Мой разум наводняли непонятные мысли, едва слышимый гул. На душе повисло молчание, я не ощущал собственного сердцебиения, однако отчетливо слышал, как пространство вокруг меня содрогается раз за разом. На глазах висела мутная едва-различимая пелена, перекрывавшая весь обзор. Мне казалось, что я нахожусь в кромешной тьме, и лишь откуда-то снизу продолжало доноситься бирюзовое свечение. Руки и ноги отказывались подчиняться, я ощущал себя куском плоти, что вольно бороздил просторы неизведанного пространства.
Стоило мне опустить глаза вниз, как мой взгляд застыл на каком-то непонятном приборе, что крепился у меня на лице. Горло сокращалось в непонятных судорогах, в моей глотке находилась непонятная трубка, тянувшаяся аж до самой трахеи. Казалось, что вот-вот меня одолеет рвота, голова кружилась до беспамятства. С каждой секундой моя паника лишь нарастала, и я все больше начинал дергаться из стороны в сторону, в попытках выбраться отсюда. Воздух, что поступал в мои легкие, был отвратителен, чем больше я его вдыхал, тем хуже становилось моё самочувствие. Такие муки казались мне невыносимыми: мои глаза болели, сердцебиение отдавало молоточком в затылок, нагое тело сковывал тремор. Но тут откуда-то раздался голос, неведомый женский голос, что был едва слышен сквозь слой воды.
* — Включение резервного источника питания. Перенаправляю энергию на центральный узел и ядро системы. Обесточиваю крио-капсулы. Снимаю блокировку нижних уровней. *
После продолжительного звукового сигнала прозвучал щелчок, после чего я стремительно вылетел прочь. Очутившись на мокром полу, что был залит непонятной вязкой жижей, я машинально потянулся к своей маске. Вытащить её оказалось не так просто: потянув за главную трубку, что крепилась в районе рта, я что есть мочи постарался вытянуть аппарат из трахеи, но потерпел неудачу. Хватка была как у новорожденного, не в силах даже встать с пола, я лежа стал осматриваться по сторонам. Мне в глаза бил яркий свет единственной работающей в помещении лампы. Её разбитый плафон свисал прямо надо мной, будто в любой момент мог прибить меня.
Учащенное дыхание не давало мне отойти от паники. Я тряс руками ногами, как черепаха, перевернутая на панцирь. Мне хотелось найти точку опоры, я желал всеми силами выйти из этого безысходного состояния. Моя грудина болела, будто на неё что-то сильно давило. Секундой позже агоническая боль охватила спину. По ощущениям казалось, будто в неё воткнуто с десяток толстых игл, каждая из которых крепилась к моим позвонкам. От частого моргания и боли на глазах стали наворачиваться слезы; во рту стала выделяться слюна, из-за чего я уже подумал, что так и умру, просто-напросто захлебнувшись ею.
В панике не преставая шастать руками вдоль маски на лице, я в скором времени нащупал непонятную задвижку. Нажав на неё из последних сил, я ощутил невероятной силы боль, что затмевала по своей силе всю остальную. Резким движением из моего рта вылетела вся конструкция, после чего вместе с маской делась непонятно куда. Так, я сделал свой первый вздох, настолько затяжной, настолько болезненный, что мне казалось, хуже уже некуда. Легкие горели от потоков настоящего кислорода, а нос сильнейшим образом зудел от непонятного смрада, шедшего ото всюду. Свернувшись в позу эмбриона, я стал протяжно кашлять, что есть мочи, отхаркивая на чистый кафель остатки синтетического раствора и крови. Неприятные и донельзя болезненные ощущения от вздоха вскоре прошли. Дышать стало в разы приятнее, в мозг стали поступать щекотливые импульсы, вызывая у меня на сердце чувство необъяснимой свободы и безмятежности.
За несколько минут я перенес сильнейший стресс, но вместе с тем сумел познать совершенно новые для себя чувства. Во рту стоял металлический привкус, от которого я так и норовил скривить лицо, в нос бил все тот же непонятный запах с примесью хлорки, а в ушах стоял звон (или свист?). Немного придя в норму, я продолжил осмотр себя с ног до головы. Все казалось мне настолько знакомым, и настолько чужим одновременно: моя кожа была белоснежной, бледной, как поганка, а в отражении металлического подноса, что лежал перевернутый напротив меня, я увидел свои ярко-голубые глаза. Выставив перед собой обе ладони, я стал аккуратно разглядывать запястья, пальцы, изредка пощипывая свою кожу. Сквозь мутно-белую дерму на свету просвечивались темно-синие вены, некоторые из которых пульсировали в такт моему сердцу. Мне понадобилось порядка десяти минут, чтобы изучить себя целиком, ощупывая себя по всех местах, копоша темно-каштановые волосы на голове.
Моё любование прервал жуткий писк. Не успел я и опомниться, как иглы, что крепились к моей спине, стали выходить одна за другой. От боли я впервые в своей жизни закричал, как резанный, заорал во все горло, желая лишь того, чтобы она поскорее прошла. И, так и случилось, но позже, ведь в порыве стресса мой мозг не выдержал, и я ненадолго потерял сознание.
Очнулся я все там же, на мокром кафеле. Напротив меня по-прежнему висело собственное отражение, что безустанно сверлило меня взглядом прямиком из блиставшего на свету алюминиевого подноса. На моём лице не читалось ни единой эмоции, моё лицо было лишено каких-то особых черт; для себя я выглядел совершенно обычно. Смущали лишь большие миндалевидные глаза, ведь те постоянно источали непонятное свечение, однако вскоре утихло и оно. Собравшись с силами, я попытался встать с пола, и к превеликому счастью, у меня это почти получилось. Упершись обеими ногами в операционный стол, что стоял напротив, я сумел приподняться, опершись спиной на стену.
Помещение, в котором я находился, не считая лужи рядом с капсулой, было невероятно чистым и просторным. В самом центре стоял большой операционный стол, поодаль от которого находилась пара шкафов и две вешалки с лабораторными халатами. Капсула же, что стояла справа от меня с раскрытой настежь дверью, больше не подавала признаков жизни. Создавалось такое ощущение, будто она, как и все иное, кроме освещения, остались без питания.
Темнота в закромах помещения уже не казалась мне чем-то страшным, собственно, как и яркий, холодный свет лабораторной лампы. Мои глаза сумели к тому времени адаптироваться к обстановке, пускай и животный страх продолжал бить по мозгам. Всё вокруг было в новинку, и до всего хотелось добраться. Количество вопросов в моей голове стало пополняться с каждой секундой, а очередное оповещение от системы помножило его на три.
* — Объект K05O-001LIN. Процесс вывода из криоляции произведен успешно и ожидает подтверждения на панели управления. Просьба к персоналу не забывать о санитарных нормах, действующих на предприятии. Спасибо за внимание!*
“ — Значит, мне не показалось. Голос действительно доносился отсюда. Понять бы еще… где я… и кто я?” — по мере поступления новой информации, моя осведомленность о мире возрастала с невероятной скоростью. Я складывал факты в уме, как дважды два, но в то же время не переставал задаваться вопросами.
— Зд-..да-…кт-..? — я пытался заговорить, но голосовые связки по-прежнему были атрофированы. Кроме нечленораздельных звуков и мычания мне так и не удалось произнести абсолютно ничего.
“ — Стоит поберечь силы… чувствую себя смертельно уставшим.” — меня не радовала обстановка, но в то же время я не терял оптимизма. Несмотря на немое окружение и отсутствие каких-либо признаков жизни, меня не покидало чувство, что здесь был кто-то еще помимо меня. Однако, в силу случая, эти догадки так и остались догадками.
Сидеть без дела было тоже нельзя. Дурное предчувствие в купе с усталостью, говорили о том, что рано или поздно за моё бездействие меня настигнет кара. Ноги казались мертвыми, и при том не только внешне. Сидеть с голым задом на полу и дальше я ни в какую не хотел. Для приличия не помешало бы найти место потеплее, а еще лучше – одежду.
Горячая кровь циркулировала по телу, заливая тонкими струйками свежие раны на спине. Еще совсем недавно я был эмбрионом, а уже сейчас полноценно контролировал ситуацию. Это казалось мне странным и нелогичным, а иной раз поглядывая на капсулу я и вовсе вводил в ступор сам себя.
Тут, впервые за всё время, где-то позади меня послышалось копошение. Непонятный вой или рев доносился сквозь толстый слой железобетона, а его сила пробирала моё тело до костей. Развернувшись назад, я обнаружил, что стена, на которую я опирался все это время, имела два огромных окна, по ту сторону которых было еще одно помещение, походившее на рабочую зону или офис. Посмотрев влево, я заметил, что эти два смежных помещения соединены были между собой небольшой двойной дверью, которая сейчас стояла распахнутой настежь. Внутри офиса, у самого шлюза, был виден какой-то пульт управления, на панели которого мерцала синяя кнопка.
“ — Может, об этой панели управления говорила система?” — это обстоятельство натолкнуло меня на мысль об исследовании лаборатории, но сначала необходимо было разобраться с ногами. Ползать по коридорам у меня не было ни сил, ни желания.
Развернувшись обратно, я стал усиленно растирать конечности, мысленно пытаясь пошевелить хотя бы несколькими пальцами на ногах. От столь резкого притока крови мышцы стали непроизвольно сокращаться, а на смену боли пришло приятное и непонятное покалывание, походившее на мышечный ‘белый шум’. На моё счастье, времени на разогрев потребовалось не так много. По отсутствию жажды и голода, я мог предположить, что капсула подавала все вещества через трубки, а значит, силам было откуда взяться.
Оскалив зубы и чуть ли не заревев от боли, я все-таки смог опереться на обе ноги, однако практически сразу рухнул обратно на землю, свернувшись клубочком. Ноги зудели, болели: я без лишнего сожаления, что есть мочи, инстинктивно расчесывал их чуть ли не до крови. Весь мой первоначальный запал стал улетучиваться: начать ходить прямо сейчас я не мог чисто физически. Тело перенесло небывалый стресс и для меня, при всех возможностях, восстановление бы заняло порядка двух-трех суток.
— Нет… — с одышкой произнес я. У меня не было никакого желания или усидчивости, чтобы ждать настолько долго.
Упершись обеими руками в землю, я стал ползти по направлению к шлюзу. На холод было плевать, хоть все тело и пробирало насквозь. Без еды, без воды, без, мать его, одежды… делать здесь мне было нечего! Мой рассудок постепенно восстанавливался, поднимался до какого-то определенного уровня, о котором я и не ведал. Тогда я принял это за амнезию, посчитал, что со мной что-то сделали. Меня не покидала мысль, что надо мною ставили опыты.
“Что я здесь делаю? Почему нахожусь в непонятной лаборатории? Кто те люди, что заперли меня в капсуле с синтетом?” — И, главный вопрос —
“Почему вокруг стоит мертвая тишина? Где все?!”
На глазах наворачивались слезы, но уже не от боли, а от безысходности. По мере своего продвижения по шлюзу к соседней комнате, в мою душу все более закрадывалось отчаяние. Мне не хотелось пускать его, давать панике властвовать над моим разумом. Я считал это в корни неправильным, ненужным.
— Эй! — выкрикнув из последних сил, я упал на пол. В этом странном помещении уже не было ледяного кафеля – все полы были устланы темно-синими махровыми коврами. Лежа на них и пуская слюни, я про себя пытался осмыслить всю реальность происходящего. Тело никак не могло прийти в норму, слабость подталкивала к вездесущей панике, а паника могла подвести к безумию.
В моём состоянии самым верным решением оставался отдых. Несмотря на своё состояние, я не переставал чувствовать ментальную усталость, будто мой мозг насиловали ультразвуком. К слову о нем, тот самый звон в ушах давно утих, иначе бы слушать эту оглушительную тишину стало бы еще большей мукой.
Никто по-прежнему не отзывался. Копошение за стеной также стихло. Но даже так, это одиночество в любом случае казалось мне не такой уж и плохой перспективой. Я хоть и желал узнать ответы на интересовавшие меня вопросы, однако, если рассуждать логически, мне бы вряд ли удалось получить их от людей, что заперли меня здесь. Сейчас у меня оставалось примерно сорок восемь часов для того, чтобы оклематься от пробуждения, раздобыть себе одежду и найти хоть какую-нибудь информацию. После этого в помещение уже точно кто-нибудь да вошел бы. В противном случае, мне бы самому пришлось искать выход.
Доползти до пульта управления все же удалось. Он был расположен достаточно высоко, и я воспользовался офисным креслом, что стояло рядом. Кое-как усевшись на нем, я руками подтянул себя поближе к панели. На ней был странный темно-фиолетовый дисплей с очень сложным интерфейсом, благо, с понятным для меня языком. Сам встроенный монитор имел разделенный, многоуровневый, режим отображения: стоило мне к нему прикоснуться, как он тут же перешел в режим голограммы. На первом листе мне в глаза сразу бросились очертания капсулы, что стояла за окном: исходя из данных, можно был понять, что в связи с отключением первичного питания, та оказалась обесточена и переведена в режим простоя, а вся энергия с верхних этажей была перераспределена на ключевых узлах.
На втором голо-дисплее было сообщение об ошибке:
“Экстренное завершение работы Репликатора K1-TKR61”. Ниже оказалось привязано еще одно сообщение, созданное системой автоматически:
""Статус: Объект K05O-001LIN успешно создан (12.04.2035).
Ошибка: процесс переноса остановлен из-за непредвиденной ошибки (05.11.2037).
Справка: Возможна фрагментарная утрата данных. Прогресс был остановлен на отметке 67% (05.11.2037).
Статус: Повторная процедура будет запущена автоматически через 9999999 часов (05.11.2037).
Ошибка: Обнаружено недостаточное количество NL-KDD (05.11.2037).
……………………
Статус: Объект K05O-001LIN выведен из состояния криосна по причине отключения основного источника питания G02 (01.06.2052).""
“ — Колин? Что еще за Колин?” — на изображении, так или иначе, была изображена капсула, из которой я только что выбрался. Описанное выше не вызывало утешения, из-за чего моё внутреннее волнение лишь усилилось.
Непонимание происходящего заставило моё сердце колотиться, как проклятое. Схватившись руками за грудь, я стал очень тяжело дышать. Картинка перед глазами вновь помутнела, шум в ушах мешал трезво мыслить. Мне казалось, что я начал задыхаться. Не сумев удержать равновесия, я бухнулся со стула на пол, не отрывая обе руки от сердца, голова раскалывалась от ужасной и необъяснимой боли. Я принял происходящее за паническую атаку, а уже совсем скоро потерял сознание, будто сердце вмиг остановилось.
***
— Нам доподлинно неизвестно, что в южном секторе пошло не так, но раз уж ситуация настолько сильно обострилась, то я не вижу иного выхода, кроме как двигаться наверх. Если юг в их власти, значит нам их оттуда уже не выбить.
— А как же персонал? Там же еще сто, а то и двести человек.
— Это бункер. Я уверен, что им удастся там схорониться до того времени, пока мы что-нибудь не придумаем.
— Но ты же сам говорил, что пока у нас есть GX, то можно ничего не опасаться. Аллан, там же наши люди!
— Я так думал, пока случаи трансфуррмации были единичными. Если бы я знал, что нижние уровни падут, естественно бы еще раньше запустил протокол блокировки.
— Я отправлю им сообщение, что мы не сможем прийти на помощь…
— Скажи им, что на третьем минусе есть схрон с армейскими пайками, пусть будут думать в его направлении. На первые этажи я соваться запрещаю! И им, и нам. Если ты не хочешь, чтобы человечество исчезло навсегда.
***
Моё пробуждение выдалось весьма неожиданным. Кошмарное состояние, от которого меня чуть ли не тошнило, в купе с ужасной болью в сердце, оказывали крайне пагубное воздействие. Прийти в себя удалось не сразу: перед глазами мелькали непонятные картинки, в ушах стояла приевшаяся какофония, отдаленно походившая на человеческую речь.
— Как же… больно… — утерев мокрые от слез щеки, произнес я.
Из головы не пропадали мысли по поводу увиденного. Какие-то непонятные лабораторные опыты, какие-то объекты в огромных криогенных капсулах… Где-то глубоко в душе я уже тогда стал понимать, что, быть может, моё появление здесь вовсе не случайность. Записи аудита на панели управления это только подтверждали. Я не дурак, и сразу сообразил, что речь шла обо мне. Но тогда выходило, что я…
“ — А кто же я тогда, собственно?” — время было далеко не до философии, но теперь лишь этот вопрос терзал мой мозг.
Если я являлся каким-то экспериментом, то откуда тогда во мне всё это? Свобода мысли, способность испытывать чувства! Человек – это кукла из мяса, если в ней нет души. А если это так, то я просто не мог появиться никак иначе, кроме как в образе безвольного и тупорылого куска мяса!
“ — Даже эти рассуждения не могли быть беспочвенными! Откуда же я беру эти мысли! Как-то же я могу сейчас размышлять на тему своего, мать вашу, бытия!” — нахлынувший приступ злости на момент ослепил меня, из-за чего я со всей силы вдарил по панели управления, повредив тем самым часть интерфейса.
Схватившись за голову, я принялся осматривать прибор на предмет повреждений, и, к счастью, всё осталось целым и невредимым. Моя слабость сыграла на руку. Удар нанес больший урон моему кулаку, нежели экрану.
Помяв виски и в очередной раз собравшись с мыслями, я принялся изучать сохранившиеся записи. С этого рабочего стола нельзя было подключиться удаленно ко всем остальным, так как станция криоляции работала автономно от всей остальной сети комплекса. Что касательно баз данных, то большая часть массива оказалась повреждена, по какой-то причине. Однако, прошерстив пару папок, я наткнулся на две очень занимательные записи, от которых, правда, вопросов стало еще больше. Обе они были датированы разными кварталами 2033 года, что сильно меня поразило. Ведь, если исходить из вышеописанных логов, то на дворе был минимум 2052 год. Под каждой записью стояла электронная подпись, принадлежавшая некоему доктору Аллану К.
""29 ноября 2033, 9:15
Ввод нового реагента не увенчался успехом. Эксперимент по-прежнему находится в подвешенном состоянии, и ни коем образом не может побороть воздействие латексоидов. Процесс трасфуррмации начался практически мгновенно. Дальнейшее применение данного препарата не имеет смысла.
Подопытный K14O-459LIN погиб.""
""12 декабря 2033, 23:12
Дальнейшая работа на рабочем месте – невозможна. Из-за потери еще двух этажей мне придется переместиться на удаленку. Сегодня охрана обнаружила еще два трупа в вестибюле. Латексоиды растворяют тела погибших внутри себя, а затем всё то, что переварить не удалось, выбрасывают. Динамика роста их интеллекта невероятно высока. Еще каких-то полгода назад они цапались друг с другом, а теперь сбиваются в полноценные стаи и даже размножаются.
Глава охраны предложил вывести нижние уровни из-под режима изоляции, чтобы латексоиды смогли освободить здание. Я же этому категорически воспрепятствовал, ведь если мы погибнем тут вместе с ними, то они вряд ли сумеют вырваться на свободу. А если же мы выпустим и их, то тогда остатки человечества рискуют сгинуть в лужах из нейролатекса.
Я поставил на взращивание еще двадцать подопытных. Боюсь, что мне придется идти на крайние меры. Заимствованный био-материал более не дает нужных результатов.""
Помимо записей, на планшете также были изображены биометрические пульсары – специальные устройства, отслеживающие состояние подключенных к ним людей, - которые все, как один, были неактивны или же выведены из строя. Все, за исключением одного, чей сигнал был зашифрован.
