А вы точно охранник, а не маньяк?

      Колледж. Какое дурацкое слово. Происходит от английского college, далее от латинского collegium «товарищество, общество», из латинского соllēgа «коллега, совместно избранный»; из co- + lego. «Товарищество» — как громко сказано. На самом деле, это просто обычная шарага, в которой я работаю. И сколько бы новый директор ни говорил: «это бренд» и «вы всем должны говорить, что работаете в самом лучшем колледже области» — всё это херня, ни у одного преподавателя язык не повернется такое произнести, потому что да, может, у него, как у директора, это и есть бренд, но для обычных смертных работников это просто место, в которое они ходят каждый день, чтобы отвести пары у наглых студентишков и в конце месяца получить зарплату, чтобы наконец-то начать откладывать на хорошего психиатра. Так как тех денег, которые платят, не хватит, чтобы позволить пойти к нему сразу же, не оставшись без последних штанов. О-о, знали бы вы, как это бесит, когда на очередном педсовете замдиректор говорит, что мы не должны тянуть детей, которые не хотят учиться: документы в зубы, и пусть уходят на все четыре стороны, как ветер в поле. А через десять минут ваш этот пресловутый директор вещает о том, что мы должны тянуть детей до конца, и похер, что они не хотят учиться, похер, что они не ходят, главное, чтобы у него, у директора, не упал рейтинг, и мы не оказались в красной зоне по показателям. Насильно заставлять детей учиться нет никакого желания, потому что они ещё молодые и глупые, не разобрались, чем хотят заниматься по жизни, и хотят попробовать себя во всём новом. Но показатели…       К чему это я веду? Я, Шастун Антон Андреевич, двадцати пяти лет от роду, работаю в этом «лучшем колледже» области уже четыре года и повидал столько всего, что хочется плакать. Вы спросите, почему я не уйду? Потому что идти некуда. В нашем небольшом городе выбор: или колледж, или касса известного продуктового, но моё педагогическое образование не позволяет мне туда идти. Я что зря, что ли, учился четыре года? Вот поэтому и приходится терпеть. Сегодня я снова задержался допоздна, проверяя презентации студентов, у которых понтов и гонора выше крыши, а пользоваться пауэр поинтом так и не научились. Сделать лёгкую презентацию с анимационными слайдами — для них сверхнепосильная задача, поэтому я сейчас сижу и смотрю, как на слайде картинка уехала в одну сторону, а текст разными шрифтами улетел в другую. Возможно, конечно, они бы встретились, но точно не в этой параллели слайда. Щёлкнув на стрелку дальше, я округлил глаза так, что они почти вытекли из орбит, если такое в принципе возможно. Машенька, та самая отличница с наращенными ногтями, с перекаченными губами и пергидрольным блондом, не удосужилась убрать даже сноски из википедии, поэтому текст всё ещё синий и подчёркнутый, и при случайном нажатии презенташка перекинула меня на страницу википедии. Всё, хватит. Я захлопываю крышку своего ноутбука (потому что рабочий комп совершенно не тянет и не читает флешки), зажмуриваю глаза и тру их подушечками пальцев, отчего они мгновенно начинают слезиться. На телефон приходит смс о том, что меня ждут дома, и я, написав в ответ своему парню, что ещё пару часов, и приеду, откладываю его в сторону. «Надо покурить», — проносится мысль в голове, я встаю из-за стола и направляюсь в подвал. Вы думаете, преподы не курят? О-о, вы ошибаетесь, ещё как курят. После каждой пары, особенно когда какая-нибудь группа студентов учудит что-то такое, от чего потом руки трясутся, и седые волосы на голове колышутся. Да и это единственное место, где хоть на пять минут можно побыть самим собой, проматериться от души, выкурить пару сигарет за пять минут, послушать последние сплетни, глотнуть кофе и бежать дальше учить детей грызть гранит очередной науки, и всё это с гримасой боли означающей «улыбку» — мы же должны заинтересовывать студентов на изучение нашего предмета. Я спускаюсь с третьего этажа, смотрю на часы на руке и удивляюсь тому, что время уже практически девять вечера, да ещё и пятница. Встретить кого-то из коллег сейчас, наверное, подобно самоубийству, но я не из пугливых людей. Спустившись вниз, открываю небольшую дверь (с моим-то ростом я здесь хожу практически на корточках), поворачиваю направо. Преодолеваю пять ступенек, затем поворачиваю ещё раз направо, забываю пригнуться и влетаю лбом в бетонную перекладину. Матерюсь на чём свет стоит, тру лоб ладонью и, пригнувшись, спускаюсь дальше. Подняв глаза вверх, вижу обратную сторону лестницы. А вы когда-нибудь задумывались о том, что лестница с обратной стороны выглядит как ЛЕСТНИЦА? Ну то есть буквально там тоже есть ступеньки, но по ним нельзя подняться или спуститься? Только если гравитация исчезнет, тогда да. Интересно, куда бы она вела? В параллельный мир? Где все дети прилежные студенты, выполняющие домашку и конспектирующие в блоках не только тему занятия, но и всё остальное? Да уж, видимо, сильно я лбом приложился, если уже о таком фантазирую.       Выйдя после ступенек в просторный коридор, я прохожу пару метров и заворачиваю налево за одну из дверей так называемой импровизированной курилки. Да, чем богаты, но лучше уж такие условия, чем бежать в мороз на улицу. Я опускаюсь на старый неподъёмный кожаный стул на круглой металлической подножке, который, видимо, некогда был популярен, но который сейчас хрен сдвинешь, и закидываю ноги на старую низкую тумбу. На ней стоит металлическая миска с окурками сигарет, и, видимо, у коллег был сегодня сложный и тяжёлый день, раз она заполнена почти до конца.       Откинувшись на стуле, я достаю сигарету Ротманса (отвратительная марка, конечно, с дешманским табаком, но до зарплаты ещё неделя, а в кармане кошелёк орёт: «мани, мани, мани нихуя денег нет в кармани»). Приставив огонек от зажигалки к кончику сигареты, я делаю первый затяг. Сизый дым заполняет лёгкие, и по телу разносится наслаждение и расслабление. Делая очередной затяг, прокручиваю в голове, что ещё надо сделать сегодня, чтобы завтрашний день был полностью свободным, чтобы можно было проснуться в двенадцать дня и дальше по списку пинать балду до ночи, пока опять не придётся идти спать. — Здравствуйте, — кто-то подкрадывается сбоку и произносит это так тихо, что я пугаюсь и давлюсь дымом. Сидя боком ко входу, я не заметил, как бесшумно зашёл охранник, из-за стоявшего рядом со мной шкафа. — Здравствуйте, — откашлявшись и вытерев слёзы с глаз, отвечаю я. — Простите, я вас, наверное, напугал? — Охранник подходит ближе, садится на стул напротив, так что нас разделяет та самая тумба. Он достаёт из нагрудного кармана пачку сигарет и так же пытается прикурить, но зажигалка упорно не хочет показывать огонёк. — Всё нормально, просто не ожидал увидеть здесь кого-нибудь в столь поздний час. Обычно в это время я здесь один. — Я делаю медленный затяг, смотря куда-то в сторону, чтобы не смущать своего собеседника его неудачей с зажигалкой. — Вы не против, если я воспользуюсь вашей зажигалкой? — уточняет охранник и, не дождавшись моего ответа, поднимается со своего стула, и тянется через всю тумбу к моей зажигалке. — Какие у вас красивые ножки, такие стройные, сексуальные… — Прикурив моей зажигалкой, охранник садится обратно и глядит на меня в упор.       Я снова давлюсь дымом от такого неожиданного изречения в сторону моих ног. Ну да, я сегодня припёрся какого-то хрена в узких черных джинсах, поэтому они и выглядят бесконечно худыми в них, но какого хрена? Что это за подкат года? — Спасибо? — Я не знаю, что ему ещё ответить, поэтому отворачиваюсь от этого пристального взгляда, упираюсь глазами в таблицу Менделеева позади него, которая зачем-то здесь висит. М-м, кислород, водород, я ебал вас всех здесь в рот… — Не за что, вы очень красивый, но ноги… это прям что-то нереальное. Скажите, а как у вас с растяжкой? — всё никак не унимается мужчина. Почти докуривая до конца сигарету, он поправляет чёлку, зачёсывая волосы вбок. — Чего, блять? — я смотрю на него непонимающим взглядом и пытаюсь понять, чё он от меня хочет? То ли кадрится, то ли ебнуть хочет? Пока что не понятно. — Ну растяжка, вы, наверное, очень пластичный, гнётесь в разные стороны, такие ножки просто обязаны всё это уметь. — Ну умею немного, на шпагат вот недавно научился садиться. А к чему вы клоните? Чё за вопросы? — Докурив сигарету, я вдавливаю её в миску на тумбе. — Я бы хотел это увидеть: длинные ножки раздвинутые передо мной, а попка напряжена, её только бы сминать в руках… — он сглатывает, а глаза его как-то странно начинают блестеть. Я успеваю прочитать его имя на бейджике перед тем, как он встаёт. — Послушайте, как вас там? Арсений? Чё вам от меня надо? — Я смотрю на него в упор, пытаясь прочитать по лицу ответ, но выходит хреново. И да, я знаю, что не педагогично вести разговор через «чё», но блять. — Я бы хотел закинуть ваши ножки к себе на плечи, проверить вашу растяжку в двух местах. Доставить вам удовольствие и расслабить вас — вы такой напряженный в последнее время ходите. Я наблюдал за вами, — просто отвечает охранник, будто мы с ним ведём светскую беседу о погоде. — В каких двух местах? В смысле вы за мной наблюдали? Вы чё, маньяк? — Растяжку ваших ножек и растяжку между ваших ножек, это же очевидно. А наблюдал, потому что я — охранник, и мне положено наблюдать за всеми по камерам, — с улыбкой отвечает он. — Вы точно маньяк, — делаю вывод и хочу встать, но его последняя фраза не даёт мне подняться. — Да ладно вам, я никакой не маньяк, просто хочу помочь такому красивому ангелу расслабиться. Точнее мы поможем друг другу, знаете всё-таки, как тяжело работать вахтой месяцами вдали от прекрасных мужских тел. Но здесь, в этом колледжном царстве, я нашёл одно такое красивое, и я думаю, оно такое податливое и жаждущее прикосновений, что хочется непременно опробовать его. — Он встаёт со своего места, обходит меня сбоку, прикасается к лодыжке и ведёт вверх, нежно поглаживая каждый участок. — Вы чего себе позволяете? — Злость от действий этого человека накатывает на меня с такой силой, что я еле её контролирую. И хочу уже отпихнуть его ногой, но он в раз закидывает мою левую ногу к себе на плечо, нависая надо мной, упираясь руками на подлокотники моего стула. — Всё-таки первая растяжка у вас довольно-таки хороша, но что насчёт второй? М? Она так же хороша, или мне придётся очень долго самому подготавливать, входя в вас пальцами, растягивая? — Он смотрит на меня словно хищник, готовый вгрызться мне в горло своими острыми клыками. — Я… аххх, — не успеваю договорить, так как его рука оказывается у меня на пахе. Он сжимает мой член через джинсы, водит ладонью по кругу задевая яички. — Перестань, аххх…— скулю и выгибаюсь на спинке стула, оголяя шею, в которую он вцепляется зубами, слегка оттягивая, а затем зализывая.       В какой момент мне расстегнули рубашку и впились губами в соски, понять не удаётся, единственное, что получается увидеть, открыв глаза, — как моя рука сжимает в пальцах прядь чёрных волос, притягивая ближе к себе. Этот охранник делает какие-то невероятные движения языком, играясь с сосками: облизывает их, оттягивает зубами, кусает вокруг них и снова зализывает кончиком горячего языка.       В чувства меня приводит звук расстегиваемой ширинки… моей ширинки. — Эй! Эй-ей, всё, остановись… поиграл и хватит, я не разрешаю трогать меня там… — Я пытаюсь вырваться из его рук, но не выходит. — Да ладно тебе, котенок, тебе понравится, правда, дай мне поиграть с тобой. — Вытащив пуговицу из петельки, он начинает снимать с меня джинсы, удерживая одной рукой за поясницу. — Поверь, твои джинсы, конечно, ахуенно смотрятся, но они нам помешают, и я хочу рассмотреть твои ножки голыми. В сторону летят мои кроссовки, носки, а затем и джинсы. — Ну куда? Там же грязно! — возмущаюсь тому, что мои джинсы кинули на пол. — Обещаю, я их постираю тебе. Подними попку. Умница. Вот видишь, ты уже не сопротивляешься, поэтому обещаю, тебе понравится. Блять, я не знал, что преподам здесь нужно брить ножки, — говорит Арсений, отодвигает тумбу, раздвигает мои ноги, и закидывает их на подлокотники, а сам садится на колени. — Какая прелесть. — Он тянется к моей коленке, прикасается к ней губами, лижет широким горячим языком и поднимается вверх. — У тебя такая нежная кожа, котёнок, так бы и облизал тебя всего сверху донизу. — Губами охранник поднимается выше, целует внутреннюю сторону бедра, кусает так, что остаётся след от его зубов, но мне не больно, а даже приятно, поэтому я вплетаю руки в его волосы, притягивая ближе. — Какой податливый, — шепчет мужчина и касается языком между ягодиц, заставляя выстанывать нечленораздельные звуки и прикрыть глаза, чтобы не видеть этого непотребства у себя между ног.       Арсений кончиком языка водит по анусу, смачивая слюной, ласкает по кругу, так что у меня поджимаются пальцы на ногах, а член изрядно напрягается, но он его игнорирует. — М-м… — только и могу сквозь зажатые губы произносить — этот странный мужик, делает какие-то невероятные манипуляции, от которых я готов растечься в лужу на этом самом стуле.       Охранник вводит кончик языка внутрь и затем вытаскивает его, продолжая проделывать этот самый трюк снова и снова. Он отстраняется лишь на мгновение, а затем снова припадает к сжавшемуся сфинктеру, но уже меняет траекторию движений на зигзагообразные. — Кажется, настало время проверить твою вторую растяжку, — после этих слов он останавливается, отстраняется и достаёт из того же нагрудного кармана бутылочку смазки, льёт себе на пальцы, размазывает между ними и вводит сразу два. — Очень неплохо, смотрю, ты подготовился, но что если я вставлю ещё один? Сможешь его так же легко принять? — И, не дожидаясь ответа, вставляет третий палец. Играется ими во мне, вставляет, выгибает их под разными углами, а после вводит по самую костяшку, задевая мою простату. Я, не ожидавший такого «подвоха», приподнимаюсь и выгибаюсь дугой, но делаю только хуже — его пальцы начинают давить сильнее, и из моего рта вырываются громкие стоны. — Какой ты крикливый, мне нравится. — Мужчина добавляет ещё смазки и ускоряет поступательные движения пальцами, крутит их по часовой стрелке, а затем слегка разводит. — Давай уже, — сквозь закушенную нижнюю губу произношу я, и охранник расценивает это, как моё согласие.       Арсений встает с колен, расстегивает свои брюки и спускает их вниз вместе с трусами. Вытаскивает налитый и вздыбленный член с красной головкой, на которой появились перламутровые капельки. Он проводит по нему пару раз, разгоняя кровь, и стонет, а затем пристраивается ко мне. Входит медленно, с лёгкой оттяжкой, наслаждаясь каждым миллиметром заполненности. — Боже… — выдыхаю я, когда его член входит в меня полностью, и он даёт мне привыкнуть. — Называй меня так почаще сегодня, ангел. — И охранник выходит, но не до конца, для того чтобы войти снова чуть сильнее, чем первый раз. Отчего мои глаза закатываются, а костяшки белеют от того, как сильно я вцепляюсь в подлокотники. — Ускорься, — прошу я и начинаю сам подмахивать бёдрами, насаживаясь на его крупный член.       Мои ноги нещадно устают, и Арсений, видя это, берёт их под коленями, чтобы закинуть себе на плечи. — Всё-таки обе твои растяжки хороши, умница, подготовился. — Хорош болтать, трахай давай уже. — И я жалею о том, что в принципе сказал это, Арсений хватает меня за лодыжки, разводит их в разные стороны и набирает бешеный темп. — Так подойдёт? — И не даёт мне договорить, совмещает обе мои ноги вместе, так что я зажимаю его член сильнее, удерживает их одной рукой, а второй рукой начинает шлёпать меня в такт своим движениям. — Блядь… я скоро… — Надолго меня после таких манипуляций не хватает, и я кончаю первым себе на живот, так и не прикоснувшись к себе ни разу. Перламутровая сперма растекается по моему животу, пачкает соски и слегка рубашку, но мне, откровенно говоря, плевать на это. Давно я такого кайфа от оргазма не получал.       Арсений всё ещё двигается во мне, и я решаю помочь ему, сжимаю дырочку так сильно, как могу, и он, чувствуя мою узость, кончает следом в меня. Его бьют лёгкие конвульсии, поэтому одной рукой он всё ещё держит мои ноги, а другой опирается на стену, чтобы не упасть.       Несколько секунд спустя он приходит в себя, медленно выходит из меня, глядя, как из дырочки течёт его сперма, густой каплей. — Ты как? — Арсений медленно отпускает мои ноги и начинает их разминать, потому что они изрядно затекли. — Заебись, но больше я здесь с тобой трахаться не буду. Знаешь, какой этот стул жёсткий и неудобный? Я себе весь копчик отсидел, — ворчу я. — Ну прости малыш, — смеётся Арсений, приводя себя в порядок. — Арс, ну ёпа мать, я же просил с презиком! Как я теперь пойду, когда из меня твоя сперма течёт? — насупившись, я пытаюсь кое-как вылезти с этого стула, но разморенный охрененным сексом не могу сделать это сразу. — У меня для тебя кое-что есть. — Я смотрю, как этот дурень вытаскивает из всё того же чёртова нагрудного кармана пробку. — У тебя этот карман резиновый, что ль? — То есть ты не против? — Арсений смеётся переливчатым смехом, достаёт всё тот же бутылёк со смазкой, аккуратно распределяет по пробке и вставляет в меня. — А у меня… ахх… выбор есть? Не пойду же я, чёрт, в новых джинсах… мгхм… с вытекающей из жопы спермой? Ах…— вставив пробку в меня полностью, он помогает мне одеться. Вытирает сначала мокрыми салфетками (не спрашивайте откуда он их достал, потому что ответ «да»), одевает на меня трусы, и самое сложное — узкие джинсы. Честно говоря, я уже пожалел, что утром выбор пал именно на них. — Ну что, готов дома ко второму раунду? — спрашивает меня Попов, приобнимая за талию. — Ещё бы, но больше я с тобой в ролевые игры «охранник и препод» играть не буду! Уж точно не на работе! Где ты вообще достал эту форму? И я думал, что в твоём костюме будет дубинка, чтобы мы смогли её использовать непосредственно не по назначению… — Друг одолжил, да я хотел у него её взять, но он не разрешил, сказал, что не сможет после такого даже в руки её взять, поэтому пришлось без неё, но в следующий раз обещаю найти что-нибудь подходящее. — Попов ведёт меня к выходу, целуя в щеку. — А ведь преподаватель французского! Какие у вас грязные мыслишки, конечно, Арсений Сергеевич. И блин, над текстом всё-таки надо поработать, «красивые ножки»… — я смеюсь, опираясь рукой о подставленное плечо, но быстро замолкаю — пробка в дырочке начинает движение от каждого моего встряса. — Я импровизировал. Поэтому ты меня и любишь. — Очень, — улыбаюсь я, но, когда мы доходим до лестницы, и мой взгляд останавливается на ней, становится уже не до улыбок. —Блять, Попов, как я с пробкой в жопе поднимусь по ступенькам?