ДОСЬЕ
Ф.И.О.: Мария-Николь Рокоссовская
Возраст: 24 года
Сфера деятельности: государственный военный переводчик
Язык: английский, испанский, французский…
Леон наотмашь захлопнул папку не успев дочитать до конца предложения, когда дверь его кабинета открыл телохранитель, пропуская внутрь девушку. Все таким же отточенным до автоматизма и грации шагом она прошла в середину комнаты и встала напротив стола Леона. Железный язычок двери снова громко лязгнул, отдавшись эхом в черепной коробке агента – дверь закрылась. Теперь они остались вдвоем. Одни. Мужчина не сводил голубых глаз с девушки. В висках тяжело пульсировало, практически било, стучало, выбивало, кричало и бушевало. – Мистер Кеннеди? - твердый женский голос разрезал спертый воздух помещения и впился острым концом в барабанные перепонки агента, заставляя сердце пропустить удар. Переводчица чувствовала себя вполне в своей тарелке и поставила женскую сумочку на стол перед лицом Леона, прямиком на свое досье, отрезая дальнейшие пути отступления и наступая первой. Это была она. Не дочь президента, не глава местной мафии, нет, хуже, гораздо хуже. Не та, которую показывают в новостях, но о которой постоянно говорила Ханниган (за последние пару недель та изрядно прожужжала ему все уши о том, что к ним направляется очень-важная-шишка) и президент, — это был человек, представляющий для страны гораздо большую ценность, опасность, необходимость, чем обычный отпрыск с хорошей родословной, человек с ворохом связей. Невидимым призраком она неоднократно сопровождала, спасала, организовывала, помогала, оберегала. О ней не говорили газеты и мало кто видел ее вживую, но о ней знали все в полицейских кругах – между строк читали ее имя в очередной статье о победе американской армии и удаче американских разведчиков и спецагентов. Местной легендой, почти фольклором, ставшая канонической для их времени и этого места – такой она предстала перед Кеннеди – вымышленной, почти сказочной, но в то же время такой реальной и осязаемой. – Мисс Рокоссовская?... – вернув самообладание Леон учтиво поднялся со стула и обошел стол, чтобы пожать коллеге (или почти) руку. – Миссис. – перебила Мария, медленно обходя стол с другой стороны и садясь в его кожаное кресло, которое уже было нагрето и все также хранило память о своем только что вставшем хозяине, податливо принимая и запоминая каждый изгиб его тела, а теперь и ее. – Но можно просто по имени. – девушка усмехнулась, снимая очки и бросая их на стол к сумке, отправляя следующим же рейсом и снятые перчатки. Благодаря (или из-за?) специфики своей работы Леон сразу подмечал все новые детали – ее пальцы – тонкие, хрупкие и ухоженные, но привыкшие к холоду и твердости курка. Словно выточены из хрусталя и обрамлены красными ноготками – охотница за человеческими душами и сердцами — впивается в плоть мертвой хваткой в погоне за желаемым, выгрызает нутро в поиске истины и справедливости, оставляя после себя зияющие дыры. Кровоточащие, изуродованные, рваные. Ноющие. Глаза темные, томные и почти бездонные — впитывающие, высасывающие, видящие насквозь самые потаенные уголки души и отражавшие ее в собственных хрусталиках. Самодовольная и самодостаточная, знающая себе цену и не дающая ценников другим. То была усмешка уверенной женщины, способная подчинить себе любого мужчину – поставить его на колени, заставить плясать под ее дудку как собачка, жадно роняя слюни в ожидании сладострастной похвалы. – Хотите кофе или чай…миссис? – Мистер Кеннеди, – девушка смерила агента взглядом, – давайте ближе к делу, оно не терпит отлагательств – иначе меня бы не доставляли вертолетами с другого конца континента по указу президента, верно? – она встала и подошла к мужчине, сократив между ними дистанцию практически до интимной. Проницательная, но непроницаемая. Вгрызается в нутро, опытно парируя удары. – Но если вы так хотите за мной поухаживать – помогите снять пальто. – озвучив просьбу-приказ она повернулась к мужчине спиной, давая тому зеленый свет. Уязвленное самолюбие острой иголкой кололо Леона прямо в мозжечок, заставляя сжать челюсть до скрежета зубов. Так привыкший вести – он оказался ведомым без возможности сменить пластинку, без шанса на побег и попытки ретироваться и реабилитироваться и вести борьбу на равных. Два титана, нафаршированных пулями, два сгустка амбиций, прошедшие огонь, воду и Т-вирус, оба обожженные и пропахшие порохом, впитавшие вкус крови с материнским молоком, но что более постыдно для мужчины – выиграть или проиграть женщине? Тем более такой?