—Анют, ты не представляешь какая мне проблема на голову свалилась, — лениво, жуя жвачку, начала пятнадцатилетняя девчонка, как только на экране новенького айпада появилось лицо ее лучшей подружки, та явно не была рада раннему звонку в свой законный выходной. Ну кто додумается звонить в воскресенье в десять утра? Сама же убийца сладкого сна подруги лежала на диване, закинув ноги на стенку.
—Алис, это могло подождать хотя бы обеда? — закатив глаза пробормотала рыжеволосая, все так же зло смотря на свою подругу, которую особо и не волнует рада или нет раннему звонку ее собеседница.
—Нет! Ты представляешь, меня сегодня родители разбудили в семь утра и отправили к бабке по маминой линии! А она же чокнутая! У нее даже голосового помощника нет! Да и телевизор, ты представляешь, пузатый! У нее холодильник без голосового управления! Я здесь умру! –Алиса со всей силы начала топотить ногами по стене, одновременно с этим стучась затылком об мягкую подушку. В ответ послышался заливистый смех Ани, которая смотрела с сожалением вперемешку со злорадной усмешкой.
—Ничего, ничего, выживешь. Я ж как-то выживала у своих родственничков в деревне, вот и с тобой ничего не случится, — девочка на это только громко замычала.
—Тоже мне подруга, никакой от тебя поддержки! — и тут же сбросила звонок, убрала свои худенькие ножки со стены, перевернулась на живот, уткнувшись головой в подушку, и со всей силы вновь начала тарабанить и ногами, и руками по кровати. Вымещая свою злость на ни в чем не повинной обшивке дивана
Успокоившись, Алиса начала разглядывать место своего пребывания: небольшая комнатка, скорее всего где-то десять метров в квадрате, если не меньше, в углу стоит деревянный шкаф на тоненьких ножках, а под ним огромный слой пыли, в другом углу стоит небольшой столик с цветастой скатертью, а рядом табуретка с шатающимися ножками. Напротив стола стоит старенький диван с огромной вмятиной и дырками на обшивке. Люстра, висящая прямо посередине комнаты, явно пережила если не первую, то вторую мировую точно. Стенку рядом со столом украшают старые картины в темно-темно серой из-за пыли рамке. А полностью завершает всю картину этой комнаты ковёр, висевший над диваном. Двумя словами — старая хрущёвка.
Русоволосая еще долго могла разглядывать это убожество, по ее скромному мнению, но ее прервал крик бабушки доносившийся из соседней комнаты. Тяжело вздохнув, она направилась прочь из комнаты. Пройдя по узенькому коридорчику Алиса очутилась в более просторном зале, нежели та комнатка. На стареньком кресле сбоку от большого дивана сидела женщина под шестьдесят лет с короткими каштановыми волосами, в молодости она была длинноногой, высокой красавицей с шикарными густыми волосами, своей красотой она всегда покоряла мужские сердца, сейчас же от былой красоты практически ничего не осталось. Красивой прямой спины, уж лет как тридцать нет, постоянный стресс и сложность жизни очень сказались на здоровье и красоте Антонины Габдулловны. Так что перед глазами Алисы была обычная старушка, у которой свои тараканы в голове, да и не только в голове. Один похоже из головы сбежал и теперь бегает по столу. Девочку передернуло. Бабушка подняла свою голову на внучку, смотря своими зелёными глазами через стеклышки очков. Одета она была в простенький халатик красного цвета в желтый цветочек, а на ногах зелёные потертые тапочки с дыркой на правой ноге возле большого пальца.
—Внуча, помоги-ка своей бабке, мне вот тут, пост отправить в одноклассники, а я не знаю как, ты ж во всяких этих интернетах разбираешься? А, и если не трудно, то проверь правильно ли я написала, — Антонина Габдулловна протянула свой не большой сенсорный телефон с розовым чехлом-книжкой. Девочка взяла протянутый телефон и начала читать текст: “ Если тебе больше 50 лет и ты читаешь это, отныне ты — бабка! Ты станешь грозой улиц, будешь нести в массы наши идеи, помогать своим товарищам, бедным и обездоленным и карать неугодных, ты будешь крошить черепа и выбивать зубы костылями, откусывать уши вставной челюстью, пугать народ глазным протезом, выпадающим во время драки! Теперь все в твоих руках! Помоги нам построить новый, лучший мир! За дело, сестра-бабка, да прибудет с тобой Сталин".
Бабушка наблюдала как глаза внучки с каждым предложением все больше и больше округлялись, а подбородок все ближе и ближе приближался к встречу с полом, а когда девочка закончила читать, она посмотрела на свою бабушку, как на самую настоящую сумасшедшую.
—Ба, это что?
—Ой, все-то вам нужно объяснять. Нынче глупое пошло поколение. Ничегошеньки кроме своих макдаков и айпудов не видят. Молодёжь! Неужели и ты, внученька, как все те, прости Господи Боже? — охая и ахая причитала старушка, –Вот в мое время все на улицах бегали, дрались, игрались, в любви признавались, а сейчас что? Ох-ох-ох.
—Ну вообще-то у меня есть парень, он правда в Москве живет. Мы с ним через интернет познакомились. Вот это я называю романтикой! Мы хоть и далеко, но любим друг друга! — не забыв под конец топнуть ножкой и сложить руки на груди, зло пробормотала девочка. Бабушка на это лишь покачала головой, бормоча себе под нос о том, какой ужас творится ныне на земле.
—Ой-ой, не понять мне ваш мир, — прокряхтела, попыталась встать с насиженного места, но тут же схватилась за спину и застонала, — Алисанька, будь лапочкой, принеси своей старой бабке мазь, она в моей спальне на тумбочке лежит, — русоволосая быстро сбегала за мазью, — Спасибо, сладенькая, а можешь еще за тростью сбегать? Она тоже в спальне, а то я что-то сразу не догадалась тебе сказать, — не желая слушать бормотания внучки про то, что ей, Антонине, стоит уже пить таблетки для сохранения памяти, как только Алиса протянула бабушке трость та резво встала, взяла трость и направилась в сторону выхода, не забыв захватив с вешалки свою любимую курточку, скинуть тапочки и надеть фиолетовые галоши, — Я к Анфисе Петровне, к вечеру приду!
Входная дверь хлопнула. А девочка осталась смотреть на запечатанный тюбик согревающей мази от боли в спине. Все-таки чокнутая бабка. Сначала стонала от боли, попросила мазь, а потом ускакала даже не притронувшись к спасению от боли в спине.
Выйдя из своей квартиры Антонина Габдулловна направилась на этаж выше, в пятнадцатую квартиру, там как раз живет Ольга Александровна — очень жадная бабка, ее поэтому и отшили из группировки: как-то они, Антонина, Ольга, Анфиса, Галина, напали на группу парней, отмудохали их своими сумками и отобрали семечки, и пока все бабушки пытались стабилизировать свое дыхание и давления, Ольга забрала семечки и убежала к себе домой их щёлкать под любовные сериальчики. Улица такое не прощает.
Антонина два раза постучала в дверь, по ту сторону послышались шуршащие шаги, а спустя минуту дверь приоткрылась.
—Тоня, ну прости ты дуру старую, ну люблю я эти семечки до смерти, ну что поделать, — хныкала Александровна.
—Бабки не извиняются! Ты теперь до конца дней нам семечки обязана давать, так что не хнычь, а поддать неси, — строго произнесла Габдулловна, стальные нотки в голосе не давали надежды на прощение и пощаду. За командирский голос ее прозвали полковником, а некоторые даже и Наполеоном кличут.
—Тоня…–Взглянув последний раз на Антонину Габдулловну, Ольга грустно вздохнула, прерывая свои всхлипы, развернулась и скрылась в своей квартире. Не прошло и пяти минут как та вернулась с пакетиком семечек, которые с превеликим удовольствием вырвала из рук группировщица.
—Ну все, до завтра, — махнула на последок, направившись к лестнице, слегка прихрамывая. Спуск с третьего этажа занял минут пять-десять, все-таки молодость давно за плечами, нет больше маленькой энергичной девочки, есть только пожилая бабушка, что повидала на своём веку слишком много.
Открыв подъездную дверь, взгляд сразу же устремился на разукрашенную зелёным и синим цветом скамейку, она уже была занята двумя бабушками, одной из которой была Анфиса Петровна, а второй Гульназ Азаматовна. Первой была низенькая худенькая старушка с кудрявых пышными короткими волосами, на старом морщинистом лице был лёгкий макияж: темно-бордового цвета губы и голубые тени, что подчеркивали глубину серых глаз. Очки в стиле кошка, золотые серьги, модная курточка. Так даже и не скажешь, что Анфисе Петровне 70 лет. Гульназ Азаматовна была явным представителем татарского народа: тёмные волосы с чуть заметной сединой, карие глаза, нос горбинкой, темные брови, но тёплый взгляд, и самое главное — она всегда в национальном костюме, очень редко ее можно увидеть на улице в цветастых платьях и футболках со штанами, только народные костюмы!
Следом взгляд Габдулловны прошёлся по окрестностям улицы: стряхнув небольшой слой снега с сидушек, дети качались на качелях, не спеша прогуливались хозяева со своей животинкою, кто-то яростно ругался по телефону, при этом стараясь огибать слякоть, образовавшуюся после сегодняшнего потепления, где-то чуть подальше от площадки стояла группа подростков, полностью уткнувшись в свои телефоны. Спокойствие. Никаких драк. Никаких детских группировок. Они им просто не нужны, если раньше этих группировок по Казани было огромное количество, то сейчас идея детского бандитизма полностью иссякла. Детям нет до этого дела, им то выйти на улицу иногда сложно, не то что посвятить себя всего этой улице.
—Раньше было веселее, — горько вздохнула Антонина и села рядом с Гульназ, протянув той пакетик с семечками, — Раньше улица жизнью кипела, а сейчас…
—Не вешай нос, Тоня, ты такой классный пост написала в Одноклассниках, мы точно сможем изменить наш мир! Слава Сталину! — Вскочив со скамейки на последних словах, Петровна тут же повалилась обратно, все-таки давление — штука страшная.
—Тиздән безнең кояш баеу килер
—Типун тебе на язык, Гуличка, типун, нам еще жить, да жить. Вон, Семеновна из соседнего подъезда недавно свой восемьдесят шестой год отпраздновала, поживее нынешней молодёжи будет, — Гульназ лишь хмыкнула на слова Анфисы, и устремила свой взор на приближающихся к подъезду двух подростков с необычной внешностью, не факт, что они относятся к какой-то из субкультур, но взгляд дворовых бабушек всегда цепляется за что-то необычное, будь то ярко розовые волосы, то проколотая бровь, а может быть и даже необычное платье.
—Какой кошмар, — бабульки одновременно смерили презрительным взглядом подходящую мимо парочку, одновременно закатил глаза, и одновременно проговорили, что раньше было лучше.
—Ну, не будем о плохом. Вы слышали? Юлькина внучка вышла замуж за сына Лампы, — Анфиса Петровна была главной сплетницей на районе, ни один слух не проходил мимо нее, да что уж говорить, она и сама иногда пускала ложные слухи, так, ради забавы.
—Лампа — это тот, который сидел за организацию группировки? — отстраненный вопрос показывает, что Азаматовна хоть не много, но слушает лепет старшей, в отличии от Габдулловны, которая в данный момент разглядывала детей на качелях.
—Да! Говорят, что сын на отца похож, так что недолго продлится счастье девки, уверена, год-два и младший Лампа тоже загремит в тюрьму. Гены — это штука сильная!
—Петровна, не болтай ерунду, лучше б счастья и здоровья пожелала, а не садила за решётку, — не отрывая взгляда от детской площадки, пробормотала Антонина. Разговоры про тюрьму и вышедших из нее людей она воспринимала в штыки. Первый муж ее по пьяне человека зарезал, да и упекли его за решётку. Антонина поплакала, да перестала, некогда ей было больше рыдать, нужно было ставить на ноги свою дочку, да и беременна она была, мальчиком, в придачу ко всему этому времена сложные были, перестройка как никак. А как вышел муж из тюрьмы, так бить свою жену стал, приговаривая, что это не его сын, нагуляла она его, мол, не верная она, да и слишком в себя поверила, раз возмущается и пытается противостоять своему мужу. Так бы и прибил, если б на крик ее не прибежал новый сосед, бывший офицер, Антонина любила наблюдать через окно как тот иногда четкой походкой выходил из подъезда в парадной форме, наверное, любил покрасоваться своими золотыми медалями за отвагу и храбрость, и направлялся в сторону магазинов. Прибежал, да скрутил муженька, и в руки полиции передал. Муженек напоследок крикнул, что Тоня еще пожалеет об этом, но той было все равно, она была счастлива, что осталась той ночью живой. Антонина все чаще стала видеться с Александром, именно так звали того офицера, ходила с ним на свидания, она чувствовала себя как никогда счастливо. Когда узнали что им стоит ждать пополнения, пошли в ЗАГС. Родился мальчик, полная копия отца. И казалось ей в тот момент, что впереди ее ждет только белая полоса, что свое она уже отмучалась, но нет. Одним вечером она пришла позже домой вместе с детьми от первого брака: ее вызвали в школу к директору, ее сын подрался с мальчиком, но победителем выйти ему не удавалось и на помощь пришла старшая сестра, как итог, у того мальчика перелом носа и сильные гематомы по всему телу. И заходя домой после долгого разговора с директором и классными руководителями она никак не ожидала увидеть на полу в зале два зарезанных тела, ее мужа и младшего сына, а рядом записку: «Я обещал, что ты пожалеешь». Первого мужа позже нашли повешенным в квартире у своей новой пассии. Спустя время сынок Антонины связался с плохой компанией, друзья его кинули, подставив, а Илюша, ее сыночек, не выдержал жизни в тюрьме и повешался. Вот и осталась у нее одна дочь, да только та выросла и уехала учиться в соседний город, потом вышла замуж, и вовсе забыла про свою матушку. А одиночество сводит с ума, вот и сидит теперь Антонина Габдулловна рядом с другими бабушками, а не в окружении своих внуков.
—Ну не хочешь о внучке Юлькиной слушать, не слушай. Я про Григория Юрьевича лучше расскажу! Вы представьте он мне вчера принес букет из лекарств! Вот она! Романтика! Правда одну коробочку таблеток он потом себе забрал, сказал, что они у него как раз закончились, а пенсия еще не скоро, ну а я… — Анфиса Петровна начала рассказывать очень долгую любовную историю про нее и ее нового ухажёра, еще совсем недавно Лев Дмитриевич к ней на чай заходил, а теперь уж Григорий Юрьевич. Антонина совсем перестала разбираться в делах любовных, может молодая она еще верила в любовь, пыталась найти смысл жизнь, то сейчас она просто доживала свой срок.
Анфису Петровну можно слушать хоть всю жизнь, но ее не переслушаешь. Кажется, что знакомы вы уже десять лет, но у нее еще остаются новые, да новые истории. Так и прошло время, во дворе стало темнеть, улицы оживали, повсюду спешили люди: кто домой, а кто на ночную смену, кто со школы, а кто на ночёвку к друзьям. В такие моменты кажется что все как раньше, когда дети с утра до ночи пропадали на улице, а потом радостные забегали домой, с синяками, с ранками, с отравлением, но радостные, они спешили быстрее покушать и пойти спать, чтобы повторить снова счастливое время, а что происходит сейчас? Люди спешат домой уткнувшись в смартфоны, отдыхают на диванах уткнувшись в смартфоны, кушают тоже уткнувшись смартфоны, и начинают новый день только для того, чтобы заново уткнутся в смартфоны. Антонина Габдулловна не принимала такой мир, ей он не нравился. Да, в детстве она не была завсегдатай на улице, но она общалась, читала, да и гуляла почаще нынешних детей.
—Что-то я заболталась, люди уже с работ идут, значит и нам уже пора идти на собрание, — Анфиса Петровна осторожно встала с насиженного места и опираясь на свою трость направилась в сторону соседнего двора, там стояла новая «коробка», которая являлась местом сборов. Вслед за ней встали и Антонина с Гульназ, взявшись под руку они не спеша пошли за воодушевленной подружкой.
На «коробке» уже собралось около 10 бабушек, не считая Антонины и ее двух подруг. Элита. Эта группировка отличалась от всех тех, что существовали в период 80-90е. И главным отличием являлось то, что здесь не было явно выраженного лидера, авторитета. Всем управляла Элита, состоящая из 13 человек. Самые активные, самые умные и самые целеустремленные. Те, которым терять нечего, и которым очень не нравится обстановка стране, особенно пенсия, на которую очень сложно выжить. Приходилось выживать.
—Эу, девки, там кто-то идёт. Я не вижу кто.
—Зинаида Павловна, это ж Шуба, Татарка и Полковник.
Антонина Габдулловна получила свое прозвище за взгляд и тембр голоса, Гульназ Азаматовна за постоянное ношение национальных костюмов, а вот Анфиса Петровна за свою любовь к шубам, у нее целая коллекция этого элемента одежды. Поэтому она часто выходит на улицу в какой-нибудь вычурной шубке, заставляя всех остальных бабушек кусать свои локти от зависти.
Зайдя в «коробку» бабушки стали здороваться. Если раньше почти все группировки использовали в качестве приветствия рукопожатие, то бабушки объятия. Объятия — штука коварная, легко противнику в спину нож воткнуть. Так что объятием они показывали доверие к собеседнику и ко всей банде в целом.
—Какой план действий на завтра?
—Семеновна! Неужели ты забыла?! Мы же долгое время планировали пойти в больницу! Смотрели когда народа будет больше всего! А ты забыла?!
—Анфисочка, мне восемьдесят три года, я уже много чего не помню.
—Вам восемьдесят шесть.
—Тем более! Ой, старость не в радость. Так когда собираемся?
— В семь часов утра идёт первая группа, в восемь вторая, а все остальные подходят к девяти. Всем, все понятно? — Антонина осмотрела всех, увидев положительные покачивания головой, продолжила, — Как прошло ваше сегодняшнее задание?
—Чудесно! Как и планировали в семь утра мы уже стояли на остановке и ждали автобусы. В каждый по пять бабушек. До обеда покатались по городу, потом пошли в парк на лавочке посидеть до следующего часа пика. Но больше всех выделилась Анна Николаевна. Автобус был полупустой и она подошла к девушке, встала и стояла у нее над душой, а потом начала говорить, о том какое нынче поколение плохое пошло, — Все бабушки с открытыми ртами и восхищением в глазах смотрели на Анну Николаевну, та даже от смущения зарделась, — Та ей ответила, что место полно, но наша Аня начала говорить, что это ее любимое место, и она молодая могла бы и уступить старой бабушке, та психанула, встала и ушла.
—Ну ты даёшь, Николаевна.
—А так и надо этой молодёжи!
—Да-да! Пусть стоят! Ишь какие! Вздумали любимые наши места занимать.
Все они начали наперебой делиться своим прошедшим днем, даже не следя за временем. А кого им бояться? Это раньше они поздно не выходили на улицу, боясь нарваться на всяких извращенцев и группировщиков. Сейчас они здесь власть.
***
Открыв глаза Алиса увидела бабушку, что искала что-то в шкафу. Девочка протерла глаза, взяла телефон, лежащий на полу, разблокировала телефон. 06:17. Алиса глубоко вздохнула.
—Бабушка, сейчас только седьмой час, куда ты собралась? — и окинула бабушку раздраженным взглядом.
—Ой, внученька, мне в больничку надо, там очереди большие, нужно успеть место занять. О, нашла, — Антонина вытащила из шкафа пакет с документами, — Спи, деточка, я скоро приду, — и вышла из комнаты.
— Лучше б не приходила….
***
Сегодня в больницы было много народу, даже слишком, такой оживленности никто из бабушек не ожидал, хотя им это только на руку. Вон, Светлана Григорьевна уже с кем-то сцепилась, но до рукоприкладства еще не дошла. Антонина Габдулловна взглянула на наручные часы. 9:24. А она хоть и пришла в восемь часов, но все еще далека от заветного начала в очереди. Рядом с ней сидела Анфиса Петровна и заговаривала зубы какой-то женщине, что была чуть раньше нее в очереди. Остальные бабушки были сосредоточены по всему коридору, и ждали команды. Всем было интересно будет драка или нет. Вот очередь заходить в кабинет дошла до Семеновны, но ее толкают в плечо и пробиваются вперед:
—Мне только спросить! — кричит женщина, но не успевает она открыть дверь как ее хватают за волосы и тащат назад. По коридору прошёл удивленный вздох, но никто не бросился на помощь женщина.
—Женщина, очередь!
—Бабушка, фу, не трогай меня, я быстренько, мне нужно только спросить.
Это было сигналом. Бабушки начали громко кричать, ругаться, Клавдия Тимуровна стояла рядом с той женщиной и не теряя времени она схватила своей челюстью руку той наглой дамы, та что есть силы взвизгнула и попыталась вырвать свою руку. Ей это удалось, но на руке осталась вставная челюсть. Визг был слишком громким, но смех беззубой Клавдии был еще громче. Анна Николаевна начала ругать молодую девушку, мол, та заняла ее место, девушка в свою очередь быстро взглянула на скачущую с челюстью на руке женщину, и быстро вскочив с места унеслась прочь. На шум вышел врач. Он осоловело оглядывал коридор, пытаясь придумать как можно закончить этот балаган. Он резко отскочил назад, когда на него попыталась прыгнуть Зинаида Павловна с криками о том, почему он так долго принимает.
Во всем этом хаосе никто не заметил как Антонина Габдулловна схватившись за сердце начала тихо по стеночке опускатиться вниз, безумными глазами озираясь по сторонам, как рыба открывая рот, но ничего не произнос.
***
Марию Николаевну, дочь Антонины Габдуловны, трясло. Она стояла на коленях рядом с могильным камнем и рыдала. Ее убивала надгробная надпись: «Мусаева Антонина Габдулловна. 05.02.1972 — 16.11.2030»
