Afraid of the Dark - Orion White
— Пора. Действуй. — отрезвляющим голосом в женском ухе у самой перепонки раздался микронаушник. Остановившись в танце, девушка подняла голову и встретилась с немым вопросом в глазах Леона. Приблизилась к его губам. Манила, дразнила, подпускала совсем близко, но так и не перешла грань поцелуя — и не дала ему — всего лишь едва коснувшись, отпрянула. Так странно видеть ее лицо, обрамленное несколькими темными, выбивающимися из прически прядями, настолько близко – поддайся вперед и утонешь в черных глазах, опустившись на самое дно дурманящего омута – зовущего и жаждущего именно его, чтобы навсегда схоронить этот момент где-то на глубине сердца. Небольшой рот с пухлыми губами приоткрылся розовым бутоном, не то в желании что-то сказать, не то призывая агента к действию – практически поднимая красную тряпку и давая полную свободу выбора, освобождая от бремени последствий и сожаления. — Я отойду ненадолго. — девушка отступила, но мужская рука, схватившая ее за запястье, вернула беглянку на место в свои объятия. — Куда ты? Только не сейчас. Не сейчас, когда он так расслаблен и беззаботен. Когда они так плавно кружились в танце. Когда она так льнула к мужской шее, прося нежности и ласки. Когда она так безоговорочно принадлежала ему. Когда он был так безнадежно в нее влюблен. Когда они так неизлечимо увлечены друг другом. Просто не сейчас. Она снова оставляет его одного. Хочет раствориться в толпе людей и темноте. Ускользает песком сквозь пальцы и кидает его в пучину бурлящих чувств. Только на этот раз это не сон. — Приведу себя в порядок. — она хотела сбросить руки Леона, но он только ближе притянул ее к себе. — Ты прекрасна. — прильнув к женскому уху прошептал Леон тут же отстранившись, обжигая и калеча женское сердце. Мария-Николь почувствовала ком в горле — еще немного и она даст слабину, пойдет против протокола и провалит задание. Но волновало ли ее это сейчас? Она без раздумий впилась в мужские губы. Страстно, чувственно и…плотоядно. Как будто кроме этих губ больше ничего не существовало. Как будто кроме этого мужчины не было никого на свете. Весь мир в одно мгновение схлопнулся, чтобы открыться для них двоих новыми гранями. Время остановилось и стрелки часов повернули вспять, чтобы дать двум (не) влюбленным насладиться этим моментом. Желанным. Томным. И немного…пьяным. Нежные губы, перехватив инициативу, с нарастающей страстью впивались в девушку, как в единственное оправдание своего жалкого существования. Нет! Как в единственную его причину. В этом хмельном упоении мужской язык смелым, но ласковым движением встретился с ее, сплетаясь не то в танце, не то в борьбе, захватывая, кружась и доминируя. Влажный, огненный, по-женски податливый и по-мужски настырный поцелуй, оглушающий их обоих, окрыляющий и разлившийся по телу приятным теплом. Она делала его живым. Делала его целостным и полноценным, бережной рукой залатывая и зашивая красной нитью дыры в его душе и сердце, воедино стягивая рваные края ран, чтобы потом окропить поцелуями и вдохнуть в него жизнь. Заполняла пространство, но терялась в складках его одежды. Проникала в него Т-вирусом и становилась его мыслями, кошмарами, мольбами и криками. Вытесняла клетки и хромосомы, располагаясь в каждой молекуле ДНК. Заставляла чувствовать – злиться, хотеть, желать, любить, ревновать, мечтать, грустить, биться в агонии и истерике, сбивать от ярости кулаки о стену, с пеной у рта постоянно что-то ей доказывать, – но чувствовать. Жить, а не существовать. — Леон…— с придыханием, почти мольбой прошептала переводчица, делая слабую попытку отвернуться, — остановись… Превозмогая желание, мужчина не стал настаивать, соблюдая просьбу девушки, и покорно ослабил хватку, выпуская ее из столь желанных оков. Разгоряченный и раззадоренный, готовый пойти за этой женщиной верным псом хоть на край света, ища ее следы, выслеживая и вынюхивая – Боже, не дай ее потерять! – чтобы еще раз хоть на мгновение оказаться в ее объятиях. Чтобы снова почувствовать себя живым. — Жди меня через полчаса в машине. — немного отстранившись сказала переводчица и вышла из зала, оставив Кеннеди с собственными бесами. Ровно через 10 минут Леону пришло новое оповещение на телефон. KONDOR-X только что Боул стрит, 38All Wrong - Vandelux
— Блять. Ровно через 11 минут девушка вышла на парковку Белого дома из только что припаркованного мерседеса. Ровно через 13 минут черный чероки уже ехал по указанному адресу. Ровно через 14 минут Рокоссовская стояла за колонной комнаты ожидания. Просторное помещение вмещало несколько диванов и кресел, а потолок украшала массивная люстра из хрусталя, отражающаяся в лакированном покрытии паркета. Под люстрой находился круглый кофейный столик с подносом, на котором стоял штоф с виски и пара стаканов. Укрытие позволяло видеть все, но оставаться незамеченной из-за большого расстояния между внутренним убранством комнаты. Массивный платяной шкаф вдоль стены служил дополнительной завесой и переводчица не отказалась ей воспользоваться, притаившись в углу. – Вышел из кабинета. Идет в зал ожидания. – внутренним голосом раздался микронаушник. Рокоссовская достала взятый из машины пистолет и начала целиться в ожидании главного героя представления. В магазине было только два патрона и не было права на ошибку. Один, два, три… Биение собственного сердца оглушало разум и без того одурманенный алкоголем. Она притаилась, собираясь с мыслями, концентрируя взгляд и прислушиваясь к шагам. Четыре, пять, шесть… Черный чероки останавливается у серого мерседеса. В комнату входит политик. Семь, восемь, девять… Леон смотрит на единственные окна Белого дома, где горит свет от хрустальной люстры. Политик наливает в стакан виски, медленно его смакуя. Мушка плывет. Десять. Переводчица отвлекается на свет джиповских фар отражающийся на стене. Стреляет. Мимо – пуля превращает стакан в осколки. Девушка встает из-за укрытия, показываясь спиной в окне. Леон срывается в комнату. Блять. Нет времени думать, есть только поставленная задача и один патрон. Рокоссовская стреляет в крепление люстры под которой стоит политик. Звон. Люстра падает, придавливая политика и ломаясь под собственным весом, попутно разбивая стеклянный стол и штоф, и разлетаясь на тысячи хрусталиков. Дверь открывается – Леон берет девушку на мушку. Голос в ухе. – Прыгай. Выстрел. Леон закрыл лицо локтем. Окно посыпалось на пол острыми осколками из-за выстрела в стекло извне. Переводчица выпрыгнула со второго этажа. Тело мертвого политика начало издавать звуки. Леон снова прицелилися. – Глупые агнцы! – нечеловеческим голосом захрипело существо под люстрой. Вены черной варикозной паутиной показались из-под окровавленной кожи на лице политика. – Я принес вам дар! ДАР! Владыка Сэдле… Выстрел. Тело поднялось из-под осколков, откидывая 20-килограммовый массивный металлический каркас люстры. Существо начало разбухать, превращая человеческие очертания в настоящего монстра. Одежда начала расползаться по швам, не выдерживая давления. Чудовище открыло рот, разрывая щеки и откидывая черепушку назад, словно гидравлическую крышу кабриолета. Выстрел. Из обнаженной глотки послышалось внутриутробное шипение, а затем, извиваясь мерзким червем на месте головы показалась Плага Мандибула, раскрывая свое чрево зубастым цветком. Чертова венерина мухоловка. Проклятая человеколовка. Выстрел. Свинец утопает в плоти, которая сама жадно поглощает пулю, регенерируя и восстанавливая поврежденную кожу. В отличии от нее магазин не вечный, жизнь агента – тоже. Во все времена для всех людей закон выживания был до боли прост – бей или беги. Но искать легкие пути не входило в принципы Кеннеди. Леон выбирает новую цель – открытая пасть чудовища – самая ее сердцевина, что открылась огромным хайлом в попытке целиком заглотить мужчину. Выстрел. Выстрел. Выстрел. Перезарядка. Выстрел. Тело падает замертво, утопая в собственной жиже-крови и издавая предсмертное хрипение глоткой-решетом. Увязая в собственных кишках и разорванной коже, которая уже никогда не срастется воедино. Леон выпрыгивает в окно следом за переводчицей. Мерседеса уже нет на парковке. Она знала. Она все знала.