За мёртвых платят меньше

      В мутное окно колотил дождь, над крышей завывал ветер, и каждый раз, когда кто-то хлопал дверью, Крайтона как плетью хлестало холодом. С отвращением глотая кислое пиво и кислый воздух, он смотрел на то, как девки разносят по столикам огромные кружки. Этот посёлок лесорубов, настолько маленький и жалкий, что у него и названия-то не было, был самым тухлым местом в округе, а салун «Бавария» на берегу реки – самым тухлым местом в посёлке, и девки были под стать: тощие, унылые. Но это бы ещё можно стерпеть, будь с ним его друзья.       Куп и Сэнд ни рожами ни вышли, ни умом, но приятели были славные – ни на одном деле Крайтона не бросили. Даже на самом последнем. Они бы обязательно ограбили этот дилижанс в окрестностях Ван Хорна, но в те дни повсюду кишмя кишели законники. Ловили какую-то банду, Крайтон в это не вникал. Единственное, что для него имело значение – это то, что дело не выгорело; что охранников было слишком много, да ещё откуда-то взялась целая дюжина пинкертонов; что Сэнда и Купа убили у него на глазах; что сам он оторвался от погони только возле этой дыры, Бутчерс-крик, и что в карманах у него нет ничего, кроме…       – Тебе добавить, ковбой?       Крайтон поднял глаза. На него смотрела одна из девок, что работали здесь. Вот только эту он в прошлый раз не видел. Новенькая, видимо.       – Чего приуныл? – слегка улыбнулась девушка. Глаза, впрочем, не улыбались, смотрели устало и будто бы с отвращением. В полумраке Крайтон не мог разобрать их цвет. Голубые? Серые?       – Тебя как зовут, мисс? Я тебя не знаю.       – Лучше и дальше не знать, – пожала та плечами. – Если не собираешься ничего заказывать, гуляй дальше. У нас не приют для сирых и убогих.       – Ещё пива, – сказал Крайтон, и девица ушла, смерив его напоследок подозрительным взглядом. Он подумал, что заплатить ему нечем, и девка, конечно, это заподозрила, но раз пока не кличет вышибалу, значит, не совсем уверена. Сунув руку в карман, он нащупал то, что нашёл возле Бутчерс-крик. Хозяин Шульц, конечно, не примет это в уплату за пиво. Но Крайтон вдруг подумал, что может купить на это кое-что другое.       – Мэллори! Ещё пива! – крикнул кто-то из лесорубов, и новенькая официантка обернулась, кивнула. Крайтон подавил улыбку, сжимая в кармане кулак и следя, как Мэллори берёт со стойки целую батарею кружек и ловко разносит эту тяжесть по столам. С виду девка как девка: пухленькая, даже слегка полноватая, тугой корсаж чуть не лопается на груди, мордашка смазливая, но конопатая, а нос красноват – должно быть, пьёт не просыхая. Но было в ней что-то такое, от чего кровь в его жилах бурлила посильнее, чем дрянная жижа в бочках Шульца.       Короче говоря, Крайтон любовался девкой и желал её поиметь. Конечно, Мэллори не шлюха… пока что. Салунные девушки не спят с клиентами, они лишь подают напитки, поют и танцуют, и за особую плату могут потереть спинку в ванной комнате. Но салунную девушку от шлюхи отделяет очень тонкая грань. И, если спросить Крайтона, чаще всего девки сами виноваты. Строят из себя невесть что, так и тянет их проучить. Многие из них больно падки на лесть, деньги и побрякушки. Так ради побрякушек и начинают позволять клиентам всё больше и больше, а потом сами не замечают, как вместо платьев и цацок остаются с одним драным одеялом, на котором и подрабатывают где придётся.       – Дорогуша, выпей со мной, – сказал он ей, улыбаясь, и компания парней за соседним столиком вдруг разразилась гнусным ржачем, а Мэллори приподняла брови:       – А если перепью?       – Никогда со мной такого не бывало, чтобы меня баба перепила, – внезапно разозлился Крайтон. – А ну сядь!       – Эй, ты, оставь фройляйн в покое! – рявкнул из-за стойки хозяин Шульц. Был он совсем седой, но в мощных руках и плечах ощущалась та же силища, с которой он тридцать лет валил топором деревья по всему Западу, и Крайтон осёкся. Но вдруг Мэллори улыбнулась и подмигнула:       – Да брось, шеф. Зачем лишать народ хорошего шоу? Эй, ты: спорим на десять кружек, и если я останусь стоять на ногах, угостишь всех в этом зале.       – Добро! Так ему, мисси! Покажи ему! – восторженно заорали посетители. Крайтон понял, что такое тут проворачивают уже не в первый раз, и ему стало тревожно: а вдруг эта потаскушка и впрямь может перепить любого мужика? Но он справился с собой и, хитро улыбнувшись, заявил:       – А коли я останусь стоять на ногах, то ты меня поцелуешь. Идёт?       – Идёт, – равнодушно дёрнула плечом Мэллори, а потом вдруг вскочила на стол, так что перед глазами у изумлённого Крайтона мелькнули пухлые бледные коленки в пене кружев. Она заметила его замешательство и расхохоталась:       – Давай сюда! Отсюда падать будет интереснее!       Крайтон неуклюже вскарабкался на стол. Он уже успел выпить достаточно, и в голове у него шумело от пива и возбуждения. Вокруг засвистели, захлопали. Забренчало в углу пианино. Мэллори вытянула руку в сторону, щёлкнула пальцами:       – Кружку!       Уже на третьей кружке Крайтон понял, что дела его плохи. Он ведь уже не был трезвым, когда ввязался в это, а сейчас от пива у него буквально живот надулся. Ещё через две кружки потянуло отлить, а голова стала такой тяжёлой, что невольно подумалось: уж не подмешал ли Шульц в пиво чего покрепче? А Мэллори тем временем не торопясь выпила шестую кружку и утёрла покрасневшие губы. Её глаза блестели весело и зло. Зелёные, понял вдруг Крайтон. Они зелёные, как у ведьмы.       – Мы что, на похоронах? – крикнула Мэллори звонким голосом. – Ширли, а ну сбацай что-нибудь повеселее!       Тощая белобрысая Ширли ухмыльнулась и принялась бренчать на пианино «Баффало Галз». Мэллори вдруг побледнела – или Крайтону это только показалось? – но моментально овладела собой и начала петь, приплясывая и щёлкая пальцами. Голос у неё оказался до того приятный и сильный, что у Крайтона голова закружилась ещё сильнее, чем от пива. Он протянул дрожащую руку, кто-то сунул ему шестую кружку, и Крайтон осушил её в несколько мучительных глотков. Мэллори танцевала на столе, медленно обходя вокруг Крайтона, почти задевая его, и он чувствовал запах её духов, дешёвой косметики и разгорячённой мягкой кожи.       – Засмотрелся? – подмигнула она, и вдруг чокнулась с ним седьмой кружкой, а затем опрокинула её в себя одним махом и заплясала ещё быстрее, хлопая в ладоши. Крайтон не понимал, как она не падает – сам он уже едва мог стоять прямо. Еле сдерживая тошноту, он выпил седьмую кружку. Живот уже распирало так, что ему казалось, что если Мэллори дотронется до него, он просто лопнет.       Ширли играла, Мэллори пела, и между песнями глотала пиво так же легко, как воздух. Наконец она медленно допила десятую, и облизнула губы. Одна капелька стекла по её подбородку, шее, и наконец юркнула в вырез платья. Крайтон тупо смотрел на это, и Мэллори легко ткнула ему в грудь десятую кружку:       – Давай, ковбой. Покажи класс.       Каждый глоток давался ему так тяжко, точно он пил расплавленный свинец. Вспомнилось, как пастор в его школе говорил, что именно так – свинцом в горло – карают в аду воров и мошенников за их преступную алчность. На последнем глотке он не выдержал, поперхнулся, и из горла хлынула пена. Всё вокруг – почерневший потолок, выскобленные столы, заляпанный грязными следами пол, смеющиеся лица лесорубов, зелёные глаза Мэллори – закружилось вокруг него…       Как он рухнул со стола на пол, уже не запомнил.       Следующее, что он осознал – это то, что у него болит голова. И почему-то холодно… и мокро… пиздец, он всё-таки не выдержал и надул в штаны. С детства такого не бывало. Придерживая рукой гудящую голову, Крайтон приподнялся и огляделся. Он лежал на кровати в какой-то комнате. Очевидно, в одном из номеров салуна, судя по тому, что стены сотрясаются от того же шума, что и недавно. Дело дрянь. Он проиграл спор, и раз уж его принесли сюда, а не выбросили под дождь, то рассчитывают, что он и впрямь угостит выпивкой всю эту шумную ораву.       Мысль о деньгах обдала его таким ужасом, что он даже немного протрезвел. Быстро сунул руку в карман, чуть не взвыл, нащупав пустоту, но в следующую секунду пальцы всё-таки отыскали цепочку, и Крайтон облегчённо вздохнул. Медленно вытянул наружу кулак, повертел им, глядя, как тусклый свет отражается в блестящей поверхности тяжёлого медальона. Цепочка из тёмного металла – явно не золото, но всё равно блестит – удерживала овальный камушек, на котором была вырезана голова какой-то леди. Леди была белой, как снег, а сам камушек тёмный, но при этом они были одним целым. Как будто в камне изначально были два слоя. Крайтону случалось видеть такие слоистые камушки в Неваде и Скалистых Горах, но он и подумать не мог, что из этого можно сделать такую красоту. Он вспомнил о коже Мэллори, такой же белой, и о её роскошных локонах цвета сливочного масла, и ему сразу стало лучше.       И тут, точно во сне, она и сама явилась, толкнув дверь бедром и поставив на стол кружку. Крайтон аж вздрогнул, но Мэллори лишь пьяно хихикнула:       – Да не трясись ты. Это всего лишь вода.       – П-послушай, Мэллори, – Крайтон слез с кровати, прилагая все усилия, чтобы стоять прямо. – Ты… чёрт, это что-то невероятное. Никогда меня девчонка не могла перепить. Я был груб с тобой, прости.       – Прощаю, – усмехнулась Мэллори как-то невесело. Крайтон заметил, что стоит она нетвёрдо и по-прежнему прижимается бедром к косяку двери. Похоже, ей самой победа далась несладко. Возбуждение вновь напомнило о себе, и голос его дрожал совсем не от изнеможения, когда он попросил:       – Будь добра, дай кружку? Боюсь сам расплескать.       Мэллори поколебалась. Затем отошла от двери, которую всё это время придерживала, и дверь с тихим щелчком затворилась. Крайтон внутренне возликовал. Мэллори протянула ему кружку и придерживала, пока он пил.       – Уф, как хорошо.       – Ага. Может, спасибо скажешь?       – Спасибо в карман не положишь, – Крайтон обнял Мэллори за плечо и быстро сунул ей под нос цепочку с медальоном. – Слушай, ты нигде такого не купишь. Старинная работа… из Европы… приласкай меня, Мэллори, крошка, какая же ты красотка…       Та молчала и не двигалась, будто оцепенев, так что Крайтон несколько секунд безнаказанно тискал её, пока она наконец не спросила резким, совершенно трезвым голосом:       – Откуда?       – Тебе не всё равно? – усмехнулся Крайтон. – Я никого не убивал ради него, если тебя это волнует.       Он хотел её поцеловать, но Мэллори увернулась, и его губы только мазнули по её щеке. Он снова усмехнулся, уже немного раздражённо:       – Ну хватит. Оно никому не было нужно, его бросили на могиле у Бутчерс-Крик…       Мэллори замерла в его руках. Её рот приоткрылся, глаза остекленели. Поначалу её стеснение его забавляло, но сейчас начинало раздражать. Он снова прижал её к себе, уже грубо:       – Перестань, можно подумать, у тебя самой руки чистые! Чтоб какая-то шлюха смела меня осуждать!       Он не успел договорить – лицо обожгла пощёчина. Крайтон замер, потирая кончиками пальцев щеку. Пользуясь замешательством, Мэллори окончательно вывернулась из его объятий. Её лицо раскраснелось, но совсем не от страсти или выпивки – она была вне себя от бешенства.       – Может, я и шлюха, – протянула она злым голосом. – Может, я трахалась с убийцами и бандитами, с такими парнями, от которых весь Запад трясся в ужасе. Но я никогда не буду спать с кладбищенским вором! Говори, где была эта могила, и проваливай!       Крайтон взревел от ярости, рванул кобуру, желая проучить дерзкую суку – но рука нащупала лишь пустоту. Мэллори медленно подняла его револьвер, взвела курок:       – Спрашиваю в последний раз, мудозвон. Где была эта могила?       Он кинулся на Мэллори, одной рукой пытаясь отобрать револьвер, другой – сцапать за шею. Глупая девка, будто позабыв об оружии, схватила с постели подушку, и Крайтон успел заржать над её тупостью. Он всё ещё смеялся, когда щёлкнул курок, и пуля, пробив подушку, вонзилась ему в лоб.       Подушка смягчила звук выстрела, а громкая музыка и шум бури завершили дело – внизу всё так же веселились, никто ничего не услышал. Мэллори аккуратно опустила тело на пол, ногой запихала пустую наволочку под голову, чтоб хоть немного впиталась кровь. Перья ещё кружились в воздухе суматошно, как подхваченный вихрем снег. В тусклом свете матово блестел упавший на пол медальон. От падения он раскрылся. Мэллори подобрала его.       Ей всегда было интересно, что же там внутри. На одной половинке была фотография мужчины с тёмными волосами и короткими усиками. На другой – молодая женщина в платье с глубоким декольте. Фотографии не выцвели, ведь они почти не видели дневного света. Молча Мэллори смотрела в тёмные глаза молодой женщины. Та смотрела на неё с улыбкой, гордясь своей юностью, силой и красотой. Не думая о том, что годы отнимут у неё и то, и другое, и третье. А потом заберут и жизнь.       Девушка закрыла медальон и спрятала его в карман. Потом повернулась к зеркалу на стене, но не увидела в нём лица Мэллори. Сквозь залитое кровью стекло на неё, сверкая злыми зелёными глазами, смотрела воровка и разбойница Карен Джонс.