о простуде и яблоках

Экран телевизора перебивается различными разноцветными картинками, на которые Юнхо особо не обращает внимание. Сейчас там реклама, но, по идее, он смотрит какой-то фильм — точно не уверен. Вроде, самый обычный слэшер с убийствами. На часах уже давно поздняя ночь — самое время, чтобы крутить ужастики, однако, Юнхо включил себе телевизор в качестве фонового шума, не вдаваясь в подробности сюжета. В руках у него маленький нож, и он ловкими и аккуратными движениями чистит яблоки от кожуры — та тонкой лентой спускается к тарелке и закручивается в спираль. Юнхо режет очищенное яблоко на маленькие кусочки и закидывает их себе в рот один за другим, позволяя им хрустеть на зубах и разливаться сладким соком на языке. От очень важного занятия его отвлекает скрип полов под чужим весом. Юнхо поворачивает голову и замечает Минги в дверном проеме — на нем только боксеры и накинутый на плечи плед, а еще он заметно дрожит, и его глаза смешно слипаются от яркости экрана телевизора. — Ты чего не спишь? — сиплым и глубоким ото сна голосом спрашивает Минги, сильнее сжимая плед в своих больших ладонях. Юнхо пожимает плечами и отворачивается. Берет в руки второе яблоко и начинает чистить его тоже. — Бессонница, — Юнхо хмурится и тяжело вздыхает. — А ты? Как ты себя чувствуешь? Июнь для Минги начался не с тающего в руках мороженого, а с соплей, температуры и боли в горле. Термометр на улице стабильно показывал двадцать восемь градусов по цельсию, а термометр под мышкой Минги — тридцать восемь и пять, и то в лучшем случае. Потому что последние дня три его жутко лихорадило, и Юнхо просыпался от каждого шороха и хрипа, что исходили от него, потому что страх, что Минги станет хуже, только нарастал. Но теперь ему немного лучше: температура не поднимается выше тридцати семи и пяти, и сопли текут меньше, а вот Юнхо все еще не может спать. — Не знаю, что-то тело ломит, — жалобно отвечает Минги и проходит вперед. Он садится на диван, закидывает на него ноги и кладет подбородок к Юнхо на плечо, утыкаясь носом в его ухо. — Наверное, опять температура, — Юнхо поджимает губы и случайно рвет ленту из кожуры на середине пути. Теперь она не получится целостной. Придется начинать заново. — Блин. Минги очерчивает кончиком носа чужое ухо и опаляет его горячим дыханием, отчего у Юнхо россыпь мурашек покрывает спину под тонкой хлопковой майкой. — Не думаю, что она высокая, — шепчет Минги и слегка кусает мочку зубами. Юнхо поворачивает голову в сторону Минги, вырывая собственную мочку из сильных зубов, и прижимается губами к капельке пота, стекающей по виску. Солоноватый вкус смешивается со сладким яблочным и сушит губы — Юнхо их облизывает и оставляет еще один быстрый клевок на лбу. — Ты горячий. Минги ухмыляется и садится на колени, поправляя спавший с плеч плед и целуя Юнхо в щеку в ответ. — Я знаю, — хитро говорит он и прищуривается — точно дразнит. Краем глаза Юнхо замечает, как в фильме кому-то с особой жестокостью перерезают горло и кровь заливает все пространство вокруг, но решает не придавать этому значения, потому что Минги как-то слишком двусмысленно жмется к нему и оставляет мокрые следы уже не только на ухе, но и на шее, обнаженных плечах, а затем и вовсе кусает, пуская еле ощутимые заряды тока вниз по спине. Юнхо сводит колени вместе и откладывает наполовину порезанное на кусочки яблоко на тарелку. — Что ты делаешь? — спрашивает он и поворачивается всем корпусом к Минги, сжимая между двух ладоней его мягкие щеки и сталкиваясь с ним лбами. — Я хочу тебя, — сдавленно говорит Минги, потому что губы его вытянуты и зажаты между щек, а сам он смотрит из-под своих красивых длинных ресниц, и Юнхо от этой картины скорее смешно, чем нет. Сколько Юнхо его помнит — Минги всегда был таким, когда болеет. Мягким, податливым и жаждущим прикосновений; хотел, чтобы кончиками пальцев водили по его телу, чтобы оставляли мелкие поцелуи и засосы, а он в ответ будет рвано дышать, хватать за волосы и разводить ноги шире, всем своим видом умоляя о большем. Тяжело ему отказывать, когда он такой, и чаще всего Юнхо сам устоять не может. — Но ты температуришь, — все же пытается противиться он и снова прикасается к чужому лбу губами. Сначала оставляет один поцелуй, затем рядом еще один и еще, и еще, и еще — переходит на виски, щеки, нос, обходит губы стороной и сразу опускается к шее, слизывая тонкий солоноватый слой с медовой кожи и смакуя его на языке. Все-таки он слишком слаб. Минги супится и скулит, недовольный тем, что его не поцеловали там, где он хотел больше всего, поэтому назло проникает горячими руками под чужую майку и впивается ногтями в кожу на боках, а затем поднимается выше к соскам и аккуратно играется с ними подушечками пальцев — гладит, обводит, сжимает. Контраст между ними сносит крышу настолько, что Юнхо забывает, как дышать — задерживает дыхание и сильнее кусает выпирающую ключицу Минги, параллельно скидывая плед с его плеч. Телевизор никому из них не мешает, но все равно руки тянутся к пульту, потому что заниматься сексом, пока кому-то кишки выпускают — немного раздражает. Юнхо нажимает на кнопку выключения и погружает комнату в кромешную темноту — только слабый лунный свет падает сквозь окно, рассеиваясь на полу серой дымкой и ничего не освещая от слова совсем. Юнхо щурит глаза, давая им время, чтобы привыкнуть и наконец увидеть хоть какие-то очертания, но прежде, чем это случается, Минги хватает его за ткань на груди и тянет на себя, плюхаясь спиной прямо на узкий и неудобный диван. Юнхо устраивается между его ног и закидывает одну из них к себе на плечо, тут же кусая косточку на лодыжке. — Я тебе нравлюсь? — спрашивает Минги, прогибаясь в спине, когда влажные губы Юнхо поднимаются вверх по ноге и останавливаются на уровне колена — близко к одной из самых чувствительных частей на его теле. — Нравишься, — вторит ему Юнхо и возвращается обратно к лодыжке, целуя размеренно и неспеша, дразня и наказывая Минги за то, какой тот нетерпеливый и что не смог подождать до полного выздоровления. Как всегда. А потом Юнхо тоже с соплями валяется. Но ему не привыкать. В трусах становится заметно теснее у обоих. Минги тянется к своим боксерам с напечатанным прямо на члене Молнией Маккуином, но ему прилетает звонкий шлепок по тыльной стороне ладони, и он отдергивает руку, укладывая вместо этого ее на свой впалый живот. — Ты такой жестокий, — хнычет он и поджимает пальцы на ногах от нетерпения. Юнхо знает, как Минги хочется, чтобы его поцеловали, потрогали, вылизали во всех местах. Знает, что из-за болезни и температуры он более чувствительный, что более капризный. Но как же ему нравится дразнить и как же ему нравится видеть скапливающиеся в уголках чужих глаз слезы. — Неправда, — отрицает он и сжимает еще немного мягкий член Минги сквозь ебучего Молнию Маккуина. — Мне, если честно, хочется порвать эти трусы на тебе и больше никогда их не видеть. Покрытой лихорадочными мурашками рукой Минги накрывает свое лицо и сипло хихикает в сгиб ладони. Его тело все горит, и Юнхо чувствует это руками, губами, собственной кожей, которая прикасается к такому желанному обнаженному телу. Он проникает кончиками пальцев под кромку трусов на ноге, что закинута на его плечо, и оглаживает по периметру, наблюдая за тем, как улыбка с лица Минги моментально слетает и теперь он закусывает нижнюю губу в нетерпении. — Если ты сейчас же не возьмешь мой член в рот, я пну тебя пяткой в лицо, — самоуверенно заявляет Минги и подается бедрами навстречу. Простуженный, но все такой же вредный и острый на язык. — Если из твоего рта будет вырываться что-то, кроме стонов, уже ты будешь брать мой член в рот, — язвит Юнхо в ответ. В комнате становится заметно жарче, несмотря на чуть приоткрытое окно, впускающее летний ночной воздух, которого так не хватает в дневное время суток. На Юнхо всего лишь черные майка и боксеры, но он постепенно начинает ощущать, как под тканью скапливается лишняя влага, заставляя одежду неприятно липнуть к коже. Он раздевается догола и ребрами ладоней стирает пот у линии роста волос, а затем стягивает наитупейшие трусы с Минги и кидает их куда-то в угол комнаты. Скорее всего, об этих трусах они не вспомнят еще ближайшую неделю, как они не вспоминают о других, которые уже точно неделю валяются под диваном. Они, кстати, принадлежат Юнхо. В прошлый раз он был снизу. Голос Минги предательски ломается, стоит только Юнхо обхватить рукой его член и несколько раз провести сверху вниз по всей длине. Он накрывает лицо ладонями, кусает пальцы, сипло скулит и кашляет, когда его горло уже не выдерживает таких терзаний. Но Юнхо не планирует останавливаться, ведь это то, о чем его просили, поэтому он наклоняется лицом к паху и медленно проходится кончиком языка по тонкой щели, слизывая вязкие капли и смешивая их вместе с собственной обильно выделяющейся слюной. Минги снова подается бедрами навстречу, буквально врываясь в горячий рот, но Юнхо тут же отстраняется и больно кусает его за внутреннюю часть бедер — и не один раз, а несколько. — Веди себя прилично, — грозно шепчет он куда-то в кожу и целует место укуса. — Х-хорошо… — заикается Минги и снова прячет лицо в ладонях. В глазах плывет, в груди сердце стучит неистово — вот-вот пробьет стеклянные ребра грудной клетки и выпрыгнет наружу; в голове — туман, в животе — узел возбуждения. Юнхо проводит языком у основания члена, задевая жесткие волосы и утыкаясь в них носом, и поднимается выше — снова к головке. Берет ее в рот, слюнявит и насаживается до горла, сдерживая рвотные позывы. Громкий стон сразу же вырывается из Минги, а за ним чуть более тихий, и каждый раз, когда Юнхо двигает головой, он стонет, и стонет, и стонет. Минги не умеет быть тихим, и Юнхо это нравится. Стекающие по подбородку слюни капают на диван, тут же впитываясь в поверхность. Юнхо собирает их двумя пальцами со своего лица — указательным и средним — и подносит их между чужих ягодиц, смазывая и проталкиваясь внутрь буквально на миллиметр. Но даже так Минги дрожит и тело его покрывается очередной порцией мурашек. — Мне кажется, моя температура сейчас поднимется до сорока градусов, — сквозь стоны выдавливает из себя Минги и рвано дышит. — Главное не сварись, как яйцо, пока я буду тебя трахать, — Юнхо со звонким хлюпом выпускает член изо рта и входит пальцами чуть глубже — ровно на одну фалангу. — Внутри тебя так горячо, я уже это чувствую. — Блять, просто заткнись, — хнычет Минги и соскальзывает задницей по дивану вниз, насаживаясь на пальцы самостоятельно. Юнхо тут же убирает руку и облизывает пальцы, поднимая взгляд на Минги и замечая, что тот тоже в ответ смотрит, только на лице его рисуется очень хорошо читаемое недовольство. — Нам нужна смазка и презервативы, — Юнхо приподнимается и ставит руки по обе стороны от головы Минги. Он трется своим кончиком носа о кончик напротив и, не дожидаясь ответа, целует растерзанные зубами чуть припухшие губы, чувствуя слабый металлический привкус у себя во рту. Минги было настолько хорошо, что он совсем не пожалел нежную кожу на своих губах, но Юнхо только рад слизать и попробовать, взамен давая Минги попробовать на вкус самого себя. Он углубляет поцелуй, проникая языком внутрь и ощущая чужой вибрирующий глубокий стон. Когда Юнхо отстраняется, то в ответ получает разочарованный всхлип. — У тебя рот полон слюней, зачем нам смазка? — Затем, дурень, — Юнхо влепляет ему щелбан и с кряхтением встает с дивана, — что слюни слишком быстро высыхают, ты это знаешь. Уходит он недалеко — их комната за углом, а смазка находится во вполне доступном и знакомом им месте. Возвращается практически сразу же, по пути выдавливая прозрачную скользящую жидкость себе на пальцы. Минги все также лежит, широко раздвинув ноги и тяжело дыша, его глаза — пустые и влажные. Юнхо снова устраивается между его ног и, сцеловывая мелкие капли слез с лица Минги, наконец мажет холодной смазкой между его ягодиц и проталкивает пальцы внутрь целиком, не давая даже и шанса на то, чтобы постепенно привыкнуть к длине. Минги не был принимающим как минимум недели две, но Юнхо точно уверен, что тот удовлетворял себя в ванной своими же пальцами или даже игрушками, поэтому не удивляется, когда входит в него с привычной легкостью. И все равно это все настолько узко, жарко и желанно, что без болючего кома в горле невозможно обойтись. — Блять, — шипит Минги, каждой клеточкой своего тела ощущая, как крупные пальцы безжалостно растягивают его, чтобы принять намного более крупный член. — Блять, блять, блять. Юнхо не церемонится — буквально трахает, добавляя третий и вскоре даже четвертый палец, пока кончиком носа водит по еще более горячему, чем нутро, телу. Минги ощущается пожаром, дымом и пеплом. Он обливается потом и покрывается мурашками, а Юнхо все сцеловывает и слизывает, смешивая во рту различные вкусы телесных жидкостей Минги. Нарастающие стоны заполняют все пространство в комнате. Минги вцепляется руками в диван, ерзает ногами и закидывает голову назад, открывая вид на красивую и потную шею, и срывает и без того больное горло. Юнхо накрывает крупной ладонью чужую шею и со всей силы сжимает ее, перекрывая доступ к кислороду — глаза напротив от такого действия распахиваются в одно мгновение, а алый румянец расплывается по всему лицу. Минги нравится, когда его душат, когда заставляют плакать, когда берут и не жалеют, когда не спрашивают и сразу действуют. И Юнхо всегда слушается — уже это все знает. Юнхо вытаскивает пальцы, оставляя после них чувство пустоты и незаполненности. Минги на такое разочарованно хрипит и хватает чужое запястье, сжимая его в ответ. Когда Юнхо отпускает шею, Минги делает глубокий вдох и откашливается, возвращая покрасневшему от недостатка воздуха лицу здоровый цвет. Упаковка от презерватива выеживается и не спешит открываться. Пальцы, покрытые смазкой, то и дело соскальзывают с красной алюминиевой фольги, не в силах сделать даже маленький надрыв. Минги тянется вперед, выхватывает упаковку из рук Юнхо и в спешке открывает его зубами, выплевывая оторванный кусочек куда-то рядом. — Так нельзя, — возражает Юнхо и забирает презерватив, разрывая упаковку уже полностью и раскатывая склизский латекс по члену. — Заткнись, я знаю, — ворчит Минги и берет лицо напротив в ладони, притягивая к себе и целуя сразу с языком. Юнхо сначала напрягается, но затем все же быстро расслабляется и отвечает, кладя руки на мясистые бедра Минги и поглаживая их большими пальцами. Когда они отстраняются друг от друга, Юнхо звонко шлепает Минги по ляжке и на его губах рисуется хитрая ухмылка. — Поворачивайся. — Чего? — в недоумении спрашивает Минги, еле моргая слипающимися глазами. — Хочу взять тебя сзади, — отвечает Юнхо и пихает его ладонью в лицо. — Пошевеливайся. Минги слушается — переворачивается на живот, поднимает задницу вверх и рвано дышит, когда чувствует, как теплые ладони сжимают его красную, стертую о плотную ткань дивана кожу. Юнхо входит в него одним большим пальцем и снова шлепает — отчетливый красный след тут же появляется на месте удара. Минги кусает себя за косточку на запястье и скулит. Картина, представшая перед Юнхо, кружит голову и заставляет конечности неметь. Он много раз видел Минги в различных позах, но каждый раз у него руки дрожат, как в первый, и желание творить самые грязные на свете вещи и вести себя, как животное, растет посекундно. Юнхо шумно сглатывает и наконец входит в Минги лишь на головку — дает тому время привыкнуть, потому что член — не пальцы. Но как же это, черт возьми, трудно. Капля пота стекает по его подрагивающему кадыку, и он чувствует, как она опускается ниже, прямо к груди. Когда Минги в очередной раз сладко стонет и бросает тихое «еще», Юнхо срывается и входит полностью, тут же начиная двигаться резко и быстро. Влажные звуки и шлепки тело о тело смешиваются с тихими стонами и всхлипываниями. Минги тянется к своему члену, но Юнхо впивается ногтями в его задницу и тут же шлепает с обеих сторон. — Не смей. Минги откашливается и поднимает руки над головой, крепко хватаясь за подлокотник. В ночной темноте Юнхо замечает блестящие капли пота на спине перед ним. Он наклоняется и, надавливая на затылок Минги рукой и впечатывая его лицом в поверхность, аккуратно и медленно целует вдоль позвоночника, слегка прикусывая еле ощутимые костяшки. Вместе с этим он замедляет и движения своих бедер между чужих ног, давая себе время на отдышаться и оттянуть приближающийся оргазм. Юнхо быстро хлопает затуманенными глазами и отпускает затылок Минги; проводит кончиками пальцев там, где он кусал и целовал, и двигается прямо к ягодицам, добавляя к своему члену большой палец. На такое Минги резко поднимает голову и оборачивается назад — у него все лицо в собственных слюнях и слезах, выглядит одновременно жалко и пиздецки горячо. — Ты чего- — Тише, — перебивает его Юнхо и входит пальцем глубже, снова начиная двигаться бедрами. — Тише. Делает он все максимально медленно. Тянет большой палец вверх, отчего внутри становится не так узко, но щекотка внизу живота все равно нарастает и грудь поднимается все чаще в попытках дышать ровно и не глотать воздух — голова от этого кружится. А, может, не только от этого. Юнхо выходит из него полностью и любуется пульсацией, обводит края большим пальцем, а затем подносит ко рту и облизывает. — Пожалуйста, позволь мне дотронуться до себя, — умоляет его Минги срывающимся голосом. — Хорошо. Как только Минги начинает себе надрачивать, Юнхо входит в него и снова трахает быстро. Шлепает, стирает пот со лба, сглатывает ком, ловит фиолетовые пятна под закрытыми веками, губы кусает и стонет в унисон Минги. Оба буквально сливаются друг с другом. Юнхо кажется, что еще немного — и он растает, растекаясь по Минги тонким слоем. Он хмурится, зажмуривает глаза сильнее и напрягается всем телом — узел внизу живота развязывается, по спине пробегают мурашки, а из горла вырываются глубокие и бесстыдные стоны. Минги кончает сразу за ним же — пачкает диван и собственную руку белесой жидкостью, замирая и замолкая в отличие от Юнхо и позволяя слезам тонкими ручейками стекать по красным щекам. Выходит Юнхо не сразу — дает себе время немного прийти в себя и снова быть в состоянии ориентироваться в пространстве. Он слышит тихий хриплый скулеж и пятерней зарывается в собственные волосы, зачесывая их назад, а затем все же, придерживая двумя пальцами края презерватива, выходит из Минги. Он аккуратно снимает с себя его, завязывает в узел и кидает на пол. Внезапно подувший из окна прохладный ветерок заставляет поежиться. Юнхо помогает Минги перевернуться на спину и, снова устраиваясь между его ног, наклоняется к нему и начинает осыпать чужое, покрытое слезами и соплями, лицо мелкими поцелуями. Минги изнеможенно хихикает и принимает все заслуженные им ласки. — Я хорошо постарался? — сорванным голосом спрашивает он и вытирает ладонь, покрытую собственное спермой, о щеки Юнхо. — Да, — шепчет Юнхо. — Ты моя умница. — Правда-правда? — Правда-правда. Довольная улыбка расплывается на губах Минги. Он прикрывает уставшие глаза, пока Юнхо берет его пальцы в рот и слизывает сперму с каждого. — Теперь давай измерим твою температуру, — отстраняется Юнхо и закидывает к себе в рот кусочек уже успевшего потемнеть яблока, а затем встает и начинает шариться по ящиках в поисках градусника. — Я чувствую себя на все тридцать шесть и шесть, — ухмыляется Минги. — Вот и проверим. Минги сидит на пропитанном потом и спермой диване с голой задницей и покорно ждет результат, пока Юнхо накидывает на него плед и все-таки продолжает резать яблоко до конца. Он закидывает пару кусочков сначала себе, а потом кормит и Минги. Сладко, вкусно — самое то после секса. Жаль только, что кожура все-таки порвалась. Градусник пищит практически сразу. Минги достает его, смотрит и не может сдержать радостную улыбку. — Тридцать шесть и восемь! Юнхо хитро поднимает уголок губ и жует очередной кусочек яблока. — Секс лечит. — Боже, заткнись, — Минги закатывает глаза, кидает в него градусником и уходит в ванную отмываться.