Город Хищных Птиц

      Это была ночь. Ничто не ознаменовало ее наступление и ничего не приводило к ее концу. Ночь без заката и без рассвета.       Тьма могильным холодом овеяла землю. Окрашивала воздух в плотный тяжелый, как смоль, черный цвет. Сквозь него не видит зоркий глаз Орла. Сквозь него не проскользнет ловкое крыло Стрижа.       Тьма не терпела громкое пение, не выносила ни шумное хлопанье, ни свист планирующего крыла и не желала показывать мир тем, кто привык видеть его лишь под светом солнца.       Но был голос, не похожий на крик ни одной птицы. Было крыло, мягкое и плотное, не издававшее ни малейшего звука. И были глаза, способные видеть в самой кромешной темноте.       Была птица, от чьего острого слуха не утаится робкое, спрятавшееся глубоко под землей сердцебиение жизни. Был дух, чей голод не утолить всей плотью, всей кровью, что есть в мире.       Жестокий, темный дух. Дух ночи, дух смерти, дух тьмы. Тот, кого избегали. Тот, кого в ужасе отринули. Тот, кого забыли на долгие, голодные годы.       И тот, кого, наконец, вспомнили.

***

      Глубокий вдох напомнил судорогу. Свело все тело, захотелось срочно избавиться от кислорода, заполнившего легкие, выдохнуть со всей силы, ведь воздуху не место в тяжелом, холодном, мертвом теле.       — С добрым утром! Хорошо выспалась? — от бодрого, до омерзения, приветствия выворачивало наизнанку.       Самодовольное выражение лица, горделивый блеск в зеленых глазах, нахальная улыбочка, заставили Даяну понять, что она вовсе не умерла. Она жива. И ей ужасно хотелось врезать кому-то по морде. Кому-то очень конкретному. Сидевшему в кресле подле ее койки.       — Ты ублюдок… — сил хватило только на хриплый выпад.       — Я?! Почему это?! — Хэликс искренне возмутился. Подавшись вперед, он попытался убрать белые пряди, заслонившие ее лицо, но Даяна протестующе мотнула головой, — я был прав, вообще-то, — справедливо заметил Ворон, раздосадовано хмурясь, — ты принесла клятву Хищной Птице, и вот, сидишь тут живая-здоровая. А впереди-и-и… Только представь, какая тебя ждет жизнь! Ты вообще видела, как живут Хищные Птицы? Да ты руки мне должна целовать в благодарность!       Он предпринял вторую попытку убрать ее волосы. На сей раз Даяна не брыкалась. Пускай делает, что хочет, у нее нет сил препираться.       Закрепив непослушную белую прядку за ухом, Хэл улыбнулся с неожиданной, несвойственной ему теплотой и нежностью.       Пожалуй, это напрягало даже больше, чем его жестокий стальной взгляд — маркер гнева, который Даяна уже успела выучить.       — Ну вот! А ты, чуть что — сразу ублюдок! Я ведь могу и обидеться!       — Я была не права, — признать это оказалось несложно. В конце концов, такова правда, объективная реальность, исходные данные. Даяна уважала правду, правда, пусть и неприятная, горькая, помогала здраво оценить положение дел, — но и извиняться я не буду. Раз ты прав, раз ты знал, то у тебя должны были быть основания считать меня Хищной Птицей и доказательства, — Даяна поспешно поправила оттопырившийся ворот рубашки, слишком сильно оголились ее плечо и грудь. Ворон тут же неодобрительно закатил глаза и отвернулся, — ты бы мог нормально со мной поговорить, объяснить все, я бы поняла и не… — хотелось сказать: «Не рискнула умереть в дерьме богатеев», — но выбрала, — не спорила.       — Так бы ты поняла и доверилась мне!       — Если бы ты нормально объяснил — да!       — Нормально-нормально, — передразнил Хэликс, — нормально, это скучно!       — Я думала, ты хочешь, чтобы я тебе помогла в серьезном деле… А ты хочешь просто повеселиться?       Ворон с шумом выдохнул, раздраженно отвернулся, весь как-то сжался, закрылся, замолчал.       Даяне подумалось, что он действительно обиделся на нее, как маленький мальчишка, уж больно долго не заговаривал снова.       Но вдруг Хэликс поднялся, поправил помявшееся по бокам черное манто (и когда успел снять с нее? Даяна понадеялась, что манто хорошенько впитало зловоние), глянул на нее строго.       — Я говорю тебе ровно то, что ты должна знать. В конкретный момент времени. Тогда тебе нельзя было знать слишком много.       — Лучше было силком подводить меня к купели?       — Это сработало. Остальное меня не волнует, — он двинулся к выходу, в дверях задержался, чтобы сказать, — будь умницей, не хочу, чтобы меня лишний раз вызывали сюда из-за твоего плохого поведения.       Даяна раздраженно поморщилась. Но когда Хэл уж открыл дверь, опомнилась и воскликнула:       — Ты можешь передать моим родным, что со мной все хорошо? И еще кое-что…       Ворон недобро уставился на нее:       — Я, по-твоему, похож на посыльного?       — Сам говорил: Вороны талантливы во всем.       — Ах да… Что ж, я могу лихо послать тебя на Четвертое Небо!       Он был уверен, что Даяне нечего ответить на угрозу, но ошибся.       Простынь койки собралась складками меж напрягшимися пальцами. В серых глазах вспыхнул гнев. Но это был не безрассудный огонь — отпечаток отчаяния и паники. Это была расчетливая, хорошо продуманная, меткая злость.       — Нет, не можешь. Ты ведь был прав, помнишь? Я Хищная Птица. И по этому зданию сейчас ходят несколько десятков свидетелей, которые подтвердят мою принадлежность к верхушке этого сраного города. Сослать Хищную Птицу так просто не получится. При всем твоем желании.       — Твоя правда. Но знаешь… На Первом Небе сейчас ходит сотня людей, которой не очень-то хочется делиться привилегиями с оборванкой из трущоб. И уж их-то желания хватит, чтобы сослать тебя. Да поскорее, — Хэликс резко замолчал, уставившись в коридор за комнатой. Лицо его прижалось к двери, Даяна не видела, что на нем отражается. Потому удивилась, когда на смену раздражению и жесткости пришла покровительственная снисходительность, — но ты молодец, хорошо соображаешь. Просто пока еще мало знаешь. Я дам тебе один совет и сделаю одно одолжение. Совет такой: никогда больше не пытайся мне угрожать. Даже если ты решишь, что абсолютно поняла этот мир и его устройство. Я всегда буду знать больше, чем ты. А одолжение… Я схожу к твоим родным, так уж и быть.       — Пожалуйста… Скажи Фредерике, моей сестре, что я здесь и скоро приду их навестить. А если случится проблема с ребенком… — Даяна стыдливо помялась. Об этом семья не распространялась, стало неуютно, что пришлось вовлечь сюда Ворона. Пускай он и не поймет, в чем дело, — тогда пускай меня найдет. Она знает как.       На ее удивление Хэликс не стал спрашивать, почему послание адресовалось маленькой Фредерике, а не матери.       Вероятно, уже при первой встрече, на обыске, все понял. В конце концов с каждым днем безумие матери становилось все сложнее скрывать. Великий Дух… Как там сейчас Фредерика? Совсем одна…       Задумавшись о сестренке, Даяна не сразу поняла, что Ворон исчез.       Стало легче на душе. Вот бы никогда он не возвращался в ее жизнь…       Впрочем, Хэликс был прав. Едва ли высшие кланы Небесного Города встретят ее с распростертыми объятиями. Уже сейчас Грезелин и все кадеты из Хищных смотрят на нее, как на кровного врага.       Не без сожаления Даяне пришлось признать: она нуждается Вороне. Когда она принесла клятву, когда все знают, кто она… Больше некому ее защитить.       Она всем мешает, и только ему, по неизвестной причине, она нужна. Даяна оглянулась по сторонам. Она в лазарете. Ее койка отделена от остального пространства ширмой.       На Даяне — рубашка с широким острым воротом и темно-серые штаны. Стоял сладковатый запах. В нем еще чувствовался отголосок смрада, но уже слабый, почти рассеявшийся.       Видно припадочную соискательницу услужливо переодели. А Ворон опрыскал ее всю своим парфюмом — такой же приторно-сладкий аромат повис и дома, когда он к ним заявился.       Какие все заботливые, аж тошно…       Даяна застыла, прислушалась. Если здесь никого нет… И если Ворон ушел… Она может попробовать сбежать? Еще раз? Но точно не через отходник!       Что-то скрипнуло. Лазаретная койка? Затем послышалось два осторожных шага и из-за ширмы показалось загорелое лицо. Все какое-то угловатое, подбородок — острый, челюсть квадратная, скулы выдающиеся, высокие, кончик прямого носа заметно задернут. И только глаза — мягкие, плавной формы. Большие, круглые, застывшие в нежном, слегка мечтательном выражении, они выглядели инородно на этом лице, будто их отлепили от тела другого человека и наспех приклеили ему.       — Прости, я случайно подслушал ваш разговор, — кадет, теперь Даяна четко различила краешек его серой формы и поняла, кто он, робко потрепал себя по голове. Тонкие, длинные, на удивление подвижные пальцы зарылись в крупные золотистые кудри. По волосам пустились теплые солнечные блики, — это кто-то из твоей родни?       Даяна не сразу поняла, что речь идет о Вороне.       — А, — она в итоге сообразила, — нет… Хотя вполне метит на мое родовое проклятие…       — Это не мое дело, но… Тебе не нужна помощь?       Вопрос такой неожиданный и непривычный, что Даяна вздрогнула, будто ее не выручить предложили, а приставили нож к горлу. Помочь? Ей? С какой стати? Никто никогда ей не помогал!       — Все нормально, — выговорила она, подозрительно щурясь. Что это вообще за тип такой? Что он задумал?       — Ладно… Но ты если что — обращайся. Мой отец курирует Малую Полицию, я мог бы попросить его, ну… Не знаю… Поговорить с этим твоим проклятием?       «И как дорого мне это потом будет стоить?», — пронеслось в голове. Вид у парнишки был, конечно, доброжелательный, глаза смотрели так… С искренним сочувствием. Хороший актер, ничего не скажешь. Даяна, впрочем, не стала отказываться от помощи. Но и не согласилась ее принять. Уложила это предложение в закромы сознания, а как разберется в новом для себя мире Хищных Птиц получше — поймет стоит ли сменять Ворона на… Она поняла, что не знает ни имени этого человека, ни его принадлежности к клану.       — А ты?..       — Да! Прости! Забыл представиться, — кадет встрепенулся, резво выскочил из-за ширмы, протягивая руку в приветствии, — я Пауль. Орел.       — Орел, значит…       — Тебя ведь зовут Даяна, да? Я запомнил, ты, считай, открыла нашу припадническую акцию.       — Припадническую акцию? — Даяна нахмурилась, растерянно пожимая руку.       — Ты не единственная, кто сегодня на клятве упал в обморок, — Паулю пришлось почти вдвое согнуться, чтобы поравняться с сидящей Даяной. Он был очень высоким, — мы с тобой оба наделали шороху сегодня.       — Ты тоже?       — Да. Но, скорее всего, по разным причинам, — Пауль смущенно помялся с ноги на ногу, покрутил кольцо на руке, — обычно припадок случается у тех, кто является уником. Мы приносим клятву Хищной Птице, и она ее принимает, но наш личный дух-покровитель гневается, что мы называем не его. И вот так… Наказывает.       — Ага… — Даяна с трудом следила за мыслью. Вся эта система до сих пор оставалась непонятной.       — Но тебя шандарахнуло, наверное, потому что ты из Забытых. В груди все стянуло. Да. Точно. Даяна вроде и знала, но как-то не осознавала до конца. Ее дух-покровитель — Забытая Хищная Птица. Вспыхнуло воспоминание о том странном сне. О бесконечной ночи, о бесшумном крыле, о тихом, незаметном убийце.       — Ты что-то видела во сне? Своего духа? — Пауль словно прочитал ее мысли.       — И часто бывают такие… Припадки у кадетов?       Пауль понял, что она уходит от ответа. Это явно читалось у него по лицу. Но не стал настаивать, принял желание Даяны не углубляться в тему.       — Нет. Обычно. Но в последние годы случаи участились. В этом году мы с тобой, в прошлом — Рьяна. Она из Ловчих. Думала, что Стриж, а оно вон как получилось. Два уника за такой короткий срок — это уже много. И очень нехороший знак. В прошлый раз, когда появились за раз и Пустельга, и Ласточка, город чуть не погиб. А тут, в нашем случае, еще и Забытая Хищная Птица… — Пауль взволнованно вздохнул.       «И Ворон…», — подумала про себя Даяна, — «о Вороне никто не слышал, не только я. Он, наверное, тоже уник… Или тоже Забытый…».       Говорить это Паулю она не стала. Оставила наблюдения при себе.       — Я это к чему говорю… Тот человек тебя запугал, что Хищные Птицы тебя не примут и сошлют. И я врать не буду, мало кто тебе рад. Но ссылать тебя не будут. Сольви говорят, что духи специально направляют нам уников, когда над Избранным Народом нависает угроза. И без Пустельги и Ласточки мы бы все исчезли еще семнадцать лет назад. Тебя неспроста выбрали духи. Ты нужна будешь Небесному Городу. Как и я, как и Рьяна.       Даяна отвернулась, чтобы Пауль не заметил скепсис на ее лице. Нужна городу? Ага. Прямо сейчас побежит всех спасать. У нее же буквально на лбу написано: «Помогает всем и каждому».       С другой стороны, что возьмешь от мальчишки из клана Орлов? У него вся жизнь прошла в сытости и тепле. Отличное подспорье для идеалистических порывов. Но Даяна видела жизнь такой, какая она есть. Жестокой и несправедливой.       Существовало лишь одно правило: каждый сам за себя. Ежели решишь потянуть еще кого-то — пеняй на себя, судьба с удовольствием тебя прихлопнет. Даяна осознанно выбрала тащить сквозь жизнь еще и сестру с матерью. Оставить их она просто не могла. И это уже сильно мешало выживать. Если говорить объективно, без всех этих возвышенных речей про семью и ее ценность.       А этот паренек предлагает ей принять ответственность за выживание всего города? Мало того — он сам уже готов в эту авантюру вписаться, бежит в авангарде спасителей человечества! Нет. Так оно не работает. Убиваешь либо ты, либо тебя. Концепция: «спасаю всех от убийства», — работает только в Соловьиных проповедях.       — Ты как? Оправилась? — молчание затянулось, и Пауль первым его нарушил. Он все продолжал крутить кольцо на пальце, изображавшее мощную хищную птицу с когтистыми лапами. Только одето оно было неправильно — птица не летела, а падала головой вниз, — надо бы поспешить, скоро начнется вводный урок от госпожи Грезелин, — прибавил он, — но если тебе плохо, я передам ей, что ты осталась в лазарете.       — Нет, я иду, — еще чего, пропускать первое занятие этой стервы. Она и так Даяну невзлюбила, та ей что бельмо в глазу. Не хватает еще давать повод шпинять нерадивую кадетку.       Надевая форму, которую совсем недавно планировала спрятать где-нибудь в грязной подворотне Третьего Неба, Даяна мысленно разбросала первые штрихи будущего плана действий. Сильно не отсвечивать.       Постараться выведать что-то о Вороне. Очень осторожно. Кто знает, нет ли здесь подсадных уток. Определить, насколько сильно ее здесь стерегут и стерегут ли вообще. Затем — сбежать при первой же возможности. Нужно валить как можно дальше, долой с глаз Хищных Птиц. Не нужно дразнить хозяев города одним своим существованием, ровно как и участвовать в непонятных планах Ворона.       А самое главное… Самое. Главное. Держать себя под контролем. Ни Ворон, ни госпожа Грезелин, ни кадеты из богатых семей и ни сами эти богатые семьи — не главные ее враги. Лидерство в этом изрядно развернутом списке занимает собственная вспыльчивость.       Как только что-то выходит из-под контроля, как только она перестает понимать, что происходит — сразу начинает дерзить, выходить на конфликт и бросаться в драку. Всегда. Всю жизнь. Одно и то же.       Но сейчас все стало слишком сложно. Жизнь в трущобах похожа на выживание, но она хотя бы проста и понятна. А вот чего ждать от места обитания будущих взяточников и наследничков знатных домов? Ничего хорошего — это точно.       «Контроль, Даяна, помни о контроле», — повторяла она, как молитву, выдвинувшись вслед за Паулем на первую свою лекцию.