The guitar sounds better in the spring

— Фелпс! Маленькая избалованная сучка — так бы стереотипно представлялось пасторское дитё в глазах Сала, если бы не один случай, слезливый и достаточно искренний, чтобы зацепить. Теперь становилось понятно, замечая за собой, как вообще можно лыбиться куску бумаги, словно это твой пропуск в чей-то неугомонный секрет. Срань Господня! Какой только чёрт дёрнул его полезть в это дело, чтобы теперь с умным видом настраивать комбик перед сидящим в комнате Трэвисом. — Не пялься так на меня, ты не в джаз клубе. Только с видом, потому что эта модель у него недавно, толком не опробовавши, ему вдруг захотелось не опиздюлиться перед увидевшим в нем субботнее наваждение. Не зная его действительной начинки, пытаясь миновать эту первую устойчивую неловкость, старпёрская идея посмотреть фотоальбомы или «можешь сыграть чё-нибудь?» не казалось такой уж нелепой. В любом случае, Трэвис не то, что джаз клуб, он гитару толком вблизи не видел, поэтому выделяющийся глянцем скваер на бёдрах Фишера был облизан глазами вдоль и поперёк. Уши Сала — буквально плотный ужин для металлоискателя, а вот по Фелпсу вообще невмоготу было определить предпочитаемый жанр, отчего услышанное как-то скомкано «Элвис Пресли» заставило удивиться за сегодня уже в третий раз. — Ты ещё скажи, что вестерны любишь. Сал усмехается, проводя пареллель между одноклассником и ребенком меннонитов, впервые приехавшим на Таймс-сквер или типо того. — Иногда. — Иногда любишь? Если бы Трэвис был газетой или дешевеньким глянцевым журналом, в конце наверняка бы красовался колонтитул —

«Розыгрыш: смертная казнь. Условие: покупка апрельского номера со счастливым билетом внутри!»

Сал тоже не промах. Если на него найдёт, можно не сомневаться, он не пожалеет центов и набьёт фелпсовский почтовый ящик распечатками фото кукурузной консервной банки. Вероятнее всего, пустой. Это подкат к тому, что индейцы первыми выращивали кукурузу или как? Ахо, Трэвис! В вашем подвале под апартаментами смердит как в Преисподней, не пора ли проветрить? — Иногда глянуть по телевизору, если крутят их. — Мм, понятно. Он пробно проводит медиатором, прикидывая в голове каким это сраным образом можно сыграть что-то похожее на Элвиса. — Не знал, что у вас дома он есть. Но сказано было как-то немного коряво, он очевидно поторопился с импровизацией. Трэвис на серьёзных щщах воспринимает это, буквально состоя из недоумения на невыспавшемся лице, от чего Сал ловит новую мысль. Похоже, за пределами школы и взглядов Фелпс — ведомый. К счастью, Салли хватило ума не ляпнуть, спросив, за кого он — колонистов или всё же коренных? — Мы, блять, не амиши, — он разводит руками, — ещё у нас есть кухня, сортир и, ты даже не представляешь, стиральная машина. И рыбку съесть и на хуй сесть. Сал с усилием сопротивляется пойманному откуда-то вайбу старого ситкома, думая, как вообще этот идиот умудрился пройти кастинг на внешность, чтобы стоять в первом ряду. Вся эта идея возможно походила на авантюрный бассейн, откуда он еле как вылез с громким «ебануться можно!», снял с себя плавки и выжал их прямо на пол. Одним словом — учите латынь! В аду с вами по-английски никто разговаривать не будет. Проиграв несколько аккордов после вполовину сымпровизированной песни, с неодобрительно гудевшим волнами комбиком, Фишер пару раз нечаянно уловил смешанный взгляд напротив. — А можно? Сал вообще хотел сказать бы «будешь тапкам своим вонючим командовать», но вдруг понял, что этот вопрос, вкупе с постановкой и интонацией буквально продолжение тех нескольких раз, когда Трэвис проявлял чудеса своего обаяния и соглашался с ним «да, вести себя как мудак — естественно плохая идея, я понимаю». Фелпс такой немного — там, где вы мышей ловили, я кота ебал. Но сейчас в подавляемом, но как обычно различимым со стороны единственным глазом предвкушении, ждёт, пока он снимает через голову покоцаный ремень вместе с гитарой. — На. Несколько прядей выбиваются из-за ушей, когда Трэвис наклоняется к лежащему уже на своих раздвинутых коленях красно-белому новшеству. У них в церкви есть только обоссаный старый клавесин. — Как думаешь, Трэвис смывает за собой дома? — Блять, Ларри, — он смеётся, резко хлопая ладонями по согнутым коленям, — что за бред ты несёшь? Джонсон напротив невозмутимо крутит тлеющий косяк между пальцами, оценивающе разглядывая. — По сути, –удобнее усаживается в мягком мешке от соседа, — он ведь у себя дома, может хоть на голову себе вылить. — Я сейчас заберу у тебя это. Если их пригород и был чем-то схож с Твин Пиксом, то тогда он бы парил огромной совой над домами и кричал «вам всем пиздец!». А у Трэвиса послевкусие — крайность на крайности. В его духе убить семью, измазаться в их крови, залпом выпить полстакана текилы и беззвучно рыдать под прогноз погоды, чтобы в финале орать в суде всякое дерьмо. Чем не Твин Пикс? Как он сказал бы позже, Фелпсам пошла бы на пользу принудительная утилизация, чтобы эта жертва инцеста долго не мучилась потугами жить по-человечески. Не было никакого толку размусоливать эту тему по второму кругу. Нет, он даже хлеще. Это буквально вырвиглазный, тяжёлый люкс с характером Эрика Картмана, получающий в ебало самым нелепым образом — а Салу теперь расхлебывать, сам виноват, миссионер хренов. Он слегка проводит пальцами, поднимает голову под возрастающим из решетки эхом и выдаёт нечто такое — чего Сал совсем не ожидает. Оказывается, генетически Фелпсам передаётся не только ебанутость. — Думал, ты только спать умеешь на уроках и сигареты за школой дуть. У Ларри талант нести херню с привкусом травки, у Фишера характер будто под ключ, а Трэвис, в отличие от обоих, скорее убьётся навзничь, чем будет подстраиваться под кого-то. Ахуенный экспириенс. Он знал, что его инструмент — дочерняя торговая японская марка с невысокой ценой. А Трэвис теперь знает, что Сал ненапряжный, такой себе, хером груши околачивает, но каким-то образом у него всё идёт хорошо. — Да? Его улыбка чем-то похожа на его же скачущий и местами смазанный почерк, а Сал не припоминает, чтобы видел раньше, как он улыбается. — Да. Возможно, если бы он сейчас сказал, ха, чувак, Трэвис Фелпс торчит у меня дома и бесстыдно лапает мою гитару, Джонсон бы плюнул в трубку от злости. По его мнению, ну, достаточно скромному, единственный толк от сынка — это провозить наркоту в своём желудке через мексиканскую границу. Может быть и не только в желудке. Но для полного сюра не хватало бы джаза в наушниках. Стянул ебальник и на работу! Живо! Он вновь оборачивается к Фелпсу с выражением лица, будто не первый день знает его такого, за обычной посиделкой дома. — Извиняй, но подарить не могу. Напротив смотрят ему в глаза непозволительно долго. Хотя их общение действительно сначала походило «на пробу», Сал бы хотел прокрутить этот смех несколько раз на записи, ведь присутствовало ощущение, что он коснулся чего-то такого — пока что другим никогда не доступного. Ларри в столовке надеялся застать эту «индейскую шлюху», с покрасневшим лицом, когда в горле застряла кукурузная бусинка и он не может нормально вдохнуть. А Трэвис буквально на мотив песни — если б было море пивом, я б акулам бил ебало, если б было море водки — всё равно бы бил ебало. Идиот. — Мне на кой она, я то не умею играть. Ему и невдомёк, что он уже успел стать чем-то вроде общей шутки. Но в устоявшемся комнатном спокойствии вдруг замечает новую деталь — у Сала не один прокол на ушах — а три. — Я тоже, — он бы хотел чуть повыёбываться, сказать, мол, этому не учат, с этим рождаются, но в каком-то смысле это было действительно правдой, — знаю крепко лишь базу, в остальном просто импровизация и всё. — На слух? Четыреста четыре! Трэвис Фелпс, ошибка! — Ага. Сал такой непринужденный, отдаёт где-то внутри «классный». А Фелпс все сильнее с каждым разом утверждается в мысли, что когда вырастет, поставит его имя на пароль от сейфа. Как раз пять букв — проходит по умолчанию под большинство. — Круто. Если Бог создаёт людей — то Трэвис определено черновик, причём такой, что каким-то образом выходит лучше оригинала. В нём поди разбери сразу что к чему. А Сал будет незаметно скрещивать пальцы, если они сядут, ну вдруг такое когда-либо случится, вместе за стол, чтобы никто не пересрался из-за одного неверного вздоха и ему дали спокойно доесть до конца перемены. Они укладываются в три слова — встретились две противоположности.