***
Всё началось на пятом курсе, когда наглец сунул нос в слитые в омут воспоминания. Я проводил индивидуальный урок окклюменции Поттеру, когда меня срочно вызвали, и я оставил его всего на двадцать минут. Вернувшись, я застал гриффиндорца скорчившимся в углу и вцепившимся в свои волосы. – Поттер?! – Это неправда?! – простонал он, вскинув на меня заплаканное лицо. – Вы и мой отец! Пожалуйста, скажите, что это неправда! Я слишком много врал ему уже, чтобы соврать и сейчас. – Это воспоминания. Они не могут врать, Поттер. Зачем вы в них полезли, глупый мальчишка? Мне было жаль его. У Поттера, как у любого сироты, был культ отца и крёстного, а тут такие подробности... Сейчас будут истерика-обвинения-нападение. Нахрена мне это надо?! Но мальчишка меня удивил. – Сцена у дуба, где Мародёры... – Поттер гулко сглотнул и отвёл взгляд. – Это тоже? Что ж, не зря я слил в омут самые опасные воспоминания. Опасные и болезненные, как для меня, так и для моего ученика. – Тоже, – скупо ответил я, всматриваясь и готовясь к нападению. – Но мне все твердили, что отец был хорошим человеком. Что я похож на него! Я не такой! Слышите?! Не такой! Он вскочил и кинулся на меня, молотя руками куда придётся. Я мог спеленать его щелчком пальцев, но слишком хорошо помнил разочарование в собственном отце. Только у меня оно нарастало постепенно, с умением анализировать и сравнивать, а у Поттера случилось как обрыв в пропасть – резко и неожиданно. Именно поэтому я позволил ему бить меня в грудь, орать бессвязные слова и наскакивать на меня, пытаясь зарядить в лицо. Выдохшись, Поттер вцепился в мою мантию как клещ и вжался, дрожа всем телом. Мерлин, мне что, его теперь ещё и утешать?! Но он вновь меня удивил. – Я хочу, чтобы вы сделали со мной то же, что и с отцом, – прошептал он мне в шею. – Проклял? – Трахнул! Чего?! Только когда шею обожгло мокрым поцелуем, до меня дошёл смысл. Я оттолкнул мальчишку так сильно, что он стукнулся затылком о косяк двери. Схватив первую попавшуюся под руку банку (это оказалась банка с сушеными тараканами), я метко швырнул её чуть выше гриффиндорской головы и заорал: – Вон! Поттеровского ублюдка как ветром сдуло. В тот вечер я напился, даже не представляя, каких демонов разбудили мои воспоминания в мальчике-который-выжил. Вначале он просто смотрел. Я ощущал взгляд зелёных глаз в Большом зале, на уроке, в коридорах. Я категорически отказался учить Поттера окклюменции, но этот взгляд все равно продолжал преследовать меня. Самое ужасное, что во время той истерики я увидел в Поттере – Гарри. Увидел личность совершенно отдельного, другого человека. Он не был своим отцом. Он не был своей матерью. Он оказался подростком, с которым у меня было больше общего, чем у него с его родителями. В его наивных, открытых всем миру мыслях я видел унижения, отторжение, неприятие и веру в то, что любовь нужно заслужить. Он ещё совершенно не понимал, что любят нас не за что-то, а просто так. Теперь я знаю, как Альбус манипулировал парнем с такой лёгкостью: достаточно было лишь иногда кидать отвергнутому и ненужному ребёнку кость похвалы и одобрения. И я проникся сочувствием к мальчику, которого никто никогда не любил. Потому что сам был когда-то таким мальчиком. А потом это случилось. Волдеморт заманил Поттера в министерство, убив его крестного руками безумной Беллы. Пса мне не было жаль, но Поттер оказался почти уничтожен, разрушен. И когда на Гриммо его тень метнулась ко мне и умоляюще заглянула в глаза, я сдался. Я понимал, что ему скорее нужен был близкий вменяемый взрослый, нежели любовник, но, увы, я не умел оказывать поддержку другим способом. Да и в голове переполненного гормонами подростка мой образ защитника причудливо переплёлся с триггерным сексуальным объектом. Так мы стали любовниками, нарушая все табу и запреты. Технически возраста согласия он достиг, но чувство вины, терзающее меня, не утихало до тех пор, пока я не удостоверился, что Гарри (теперь всегда Гарри) со мной не из-за тотального одиночества и безысходности, а потому что и правда любит.***
– Сев? – М? – Ты где? – Думал про то, как у нас всё началось. – О, твои любимые мысли про то, как ты меня развратил и мне не нужен такой, как ты? Старый и больной? Я шлёпнул наглеца по голому бедру и увидел, что он вновь в боевой готовности. Гарри извернулся, потираясь о меня всем телом и намеренно выставив зад так, чтобы в отражении я видел его припухшую дырку, так зовуще сейчас мигающую в ожидании члена. – Может, минет? Нельзя столько трахаться без последствий. Я, конечно, их устраню, ведь я получил мастера не за красивые глаза, но... – Нет! Я хочу твой великолепный член! Мерлин, как он поразил меня, когда я увидел его впервые! Тогда, на Гриммо, желая отбить охоту ко взрослым играм, я предложил прилипшему Поттеру мне отсосать, в надежде, что он спасует и отстанет. Но этот... гриффиндорец, встав на колени, смело расстегнул ширинку моих брюк. Я опешил, не ожидая такой решимости, Поттер же застыл, гипнотизируя взглядом восставший на него орган. Для Гарри мне не пришлось пить возбуждающее, как для его отца. Его я хотел по-настоящему. Я думал, что парень испугается, отвернётся в отвращении, но он вскинул на меня огромные восхищенные глаза и выдохнул: – Он так прекрасен! И в этот момент я пропал. Сам акт мне запомнился как нечто немыслимое. И вовсе не потому, что Поттер был искусен в оральных ласках, нет. Наоборот, он давился, соплил, кашлял, лил слёзы и пару раз зацепил меня зубами. Но он делал всё это со страстью! Он хотел меня, как не хотел никогда никто другой! Я кончил ему на лицо и увидел, как он улыбается. – Теперь я твой и ты никуда от меня не денешься! – Мой, – согласился я. Я не смог отказаться от предложенных мне чувств, слишком редкими и ценными они были. Да и мальчишка оказался драгоценностью, стоило мне присмотреться к нему, откинув все предубеждения. – Север! Ты опять уплыл в воспоминания! – Прости. – Прощу, если ты трахнешь меня убедительно! – Это как?! – Чтобы я вначале скулил, как сучка, а после орал, как блядь. От этих грязных слов мой член закономерно окреп, и Гарри мгновенно воспользовался ситуацией, вскарабкавшись на меня. Заведя назад руку, Гарри поймал мой дёргающийся пенис в крепкий захват, приставил к дырочке и медленно осел с тихим стоном. Я заглянул ему за плечо и застонал сам. Округлые ягодицы в моих руках смотрелись великолепно. А плотно охватывающее мой орган отверстие – вообще крышесносно. – Ты смотришь? – Да... – Согласись, моя дырка создана для твоего члена! – О, Мерлин, замолчи, иначе я обкончаюсь! – застонал я, и Гарри засмеялся, приподнявшись и осев до самых яиц. Сфинктер вначале потянулся, словно не желал выпускать мой член, а после вогнулся, заглатывая его. Я отвел взгляд. Этот вид был слишком сокрушительным. Склонившись, я поймал губами острый твёрдый сосок, и теперь пришла пора Гарри стонать. Он непроизвольно увеличил темп, рефлекторно сжимаясь вокруг меня. У моего мальчика чувствительные соски, и чтобы он ярко кончил, я всегда должен сжимать их, прикусывать или выкручивать. Поэтому я чередовал зализывания с покусываниями, пока Гарри удовлетворяет себя мной. – Сев, я скоро, – шумно выдохнул он и насадился особенно резко. Я подхватил его под ягодицы, разводя их в стороны, чтобы он смог принять меня ещё глубже. Ощутив сжатие, я сомкнул зубы на соске и потянул его на себя. Гарри натянулся как струна, выгибаясь, запрокинул голову и закричал. Я кончил тихо, подстёгнутый спазмами, сосущими движениями его великолепной задницы. – Всё... – выдохнул он, оседая на мне, становясь мягким, текучим, расслабленным. Чуть приподняв его, я заставил Гарри прогнуться и впился взглядом в его расслабленную дырку в зеркале. Из неё подтекает, и это самое прекрасное зрелище, что я видел в жизни. Лучше только Гарри на коленях передо мной, со ртом, растянутым вокруг моего члена. Гарри влажно дышал мне в шею, чуть подхныкивая. Поцеловав его в потный висок, я спросил: – Спать? – Да. Отнесёшь меня? – Конечно. Он так и не вырос, несмотря на все зелья, что я влил в него. Но ни меня, ни его это не смущает. Ему нравится быть моим мальчиком. Уложив своё сокровище в постель, я хочу уйти, меня в подвале Гриммо ждёт зелье под стазисом. Широкая ладонь ловит моё запястье. Я нависаю над ним, провожу рукой по лицу, запускаю пальцы в волосы. – Хочешь пить? – Нет. Хочу сказать. – Говори. – Люблю тебя! Больше жизни люблю!