***
— Ты так вкусно пахнешь, — у Чимина глаза закатывались от наслаждения, а сам он растянулся на кровати, как тугая струна. Выгибая позвоночник и запрокидывая голову. Со стороны можно было подумать, что у него что-то вроде припадка. Но дела обстояли куда хуже. От близкого нахождения своих подавленных сексуальных фантазий организм взбунтовался и запустил механизм саморазрушения под названием «течка». — Вот же блядство. — Ты течёшь, — Чонгуку самому не верилось в происходящее, и оттого своё очевидное наблюдение он произнёс в темноту комнаты. Впрочем, осознав это, он быстро дотянулся до своей прикованной лампы и резким движением включил, чуть не сломав выключатель. Не рассчитал силу. Чонгуку не каждый день доводилось оказываться в кровати с течным омегой. Если честно, то вообще ни разу не доводилось. В теории он прекрасно представлял, как это. Но вот на практике… а практики не было. Это вызвало сразу два прилива: возбуждение и панику. Примерно пятьдесят на пятьдесят. С одной стороны, Чонгук уже во всех красках представил то, от чего самому становилось жарко. Сладкий запах Чимина за крупицы времени заполнил собой всё пространство и каждую клеточку лёгких альфы. Влюбленного альфы, у которого уже довольно давно не было полноценного секса. Он исправно передёргивал каждый вечер перед тем, как пойти спать, чтобы мозг странным образом не поменялся местами с мошонкой. Это помогало в какой-то мере. Но не когда Пак Чимин собственной персоной извивается рядом в агонии и словно в бреду умоляет, цитата: «Вылижи меня, а потом выеби так, чтобы наутро я ходить не мог». Чонгук запомнил дословно. Не запомнить было бы трудно, ведь Пак ему любезно несколько раз повторил. А потом и вовсе стал раздеваться. Наспех стягивал с себя пижаму и полностью игнорировал то, как альфа пытается сохранить остатки самообладания. Чимина хочется до зуда под кожей. Ещё сильнее это желание бушует и овладевает сознанием, потому что Чимин хочет тоже. Но есть нюанс. Чонгук уверен, что на утро лично для него ничего не изменится. Ну, разве что на лице появится по-дебильному счастливая улыбка, а яйца будут звенеть от пустоты. Короче, ничего плохого. Но вот каким будет утро для Чимина? Если его желание обусловлено простым и даже неизбежным физиологическим процессом, то на утро он либо сделает вид, что ничего не произошло, что вообще-то не самый худший вариант. Или обвинит Чонгука в том, что тот воспользовался ситуацией и трахнул беззащитного омегу в невменяемом состоянии. И совсем неважно, что этот омега сам умолял и подставлялся. Был ещё один вариант, где Чимину на утро становится неловко за своё поведение, ведь омега славится кристально чистой репутацией, что никак не вяжется с, цитата: «Хочу прокатиться на твоем члене, хочу, чтобы ты кончил в меня, хочу твой узел». Ещё чуть-чуть и Чонгук с визгом сбежит в ванную и закроется там на шпингалет. Потому что ему этого всего хочется не меньше. Но он должен сохранять рассудок. Потому что хоть кто-то же должен. И это явно не человек, который объявляет: «Хочу, чтобы твой язык был так глубоко во мне, что ты бы давился моей смазкой, пока я не кончу, сидя на твоём лице». Короче, примерный Чимин сейчас вёл себя совсем не так, как обычно. И Чонгук соврал бы, если бы сказал, что ему это не нравится. На все эти метания Чонгука и громкие заявления о желаемом, больше похожие на ближайшие планы Чимина, ушли от силы минут пять. Хотя по ощущениями альфы что-то около пары вечностей. Чонгук закрыл лицо руками. Ему бы выйти из комнаты, подышать воздухом. Но это означало оставить омегу, которого внутренний альфа уже признал своим, одного. А этого Чонгук допустить не мог. На бёдра опустилась приятная тяжесть. Чонгук попытался медленно отвести руки от лица, чтобы убедиться в своих догадках. Но не успел. Вместо этого почувствовал, как запястья туго стягивают верёвкой. Ощутимо, крепко, до едва заметной боли. Альфа не сопротивлялся только потому, что искренне охренел от происходящего. Но теперь у него было алиби. Если Чимин захочет наутро в чём-то его упрекнуть, то он просто предъявит следы от верёвки на своих запястьях. Он не сам. Его почти заставили. Когда его связанные руки легко и без сопротивления вздёрнули вверх, чтобы закрепить на спинке кровати, Чонгук на свой страх и риск открыл глаза. И в ту же секунду подавился воздухом. Дёрнул руками в попытке прикоснуться к точёному и полностью обнажённому телу, что так правильно и без капли смущения оседлало чужие бёдра. — Поздно, — с дьявольской поволокой в глазах усмехнулся Чимин и дрожащими пальцами принялся расстёгивать верх пижамы альфы. — Долго думал. Чонгук на это только вовсе не по-альфьи заскулил. Чимин расстегнул чужую рубашку и глумливо проехался влажной от смазки задницей по обнажённому прессу и накачанной груди. Омежий член подрагивал от каждого нетерпеливого движения, на головке выступило несколько крупных капель смазки. Настала очередь Чонгука закатывать глаза. Прямо сейчас его нагло помечали запахом. Грязно, возбуждающе и немного жестоко. Если учесть, что сам Чонгук почти ничего сделать не мог. — Я разрешу тебе потрогать, если будешь послушным мальчиком, — Чимин продолжал двигаться в погоне за ощущениями и утолял свой собственнический порыв. Чонгук, стиснув зубы, боролся с желанием разорвать ненавистный пояс от пижамы, которым омега связал его запястья. Но если Чимин хочет, чтобы он был послушным, Чонгук будет послушным. — Мой язык в твоём распоряжении, — догадливо предложил альфа, когда омега провёл между половинками двумя пальцами, ещё сильнее размазывая густую смазку, которая обильно стекала по шикарным бёдрам. Чонгуку уже не терпится между этих бёдер оказаться. — Милый, ты весь в моём распоряжении, — поставил перед фактом Чимин, а Чонгук только и услышал это небрежно брошенное «милый». Омега действительно делал всё, что ему хотелось. Без церемоний стянул с альфы пижамные штаны, оценил, что под ними не было белья. Но ещё выше оценил идеальный для него член, который стоял по стойке смирно и ждал, когда его пригласят. Чимин наклонился, на пробу провёл языком по всей длине, собирая солоноватый вкус. Потом облизал головку, тяжёлую и крупную. Омега хорошо мог представить, как приятно она будет чувствоваться внутри. Чонгук тяжело дышал и сдержанно постанывал на особенно смелые движения языка. Чимин не брал в рот всю длину. Скорее дразнил и впитывал запах, пока вылизывал, как леденец. Для Чонгука этот момент вошел бы в топ-десять неожиданных аниме-концовок. Но что-то ему подсказывало, что ещё не вечер. Наигравшись, а точнее, насосавшись, Чимин развернулся спиной и, потираясь, поднялся к чужому лицу. Пока Чонгук завороженно следил и сползал навстречу, чтобы его омеге было удобнее присесть ему на лицо. Чонгук много раз представлял, как он вылизывает Чимина, заставляя его плакать и сходить с ума от запретного удовольствия. Но он и не догадывался, что сам будет течь не меньше. Размашисто проходясь языком по чувствительному колечку мышц, Чон мог свихнуться от желания прикоснуться. Смазка, что пачкала лицо, на вкус такая же сладкая, как и на запах, оказалась во рту. Чонгук смаковал её, прежде чем проглотить. Вылизывал мокро. Толкался языком так глубоко, как только мог, оглаживал нежные стенки, посасывал и прикусывал, заставляя Чимина кричать и выгибаться по-кошачьи. Чимин кончил, так и не прикоснувшись к себе. У него просто были заняты руки, пока он придерживал свои половинки, разводя их в стороны для Чонгука. Омега кончил с такой силой, что почувствовал, как несколько капель долетели до его подбородка. Ноги задрожали. А ведь он ещё даже не приступал к основному блюду. С блаженной улыбкой Чимин занял прежнее положение. Лениво раскачиваясь вперёд-назад, он имитировал толчки, потираясь о чужой член то своим и не думающим спадать из-за течки членом, то умоляющей уделить ей внимание жадной дырочкой, ни на минуту не прекращающей течь. Чонгук дёрнулся, закусывая губу. Руки ныли от неудобного положения. Больно и раздражающе. Чон ненавидит этот пояс с каждой секундой всё больше. Потому что именно он сейчас мешает ему прикоснуться. Чимин слишком резко опускается на всю длину. Заставляя их обоих зашипеть от слишком острых ощущений. Омега ликовал от того, как сильно его растягивало изнутри. Как массивный член давил на тугие и такие влажные стенки. Альфа терял рассудок от того, как в Чимине было горячо и идеально узко. Боль в руках сразу отошла куда-то на десятый план. Чонгук готов вечность так пролежать. Немного привыкнув, омега стал медленно раскачиваться, каждый раз опускаясь со звонким шлепком. Чонгук рвано выдыхал сквозь зубы и всеми силами старался не спустить раньше времени. Хотелось растянуть процесс. И неважно, что одним разом они не ограничатся. И не вылезут из постели ещё как минимум пару суток, делая перерывы на отдых, сон, еду и душ. Всё неважно. Кроме того, как им хорошо вдвоём. Чимин увеличивает амплитуду толчков, шлёпая Чонгука по бедру в наказание за то, что тот посмел толкнуться в ответ. — Сейчас я командую, — грозно предупредил Пак и, запрокинув голову, издал такой грудной стон, что Чонгук был готов кончить только от одного этого звука. И мысленно сделал себе пометку: во что бы то ни стало в будущем научиться извлекать из своего омеги такие сводящие с ума стоны. Набрав нужный для себя темп, Чимин сначала оглаживал тело под собой, кончиками пальцев сминая чувствительные соски, очерчивая контуры каждой мышцы на напряженном теле альфы. А после стал гладить себя. Маняще, медленно, дразня. Он ласкал себя так же, как до этого трогал Чонгука, и тот готов был зубами разорвать мешающую веревку. Слишком сильно хотелось прикоснуться. Чонгук дёрнулся в попытке освободиться, и этот толчок стал предвестником очередного сокрушительного оргазма омеги. На этот раз Чимин помогал себе рукой, заставляя Чонгука смотреть и давиться слюной. Теперь голый торс Чона был вымазан не только естественной смазкой омеги, но и его спермой. От этой мысли Чимин заурчал как-то по-звериному. Омега обессилено обмяк и с блаженной улыбкой потянулся к чужим запястьям, с усилием освобождая их из плена, в который сам же и заточил. Чонгук наспех размял их, стремясь избавиться от неприятного ощущения покалывания, немного выровнял дыхание и опрокинул Чимина на кровать так, словно тот ничего не весил. Альфа навис сверху угрожающе. В чёрных глазах горел огонь желания, а смешанный запах пьянил и будоражил. Чимину инстинктивно захотелось подчиниться. — Ты все ещё хочешь принять мой узел, котёнок? — промурлыкал Чонгук, пока покрывал быстрыми поцелуями всё, до чего мог дотянуться, вылизывал шею, прикусывал кожу до розовых отметин, терзал чувствительные соски, поочередно вбирая их в рот, чтобы с напором пройтись языком, обвести, прикусить. И вызвать у Чимина толпы мурашек. И трогать. Как в первый раз. Как в последний раз. Со всей жадностью, со всей нежностью, со всем желанием, на которое только был способен. Словно наверстывал упущенное за то время, пока его руки были связаны. Словно наказывал Чимина за его натуру. Словно возносил его на пьедестал недостижимого обожания. — Хочу, но я пока не готов заводить детей, — пара пережитых оргазмов чудесным образом прояснили разум. Течка и желание принадлежать альфе никуда не делись. Но руины разума ещё напоминали о себе. — Может, через пару лет? Для Чонгука этот вопрос означал только одно. Жирный намёк на возможные отношения. И альфа костьми ляжет, но не подведёт своего омегу.***