***
Вечер был любимым временем дня Гермионы. Когда солнце светило так низко, прямо в здания, в лица людей, тёплым свечением раскрашивало всё вокруг: и природу, и архитектуру, и прохожих. Небо превращается в нежное розово-оранжевое акварельное полотно. Она заваривала чай и с восхищением наблюдала за закатным Лондоном, стоя у окна. — Знаешь, у магглов это называется «золотым часом», — тихо произнесла она. — Что? Ты о чём? Малфой всё ещё сидел на её диване и, казалось, не собирался уходить. Ей было приятно хоть как-то отплатить за гостеприимство в Мэноре, пусть и в скромной квартире вместо роскошного замка, так что она достала из запасов печенье и шоколадные вафли и попросила его посидеть ещё немного, клятвенно обещая, что к возвращению Альбуса она его отпустит. — Ну, знаешь, это освещение, как сейчас. Оно считается лучшим для создания красивых фотографий, поскольку на закате солнце чудесным образом превращает всё в золото. Отсюда и название — «golden hour». — Думаю, и колдографии выходят отличные. — Да уж, я видела такие несколько раз. Колдографии и так живые, и лучше передают момент, а когда ещё и такие красивые, то совсем не забываются. — Хочешь, сфотографирую тебя? Гермиона вскинула брови, оглянувшись через плечо. Они впервые вот так просто говорили за пятнадцать лет знакомства. Ей даже не верилось. Малфой сидел в расслабленной позе, его лицо казалось небывало спокойным, а волосы, в закатном солнце, выглядели как совершенно чистейшее золото. Он смотрел с любопытством, ожидая ответа. — Нет, что ты. Я в таком виде… Ну и декорации, мягко говоря, никакущие в моей-то квартире, — Гермиона почувствовала себя очень неловко. Сказав о декорациях, огляделась и решила хоть как-то прибраться на кухонном столе, потянувшись к шкафчику с тряпками. — Грейнджер, стой. — Что? — Стой прямо там, где стоишь. Вообще знаешь что, делай чай, отвернись и не обращай на меня внимания, — Малфой улыбнулся и прямо из ниоткуда взмахом палочки наколдовал волшебный фотоаппарат. — Но… — Хоть раз в жизни не препирайся, — произнес Драко настолько твёрдо и чётко, что Гермиона обнаружила в себе желание сделать, как он сказал. Подумала, что так он и управлял всеми, наверное. Она отвернулась к столу и продолжила заниматься заваркой, хотя спиной чувствовала взгляд. — Эй, Грейнджер! — Малфой окликнул её через минуту. Гермиона обернулась. — Вопрос Гриффиндору: кто самая бездарная нянька на свете? Она рассмеялась и затем поджала губы в осуждении, когда Драко сфотографировал. — Малфой! Так нечестно! — Ой, а то ты не знала, что я буду делать, — он закатил глаза. — Это будет отличная колдография, вот увидишь. Не стесняйся, я её никому больше не покажу. — Давай я тебя тоже сфотографирую? Тогда все будет честно! — О, нет, меня не надо. Я плохо выгляжу. — Что за позёрство, Малфой? Напрашиваешься на комплименты? — Может и так, — он заговорщицки улыбнулся. — Не дождёшься! — она фыркнула. — Так ты уже сделала комплимент самим своим вопросом, дуреха. — Что? Как ты меня назвал? — Гермиона не верила своим ушам. — Я назвал тебя ду-рё-хой, — он специально произнес это слово медленно и по слогам, выводя её из себя. — Не такая уж ты и сообразительная, Грейнджер, как все думают. Гермиона вдохнула ртом в возмущении и вдруг кинулась к нему. — Эй, эй, хорош! Не бесись, ты чего? Ты самая умная, я пошутил! — Малфой в притворном ужасе закрыл лицо руками, защищаясь от ударов. — Умнее тебя нет никого, ты навечно самая умная в мерзлоте на Олимпе умников! — он смеялся в голос, издевательски изображая жертву избиений. — Так, отдай! Это не твое! Отцепись! Гермиона с боем выдернула из его рук фотоаппарат и отпрыгнула подальше, запыхавшаяся, с красным лицом и растрёпанными волосами. — Мда-а уж, хорошо, что я тебя раньше сфотографировал, — протянул Малфой, оглядывая её с ног до головы. — Я тебя прибью, клянусь Мерлином! В этот раз она и правда на него накинулась и успела нанести несколько довольно нелепых ударов по его плечу. Он схватил её руки, сцепил оба запястья одной рукой и, пока она пыталась вырваться, защекотал свободной. — А-а-а! МАЛФОЙ! Она смеялась и кричала, пытаясь отбиться, но его это забавляло только сильнее. — А ты думала, просто так отпиздишь Тёмного Лорда, и ничего тебе за это не будет? — Да что ты… — она прерывалась на писк со смехом… — о себе… возомнил?! — Гермиона попыталась лягнуть, но тогда он схватил её за щиколотку, и она, потеряв равновесие, свалилась на ковер у дивана. Драко сел верхом и прижал запястья у неё над головой, а коленями сдавил её бедра так, чтобы она не смогла ударить ногами. — Ну что, кто победил? — он улыбался, приблизившись к её лицу горящему то ли от смущения, то ли от щекотки. — Малфой, что ты творишь?! Слезь с меня немедленно! — Вот бы колдографию этого момента, да? Такая сцена в лучах golden hour… — мечтательно произнес он, издеваясь. — Малфой, отпусти уже меня! — Только при условии, что ты клянешься не убить меня после этого. Мне ещё отчеты проверять сегодня. Гермиона так яростно сверкнула глазами, что он действительно испугался. — Ставлю тебя в известность: я владею невербальной магией и без палочки, так и знай! Набросишься на меня — и я превращу тебя в глизень! — он спортивно вскочил на ноги, отпустив её, и отошел на пару шагов, всё ещё смеясь. Гермиона поднялась и постаралась поправить волосы. — Это было слишком, — она тяжело дышала и избегала его взгляда, голос как будто срывался. — Эй, ну ладно тебе. Я тебя обидел? Что такое? Гермиона не знала, что ответить. В горле стоял ком. Она чувствовала, что вот-вот расплачется и в первую очередь из-за своей реакции. Как будто это дурачество выдернуло её из толщи болотной воды и бросило на горячий песок. К ней очень давно никто не прикасался. Ни один мужчина. Да вообще никто: она избегала объятий даже с Джинни, Молли и Луной. Вся эта сцена: и смех, и щекотка, и как он оказался сверху, эти моменты, когда она не могла ничего контролировать, но всё время чувствовала, что он не сделает больно, не обидит. То, как её тело отреагировало на Драко, на его голос, запах, прикосновения, тепло и тяжесть — всё это сводило с ума. А для него это было ничто. Так она думала, по крайней мере. Он будто вытащил из леса дикого зверька, привыкшего защищаться и ненавидеть, и безобидно поиграл с ним, погладив по шерстке и сбив с толку. — Малфой, я не знаю, что сказать. Всё в порядке, оставим это. — Как я уже отмечал ранее, вы, мисс Грейнджер, совершенно не умеете лгать. Иди-ка сюда, садись, — он сел сам и похлопал по диванной подушке рядом с собой. Ей меньше всего хотелось сейчас сидеть с ним рядом. Главным желанием было закрыться в ванной и прийти в себя, не показываясь ему на глаза. Гермиону душила неловкость. — Слушай, я очень устала… Давай уже расходиться… — Закрою глаза на твои ужасные манеры в обращении с гостями. Разойдёмся. Подойди и сядь пока. И снова этот уверенный, твёрдый голос, снова это повелительное наклонение, и снова ноги сами ведут её туда, куда он сказал. Она села на краешек, разглядывая свои пальцы. — Сядь нормально. Ты как натянутая струна. Сядь хорошо, облокотись. Его голос звучал… заботливо? Успокаивающе? Гермиона вновь послушалась, не веря собственным ощущениям. Драко вздохнул. Он сидел совсем близко, тоже немного разгоряченный, его рубашка расстегнута у ключиц, волосы взъерошены, он смотрел прямо перед собой. — Послушай, я сейчас скажу кое-что, но прошу тебя не принимать это слишком близко к сердцу. Я могу ошибаться во всём и в общем-то оставить своё мнение при себе, но что-то во мне не позволяет промолчать. Прошу не перебивать меня, я буду говорить прямо и коротко. — Хорошо… Я слушаю, — Гермиона снова вся напряглась. — Я думаю, что тебе очень одиноко. Я думаю, что ты сторонишься людей. Что тебе отчего-то очень больно, но ты притупила боль и живешь с ней как с добрым соседом. Я думаю, что ты отвыкла от тепла близости с другими. Я думаю, что ты не знаешь, как жить после войны. Я думаю, что твоя магия ослабла и продолжает угасать. И я думаю, что тебе пора вылезать из раковины. У Гермионы шумело в ушах. Его слова действовали как укол в стоматологическом кабинете — всё внутри онемело. Никто не говорил ей подобного, никто не видел ничего из этого, даже самые близкие люди, и уже она сама отказывалась видеть. А он смог разглядеть её как на ладони. — Малфой, я… не знаю, что ответить… — Можешь ничего не отвечать. — Но я совсем не поняла насчет магии. С чего ты взял? — Достань палочку, Грейнджер. — Что?.. — Достань свою палочку, — он медленно и терпеливо повторил, видя её состояние. Гермиона взяла палочку с журнального столика. Она была рада, что он позволил отойти от более щепетильной темы и не требовал ответа. — Вызови Патронус. — З-зачем? К кому его отправить? — Гермиона была абсолютно растеряна. — Ни к кому, просто выпусти его здесь. Это же выдра? — Да… Удивительно, что ты знаешь. Я, кстати, не знаю, какой у тебя патронус. — А у меня его нет. Моя душа слишком запятнана тёмной магией и преступлениями, Грейнджер. Она осеклась. — Прости. — Ничего. Ну же, вызывай. Гермиона сделала привычное движение древком и произнесла: — Экспекто Патронум! Из палочки полился слабый голубой свет и тут же угас. — Но… но что… — она занервничала. — Экспекто Патронум! — повторив заклинание, увидела ещё более бледный ручеек магии, ни во что не оформленный. — Видишь? Наше внутреннее состояние влияет на нашу магию. Ты не смогла произнести ни одного заклинания за оба наших задания. Я не виню тебя, но хочу, чтобы ты осознала, что это ненормально. — Да… Теперь я вижу, — голос Гермионы совсем упал, она была сильно расстроена. — Так, посмотри на меня, — он сжал её руку. — Короче. Я всё время занят, у меня бесконечное количество проблем, я отвечаю за всё гребаное магическое сообщество Великобритании, у меня по-прежнему довольно мерзкий характер, и я — тёмный волшебник. Но лично для тебя я готов сделать исключение и устроить невиданную акцию щедрости — мы продолжим видеться для работы над программой Хогвартса, но в более щадящей форме. Я попробую помочь тебе вернуть силу магии и постараюсь даже не быть невыносимым, выделяя тебе своё личное время. Взамен ты всегда кормишь меня теми шоколадными сафлями… — Вафлями. — Вафлями! И печеньем, и рассказываешь про золотой час и прочие ваши штучки, достойные моего внимания. Предложение действует десять секунд. У Гермионы на глазах выступили слёзы. — Спасибо, Драко. — Не за что. Не плачь, давай, всё будет хорошо. Усекла, заучка? Она шмыгнула носом и засмеялась. — Всё, я пошел. Дел завались. Меня выгнала хозяйка дома, но ты передай ей, что здесь так уютно, что хочется прилипнуть к дивану и не уходить. Он подмигнул ей, стащил со стола ещё два печенья и аппарировал. Гермиона легла на диван и с улыбкой закрыла глаза. В голове так много вопросов без ответов, но в этот момент ей хотелось расслабиться и позволить себе немного тихой радости.***
Малфой зашел в кабинет, рухнул в кресло у резного дубового стола, который привезли из дома Нарциссы и Беллы — он когда-то принадлежал Регулусу Блэку. Всё было завалено печатями, свитками, перьями и письмами, Кикимер ещё не прибирался. Драко закатал рукав и осмотрел руку: рубцы более красные, чем утром, и отдавали неприятной жгучей болью. Спина тоже ныла. Голова гудела от проблем, которые он не успевал разгребать. Ярким пятном света в его мыслях была только Грейнджер. Но и за неё он теперь переживал. Как же он устал. Он вздохнул, откинувшись на спинку кресла и расстегнув рубашку. Хотелось забыться хотя бы на миг, но усталость и фоновая тревога, причины которой он не мог различить, камнем лежали на груди. Он зажмурился, чтобы заставить себя сконцентрироваться на чем-то практичном, реальном, простом, что можно было бы сделать прямо сейчас. Этому его когда-то давно научила Нарцисса. И это много раз вырывало его из стальных лап напряжения. Самой хорошей идеей на тот момент показалось найти Блейза и позвать поплавать наперегонки. Он произнес имя Кикимера. — Кикимер к вашим услугам, господин. — Блейз ещё у нас? — Да, мистер Забини в библиотеке. Мистер Забини снова занимается курением в неположенных местах и оскверняет дом хозяина. Мистер Забини оскверняет портреты и ведёт себя неподобающе, как… — Я понял, Кикимер, скажи ему, что я просил его притащить свою тощую задницу в бассейн. Обязательно именно так и скажи, слово в слово. — Если бы госпожа Вальбурга знала, что её внучатый племянник будет вот так шутить о филейных частях тела мужчин… Если бы она предвидела… — Кикимер, ну-ка живо за Блейзом! Только сначала принеси мне сумку с вещами для плавания. Через пять минут Драко стоял у бассейна, разминаясь. — Припёрся, значит, и сразу меня раздевать? Блейз пританцовывая шёл вдоль кромки воды, вертя обеими руками полотенце через шею. — Чего я там не видел? Давай десять бассейнов на скорость? — Фраза «десять бассейнов на скорость» смутно напоминает мне: «А потом я пролежу три дня», но как-то слишком смутно, не находишь? — Да всё нормально, поплаваем и я сразу отправлюсь в подобие лазарета, которое до твоего появления было моей спальней. — Ладно, погнали. Фору тебе даю как искалеченному. — Оставь себе! Они прыгнули и рассекали воду кролем. Плавание у волшебников ничем не отличалось от маггловского, и оба друга в нем были очень хороши. Драко ощущал, как очищалась голова. Он получал удовольствие от соревнования и от контакта с водой, наконец выныривая из тревог. Даже не заметил, как у их гонки появился болельщик. Паркинсон расположилась на одном из лежаков, вытянув ноги. Если бы не одежда и время дня, можно было бы подумать, что она загорала. Но она смотрела на ребят и улыбалась. Они были её счастьем без всякого преувеличения. Она часто ощущала себя их старшей сестрой, потому что они казались ей беспомощными или безрассудными в большом количестве ситуаций. Пэнси переживала за них как за себя и растеряла немало нервов за последние годы, подставляя им плечо во всех испытаниях, пропуская через себя их боль, стресс и агрессию. Пэнси вдруг подумала, что у Грейнджер точно так же были её Гарри и Рон. Но ей было почему-то мало, и она решила забрать ещё и Драко с Блейзом, то встречая с ними Рождество, то приходя в их дом, то выдергивая раненого Драко с работы. Это было не очень-то справедливо. Не Грейнджер была с ними, когда они везде стали изгоями и считались исчадием зла. Не Грейнджер была рядом, когда они отвечали за преступления своих родителей. Не Грейнджер утирала их запрятанные слезы, когда радикально настроенные волшебники пытались превратить их жизнь в кошмар. Она в это время наслаждалась славой героини. По мнению Пэнси некоторые люди считали, что могут распоряжаться жизнями других как игрушками, вмешиваясь в тонкости хрупкого сплетения чужого мира и чувств. Гермиона казалась именно такой. Взгляд Пэнси сфокусировался на Драко. Наблюдать за его атлетичным мокрым телом, так плавно рассекающим воду, было чем-то вроде тающего на языке мороженого в жаркий день. Сотни тысяч девушек в Англии отдали бы всё, чтобы оказаться на её месте, в его постели. Он был по её мнению не просто красив, не просто спортивен и атлетично сложен, не просто богат и властен, не просто умен и обходителен, он был главным волшебником Великобритании. Он всех поставил строем, всех заставил плясать под свою дудку в очень юном возрасте. И сделал это сам. Драко был новатором, показав сообществу волшебников совершенно новый мир, новое государственное устройство, и смог повести за собой людей. Память перенесла её в тот день, когда всё это началось. Все были на похоронах погибших в битве за Хогвартс. Множество людей со всего мира слетелось в Лондон, чтобы запечатлеть конец Второй Магической Войны и почтить память героев. В Большом Зале собрались семьи и друзья убитых, активные участники войны, самые сильные маги сообщества, известные личности, сотрудники министерства магии, журналисты. Целая очередь выстроилась во главе зала, чтобы каждый желающий мог сказать прощальные слова. В основном звучали надломленные голоса, тяжело подавленный плач, тихие бесцветные слова, полные скорби и боли. Люди, конечно, пытались найти свет в случившемся и оправдать потери наступившим миром, но слишком плохо это получалось. Внезапно все обратили внимание, что за кафедру с орлом, где по обыкновению выступал Дамблдор, а сегодня — авроры и члены семей убитых, встал Драко Малфой. Пэнси тогда ничего не знала о его планах и была шокирована не меньше остальных. В зале поднялся гул возмущения. — Да как он смеет?! — Пожиратель! Он же Пожиратель! — Ему место в Азкабане, а не здесь с нами! — Кто его туда допустил? Драко сохранял ледяное выражение лица, абсолютно игнорируя реакцию собравшихся. Поправив мантию, он громко спросил: — Меня слышно на задних рядах? Люди опешили от его поведения и затихли. Всем было интересно, какую наглость выскажет юнец, ещё вчера прислуживающий Тёмному Лорду. — Всем привет, я Драко Малфой, если кто-то не знает. Понимаю, что во мне вы видите чудовище и Пожирателя смерти, но моя семья сыграла немалую роль в спасении Гарри Поттера, и я долгое время сотрудничал с Северусом Снейпом, тайным агентом Ордена в борьбе с Волан-де-Мортом. Я пришел сюда так же, как и вы, почтить память погибших волшебников. Мне так же, как и вам, жаль каждой пролитой капли волшебной крови. Но сегодня я буду говорить не об этом. В зале перешептывались. Пусть почти все и мечтали выкинуть его из Хогвартса прямиком в тюрьму, но вниманием толпы завладеть он определенно смог. — Я хочу поговорить о том, что эта Война должна была закончиться иначе. И снова гул и крики возмущения. Это казалось страшным сном. — То, что Волан-де-Морт убит, это сочетание воли случая, удачи и титанических усилий очень небольшой группы людей. Так не должно было произойти. Это чудо! Никто не понимал, что происходит, и очень многие начали всерьез опасаться, что за его речью последует атака Пожирателей. — А всё потому, что мы были отвратительно подготовлены к этой Войне. Мы отвратительно выполняли свой долг перед лицом самой большой опасности. Пэнси находила уже некоторое удовольствие в наблюдении за собравшимися в зале людьми, которые почти после каждого его предложения охали, ахали и громким шёпотом высказывали негодование. — Наша система управления показала себя как абсолютно ничтожная. Кто помогал Гарри Поттеру — единственному человеку, способному убить Тёмного Лорда? Двое его друзей-школьников, несколько энтузиастов из Аврората и Дары Смерти, оставленные ему Альбусом Дамблдором. Кто и как боролся с Волан-де-Мортом и Пожирателями, мучившими и уничтожающими наш мир? Та же горстка авроров и школьники? А где было Министерство? Где был Визенгамот? Где были наши друзья из других стран, которые любят гостить у нас? А кто управлял всем этим? Кто? Зал взорвался. Все кричали наперебой, кто-то даже рванул к Малфою, но он лишь взмахом руки, не пользуясь палочкой, отшвырнул волшебника. — Вы так реагируете, потому что знаете, что я прав. Наша цель сегодня — это не только поплакать над могилами погибших, наша цель — усвоить уроки, за которые они расплатились жизнями. Мы не можем больше существовать так. Наше общество сейчас кровоточит, оно изранено. Мы уязвимы и слабы. Нам нужно меняться. И я готов предложить эти изменения. Зал в очередной раз взвыл. Пэнси поежилась от потока яда со всех сторон. У неё по спине бежали мурашки, и она не могла оторвать взгляд от Малфоя. Не верила глазам и ушам. Воздух разрезал ледяной голос Драко. Каждое слово он произносил сквозь зубы тихо, вкрадчиво: — Если вы тотчас же не прекратите этот балаган, я уйду, но потом соберу все свои силы, все средства семьи, и покажу наглядно, что вы живете в иллюзиях. Итак? Люди перешли на шепот, какой-то одинокий возглас оборвался, через минуту все затихли. И это поражало Пэнси. Драко стоял и угрожал всем этим людям. Это был шок. Когда наступила абсолютная тишина, он продолжил. — Я предлагаю вам реформирование власти в магическом сообществе Великобритании. Создание ветки сменяемых правителей, объединяющих судебную, исполнительную и законодательную власть, создание и усиление аврората, налаживание дипломатических связей с маггловским государством Великобритании, пересмотр прав других магических существ, усиление международных отношений с другими странами и создание Оси — объединения волшебных стран-союзников, реформирование банковской системы и появление конкуренции Гринготтсу, изменение программ обучения юных волшебников и создание единых центров помощи пострадавшим в войне. Журналисты обступили его со всех сторон, люди снова бросились переговариваться, но уже шёпотом. Это было громом среди ясного неба. — Я продумал всю программу и готов осуществлять все перемены лично. У вас есть время подумать о моей кандидатуре и о моих предложениях в течение суток, или вы можете остаться жить так, как раньше, ожидая новой угрозы. Я искренне соболезную семьям убитых и желаю каждому никогда больше не столкнуться с ужасом войны. Он оглядел зал холодными серыми глазами, напоминающими сталь, сделал короткий поклон и аппарировал. С того дня жизнь волшебников изменилась навсегда. Из воспоминаний выдернул тревожный голос Блейза: — Пэнс! Пэнс, алё! Вставай! У нас тут плохие новости. Она медленно встала с лежака, непонимающе глядя на него. — Иди в свою спальню и не выходи, пока я не скажу, — Драко сжал её плечо, глядя прямо в глаза. — Драко, я не понимаю… — Я сказал, быстро уходи. Будь в своей спальне, позови к себе Кикимера. — Что случилось?.. — К нам пожаловал Каркаров и другие друзья Долохова. Они хотят моей крови.