой, вызывает во мне лишь отвращение. Дазай молчит. Он сжимает губы в тонкую линию, отстранённо наблюдая за Чуей. — Я доверял тебе, — низким голосом признаётся рыжеволосый, и его практически трясёт от ярости. — Я был готов пожертвовать своей чёртовой жизнью ради тебя. Сердце Дазая сжимается, а руки дрожат. Он заставляет себя натянуто улыбнуться. — Да, ты бы сделал это, — ненавидь меня. Ненавидь меня. Ненавидь меня. — Именно поэтому тобой было так легко пользоваться, — говорит он, имитируя искры в глазах и натягивая на лицо улыбку. — Именно поэтому ты и был имбецилом. Всего на мгновение Чуя замирает. Дазай мог бы воспользоваться этим. Он мог бы столкнуть рыжеволосого с себя, приковать к стулу и позвать охранников, чтобы те бросили Чую на пару с его отцом в подвал. Но он не делает этого. Мгновение проходит, и Чуя с той же силой приходит в себя. — Н-не смей... не смей разговаривать со мной в таком тоне, — пытается защититься рыжеволосый. На его глазах выступают слёзы, которые он тут же смаргивает. — Я не был глупым, я... Чуе нечем крыть. А вот Дазаю есть чем. Ты был добр, мог бы сказать он. Но, очевидно, он этого не говорит. Ненавидь меня. Ненавидь меня. Ненавидь меня. — Только имбецил поверил бы какому-то идиоту из трущоб с какой-то ущербной историей, — сделай это, чтобы нам обоим было легче. — Ты был глупцом. Но стал отличным развлечением, стоит отдать тебе должное. Однако, к сожалению, я всё никак не могу забыть отвратительный вкус твоих поцелуев, оставшийся у меня во рту. Думаю, мне не стоило так завышать свои ожидания на- Чуя даёт ему пощёчину. Нет, удар получился отнюдь не слабым. Чуя ударил его в полную силу, совершенно не сдерживаясь, с чётким намерением оставить красный след на чужой щеке. Щёку Дазая жжёт. От этой пощёчины ему сдавливает грудь куда сильнее, чем от всех предыдущих ударов. Всё его тело дрожит, и он надеется, что Чуя не замечает его метаний. — Да пошёл ты, — всхлипывает рыжеволосый, и его губы мелко дрожат. — Иди ты нахуй, Дазай Осаму, далеко и надолго и никогда не возвращайся. Дазай больше не может выдавливать из себя улыбку и вместо этого делает каменное лицо. Чуя хватает кинжал, который Дазай уронил до этого, и сжимает его дрожащей рукой. Он прижимает лезвие к шее брюнета. — Убей меня, — провоцирует его Дазай. Чуя стискивает челюсти. — Не думай, что я не сделаю это, — огрызается он. — Я лишь хочу убедиться, что моего отца нашли, прежде чем я убью тебя. Что, если только ты знаешь о его местоположении? — Это неправда, — Дазай надеется — ради них обоих — что рыжеволосый не пытается найти оправдание не убивать его. — Не тебе решать, что правда, а что — нет, лживый ты предатель. Впервые за долгое время Дазай отрывает взгляд от лица Чуи и смотрит на его шею. Шрамы? Хмуро думает он про себя. Раньше их там не было. Он смотрит на виднеющийся из-под ворота рубашки Чуи красно-чёрный участок кожи. Кажется, это ожоги, которые ещё заживают, и они не выглядят так, словно рыжеволосый получил их по чистой случайности. Его пытали. Из-за меня. Дазая переполняет абсолютно необъяснимое чувство ярости. От этого ему становится душно, глаза наливаются кровью, а пальцы крепко сжимаются в кулаки. — Где твоя мать? — требовательно спрашивает он до того, как успевает обдумать свои слова. Его голос звучит хрипло и низко, прямо как голос самого Чуи в повседневной жизни. — Какого хуя тебя это волнует? — рычит рыжеволосый. — Просто лежи смирно и помалкивай. Как только я получу сигнал, что мой отец снова у нас, я прикончу тебя. Дазай делает глубокий вдох и пытается унять напряжение в животе. Он всё ещё чувствует вспышки ярости, но изо всех сил старается отодвинуть их на второй план. Они молчат ещё около десяти секунд. Чуя не убирает лезвие кинжала от шеи Дазая. — Ты не выберешься отсюда живым, — говорит брюнет. И это далеко не ложь. — Заткнись. — Это невозможно. Не с нашим боссом. Не с кучей охраны. Не с учётом малого количества выходов. — Завались. — Ваш план был составлен в спешке. — Заткнись! — Я могу помочь вам. Чуя мгновенно переводит взгляд на Дазая. В этих лазурных глазах проносятся миллионы эмоций: и жгучая ярость, и неверие, и ненависть, и злость. — Ты, должно быть, издеваешься надо мной, — рычит рыжеволосый, вжимая лезвие в шею Дазая настолько, что на его коже проступает кровь. — Ты лгал мне на протяжении нескольких месяцев, а теперь думаешь, что я приму твою помощь, находясь на вражеской территории? Я знаю, что ты считаешь меня имбецилом, но у меня всё ещё есть голова на плечах. — Я знаю, где Накахара-сан. Охранники в том месте сразу же послушаются меня. Я даже знаю, как быстро покинуть это место. — Нет, Дазай. — Я убью Мори-сана. Чуя замирает. Он прищуривается и повторяет: — Нет. — Я убью любого, кого ты скажешь мне убить. Услышав эти слова, рыжеволосый усмехается. — Ах, да? — неверяще дразнится он. — И нахера тебе делать это? Потому что, кажется, я влюблён в тебя. — Может быть, предательство у меня в крови, — вместо этого говорит Дазай. Чуя моргает, а затем морщится. Он наклоняется ближе к брюнету. — Знаешь, для так называемого Демонического гения... — шепчет он, разглядывая лицо Дазая, — ...ты и правда слишком, сука, плох во лжи после того, как тебя раскрыли. — Все плохи во лжи после того, как их раскрыли. — Ты отличаешься от других, — рявкает рыжеволосый. Он поднимает голову и переводит взгляд на дверь, которую закрыл на щеколду, когда входил в комнату. Он пытается расслышать знакомый звук болтовни своей группы, но не слышит совершенно ничего. Чуя снова переводит взгляд на Дазая. Они смотрят друг на друга. — Как много охранников приставлено к моему отцу? — спрашивает Чуя. Дазай не хочет говорить об этом. Есть миллион вещей, о которых он хотел бы поговорить сейчас, и количество охранников Накахары Гёнзо в этот список не входит. — Когда я уходил, было два снаружи и один внутри, — честно отвечает он. — Человек внутри — мой подчинённый. Он силён. И наверняка смог бы одолеть в бою даже тебя. — ...Богом клянусь, Дазай, если я увижу, что ты причинил вред моему отцу... если я увижу хоть что-то подобное, я не убью тебя — я заберу тебя с собой и заставлю пройти через всё то, через что проходил я последние несколько месяцев, — обещает ему Чуя. Его глаза сияют искренностью: он сказал эти слова от чистого сердца. Дазай снова переводит взгляд на коричнево-красный участок кожи Чуи. Всё то, через что проходил я последние несколько месяцев. — На твоём отце нет ни царапины, — говорит Дазай. Чуя совершенно точно не ожидал подобного ответа. На этот раз Дазай пользуется моментом его слабости. Он хватает Чую за запястье и выворачивает его в противоположную от себя сторону. Свободной рукой он забирает кинжал из его руки, а затем прижимает запястье рыжеволосого к бетонному полу. Прежде чем Чуя успевает продумать, что делать дальше, Дазай хватает его вторую руку и тоже прижимает к полу. Чуя выберется из его хватки за считанные минуты, но это именно то, что ему так необходимо сейчас. Время. — Что с тобой произошло? — требовательно спрашивает Дазай. — Что она сделала с тобой? — Знаешь, сейчас уже немного поздновато заботиться об этом, — выплёвывает Чуя, пытаясь (безуспешно) вытащить руку из мёртвой хватки брюнета. — Мне всё равно, — врёт он. Его взгляд вновь перемещается на ожог, а затем возвращается к лазурным глазам. — Мне просто интересно, сколько боли по мнению твоей матери стоило моё предательство. Чуя неверяще фыркает. — Отъебись. Ты всё равно сдохнешь через несколько минут, так какое это имеет значение? — Никакого. — Тогда перестань лезть ко мне, — Чуя пытается (тоже безуспешно) забросить ногу на спину Дазая, чтобы снова прижать его к полу. Затем ещё раз пытается высвободить свои руки и шипит, когда из-за трения о бетон его кожа сдирается. По какой-то причине от этого звука хватка Дазая ослабевает. Чуя тут же отталкивает брюнета от себя и опять хватается за свой кинжал. Повернувшись к Дазаю, он видит, как эта бинтованная мумия смотрит на него таким странным и глубоким взглядом, что от этого у него по спине бегут мурашки. — Я выиграл, — оповещает вдруг Чуя, указывая лезвием кинжала на Дазая. — Я завалил тебя на пол и удерживал в таком положении добрых пять минут. Если ты не согласен, мы перейдём ко второму раунду. — Я согласен. Чуя хмурится. Тяжесть у него на сердце как была, так и осталась. — Срань господня, — бормочет он, отступая назад. — Когда дело касается тебя, всё теряет вкус удовлетворения, — победа не принесла ему удовольствия. Это выражение лица Дазая тоже не принесло ему удовольствия. Даже то, как он стоял прямо сейчас на коленях, совершенно слабый и беззащитный, в то время как Чуя возвышался над ним, держа кинжал в руке- Ничего из этого не принесло ему приятных эмоций. — Мне жаль, — говорит Дазай. Чуя чувствует, как его сердце делает кульбит. Он не понимает, за что извиняется брюнет. За то, что предал его? За то, что постоянно лгал? За то, что из-за него Чую пытала родная мать? За то, что ничего не приносит удовлетворения, когда касается него? За своё существование? Есть миллионы вещей, за которые Дазаю Осаму следовало бы извиниться. И миллионы причин, по которым он никогда не заслужит прощения. — Заткнись, — говорит Чуя. Дазай встаёт на ноги. Рыжеволосый больше не угрожает ему и не бросается с кулаками, а лишь остаётся стоять на своём месте, как будто прирос к полу. Ну же, Цуджимура, отчаянно думает он. Поторопись. Он не хочет проводить лишнее время в обществе Дазая. Он больше никогда не хочет его видеть. Он хочет забрать отца и вернуться к себе в мафию, убить мать и умереть, зная, что оставил организацию в надёжных руках своей сестры. — Чуя, — говорит Дазай, делая несколько шагов вперёд. Чуе следует отойти назад. Но он не хочет показаться слабым, а потому упрямо остаётся стоять на месте, открыто демонстрируя своё недовольство. — Мне нужно знать, что она сделала с тобой. — Нет, не нужно. — ...Ты винишь в этом меня? — Кого, блять, мне ещё винить? Выражение лица Дазая остаётся неизменным. Безэмоциональным. Но что-то в животе Чуи скручивается как будто от осознания, что эти слова делают ему больно. Чуя подавляет это чувство. — Твою кожу жгли, — констатирует Дазай. Чуя с едва заметным удивлением моргает. Он смотрит на себя сверху вниз, туда, где видна его израненная кожа. — Возможно, — говорит он, встречаясь взглядом с глазами цвета жжёной охры. — Сколько? Пять часов? Шесть? Полдня? — Шестнадцать. — Шестнадцать часов? — Шестнадцать дней. Выражение лица Дазая по-прежнему не меняется. Осознание того, что он прямо сейчас испытывает эмоциональное потрясение, почти успокаивает Чую, но как только эта короткая вспышка удовлетворения проходит, он чувствует лишь привкус горечи на языке. — Позволь мне помочь тебе, — умоляет брюнет. — Ты можешь заковать меня. Избивать до тех пор, пока я не смогу ходить. Можешь закрыть меня здесь, если так тебе будет спокойнее. Просто позволь мне сказать тебе, где находится выход и каких мест стоит избегать. — Это всё ловушка. — Это не ловушка, Чуя. Чуя разражается громким смехом. — Думаешь, твои слова имеют хоть какой-то вес? — У нас нет ловушек, — настаивает на своём Дазай. — Никто из нас не думал, что это случится так скоро. Обещаю, нам просто нужно- — Прекрати. Прекрати кормить меня обещаниями. Готов поспорить, что за всю свою жизнь ты не сдержал ни единого обещания. Дазай не спорит с ним. Вместо этого он признаётся в следующем: — Я сдерживал лишь обещания, которые давал тебе. Они встречаются взглядом. Сердце Чуи вновь делает сальто, а живот сжимается. Блять. Его тошнит. — Я не понимаю, с чего ты решил, что я поверю тебе, — с горечью бормочет рыжеволосый. — Я не- Тук. Чуя и Дазай одновременно замирают на месте. Они тут же поворачивают головы в сторону двери, закрытой лишь на хлипкую щеколду. Тук, тук. А затем из коридора доносится голос, которого Дазай боялся больше всего на свете. Голос, который напоминает Чуе о матери. — Дазай-кун, — говорит человек по ту сторону двери. — Открой дверь. Я знаю, что ты здесь. Дазай, кажется, паникует. Когда он тут же переводит взгляд на Чую, однако, рыжеволосый понимает, что беспокоится тот не за себя. — Прячься, — приказывает ему Дазай. Чуя рычит. — Нет, — он не станет прятаться. Он никогда не прячется. Он крепко сжимает кинжал в руке и достаёт ещё один с талии, чтобы иметь оружие сразу в двух руках. Если это босс Портовой Мафии, ему не стоит его недооценивать. — Просто спрячься, — нетерпеливо огрызается Дазай. — Если он увидит тебя, неприятности будут у нас обоих. Губы Чуи изгибаются в широкой усмешке. — Если ты считаешь это неприятностью, то чёрта с два я отступлю. Брюнету, кажется, не весело. Зато весело Чуе. — Ладно, — в конце концов бормочет Дазай. — Потом не говори, что я тебя не предупреждал, — он тянется к пистолетам, которые они расшвыряли по комнате, пока дрались. Пока Мори занят тем, что приказывает охранникам выломать дверь, он возвращает рыжеволосому его пистолет и сжимает свой крепче. — Используй пистолет, иначе не выберешься отсюда живым. Несмотря на то, как явно Дазай осознаёт, что Чуя не хочет слушаться его, он всё равно делает это. Щеколда ломается. Дазай перезаряжает пистолет как раз в тот момент, когда дверь открывается.***
Беги, беги, беги. Беги, продолжай бежать. Беги ещё дальше. Всю свою жизнь Ацуши всегда убегал. Даже на тренировках, даже когда пытался стать сильнее, даже когда пытался перерасти ту раковину, в которой он постоянно закрывался. В конце концов, он всегда убегал. Возможно, какое-то время у человека и получается иметь превосходство, но оно, как и всё остальное, рано или поздно исчезнет, и он кажется в месте, где его будут считать ни на что не способным. Сегодняшний день ничем не отличается от других. Ацуши проносится по коридорам Портовой Мафии. Его группа по большей части занимается сражениями и прикрытием команды Цуджимуры. Его наставник, Цубака, стоит во главе, при необходимости с готовностью обстреливая ноги охранников портовых или их руки. В ближнем бою для нанесения ударов они используют дубинки или металлические трубы. В какой-то момент Ацуши терпит поражение: его прижимает к стене один из охранников, глядя на него своим стальным взглядом зелёных глаз. Они переливаются красками, но в то же время в них есть какая-то глубина, от которой у Ацуши немеет рука и покалывает в районе позвоночника. Пустота. Тотальная пустота. Нигде в Озаки Ацуши прежде не встречал подобного взгляда. Прежде чем охраннику выпадает шанс прострелить Ацуши череп, Люси — девушка из команды Накаджимы — ударяет его дубинкой по голове. Уши Ацуши наполняет тошнотворный хруст, после чего глаза охранника затуманиваются, а его тело безвольно падает прямо в руки Ацуши. Он тут же отталкивает его от себя и наблюдает за тем, как его бессознательное тело падает на пол. — Ну же, Ацуши, — нервно рявкает Люси. — Возьми себя в руки. Цубаке-сану нужна наша помощь. — Прости. — Нет времени извиняться. Просто побудь полезным, пожалуйста. Ацуши пытается. Примерно пять минут спустя Танидзаки — последний из группы Ацуши — оказывается побеждённым охранником портовой мафии, который простреливает ему живот. Танидзаки падает на пол и, прижавшись к стене, рвано дышит, пытаясь спастись от охранника, который на этот раз стреляет ему в плечо. Ацуши бросается на этого охранника. Побудь полезным. Он ударяет его по сухожилию на руке, отчего та немеет, а затем выхватывает его пистолет и ударяет им же охранника по голове. На долю секунды это лишает его сознания. — Танидзаки-сан, — пытается отдышаться Ацуши и с дрожащими руками присаживается возле своего бывшего подчинённого. — Пожалуйста, постарайся не преставать дышать. Я- — Ацуши, беги. Воздух разрезает свист, а затем пуля врезается в стену прямо около головы сероволосого. Ему не нужно даже оборачиваться, чтобы понять, что теперь охранники целятся в него. Ацуши решительно мотает головой. — Я не брошу тебя, — настаивает он. — Ты должен, — хрипит Танидзаки. С бледным лицом он прижимает голову к стене, и пот стекает по его лбу. Несколько струек крови стекают по его руке, окрашивая голубую униформу в глубокий, жестокий фиолетовый. — Я умру. А ты... тебе нужно... Ацуши игнорирует его. Охранник, целившийся в него, перезаряжает пистолет. Парень пользуется возникшей заминкой и перекидывает руку Танидзаки себе через шею, а затем переносит его в безопасное место в соседний коридор. Добравшись туда, Ацуши прижимает напарника к стене дрожащими от страха руками. Он разворачивается и разрывает костюм Танидзаки спереди. К счастью, пуля, попавшая ему в живот, не прорвала бронежилет. А вот та, что попала в руку... — Ты не умрёшь, — говорит ему Ацуши. Взяв в руки одежду, которую он забрал из рюкзака Чуи, он сжимает ею рану Танидзаки. — Просто дави на неё. Дыши ровно. С остальным справится твоё тело. — Ты должен уйти, — говорит его напарник. — Я всё сделаю. Д-догони Цубаку-сана до... до того, как ты потеряешь их из виду. — Но я не могу вот так оставить тебя здесь! Охранники теперь повсюду. — Е-если ты останешься, то... то присоединишься ко мне п-прямо как я. Просто уходи. У меня есть пистолет. Так что н-не волнуйся. Со мной всё будет хорошо. Сероволосый мотает головой, чувствуя, как в его горле появляется ком. — Я не могу. — Я буду стрелять в н-них с намерением убить. Со мной всё будет в порядке, Ацуши. П-просто... блять, просто уходи! Ацуши вздрагивает. Миллионы противоречий одновременно сталкиваются у него в голове за какую-то долю секунды. По большей части его логическая сторона боролась с эмоциональной составляющей. В конце концов — вероятно, потому что его самого вот-вот могли убить — победу одерживает логика. С поражением выдохнув, Ацуши подскакивает на ноги. Бросив в последний раз неоднозначный взгляд на своего напарника, он срывается на бег, чтобы вернуться к остальной команде. Его сердце бешено колотится, руки потеют, а на глазах проступают слёзы. Я не гожусь для этой работы — единственное, о чём он может думать. Зачем он вообще взялся за это, когда ему предложили? Хотел доказать что-то самому себе? Конечно, в тренировочном зале он хорош: там он знает, что никто не собирается причинить ему боль и что он сам тоже не намерен этого делать. Там он доверяет людям вокруг, в то время как Цубака направляет его, пусть и отчасти агрессивно. Но здесь всё было по-другому. Эти враги настоящие, и они действительно намереваются их убить. К тому же, один из их команды уже истекал кровью у стены в коридоре. Ацуши находит Цубаку и Люси крепко прижатыми друг к другу в пространстве между двух стен. Это не коридор, поскольку места здесь не было вообще. Они просто нашли укромный пустой угол. — Танидзаки-сана подстрелили. Пуля попала в руку, так что... но крови было много, — информирует их Ацуши. Ему приходится постараться, чтобы его губы не дрожали. Лицо Цубаки едва заметно бледнеет. Люси — несмотря на то, что тоже является подчинённой Цубаки, — единственная, кто сохраняет невозмутимость с колким и уверенным взглядом на лице. — Кому-то было суждено пострадать, — говорит она. — Это лишь- Издалека доносится истошный крик. А затем слышится глухой удар тела о какую-то поверхность. Люди Портовой Мафии не стали бы кричать. Это значит, что очередной член Озаки был убит. Люси стискивает челюсти. — Нам нужно двигаться, — рявкает она. — Здесь опасно, а группе Цуджимуры-сан необходима наша защита. — Как мы должны защищать их, если даже не знаем, куда идём? Мы даже не знаем, с чего начинать поиски Накахары Гёнзо. — И что прикажешь делать? — рявкает Люси, и её терпение истончается до толщины тонкой нити, едва не лопаясь окончательно. — Ошиваться здесь, где нас могут найти и прикончить? Нам нужно постоянно передвигаться. Кто знает, на какое чудовище мы можем наткнуться, снова повернув за угол? — Мы ни к чему не придём, если поступим подобным образом. — Ну так давай иди и устрой себе сраный пикник, Ацуши. Иди садись и улыбайся, пока твои товарищи жертвуют своими жизнями в бою! — отчитывает его Люси, скривив губы в усмешке. — Я лучше пойду и сделаю хоть что-то, чем буду трусихой. Ацуши стискивает челюсти. Его пальцы сжимаются в кулаки. Он не испытывает ярость — ну, может быть, и её, но она направлена не на Люси. В конце концов, она никогда не вела себя подобным образом на тренировках. Обычно она ошивалась рядом с Ацуши, периодически подшучивая над ним и его необычно скромным отношением ко всему даже несмотря на то, что он работал в мафии. Она учила его пользоваться арбалетом и стала его первым другом, когда её приняли на работу в Озаки. Она подрезала ему волосы, и ему никогда не хватало смелости сказать ей, как ужасно смотрелась его чёлка, так что она до сих пор думает, что он просто обожает свою стрижку. По воскресеньям он даже сам подрезает себе волосы так, как это делает она, чтобы она не думала, что он пытается отрастить их (возможно, в тайне ему и начинает нравиться эта нелепая стрижка, но мы сейчас не об этом). Люси добрый человек. Она смеётся с шуток Ацуши, покупает ему мороженое и никогда не причиняет людям вред, если на то нет необходимости. Но во время выполнения миссий она становится черствее. Она надевает броню, и Ацуши этим восхищается. На самом деле, он завидует этому. — Ну так иди, — выплёвывает Ацуши, не подумав. Они встречаются взглядом, и что-то выпускает эмоции Люси наружу: в её нежных глазах появляется обида. Он молится, чтобы это было временно. Быть может, когда они выберутся отсюда, они снова смогут поесть мороженое вместе. Люси обхватывает свой пистолет и огибает угол, а затем исчезает в лабиринте бункера Портовой Мафии, доверху наполненного охраной. Цубака вздыхает. — Она справится в одиночку, — говорит он. — Но мне не следовало брать тебя с собой, Ацуши. Ты не готов. Ацуши мотает головой. Я знаю, что не готов, хочется вскрикнуть ему. Но это бессмысленно. Это не поможет ему спрятаться в безопасном месте. Это не обезопасит его друзей. — Со мной всё будет хорошо. Нам стоит разделиться, Цубака-сан. И снова попытаться разыскать группу Цуджимуры-сан. Цубака качает головой. — Я не могу оставить тебя одного з- — Пожалуйста. Моя жизнь почти не имеет ценности, — констатирует Ацуши. Ему почти больно произносить это, но если он и научился чему-то в мафии, так это тому, что правда и логика могут спасти жизнь. А вот чувства — нет. — Нам нужно распространиться по территории, иначе мы никогда не найдём Накахару Гёнзо. — Ацуши- — До встречи, Цубака-сан. Надеюсь, — сероволосый низко кланяется своему наставнику. Он зажмуривается и ждёт. Возможно, Цубака-сан решит отчитать его, или схватит за волосы, как делает иногда во время тренировок, или закричит ему прямо на ухо, или ударит в живот и прикажет перестать вести себя как идиот. Но Цубака лишь с поражением вздыхает. — Если только не произойдёт чудо, — бормочет он, перезаряжая пистолет, — не думаю, что хоть кто-то из нас выберется отсюда живым. Ацуши знает, что это правда. Следуя самому логичному сценарию, восемнадцать членов Мафии Озаки, которые проникли в этот бункер, никогда не смогут его покинуть.***
Двадцать минут спустя — три раза оказавшись на волоске от смерти — Ацуши огибает угол и видит это. Видит их. Четверо охранников, стоящих у одной единственной двери здесь. Они не двигаются — просто неторопливо стоят, держа винтовки наготове, в масках, и осматривают коридор на любой признак жизни, которую нужно будет отнять. Они как будто послушно приросли к месту. Где бы ни был отец... наверняка это будет единственное место в бункере, окружённое практически неподвижными охранниками. Так сказал Чуя. Хоть Ацуши и не был уверен, насколько это было правдой — поскольку во время тренировок он часто слышал от других, что рыжеволосый известен лишь своим скандальным поведением, ценился только за силу и никогда не мог в полной мере использовать свои мозги, — это имело смысл, когда он это сказал. Возможно, те самые люди с тренировок просто сами не понимали, о чём говорят. Непохоже, что им доводилось встречаться с Накахарой Чуей, не говоря уже о том, чтобы вступить с ним в разговор или узнать его получше. Ацуши тоже никогда особо не общался с ним, но несколько раз он лично охранял кабинет Чуи, и рыжеволосый был единственным взрослым человеком в мафии, который когда-либо проявлял к Ацуши столь непоколебимое сострадание. И у него это получалось так естественно. Чуя, даже не стараясь, всегда был таким внимательным. Он не пытался быть добрым, не пытался быть хорошим человеком или завоевать расположение Ацуши. Но при этом ему всё равно удалось это сделать. Впервые за долгое время у Ацуши сложилось о ком-то противоречивое мнение, и это не кажется ему чем-то горьким или неприятным. Его не волнует, если с ним все будут не согласны. Потому что Накахара Чуя силён. Силён во всех смыслах этого слова. Физически, эмоционально, ментально. Он всегда был таким — и поскольку он автоматически ставился «выше всех» из-за того, что в нём течёт кровь Озаки, все игнорировали это и предпочитали сосредотачивать своё внимание лишь на его жестокости. На его предполагаемом предательстве. Они хотят, чтобы их предводитель был бессердечным, чтобы защищал их. Либо так, либо хотят возвышаться над ним — единственным человеком, который досточно выше них, чтобы иметь ценность, но о котором часто забывают, считая жалким. Ацуши стискивает челюсти. Если ему удастся выбраться отсюда, то первым делом он пойдёт к Чуе и попросит у него прощения. В первую очередь за то, что на долю секунды поверил словам других людей. Но прямо сейчас у него была другая проблема. Охранников было четверо. Должно быть, их тоже хорошо тренировали, особенно если дверь, которую они охраняют, действительно ведёт к Накахаре Гёнзо. Что ему делать теперь? Найти группу Цуджимуры и привести их сюда? Но это крайне непрактично и лишь будет пустой тратой времени. Прямо сейчас Ацуши следовало быть более прагматичным: если он попытается найти группу Цуджимуры, то наверняка забудет, где вообще находится, и не сможет привести их сюда. Дорога к ним может быть опасной и, скорее всего, он просто умрёт. Тогда вражеские силы перевесят силы Озаки, и Ацуши просто потеряет время, попытавшись найти их, а затем вновь прийти сюда. Много чего может пойти не так. Но он не может просто уйти. Но что он может сделать...? Вздохнув, Ацуши начинает рыться в карманах своей куртки. Ну же, ну же, ну же. Его план совершенно дилетантский. Ему придётся рискнуть своей жизнью. Рискнуть практически всем. Честно говоря, лучше бы он попытался найти Цуджимуру. Возможно, в таком случае у него было бы больше шансов остаться в живых, чем при той поспешной стратегии, которую он только что придумал. Но вдруг он нащупывает то, что искал. Он сжимает найденный предмет рукой. Глубоко вздохнув, он пытается представить свою маму, которая смотрит на него сверху вниз — маму, которую ему никогда не довелось встретить, маму, которая, по словам других, была очень доброй и красивой. Поделись со мной своей силой. Каким-то образом — наверное, произошло какое-то абсурдное чудо — когда Ацуши вытаскивает из кармана найденный предмет, его рука не дрожит. Она спокойна и уверенна. Заметив это, он лишь сильнее заряжается мотивацией и готовностью действовать. Он делает последний глубокий вдох. Ты сможешь. Если его план не сработает, охранники точно поймут, откуда появилась угроза, и Ацуши тут же убьют. Одно дело убрать отвлёкшегося охранника, и совершенно другое — победить четверых, целящихся в тебя. Просто сделай это. Ацуши заводит руку назад. И бросает. Граната приземляется прямо у ног одного из охранников. Сероволосый отпрыгивает назад, чтобы скрыться, и крепко зажмуривает глаза. — Прячьтесь! — кричит один из охранников. Но было уже слишком поздно. Граната взрывается. Сильная вспышка освещает весь коридор, и Ацуши едва слышит неразборчивое бормотание. Затем он подскакивает на ноги и бросается прямо в дымовую завесу, держа пистолет наготове. Теперь у него было несколько преимуществ, но Ацуши не был уверен, хватит ли этого, чтобы одолеть сразу четверых. Во-первых, сероволосый обладал так называемым «кошачьим зрением». По крайней мере, так говорили другие члены мафии Озаки, и подобный эпитет применялся к нему ещё во время жизни в приюте. Дело в том, что его периферийное зрение было развито лучше, чем у среднестатистического человека. Он мог отлично видеть врагов, приближающихся слева и справа, и мгновенно реагировать. Ещё это значило то, что он, судя по всему, ещё и в дыму видел лучше, чем другие охранники. Во-вторых, светошумовая граната определённо выбила их из колеи, и какое-то время они будут не так уверенно держаться на ногах. Именно этим и может воспользоваться Ацуши. Конечно, он делает это только потому, что в этом и состоит его задание, но ещё и потому, что чувствует, будто наконец-то может что-то себе доказать. Если он в одиночку одолеет четверых охранников Портовой Мафии, это точно будет что-то значить, верно? Даже если ему и пришлось воспользоваться светошумовой гранатой, чтобы сделать это. Ацуши замечает первого охранника, который прижимался к стене. Он яростно моргал, словно пытаясь избавиться от вспышек перед глазами, и отстранённо пытался нащупать рацию. Как только сероволосый подбирается достаточно близко, он по привычке ударяет мужчину по сухожилиям, отчего его мышцы немеют. Охранник слепо пытается отбиться и матерится. Ацуши хватает его за голову и ударяет о стену, наблюдая, как его тело слабеет и скатывается на пол. И последнее преимущество Ацуши: он обладает просто поразительной грубой силой. Именно поэтому Цубака и взял его сюда. При желании он мог бы с лёгкостью убить человека, лишь единожды ударив его по голове. Просто зачастую он просто не использует свои силы на полную. Но сейчас? Единственное, что может помочь ему выбраться из этой ситуации, — грубая сила. Так что ему придется сделать всё, что в его силах. Как только в поле зрения появляется второй охранник, Ацуши бросается в его сторону как настоящий тигр, выбивая винтовку из его рук. Он ударяет охранника в живот, и как только тот складывается пополам, он ударяет его по лицу, после чего вырубает, ударив о голову третьего охранника, который от силы столкновения отшатывается назад. С третьим справиться выходит гораздо легче. Ацуши просто выхватывает винтовку из его рук и прикладом ударяет его по затылку, полностью обездвиживая. Затем он направляет дуло пистолета ему в голову и наблюдает, как тот медленно падает на пол. Четвёртый охранник... Ацуши осматривается, прищурив глаза, и его сердце бешено колотится в груди. Ну же, где ты? Просто выходи, ты- Ацуши врезается в стену. У него кружится голова, колени подгибаются, а картинка перед глазами расплывается. Прежде чем он успевает прийти в себя, перед ним возникает чьё-то грозное лицо. Чужая рука сжимает его шею всё сильнее и сильнее, пока Ацуши не начинает бояться, что ему вот-вот оторвут голову. — Ты, чёртов мусор, — рычит охранник. — Думаешь, можешь одолеть моих людей? Мою мафию? Сука, я убью тебя. Думаешь, бросаться гранатами честно? Я не пытаюсь играть честно, пробует сказать Ацуши, но его трахею сжимают так сильно, что он едва может говорить. — Бесполезные куски дерьма, пытающиеся посеять хаос. Глаза Ацуши наполняются влагой. Он чувствует, как его сердцебиение становится поверхностным, как колотится пульс прямо под кожей. Дерьмо. Если он потеряет сознание, то точно умрёт. Накаджима делает единственное, на что был способен сейчас: задирает ноги и обвивает ими талию охранника. Как только давление на шею исчезает, Ацуши тянется к пистолету, прижимает дуло к руке охранника и стреляет. Мужчина с громким криком отпускает Ацуши. — Мне жаль, — сквозь боль в горле хрипит он, разминая шею, чтобы избавиться от неприятных ощущений. — Я- вот, — Ацуши достаёт часть ткани. Когда он пытается сделать шаг ближе и обмотать ею руку мужчины, тот снова бросается на Ацуши. Парень фыркает, осознав собственную глупость. Неужели он реально подумал, что человек из вражеской группировки смирно сядет и позволит ему перевязать свои раны? Ацуши вырубает его первым, быстро ударив в висок. А затем — наконец-то — он оборачивает ткань вокруг его руки, закрепляя на месте, и быстро шепчет слова молитвы, чтобы этот человек остался жив. Он делает это не потому, что этого требует его миссия, а просто потому, что никто не заслуживает смерти за то, что просто оказался не в том месте не в то время. Вероятно, этот человек совершал смертельные грехи. Но Ацуши, наверное, был ничем не лучше него. Он быстро обыскивает бессознательные тела, надеясь найти ключи. И не находит ничего. Это имеет смысл. Конечно, когда группа из восемнадцати охранников проникает в бункер в поисках единственной вещи, её точно не оставят у всех на веду. Так что Ацуши прибегает к единственному выходу. Грубой силе. Он становится перед дверью. Сделав глубокий вдох, он делает шаг назад, а затем срывается вперёд. От его мощного удара в центре двери образуется зияющая дыра. С секунду поколебавшись, Ацуши прыгает внутрь, и его руки снова начинают дрожать. Перед его глазами появляется небольшая лестница, в конце которой виднеется поток света. Ацуши надеялся, что там не обитает какой-нибудь четырёхголовый монстр или что-то в этом духе, потому что в таком случае у него нет ни плана, ни удачи, ни боеприпасов и даже мотивации. Он осторожно спускается по ступенькам вниз. Если Накахара Гёнзо действительно здесь, то с ним как минимум должно быть десять охранников. И что тогда? Мгновенная смерть. Господи. Он ведь и правда не продумал свой план настолько далеко, да? Но... Когда Ацуши достигает последней ступеньки, всё совершенно не так, как он себе представлял. Ну, скорее, наполовину. Накахара Гёнзо сидит на стуле за длинным столом, широкими глазами рассматривая Ацуши с удивлением на лице. Но здесь не было десяти охранников. Нет — был лишь один парень. Вряд ли он намного старше Ацуши. Его причёска такая же несуразная, как у него самого, если не хуже. Неровная чёлка обрамляет его лицо; его волосы чёрные, с серебристыми концами. Его глаза были серыми и тёмными, но отличались от глаз других охранников. В то время как у них они были пустыми, глаза этого парнишки источали лёгкую нотку страдания. Его одежда тоже была странной: на нём была многослойная накидка и пальто. На улице ведь не настолько холодно... — Ты охранник? — спрашивает Ацуши. Парнишка с подозрением прищуривается. — Дазай-сан был прав, — бормочет он, вставая в боевую стойку. — Что-то действительно пошло не так. Ацуши с непониманием хмурится. — А? Ты что, не слышал громкий взрыв снаружи? Или как я выбивал дверь? — спрашивает он. — Нет. — Тебе следует проверить уши. — Нет. Ты пришёл забрать Накахару-сана? — ...Да. Думаю, да. — Ну что ж, тогда я остановлю тебя. — Скорее всего, у тебя получится, — говорит Ацуши, из-за чего лицо парнишки передёргивает. Он задаётся вопросом: это связано с его антипатией или же удивлением? — Но я всё равно попытаюсь сражаться, — он тоже становится в стойку. Они встречаются взглядом, и Ацуши щурится, пытаясь предугадать его дальнейшие движения. — Меня зовут Накаджима Ацуши, — представляется он, просто потому что повисшая между ними тишина уже казалась невыносимой. — А тебя? Парнишка злобно рычит. Его брови, кажется, не особо выделяются, но всё равно выглядят хмуро. — С чего вдруг мне называть своё имя врагу? — рычит он. После этого он бросается на сероволосого. Ацуши выдыхает. Пришло время позаимствовать ещё немного удачи из своей фатально пустеющей банки везения.