I always come back to you

В сгущающемся мраке квартиры сияет красным огоньком один лишь фильтр зажженной сигареты и тут же исчезает из поля зрения подсвеченный им силуэт. За окном непрерывными хлопьями летит снег, будто стена морозных катастроф для москвичей. Впутываясь в эту мерзкую воронку, взрывается методично и гудит без перебоя сигнализация и кто-то сверху угрожает спящим ребенком владельцу этого авто. Это его машина. Женщина хрипит зверем, осыпает проклятиями, но он будто их не слышит. До него не доносится ни звука. Сгорбленный, он опирается спиной о низкие бортики кровати, прочесывая рядом позвонков до боли их холодную, неровную поверхность. У него нет сил, чтобы изменить это положение - кажется, он практически не чувствует свое тело. Кажется, он не чувствует себя достаточно живым, чтобы банально сделать спокойный вздох. Поднимает потухшую сигарету и, сцепив ее плотнее, чтобы не стереть зубы в порошок сжатой прежде челюстью, прикуривает вновь. Кончик сигареты мелькает оранжевым огнем и украшает его глаза теплом, испарившемся во взгляде. Кожа на лбу зудит - он расчесал лицо пеплом, текущей с прокушенных губ кровью, пытаясь разодрать себе веки, напечатавшие эту трагикомедию его самого важного в жизни шага. Смеется. А когда же это стало делом всей жизненной важности для него? И если сначала он пытался отыскать ответ в себе, то теперь не нуждается в том, чтобы понять, почему все случилось именно так. Так, как произойти не могло с ним. Еще несколько часов назад он сбросил пиджак в коридоре, со всей злости рванув его с плеч. Несколько часов до этого стоял на улице, обхватив половину золотой руки, разделяя победу с Владом и в то же время горькое разочарование от проигрыша самому себе. Но утром этого дня он проснулся с мыслью о том, что награда победителя была присвоена ему еще на самом первом испытании. Вечером, засыпая в день финала, он получил от Саши сообщение: — Не подведи, брат. Он наконец рвано вздыхает, закашлявшись. Вся эта цепь будто скручивает его все сильнее, отбивая набатом, шаг за шагом простую истину - он подвел их всех. Подвел Сашу, который верил в него, по-своему ожидал момента, когда сожмет в объятиях и прошепчет на ухо, что никогда не сомневался в его потенциале, в том, что он защитил их фамилию. Подвел Лину, которая холодно поцеловала его в щеку напоследок, и сразу же исчезла из его жизни, как будто ее там никогда и не было. Подвел отца, что в слезах сжимал ему руку и уговаривал не принимать все близко к сердцу. Подвел мать, когда она мрачно свела брови к острой переносице в ответ на его желание поучаствовать вместе с братом в проекте. Подвел фанатов, которые ожидали его триумфального блеска в этот вечер. Подвел самого себя. Он лениво открывает фотографию на телефоне: их с Череватым поймали в момент объявления результатов. Такие живые эмоции: Влад абсолютно праздно растерян, как будто это действительно самое непредсказуемое событие в его жизни, сам же Олег закрывает лицо рукой, словно протри он глаза хорошенько, вернув себе идеальное зрение, он увидит иную картину. Но есть лишь то, что есть. Олег Шепс - второй. Его незаметно начинает трясти, все скопившееся зло выходит наружу, отвлекая первичное оцепенение. Оно уступает место непрошенным слезам, которые он держал в себе все это время. Олег успевает лишь утирать рукавом бегущие дорожки, пока их сменяют другие, превращая всхлип в рвущий душу внутренний вой: — Да чем он заслужил эту блядскую победу больше, чем я? Почему он? — не поддающаяся контролю эмоций рука заходится в судороге, пока он пытается выдернуть волосы у самого их корня роста, покачиваясь в стороны. Он словно обезумевший, абсолютно поверженный. Горький ком подкатывает к горлу и его тошнит, но изо рта вырывается только слабое стиснутое дыхание. Ему больно. — Это была моя победа, только моя! И куда же завело его это шоу? Что хорошее оно дало ему? Если бы только можно было обернуть время вспять, он бы никогда не отозвался на это приглашение. Остался бы у родителей в Самаре, немного отдохнул, прежде чем бросаться с головой в новый безудержный проект. Может быть, у него бы получилось встретить своего человека, а может быть, ему никогда это было не суждено, но он мог бы попытаться стать счастливым благодаря терпению и вкладу в свой покой. Эта же гонка с дьяволом стала для него последней. Поднимает голову, чтобы оглядеться по сторонам и неохотно подняться на затекшие ноги. Проходя по наведенному беспорядку, он не чувствует ничего, кроме небольшого сожаления. Но и оно - бессмысленное. Прихватив с пола мобильный, Олег добирается до мини-бара на кухне и вливает в себя початый виски, пока огни города освещают яркими огнями пряди его черных, беспорядочно лежащих прядей на затылке. Делает еще один внушительный глоток, даже не поморщившись. Свет он так решает и не зажигать, а тьма окутывает вот уже словно изнутри. Ему вдруг захотелось, чтобы кто-то крепко обнял его за плечи и шепнул на ухо простые и такие важные слова: "Ты просто идиот, Олег. Но я на твоей стороне". Он не думает долго и набирает выученный наизусть номер. Судорожно втягивает носом мокрую забитость, пытаясь глубже вдохнуть, пока гудки разносятся медленным, убийственным ожиданием. — Ало? Олег? — голос в динамике барахлит, пока музыка нещадно вливается через барабанную перепонку. Какая-то знакомая композиция, которая в моменте становится тише, пока не оставляет за собой только жадный выдох. Он повторил за ним это беспорядочное движение грудной клеткой - неоправданное желание слиться с этим смиренным тупым узнаванием. О, он блестяще знает его до окончаний. Олегу кажется, что он видит, как тот облизывает нижнюю губу, может быть, обводит языком ту самую мелкую трещину, которую оставил ему Шепс. Молчит с минуту, вынуждая повторить вопрос. — Дим, ты считаешь, что я поступил неправильно? Только честно. На другой линии он слышит приглушенный стон, граничащий контрастом с резкостью следующих слов: — Ты знаешь, что я думаю об этом, зачем ты спрашиваешь? Или ты уже успел забыть? Он знает. Матвеев сказал ему об этом, дернув за локоть на себя, пока их не стали разыскивать до начала финальных съемок, в каком-то тихом углу. Внизу люди поддерживающе кричали его имя, но он сосредоточился вокруг одного этого дерзкого касания его цепких пальцев и сухом шелесте полных губ, тыкающихся в его левую щеку злым шепотом: "Что ты делаешь, блять, Олег? Включи голову и выключи свою гордость. Если эта победа так важна для тебя, то приди еще раз и докажи, что она только твоя. На чужом счастье, собственное счастье не построишь. Ты просто идиот, Олег..." Шепс помнит, как тогда на эмоциях оттолкнул его, впечатывая в стену позади себя. Помнит, как эхом раздался удар собственных ботинок о димины, как склонился над его ключицами, вдавливая тяжелой рукой бьющуюся в агрессии грудь. От него было жарко. Они оба сгорали от выпущенного наружу гнева. "Как ты смеешь говорить об этом, когда ты знаешь, что это было так же важно и для меня!" Олег закрывает глаза, чтобы забыть следующее за этим действие: собственный подавляющий оскал во взгляде, когда Дима отчего-то неуверенно тупо моргнул, отодвигая лицо с розовеющими щеками чуть в сторону. Встряхивает за грудки, вынуждая смотреть на себя, и шепчет не менее остервенело, как это только что делал друг: "А что, сука, ты делаешь? Как будто я и без тебя не знаю, что тут происходит. Но эта победа должна быть моей, во что бы то ни стало. Ты за меня или нет?" Он буквально выбивает из него душу, любые мысли и чувства, пока не ловит открытыми жаркими губами призрачный ответ: "...я на твоей стороне". — Дима, я приеду? Пожалуйста, Дим, мне нужно... — А то, что нужно мне, имеет для тебя значение? Нет? Вообще-то не у одного тебя сегодня дерьмовый день, дружище, — Олег морщится от бегущей уколами боли интонации, но ничего не может сделать с тем, как сильно он желает оказаться рядом с ним. — Ты что, бухой? — Я, кажется, допил то виски, что мы открывали в последний раз, — он бездумно окатывает в воздухе бутылку, поглядывая за тем, как несколько капель движутся вслед за его движением. Это странно утешает его сознание. — Так я приеду? Некоторое время с чужой линии не доносится ни звука, так что Шепс решает посмотреть, не успел ли он пропустить сброс вызова, но затем его несмело окликают: — Раз ты пьян, то я приеду. Подожди немного. Олег не дожидается, пока иконка с фотографией исчезнет: он бросает телефон на стол, где увядают лепестки красных роз, подаренных фанаткой, и наливает себе в стакан ледяной воды. Он поворачивается к окну и наблюдает за тем, как кружат в воздухе сломанные снежинки. Олег принимается уныло ждать, пока холодные музыкальные пальцы наконец не обнимут его за плечи, а ментолово-алкогольный привкус не растает на его шее мягким приветствием.