* * *
Дождь не собирался прекращать напоминать о себе грозными и резкими порывами, если верить прогнозам, еще часов семь, поэтому Рассел даже не надеялся ограничиться парой часов отсиживания в уютном доме одноклассника, который ему так отчаянно напоминал более ухоженную и просторную версию семейного поместья Уизли. Только без магического сада и безразмерного гаража отца семейства. Вместо этого Албон-старший уважал огородничество и каждые свободные выходные проводил в собственных парниках и теплицах. В лабиринте которых Джордж, будучи еще подростком, едва ли не заблудился, попав в первый раз на экскурсию. Слушал он тогда очень внимательно, попутно разглядывая небольшие, чуть пожелтевшие от постоянного воздействия влаги и солнца, тонкие деревянные таблички, прибитые аккуратными рядами гвоздиков к косякам. И в какой-то момент просто напросто отстал от увлеченного рассказом о своих любимых растениях мистера Албона. Юный Рассел пришел в себя ровно в тот же момент, когда голос экскурсовода перестал уверенно надиктовывать и затерялся в лабиринте стен из непрозрачной полиэтиленовой пленки. Сначала он попытался пройти вперед, но, оказавшись в тупике, тут же повернул направо, потом еще раз, затем обратно.. и бродить так предстояло неизвестно сколько, если бы в один момент после тихого шуршания на плечо не легла крепкая рука Албона-старшего: - А ты чего тут бродишь такой испуганный? Почему за мной не зашел в теплицу? Я как раз собрал помидоры и немного зелени к салату, хотел показать, что да как у нас тут, глядь, а тебя нет. Ну, думаю, на воздухе ждешь, здесь же довольно душно, а тебя рядом не оказалось - пришлось немного походить. Ну, чего ты? - Джордж с большим облегчением уткнулся лбом в плечо Найджела и коротко выдохнул. - Пойдем, я тебе покажу единственное место, куда я не лезу - ягодный уголок нашей мамы. А потом поспешим к обеденному столу, нас уже заждались наверняка. Алекс ругаться будет, хозяюшка наша. - Джордж улыбнулся на это заявление и уверенно кивнул, после чего они продолжили свой путь в самую дальнюю часть лабиринта, чтобы потом окольными путями вырулить к веранде, где младшие сестры Алекса помогали накрывать на стол.* * *
Если проводить параллели со знаменитым книжным семейством, то Алекс каждый раз с превеликим удовольствием был сравним с Роном, по большей части из-за россыпи веснушек, так красиво и равномерно расположившихся на скулах, крыльях носа и немного на щеках. Такие же вечно улыбающиеся глаза, самого приятного и теплого карего цвета с маленькими черными крапинками, различимыми, только если очень долго вглядываться. В своей памяти Рассел мог составить огромный фотоколлаж на целую стену из воспоминаний, в каждом из которых его лучший друг улыбался совершенно по-особенному. И ни одна улыбка не повторилась бы ни разу. Будь то в смущении приподнятые уголки губ и блестящие глаза, когда однажды летом после прогулки по ботаническому саду Джордж немного отстал, а потом, запыхавшийся, с порванной джинсой на правом колене и в пыльных кедах, протянул Алексу большой белый гладиолус. И дальше последовали самые восторженные объяснения о том, что это, оказывается, цветок Александра, и когда-то рыцари считали его оберегом от боевых неудач, да и вообще символом достоинства и побед. А белый цвет идеально подходит ему самому, поэтому Джордж героически добыл это красивое растение именно для него. Или благодарный взгляд и едва сдерживаемый смех после того, как Джордж вышел победителем в схватке с Шарлем и Карлосом за самый укромный и защищенный высокими растениями и массивными деревянными стеллажами стол в библиотеке для подготовки к выпускным экзаменам. На самом деле, они могли бы готовиться все вместе, иногда групповые занятия шли всем на пользу, но с недавних пор наблюдать заигрывания испанца и вечное смущение - сопровождаемое розовым румянцем на щеках - его объекта любви было хоть и забавно, но немного не по себе, потому как Александр не мог похвастаться тем же социальным статусом и продемонстрировать всем свое счастье. Хотелось? Да. Была ли возможность?... А если вспомнить их прошлогоднее Рождество, вернее даже начало декабря и все произошедшие в нем события - атмосфера да и только. В один из пятничных вечеров, после всех подготовительных экзаменационных занятий и тестирований до ужаса уставший Рассел возвращался домой в одиночестве, потому что у его лучшего друга сегодня был полностью свободный от подготовки день после основных уроков. И вот как только он пересек границу территории учебного заведения, на противоположной стороне дороги прямо напротив школы показался закутанный в огромный пуховик Александр. Он тут же начал широко размахивать одной рукой из-за чего куртка распахнулась и капюшон окончательно упал на плечи, оставляя успевшие покраснеть уши робкому декабрьскому морозцу, а второй аккуратно прижимая к телу что-то неопределенное. Дождавшись зеленого огонька светофора, Джордж, придерживая рюкзак на одном плече и практически забыв об усталости, устремился в объятия своего друга. Чувствуя, как его прижимают к себе свободной рукой, он в ответ уткнулся холодным носиком в щеку, да так и застыл на несколько мгновений, стараясь выдыхать в сторону от замерзшего, но, как ему показалось, еще более чувствительного уха. А после ощутил даже сквозь перчатки тепло термоса и небольшой объем какого-то свертка, который ему старательно пытались впихнуть. Остановившись на несколько минут возле ближайшей скамейки, Алекс быстро развернул упаковку и достал оттуда средних размеров бокс для еды, в который с филигранной аккуратностью был устроен благоухающий ароматами свежей выпечки превосходный пирог и две совсем маленьких чайных ложки. Те самые, из сервиза мамы Алекса. Джордж уже выпучил глаза и хотел было выразить свои опасения, но его успокоили короткой фразой: “Она сама их положила. Сказала, чтобы руками на улице не ели.” Из соседнего книжного магазинчика тихо играла старая песня Moon river в исполнении мужчины с очень приятным тембром, небо постепенно становилось цвета индиго, ветра не было и снежинки ложились на землю ровными и аккуратными рядами, не тая на ресницах и не залепляя глаза. Мысль о том, что его встретили с горячим зеленым жасминовым чаем и домашним черничным пирогом грела куда сильнее самого напитка. Теплая улыбка и эта щемящая нежность во взгляде - Джордж готов был поклясться, что он мог назвать своим домом одного конкретного человека. Каждый раз все начиналось с веснушек и заканчивалось ими же после, казалось бы, бесконечно долго блуждающего по смуглому лицу отчаянного взгляда. Конечно, волосы у Алекса были далеко не рыжие, но тот постоянно бубнил на уроках о том, что хотел бы покрасить их в алый. Рассел же каждый раз говорил на это, что если тот хочет стать полностью красноволосым, сначала нужно обесцвечиваться, а это очень трудоемко и сильно вредит волосам. Да и благодаря своим корням по материнской линии и наследственности, любые манипуляции с шевелюрой должны быть осуществлены только после тщательной подготовки. Тем более, согласно статистике, твердил Джордж (и не сказать, что с ним были не согласны, наоборот), брюнетам гораздо тяжелее вернуть все то, что было до начала экспериментов со своим внешним видом. Честно признаться, потомственного англичанина гораздо больше интересовала другая статистика, которая относилась к Александру со стороны его тайских предков, но о ней он старался или не думать вовсе, или же вспоминать за закрытыми дверями своей спальни поздно вечером, когда оставался в спокойном одиночестве. Которое, впрочем, сквозь избирательно отключенные уведомления в социальных сетях, имел возможность нарушить только один человек. И раз через раз это было что-то наподобие: “Эй, смотри, у меня в фотошопе стало получаться совсем хорошо! Ты как настоящий получился!” под фотографией Джорджа с чужой одеждой, бельем или практически без всего этого. Насколько невинными и дружескими были эти шутки и подколы думать не хотелось уже давно. Но нравиться такое общение не переставало. Еще с книжным семейством Роулинг чету Албонов роднило количество детей. Да, их было не семеро, но и пять это большая головомойка по словам родителей. Дружные, веселые и гостеприимные - с самого первого визита в гости к Алексу, перед которым почему-то волновались оба, у Джорджа сложилось именно такое впечатление. С тех пор миссис Албон стала регулярно спрашивать своего старшего сына о том, когда же его лучший друг снова зайдет к ним хотя бы на пятничный семейный ужин или воскресное барбекю на открытой веранде. И этот лучший друг каждый раз, переступая порог чужого дома, все меньше и меньше считал его чужим. У него не было каких-то особенных проблем дома или неразрешимого недопонимания в собственной семье, за исключением некоторых моментов, собственно, как и у многих юношей и девушек, просто родители часто были в разъездах и факт того, что по мере взросления их младший сын все чаще оставался один дома, не мог не огорчать. Старший брат Бенджи давно жил своей жизнью и бывал не так часто, как всем бы хотелось, в доме родителей. А сестра Кара получала высшее образование и могла приезжать погостить лишь во время каникул. Поэтому, когда Джордж проводил время со своими друзьями, не был в одиночестве и потом делился интересными историями - такой факт не мог не радовать любящих родителей. Конечно, младший из Расселов не раз рассказывал друзьям, среди которых были Ландо, Дэн, Шарль, с недавних пор Карлос и, разумеется, Александр, что за внешним спокойствием и пониманием отца порой скрываются сдерживаемые конфликтные ситуации и завышенные ожидания от учебы, различных научных конкурсов и спортивной деятельности. Редкие, но все же присутствующие скрытые сравнения своих сыновей со стороны Стива порой больно били по Джорджу и если у него не получалось справиться с накатывающей обидой и огорчением одному, но всегда шел к Алексу, потому что знал, что там его обнимут и не отпустят, пока не станет легче. А еще в очередной раз убедят, что родители действительно любят его и, что самое важное, не ограничивают в свободе, а отцу просто сложно проявлять свои теплые чувства, но это ни разу не означает, что их нет. Одним словом - у Джорджа всегда была дружеская поддержка, в какой бы ситуации он ни оказался.* * *
Оставив калитку за спиной, Алекс едва не споткнулся о скользкие округлые поребрики каменной дорожки, ведущей к дому, из-за того, что Джордж остановился как вкопанный на самой ее середине. - Ты же говорил, что твои родители приедут только завтра? - На этих словах в его спину неуклюже врезались сзади и уперлись руками в плечи. - Мне стоит спрашивать о чем ты? Или... - Александр перевел взгляд на окна прихожей, откуда, даже сквозь шторы, пробивался свет из гостиной комнаты, которая, к слову, была с другой стороны дома ближе к веранде и летнему дворику. - Вижу. Когда они проснуться, я их прибью. - Что ты собрался делать с родителями?? - Рассел обернулся, почти нос к носу, и ошалелыми глазами уставился на своего друга, который уже начинал тихонечко посмеиваться. - Да причем тут родители? Зои, Алисия и Хлоя снова до поздней ночи смотрели свои Сумерки, споря, кто из Винчестеров симпатичнее, проходили дурацкие тесты на совместимость, а потом наперегонки отправились спать, в очередной раз забыв выключить свет, думая, что это сделает Лука, но он всегда ложится раньше них. Я их постоянно за это ругаю, но что поделать, если оно повторяется из раза в раз. - Уууу грозный Александр! - Джордж засмеялся. - Пойдем уже в дом, я совсем промок, ты тоже и не говори, что нет! Кофта твоя совсем прозрачной стала! - Ущипнув друга за плечо и демонстративно выставив руку с оттопыренными влажными пальцами перед его глазами. Албон не хотел спорить, это было бесполезно, но поддеть вечного соперника в незначительных спорах хотелось невероятно. - А ты бы развернулся и убежал, сверкая пятками, как самая скромная на свете девушка, если бы понял, что мои родители дома? - Если бы я понял, что твои родители дома, я бы сначала переоделся в сухое, а потом сразу пошел к ним на кухню пить горячий чай, в то время как они ругали бы тебя за такую беспечность и вообще, как можно было заставить Джорджа надеть такую неподходящую для этой погоды одежду. - А вот когда спич заходил в подобное русло, спорить было больше не бесполезно, а уже бессмысленно. Алекс, ты проиграл эту битву.* * *
Плотно захлопывая за ними двумя дверь и мысленно ликуя, что сестры хотя бы закрыли ее, он вновь проворачивает ключ необходимое количество раз, но не трогает засов и цепочку, так как семейство все еще ожидало родителей завтра к обеду. Джордж тем временем уже не глядя скидывает промокшие насквозь кроссовки, стягивает носки, оставляя сушиться, и идет мыть руки в уборную с единственно находившейся в ней раковиной и шкафом с полотенцами, которая располагалась в конце коридора на первом этаже. Казалось, он даже с завязанными глазами мог без каких либо проблем перемещаться по дому Алекса, настолько хорошо и точно его знал. Последний, избавившись от намокших предметов своего одеяния, оставив лишь штаны, не отличавшиеся особой сухостью, и прошествовав к раковине на кухне, выключал попутно оставшиеся основные источники света в главной комнате и уже прикидывал, какие ванные они могут занять, чтобы как можно быстрее оказаться под кипятком и постоять под ним с приятной дрожью в теле хотя бы пять минут. - Ванная комната родителей сразу нет, - бубнил себе под нос Александр, попутно промакивая руки бумажными кухонными полотенцами, - общая на втором этаже тоже, мелких можно разбудить... эй, Джордж, ты там все? - Вопрос отпал, когда на его обнаженную спину обрушился небольшой веер брызг, инстинктивно заставивший сначала выгнуться дугой, а потом резко обернуться и прожечь насквозь взглядом глубоких карих глаз объект своего недовольства. - У тебя была смешная реакция. - Улыбнулся Джордж и увернулся от не очень то быстрого тычка в плечо. - Алекс, ты такой нерасторопный, потому что устал? Хочешь спать? Может быть я заварю нам чай, а ты пока сходишь в душ? - Завалить вопросами хлопающего глазами Александра и стоять мило улыбаться - о да, Джордж, о да. Совершенно поразительно в этом парне сочеталось неуемное желание пошутить или сделать какую-то глупость с резкими вспышками заботы и теплоты. Впрочем, это были вовсе не вспышки и не порывы, а постоянное желание быть как можно ближе и качественнее проявлять все то, что так отчаянно плескалось внутри и жаждало быть увиденным и услышанным.* * *
Джордж Рассел старался быть участливым. Он учился совершенствовать себя в искренней заботе о родных, о друзьях, о семье своего лучшего друга и об Алексе. Быть особенно чутким у него получалось с теми людьми, которые совершенно неожиданно и беспричинно могли стать такими нуждающимися в помощи. Конечно же номером один в подобном списке всегда мог выступить вышеупомянутый Александр. Он был человеком неизведанной способности создавать проблемы на ровном месте. Будь то очередной учебный день, когда грязный и потрепанный воланчик, случайно попавший за шиворот директору школы, который так не вовремя вышел подышать свежим воздухом во время урока физкультуры у старших классов. Рассел тогда взял вину за эту маленькую неприятность на себя и оправдался перед мистером Росбергом сцепив руки за спиной вместе со злосчастным воланчиком, а глаза опустив в пол, поднимая их лишь в моменты, когда раздосадованный мужчина хотел его о чем-то спросить. Или же водное происшествие, произошедшее с еще непоспевшим урожаем какого-то особенного сорта черники, за которым с вниманием ястреба следила миссис Албон, в одно свежее и прохладное июньское утро попросившая старшего сына полить несколько кустиков в самой дальней теплице. Потом она причитала, потому что на несчастное растение было вылито на несколько галлонов воды больше чем нужно благодаря задумавшемуся Алексу, который проворонил буквально все. А однажды несчастный Алекс, по-другому его никто из близких друзей не называл ближайшую неделю, нашел время зайти в свое любимое кафе с пончиками за полчаса до закрытия перед вечерним сеансом кино. И пока он ждал там Джорджа с вечерних занятий и свой заказ, решил устроиться за самым неудобным, но отдаленным от кассы столиком, и, закрыв на мгновение глаза, желая раствориться в приятном джазе, звучащем из наушников, в проводах которых он постоянно путался, провалился в сон. Ах да, он был той еще катастрофой. Одна из тех самых неизведанных Джорджем способностей - засыпать даже в самых неудобных и неподходящих для этого местах. При малейших признаках усталости или недосыпа, стоило Албону на час-другой засидеться в телефоне перед сном в будний день, он мог задремать, сидя на специальной табуреточке и принимая утренний душ; в школьной раздевалке на узкой деревянной скамейке после занятий спортом; во время большой перемены за уличным столиком для обедов в абсолютно любую погоду. И если в такие моменты Джордж оказывался рядом, то он старался разбудить одноклассника нежнее, чем бы это сделал кто-то другой, медленнее и терпеливее. Он любил наблюдать за растерянной реакцией в карих глазах, редким смятением, а еще благодарностью, когда его бережно и без резких движений укутывали в чужую куртку или плед - в зависимости от того, где сон настиг Александра. Поэтому он всегда старался строго относится к режиму и количеству часов отдыха ночью. Тем более, он был старшим сыном в семье и время от времени следить за мелкими входило в его обязанности. Но в тот вечер, когда пончики стали его главной краткосрочной целью, усталость игнорировалась весь учебный день и наконец настигла в самый неподходящий момент. И тогда проснулся он не от невесомых поглаживаний по тыльной стороне ладони, а от тяжелой тряпки, прилетевшей по шее из-за самой кассы - хозяином этого кафе был старый друг Найджела Албона, знавший всех его детей и часто видевший их с шумными и веселящимися компаниями друзей и без в своем заведении. Вслед за тряпкой полетел поток недовольства, мол, пончики твои купили, мы закрываемся, что ты тут до сих пор делаешь и вообще, в такое позднее время надо дома сидеть. Выскакивая на улицу и бросая через плечо извинения, Александр увидел в нескольких метрах шагающего навстречу Джорджа, который по округлившимся и немного испуганным глазам сразу почти все понял, быстро преодолел расстояние, разделяющее их, и под самым фонарем заключил в крепкие объятия все еще дрожащего друга. Сначала они стояли неподвижно, но через добрых секунд тридцать была предпринята еще одна попытка успокоить и привести в чувство Александра. К нему прижались еще ближе, положив подбородок на плечо, прильнули щекой к щеке и, совершенно бесстыдно, но нисколько не смущающе несколько раз ткнулись в порозовевшую мочку уха носом, который вовсе не был холодным, но Алекс хотел чувствовать это именно так. - Ничего страшного, я рядом. Хочешь, мы сейчас зайдем за мороженным? Они работают еще полтора часа, а до сеанса, - быстрый взгляд на наручные часы, - двадцать три минуты. Пешком тут совсем недалеко, я не дам тебе тащиться улиткой. А по вечерам у них совсем мало людей и я обещаю, что в этот раз мы возьмем наши любимые большие рожки с мягким пломбиром и зефирками. Хочешь? - Двойной кивок и ответная улыбка Рассела. - Тогда вот на, надень мою джинсовку, я все равно еще в худи, а тебе сейчас необходимо. И пойдем, только будь близко, так теплее. Подождав, пока постепенно приходящий в себя Алекс накинет оверсайз джинсовку - в гардеробе Рассела редко можно было встретить вещи по фигуре, а в обтяжку тем более, он сильно стеснялся своей худобы - Джордж в любимом жесте, который он повторял из раза в раз, когда они были вместе, закинул левую руку на плечо, притянул ближе к себе, второй поправив воротник верхней одежды, и легонько направил своего спутника к спасительной лавке мороженого. Алекс-катастрофа и внимательный Джордж - это то самое, аккуратное и нужное.* * *
Забота и безрассудность юного Джорджа Рассела переходила всякие границы. Когда его лучший друг, написав все итоговые тесты после первых декабрьских выходных будучи в едва ли приемлемом состоянии, слег с абсолютно ненавистным гриппом и со вторника выбыл буквально до самых каникул - это был провал. Он хотел проводить каждый свободный вечер в комнате больного товарища, пытаясь его хоть как-то развлечь и поднять настроение, а единственными источниками адекватности (младшее поколение желало спорить с этим утверждением) оставались Канкамол и Найджел, которые даже единожды не разрешили Джорджу подняться в комнату старшего сына, пока тот не вылечится от гадкого вируса. Расселу было до боли обидно за Алекса, который буквально не спускался со своего третьего этажа даже на кухню. А еще на свой крепкий иммунитет, ведь если бы и он заразился, то мог бы разделить участь друга. Грешили тогда больше на ледяные туманы, ползущие со стороны реки Оруэлл, чем на низкую температуру воздуха. Не забывали вспомнить беспечно разгуливающего Алекса без шапки, шарфа и в расстегнутой куртке. И, конечно же, посещаемые им свободные лекции в книжном магазине напротив школы, куда ходили абсолютно разные люди, которые вечно чихали и кашляли. Впрочем, единственное негативное влияние всей этой сложившейся ситуации со здоровьем, как считал сам Александр, было в как минимум недельной задержке его неожиданной инициативы в украшении дома к Рождеству. Часть плана он успел осуществить в субботу, поскольку в воскресенье уже чувствовал себя неважно и предпочел немного отлежаться перед ответственным школьным днем. Но в итоге произошло то, что произошло, даже несмотря на усиленные старания матери и чуточку Джорджа по экстренному восстановлению общего состояния иммунитета.* * *
Вечером той же пятницы, когда Александр встретил Джорджа после занятий с домашними вкусностями, они решили дойти до дома через живописный парк, чтобы чуть продлить этот прекрасный момент вместе. Но сразу после того, как за ними захлопнулась входная дверь дома семейства Албонов и в коридоре возникла радостная Канкамол, снимающая кухонный фартук, мигом скользнувшая глазами по новоприбывшим и поднимая ставший резко недовольным орлиный взгляд на своего старшего сына, парням предстояла лишь подготовка к профилактическим водным процедурам. Алекс пытался уговорить маму, чтобы и Джордж поучаствовал в не особо любимом им процессе, но та лишь сдержанно махнула рукой в сторону раковины и нового антисептического мыла и сказала после этого Алексу подниматься в свою ванную комнату, а Джорджу идти за ней в кладовку на кухню. Через минуту ребята разбрелись по дому и началась та самая подготовка. Дойдя до своей комнаты, которую Алекс ласково называл ‘мой чердачок’, он с минуту постоял в задумчивости, а потом полез в самый нижний ящик во внутреннем отделении своего шкафа. Там в большой коробке хранились лечебные благовония, уже традиционно присылаемые бабушкой из Тайланда пару раз в год. Чтобы добиться максимального эффекта, их нужно было поджигать в прогретой ванной комнате, наполненной паром, сидя в горячей воде и выполняя дыхательные практики. Все дети привыкли к подобным мероприятиям, а потому перестали противиться. Вот и Алекс, достав все необходимое и переодевшись, прошел в свою небольшую ванную комнату и стал наполнять купальню - она была относительно большая, скорее даже длинная и узкая - горячей водой, чтобы через пять минут плеснуть немного холодной и образовалась более чем комфортная температура. А тем временем Джордж помогал миссис Албон доставать с верхних полок различные баночки-скляночки с засушенными в них цветами и растениями. Из-за своей неуклюжести он едва не столкнул одну из них резким движением кисти, но вовремя сориентировался и подхватил второй рукой. По итогу на кухонном столе стоял стройный ряд небольших сосудов с фенхелем, мятой, сморщенными соцветиями хризантемы, раскрошенными листьями гуавы, гибискусом и каффир-лаймом. Все эти богатства также были гостинцами со второй родины Алекса. Прослушав довольно короткую, но емкую инструкцию по использованию, Джордж уместил все необходимое в сгибе левой руки, плотно прижатой к туловищу, и отправился в ванную комнату Алекса. Поднимаясь по лестнице на второй этаж он заметил новые фотографии в рамках, развешанные в оставшихся свободных местах по все стене. Одной из таких был широко улыбающийся малыш Александр в ярко-красной форме Феррари на фоне какого-то гоночного болида. Доподлинно историю этого снимка Рассел не знал, но отметил про себя однажды спросить про него и еще несколько похожих. Среди старых снимков был их совместный из летнего лагеря пару лет назад и с выпускного из средней школы. Какие-то семейные поездки, бабушки с дедушками, большие праздники, уютные вечера за заднем дворе - одним словом теплые воспоминания, частью которых был сам Джордж. По правде говоря, разумеется, он любил фотографироваться - даже не смотря на свои укоренившиеся комплексы по поводу фигуры, которые Алекс старался изо всех сил развенчивать - и таким образом оставлять в их маленькой совместной вечности все самое запоминающееся, но Джорджу до сих пор бывает неуютно на больших фотографиях, которые потом увидят более двух человек. Он старается изо всех сил выглядеть естественно и обаятельно, вспоминая, что иногда бывает достаточно сверкнуть глазками и все будут умиляться, хотя чему? Рассел не понимал. Но что бы кто ни говорил, на фото с Алексом ему всегда было спокойнее и как-то теплее. В детстве он мог просто смотреть в сторону товарища, а не в кадр, никого это не волновало и не вызывало вопросов. Однако сейчас так часто делать не получалось. С появлением в их жизни фейсбука совместных селфи и фоток с одноклассниками стало больше - стоит только вспомнить молодого тренера по регби Даниэля Рикьярдо и его любимчика Логана, которые чуть ли не каждый урок бегали за классом со старым пленочным фотоаппаратом - легкий дискомфорт и волнение никуда не делись. Заботливый лучший друг предложил Джорджу смотреть не в камеру, а на его отражение в экране телефона. С тех пор на всех снимках у них такие светящиеся глаза и улыбки. Джорджу всегда надо смотреть на Алекса, быть рядом с ним, быть для него. Постучавшись в дверь ванной комнаты, выдержав положенную паузу и услышав утвердительный ответ он вошел в небольшую комнату и наконец-то сгрузил все баночки на поверхность рядом с раковиной. Конечно, с особой осторожностью, ведь все они были стеклянными. И разложил зачем-то в том же порядке, в каком их расставила Канкамол на кухонном столе. Аккуратно открутил все крышечки, оставив их чуть поодаль - насколько это было возможно на довольно ограниченном пространстве - достал гибискус, понюхал, забавно нахмурил брови и пришел к выводу, что неприятного ничего здесь нет и лично ему непонятно, почему дети Албонов морщили носы, когда слышали о чем-то подобном. За этим немым представлением не без удовольствия наблюдал уже с минуту сидевший и привыкавший к температуре Алекс. В конце, как полагается, он достал руки из воды и размашисто похлопал, наградив тем самым кофту друга снопом брызг, быстро расползающихся по ткани. - Может ты уже обратишь на меня свое царственное внимание? - Я просто не хотел что-то уронить и потом получить подзатыльник от твой мамы. - Небезосновательно делится опасениями Джордж. - Расскажи лучше, шутник, для чего это все? Ты будешь жевать вот эти цветочки и посыпать голову травинками? - И кто здесь еще шутник... ладно, так, смотри, - Алекс уже было начал выбираться из ванны, но Джордж в два шага преодолел расстояние между ними, положил руку на мокрую и горячую кожу и уверенно надавил, показывая тем самым, чтобы им руководили дистанционно. - Нет уж, раз надо сидеть вот так, то ты сиди, а я буду делать все, что ты скажешь и не смотри на меня такими глазами, я ничего странного не сказал! Что делать с этими сушеными огрызками? - Я тебе дам огрызки! Ценнейшие представители тайской флоры будут приводить в порядок моего сына. - Простите, миссис Албон, я правда случайно. Просто даже половину названий было сложно запомнить. Куда их нужно... деть? - В ответ на это можно было только закатить глаза. - Ох, Джордж, ты ничего не сможешь перепутать. Самое важное - налить вот это эфирное мало, а еще взять в равных пропорциях все, что в этих баночках находится. Растереть в ладонях и погрузить таким образом в воду только это, - она показала на итак достаточно мелкие частицы листьев гуавы, - остальное кидай целиком. И следи, обязательно следи, чтобы этот негодник не выкинул все обратно! И вот, кстати, это тебе, держи аккуратно, поставь куда-нибудь. - Расселу в руки впихнули глубокий контейнер с нарезанными на одинаковые кусочки брауни и чайную ложечку из сервиза в нем. - Надзирателям надо хорошо питаться, а то заключенные возымеют возможность сбежать. - Ему весело подмигнули. - Хорошо, ребятки, побегу я смотреть какое-то сотое подобие Манчестера у моря, который никак не может выйти в кино. Вас больше не беспокою, но и вы меня не дергайте. - Да, миссис Албон, спасибо большое, я все как надо сделаю, не волнуйтесь! - Скороговоркой протараторил Джордж. - Называй меня по имени, сколько можно. - Конечно, да, я буду, просто не привык еще, вы понимаете... - Мам, ты же знаешь, что наш Джордж вежливый как настоящий британский аристократ. Он если и будет так говорить, то непременно смущаться всякий раз. Спрятав улыбку и покачав головой, Канкамол захлопнула за собой дверь, впуская в уже прогретую комнату поток холодного воздуха, породивший неприятную волну мурашек на голых плечах и шее Алекса. Джордж, до сих пор стоя рядом с ванной и заметив это, поставил контейнер с брауни на небольшой комодик с полотенцами и прочими принадлежностями, нашел глазами вешалку, взял с нее маленькое полотенце и уже было собрался накрыть плечи друга, но его остановили легким движением руки, придерживая за предплечье. - Не надо, Джорджи, все хорошо, я лучше вытянусь тут в полный рост и только голову оставлю на поверхности. А ты сними все таки эту кофту, а то становится жарковато. - Ну да, - он в мгновение ока стаскивает широченную худи, оставляет ее на крючке и остается сам в легкой футболке, - не могу же я себе позволить сидеть в полной экипировке, в то время, как ты там… - И тут Джордж запинается, щеки и кончики ушей трогает румянец смущения, что, конечно же, не ускользает от внимательных карих глаз, которые в полутьме почти гипнотизируют. - Не буду заставлять тебя договаривать, а то покраснеешь еще сильнее. - Александр усмехнулся. - Я в обычных коротких шортах, можешь даже посмотреть, если тебя это успокоит. Я же знал, что буду не один. - Нет уж спасибо, я лучше вот на табуретку присяду и закидаю тебя горстями этих сушеных тростиночек. - Тростиночка здесь одна, к тому же очень изящная и аристократически бледная. Надо будет тебя летом вытащить позагорать куда-нибудь и я буду еще больше выпечки для тебя готовить. Никуда не денешься от моих фирменных рулетиков с засахаренными фруктами. - Александр говорил об этом, как о самом логичном на свете событии. Проигнорировав неожиданный комплимент смешанный с заботой, Джордж в легкой прострации таки сел на табуретку, поставленную между раковиной и ванной, и начал медленные манипуляции с сосудами. Потом он потянулся за бутонами хризантемы и эфирном маслом гибискуса, отмечая про себя, что благодаря двум палочкам благовоний, постепенно тлеющим в специальной подставке в виде глиняного дракончика с чашей для дыма в лапках, запах в комнате стоял превосходный и без масла, безжалостно вылитого в горячую воду и распределенного ладонью по всей поверхности. Все это время Александр снова молча наблюдал за выверенными действиями друга и подсознательно хотел хоть на секунду прикоснуться к появившейся от усердия морщинке между двумя широкими бровями и разгладить ее легким движением двух пальцев. Но сейчас он позволяет себе лишь любоваться и тихо вздохнуть, когда Рассел заканчивает все манипуляции и встает ополоснуть руки с мылом, тем самым прерывая приятную тишину. Затем он вновь садится рядом на табуретку и, прислонившись спиной к стене, смотрит на Алекса, уже начавшего дыхательные упражнения. Смотрит задумчиво, а потом начинает о чем-то рассказывать, что плавно перетекает в хаотичную беседу с изредким хихиканьем и тычками в коленку.* * *
По прошествии восьми дней, за которые успел случиться и уютный пятничный вечер, долго потом вспоминаемый, и тяжелый во всех смыслах понедельник в школе, и пик заболевания, выпавший на среду с четвергом, и субботние уговоры родителей, Александр наконец чувствовал себя более чем приемлемо и получил разрешение на активную праздничную деятельность в воскресенье. Старшие Албоны уезжали по работе на несколько дней, брат клятвенно обещал зависнуть у одноклассника, сестры с обеда шопились, а чудесно украшенный к вечеру дом нужно было показать кому-то важному, способному оценить старания. Но для начала, конечно, нужно было достать оставшиеся коробки из подвала, разобраться в них и распределить по комнатам. Значительная часть содержимого шла на украшение первого этажа, один маленький бокс - финальная часть на фасад дома и еще пара пакетов для второго этажа и его мансарды. На улице Александр справился достаточно быстро, не забыв перед этим тепло закутаться, иначе он рисковал пропустить и Рождество. Фигурки снеговиков, Санты и оленей, которые вечером загорались и светили до утра, были расставлены неделю назад. Ярко украшенные искусственные еловые венки нашли свое место на двери, под окнами, выходящими на улицу, а также рядом с выходом на задний двор; под остальными были развешены массивные хвойные гирлянды с красными шариками. Заставить дом светиться изнутри планировал Алекс, а наружное освещение должны были приехать устанавливать вечером следующего дня. Поэтому после непродолжительного пребывания на свежем и едва ли морозном воздухе он, зайдя домой, поставил чайник, да так и забыл, что хотел заварить себе травяной чай, погрузившись в занятие, на которое у него оставалось буквально два часа до прихода Джорджа. Рассел не имел привычки опаздывать куда-то, разве что в школу пару раз за все старшие классы и то было по уважительной причине. Он не опаздывал в кино, на дополнительные занятия или встречи с друзьями, даже если они собирались в парке. Одним словом был человеком приятной пунктуальности. Но в именно в этот раз сработал закон подлости. Джордж несколько недель стабильно пару раз в день задумывался о подарке для своего лучшего друга. Это совместное Рождество должно было стать совершенно особенным и ему нестерпимо хотелось увидеть счастливые карие глаза и почувствовать крепко сжимающие его руки. Одним словом нужно было произвести впечатление и, казалось бы, до праздника оставалось еще целых полторы недели, но сегодня он был приглашен к Александру домой по какому поводу так до конца и не было понятно, но возможность спрятать подарок где-то на мансарде манила. Но была куплена лишь его часть - светлая пижама с фотопортретами домашних животных Алекса и всякая мелочь для постели. И это было не все. Ровно до этого вечера. Почти за час до планируемого выхода Джорджа посетила настолько резкая и гениальная идея, что он в спешке собрался, положил один готовый сверток в рюкзак и выбежал из дома в противоположную сторону, то есть по направлению к школе, а если быть более точным, то к книжному магазинчику. История, связывающая это место и их двоих, была достаточно коротка, но значима для обоих. Алекс несколько раз в месяц ходил туда на свободные лекции, в основном по художественной зарубежной и отечественной литературе. Возможно ему это пригодится при поступлении в университет, пока не ясно. Зато понятно одно: благодаря Албону Джордж перестал ощущать подступающие панические атаки перед каждым уроком литературы, ведь он не мог позволить себе, как отличник, ударить в грязь лицом перед всем классом и всеми своими друзьями. Поэтому, после того, как его лучший друг узнал об этом, перед каждым уроком он тащил дрожащего Рассела в кладовку в конце коридора первого этажа, закрывал за собой дверь, вставал напротив, брал его руки в свои и, глядя в огромные испуганные глаза на протяжении нескольких минут, медленно поглаживал большими пальцем костяшки и повторял тему занятия слово за словом, стараясь перемешивать ее с успокаивающими речами. - Джордж, я знаю, ты умница. Ты все выучил и все понял. Нужно лишь немного успокоиться и привести дыхание в порядок. Я верю в тебя, ты сможешь. Даже несмотря на то, что они готовились часами дома, чувство, что это жизненно необходимо обоим, не покидало. Поэтому такой ритуал проводился регулярно и со временем Джордж перестал испытывать всепоглощающий ужас. И за это он был благодарен как ни за что другое в своей жизни (по крайней мере так казалось в моменты острых эмоциональных переживаний). Немногие люди, как он сам считал, испытывали такую отчаянную безысходность перед лицом какой либо по факту несущественной проблемы, что руки после миллиона попыток опускались и не у кого было искать помощи. Но потом как лучик спасительного света появляется тот самый и будто по щелчку пальцев решает проблему. Рассела затапливало с головой чувство благодарности, он не мог выразить ее никакими словами, поэтому лишь из раза в раз шептал тихое “спасибо”, смотрел в лицо человеку, едва ли осознающему свои заслуги, и устраивал подбородок на плече, легонько приобнимая. Он мог объяснить такую свою реакцию только крайней степенью безысходности и будто снизошедшей с небес помощью от человека, для которого это было сущим пустяком. Каждый раз Джордж путался в своих же объяснениях, поэтому предпочитал просто обнимать. Обнимать и благодарить. И в этот раз благодарность была связана непосредственно с большим личным интересом Александра, а именно с литературой. Подарок на Рождество самым забавным образом все это время ждал в магазине книг, в котором тот слушал лекции и куда они часто заходили просто морально отдохнуть, подышать ароматом новых изданий и прикупить канцтоваров. Почти в каждую из таких прогулок одноклассники проходили мимо или даже останавливались ненадолго напротив стойки с классическим английским детективом. И каждый чертов раз глаза Алекса становились еще более выразительными, смотря на одну шикарную книгу. Это был толстенный том с непробиваемой обложкой изумрудно-черного цвета с золотистой фольгированной печатью имени автора и его вечного героя. “Сэр Артур Игнейшус Конан Дойл” “Шерлок Холмс. Полное собрание произведений.” Джорджу было неясно, почему Алекс каждый раз игнорировал покупку, даже когда у него были на то карманные деньги. Но это неважно, сейчас это неважно. Ведь он пулей вылетает из магазина с огромной тяжеленной книгой в рюкзаке, так любезно упакованной работниками в праздничную фольгу, и уже на всех парах мчится к лучшему другу в гости, куда, кстати говоря, уже опаздывает на пару минут. Александр совершенно не смотрел на часы во время процесса развешивания светодиодных гирлянд по всему первому этажу, будучи на все сто процентов поглощенным процессом. Разумеется, он ждал Джорджа вот уже совсем скоро, но опоздания не заметил даже в момент, когда тот в своем фирменном стиле несколько раз стукнул в дверь и позвонил в звонок. За пару секунд оценив свои старания и поняв, что ему требуется еще несколько минут для финального штриха, Алекс пошел открывать дверь, выключив все светильнички, чтобы друг раньше времени не оценил весь предпраздничный масштаб. - Господи, я думал, ты там замуровался совсем! - Проговорил Рассел уже после того как кинулся с удушающими, насколько это было возможно сделать одной незанятой рукой, объятиями. - Да, да, я тоже соскучился, только оставь меня в живых, пожалуйста, - хихикнул Александр и, рассеянно не замечая набитый рюкзак, потянул его в дом, громко захлопывая входную дверь. - А почему так темно, ты снова ковырялся в электрическом щитке и свет вырубило во всем доме? - Дурак, - шлепнув того по плечу и закатывая глаза, проговорил Албон, - я просто не все еще закончил. Не хочу для тебя испортить сюрприз. Я правда надеюсь, что тебе понравится. А сейчас снимай свои уличные шмотки и дуй в мою комнату, там и руки помоешь. Только сиди, пожалуйста, и не выходи, пока я не зайду. Это не долго, минут пять, ну может десять.. не смотри на меня так! Я же говорю - максимум. - Поворчав еще секунд десять и вытолкав Джорджа в сторону лестницы, проследив взглядом до тех пор, пока тот не скрылся на втором этаже и не начал подниматься на мансарду, Александр принялся за последние штрихи. И действительно, спустя каких-то восемь минут томительного ожидания в пустой, тихой и не освещенной комнате, туда наконец влетел искрящимся ураганом Александр, впуская в комнату столько света из коридора, сколько сейчас искренней радости было в его глазах. - Пойдем, пойдем, пойдем! Быстрее! Хочу увидеть твое лицо! - А я уже хотел лечь спать, думал, что ты забыл про меня. - Еще чего придумал, глупый. Так, сейчас я надену тебе маску на глаза, чтобы не подглядывал и мы аккуратно пойдем. - Даже спорить с тобой не собираюсь. - Улыбнулся Рассел, потому что знал правдивость этих слов. - Отлично! Покопавшись в одном из выдвижных ящиков комода и, наконец, вытащив мягкую зеленую маску для сна с выпученными глазами лягушки - она была комплектом к таким же тапочкам и представляла собой подарок на Хэллоуин понятно от какого человека - Алекс постарался как можно быстрее нацепить ее на несопротивляющегося друга, вывести того из комнаты, закрыть за ними дверь и начать тяжелый спуск по двум лестницам вплоть до первого этажа. И тут переживал больше человек с широко распахнутыми глазами, нежели тот, который доверился целиком и полностью, был ведомым и шел вслед за теплыми ладонями, держащими его запястья и постепенно тянущими на себя. Меньше, чем через две минуты все препятствия были преодолены и Джордж крепко стоял на ногах у входа в гостиную, по прежнему ощущая пальцы на сгибах ладоней, тихонько и как будто боязливо поглаживающие нежную кожу. - Еще мгновение, пока не снимай маску, я скажу, когда можно. - С придыханием сообщил Александр, отпуская его руки и уходя куда-то вглубь комнаты. Джорджу было непривычно вот так полагаться на все свои органы чувств кроме зрения. Но когда человеком, направляющим его, был Алекс, то все страхи и волнения затуманивались и отступали на второй план. Он доверял и следовал за ним. Вдруг резко сквозь маску прорезались яркие лучи света и начали отплясывать чечетку на обратной стороне век. Рассел затаил дыхание. - Давай, Джорджи, снимай. И Джордж снял. То, что он увидел, можно было сравнить разве что с поражающей воображение картинкой из самых высокобюджетных Рождественских фильмов. Переливающиеся огоньки заполонили гостиную, а за ней кухню и коридор. Насколько хватало взгляда - везде был это магических свет. Каждое пространство Александр обозначил разной цветовой гаммой. Коридоры и проходы были украшены светодиодными гирляндами с глубоко-изумрудным свечением, тонкими серебристыми мигающими нитками и декоративными бутылками из плотного, едва просвечивающего темно-зеленого стекла с беспроводной иллюминацией. Кухне досталась роль солнечного островка, заставляющего расслабиться и ощутить себя в пристанище спокойствия и умиротворения. Спокойно льющиеся волнами по окнам и дверным проемам желтые и ярко-оранжевые волны принимали в свои объятия и будто погружали в воспоминания. Вот Алекс учит своего лучшего друга готовить лепешки роти, со смехом наблюдая, как у того тесто абсолютно неравномерно растекается по сковородке. Или кханом том ко дню всех влюбленных в школе - спасибо преподавателям, не дающим забыть об обязанности принести что-то от нескольких семей - эти маленькие кокосовые конфетки были фаворитами у многих их друзей. Джордж прерывает поток воспоминаний, понимая, что может остаться в таком состоянии надолго и наконец фокусируется на главной комнате, от одного взгляда на которую воображение ласково машет рукой и тихо говорит о своей бесполезности в ближайшее время. Комната в королевских цветах - торжественный алый, обрамляющий елку, наряженную девчонками несколько дней назад, из приветливо перемигивающегося превращается в плавно стекающий по шторам волнами и теряющийся в складках ткани где-то на полу; царственный фиолетовый, имеющий легкие розовые оттенки, будучи слишком сильным не перегружал комнату, а грамотно дополнял, сверкая под потолком, на люстре и на спинках старых деревянных стульев. А завершал весь этот праздник традиционный и любимый всеми золотой цвет, не мигая обвивающий искусственный камин, большие носки для подарков, висящие на нем и пространство всей стены позади, на котором располагалось еще большее количество памятных семейных фотографий в рамках. Джордж не мог подобрать слов. Он стоял будто ребенок, впервые увидевший домик Санты, крутился вокруг своей оси, стараясь вобрать в себя и зацепить взглядом как можно больше всего-всего-всего. Сказать, что ему понравилось что-то одно, означало соврать. Все старания Алекса он не мог оценить по какой бы то ни было шкале, потому как то, что он сотворил своими руками для них всех, было похоже на божественную сказку, сошедшую со страниц несуществующей книги. Если сказать, что у него получилось передать атмосферу наступающего праздника - опять же не сказать ничего. Магия, магия, магия. Когда Джордж не мог говорить по какой-то причине, он безмолвно, иногда неосознанно, выражал все эмоции до единой, которые чувствовал, глазами. Глазами, в которые Алекс хотел до конца своих дней смотреть не отрываясь ни на минуту, но не мог себе этого позволить, знал, что не мог. Глазами, цвет которых можно было только почувствовать - нотки голубого, при особом освещении казавшегося бирюзовым с морским оттенком, перемешиваются с травянистым зеленым и окаймляют маленькие, едва заметные, светло-карие островки вокруг зрачка. Глазами, которые еще более выразительными и чувственными делала тонкая темная окантовка радужки. И именно сейчас, в этот самый момент Джордж стоял напротив Александра и взглядами, обрамленными дрожащими ресницами, передавал все то, что не мог сказать самостоятельно. И его понимали, без слов и каких-то особых движений, без усилий и стараний, просто были рядом и понимали. Несколько минут спустя, придя в себя, Рассел все же разразился восторженной тирадой, которую слушать без улыбки было невозможно, ведь в речи то и дело проскальзывали - как их называл Алекс - стариковские благородные словечки, не зря вся семья Албонов между собой звала его британским аристократом. Дослушав до конца и почему-то смущенно приняв все благодарности, Александр, не успев и глазом моргнуть, проводил взглядом друга, кажется, что-то сказавшего о том, что он забыл телефон в спальне, и опустился наконец рядом с диваном, чтобы включить телевизор и выбрать фильм под их сегодняшнее настроение. А Джордж действительно забыл телефон на кровати одноклассника в тот момент, когда его буквально под белы рученьки и с закрытыми глазами вывели из комнаты. И сейчас ему в голову пришла мысль, которая почему-то не появилась там раньше. Ведь сегодня Алекс пригласил его без малейшего намека на ужин или какую бы то ни было вечернюю трапезу. Поэтому стоило взять эту ответственность на себя, что он, собственно, и собирался сделать. Сел на кровать, разблокировал телефон и зашел в приложение одной из немногочисленных несетевых пиццерий в городе с самым простым названием, но высочайшими оценками - The Pizzeria - в этом месте ребята давно нашли свои любимые позиции и редко пробовали что-то новое. В корзину сразу полетели три маленьких пиццы: супер-сырная, с охотничьими колбасками и с вялеными томатами. Форма заказа обещала не больше часа ожидания, поэтому Рассел со спокойной душой спустился обратно к другу, который, вероятно, уже заждался. Но каково было удивление, когда Александр не нашелся ни на кухне, ни в гостиной. И только когда Джордж развернулся к искусственному камину спиной, то заметил за диваном с внутренней стороны знакомую фигуру. Разумеется, он почти сразу понял, в чем тут дело, и, приблизившись вплотную, не смог сдержать самой широкой и нежной улыбки при взгляде на это уснувшее прямо на полу чудо. Алекс едва ли упирался лопатками в островатый деревянный угол дивана и к тому же не был укрыт пледом. Хотя куда там, подумал Рассел, тут никакая предусмотрительность не сработает, если учесть факт, что его лучший друг имел отличительную и весьма забавную особенность засыпать даже в самых неподходящих для этого местах. А если прибавить сюда усталость или недосып, то могло получиться комбо имени Александра Албона. Долго стоять и смотреть на это не позволила совесть, именно поэтому Джордж огляделся в поисках хоть какого-нибудь покрывала или пледа и нашел нечто подходящее, что свисало с другого края дивана. Тепло-зеленого цвета с желтоватыми листочками. «Очень по сезону» - промелькнуло у него в голове. Стянув и расправив плед, Джордж присел на корточки рядом с посапывающим Алексом, невесомо поправил съехавшие пряди отросшей челки и едва смог отвести взгляд от чуть приоткрытых губ. Поразмыслив, как бы подвинуть Александра так, чтобы тому было удобно и он не проснулся, Джордж закинул плед себе на плечо, взял подушку в гобеленовой наволочке - очередная любимая вещь миссис Албон наподобие маленьких ложечек из сервиза - положил ее прямиком на ковер, а затем, приобняв Алекса за плечи и устраивая одну руку на его лопатках, он перенес вес его тела на свои руки и, наконец, уложил на подушку, накрывая сверху пледом. Во избежании сквозняков и подобных неприятностей плед был заботливо подоткнут по периметру всего тела. Не долго думая, Джордж и сам лег рядом, почти касаясь своим плечом плеча друга. И, в отличии от последнего, ему спать не хотелось совершенно, потому как отказать себе в удовольствии исследовать взглядом мерно подрагивающие ресницы; веснушки на кончике носа и скулах; снова выбившуюся прядку из основной массы волос, которая, вероятно, щекотно касалась лица, отчего Алекс во сне морщил носик; губы, на полтона темнее губ Джорджа, отчего внимание им было уделено особенное.. да и вообще весь он был достоин бесконечного и самого трепетного внимания. Спустя почти пятьдесят минут Александр два раза повернулся во сне, что-то пробормотав, а вот Джордж за это время лишь перевел взгляд на потолок, чтобы не создавать неловкую ситуацию, если его товарищ вдруг проснется. И действительно, непроизвольно закинув левую руку на Джорджа, сладко потянувшись и открыв глаза, Алекс уставился на человека, лежащего рядом с немым вопросом: «Я снова, да?». - Ты не долго спал, даже часа не прошло. Пиццу скоро привезут, кстати. Я нашу с тобой любимую заказал. - Я снова уснул непонятно где… а почему сейчас на полу?.. - Это я тебя немного передвинул, думаю, так было удобнее и меньше нагрузки на шею да и вообще. Ты вставать то собираешься, или так и будем друг на друга лежа смотреть? - Конечно, он втайне надеялся на второй вариант, но все же… - Прости, я как обычно. Просто устал за сегодня сильно, правда, еще и энергия не полностью после болезни вернулась. - С этими словами Александр поднялся, пристраивая плед и подушку на положенные им места, а затем протянул ладонь все еще неподвижному другу. - Давай, Джорджи, я пока пойду чайник поставлю, а ты оденься, чтобы курьера встретить. Не хочу, чтобы и ты заболел. - Возможно, в этих словах было нечто большее, чем просто призыв к действию. Остановившись взглядом на широкой спине и проводив, не отрываясь, до самой кухни, Джордж спрятал лицо в ладонях и крепко зажмурился. Как же ему не хотелось, чтобы этот уютный, наполненный теплом и заботой вечер заканчивался. Как же отчаянно не хотелось собираться через пару-тройку часов домой. Как же не хотелось ощущать печальное послевкусие, когда Алекс разомкнет объятия, последний раз улыбнется и закроет входную дверь, оставляя Джорджа наедине с холодным и местами неприветливым внешний миром без него, без Александра. Но все это случится через пару часов, а сейчас ему действительно нужно пойти одеться. Проходя мимо камина и висящих над ним рождественских носочков, Джордж на несколько секунд остановился и пробежался по именам. Все они были написаны корявым почерком его лучшего друга, который он мог узнать из сотни других. Для Найджела, для Луки, для Александра, для Джорджа. Казалось, что в этот момент земля ушла у него из под ног. И ничего не могло помешать лицезреть эту надпись с маленьким, едва заметным сердечком в конце. Казалось бы, совершенно ничего особенного не было в этом дружеском жесте, но поток мыслей Джорджа уже было не остановить. Для него это значило буквально все, эмоции хлынули через край и в голове была одна единственная мысль: «Черт возьми, как же сильно я его люблю.» Удобно устроившись на диване с огромным подносом, на котором стояли коробки с пиццами, ребята накрыли ноги тем же пледом, придвинувшись друг к другу поближе, так как предназначен он был строго для одного человека. Почти соприкасаясь ступнями и устроив шуточную перепалку за самый сырный кусочек, Джордж все равно снял всю начинку с двух других, поочередно устраивая ее на своем куске со стекающей моцареллой - как бы они не шутили, но Алекс всегда отдавал самое вкусное лучшему другу - и уже было поднеся к губам и мазнув по ним самым краешком, вдруг заинтересованно взглянул на Александра. - А может быть? - Даже не думай! - Ну почему? - Разочарованным возгласом вырвалось у юного Рассела. - Ешь сам свою мешанину, меня и не думай соблазнять. - Кажется, Александр был настроен весьма категорично. - Ты же не пробовал никогда и не знаешь, что говоришь. - А что там может быть особенного? Ты накидал вяленых томатов каких-то и колбасок на огромное количество сыра. - Разве ты не чувствуешь, как сочно это звучит? У меня вот уже слюнки. - Да брось… - А вот нет, сегодня последнее слово будет за мной. И с этими словами Джордж свободной рукой резко отставляет поднос на журнальный столик, сбрасывает плед, разворачивается и перекидывает одну ногу через Алекса, оказываясь, таким образом, сидящим у него на коленях лицом к лицу. И, разумеется, вместо того, что чертовски сильно желало изнывающее сердце, Джордж подносит кусочек пиццы к губам напротив и, на свое удивление, не встречает сопротивления, давая возможность откусить сразу все самое-самое. Нижняя губа Алекса соблазнительно блестит, пока тот медленно жует, не разрывая взглядов. Это тот самый раз, когда Джордж снова не может удержать себя от легкого тактильного контакта. Чуть разворачиваясь, он откладывает пиццу обратно в коробку и большим пальцем правой руки проводит по нижней губе Алекса, аккуратно стирая небольшую каплю сыра с нежной кожи. А затем, не думая слишком уж долго, потому что иначе волнение могло пересилить накопившийся внутри жар и возобладать над ним, и не отрываясь от постепенно расширяющихся зрачков напротив, Джордж чертовски медленно, подсознательно дразняще, погружает палец в рот и начинает посасывать. Сначала он высовывает кончик языка и медленно обводит им подушечку, чуть прикрыв глаза и наблюдая за реакцией из под пушистых ресниц. Затем обвивает его кольцом губ и, тихо причмокивая, насаживается почти до самого основания. Джордж повторил эти движения несколько раз, если бы он только знал, что сейчас может свести с ума кого-угодно... то все равно продолжил бы делать именно так. Спустя целую минуту, которая вполне оправданно могла показаться вечностью, Рассел таки слезает с колен своего друга, устраивается поудобнее совсем близко, забыв о пледе, и берет, наконец, свою пиццу в руки. - Так вот они какие, твои кулинарные удовольствия. - С придыханием едва выговаривает Алекс и откидывается на спинку дивана. Очаровательно покраснев кончиком носа, Джордж только и может произнести: - Какой фильм у нас сегодня?* * *
А в настоящем времени Александр, как гостеприимный хозяин и хороший друг, все таки отправил Джорджа под душ в свою ванную комнату первым. Сделав тем временем и отнеся две больших чашки с очень горячим зеленым жасминовым чаем в свою комнату. Зная о забывчивости своего друга, Алекс проверил личную полку Джорджа в своем шкафу и, обнаружив там нетронутую пижаму, тихо усмехнувшись, расправил ее, закинул на плечо и отправился в ванную, где уже вовсю шумела вода. За тихим стуком и впоследствии приоткрытой дверью последовал возглас: - Ты со мной душ собрался принимать? Ну уж нет, холодному телу я не позволю прижиматься к себе! - Джордж, скажи честно, ты дурачок или притворяешься? Пижаму свою обожаемую рождественскую забыл и еще на меня наезжает. Голышом собрался выходить оттуда? - То есть ты не подумал, что сейчас не очень то и Рождество, начало апреля вроде, чувак. Пижама не в тему. - Он прекрасно знал, что может завести Алекса и спровоцировать его на эмоциональный ответ. - А не ты ли весь вечер вручения подарков не отлипал от меня, когда развернул свой сверток? Не очень подходящая картинка, а ничего, что там даже елочек нет? То есть это опять же не ты шептал мне потом тихонько на ушко миллион раз спасибо? Это не ты грозился надеть ее прямо перед ужином и говорил, что сделал бы это, если бы мы были только вдвоем в тот день? А я, между прочим, еле как нашел этот твой мерч Уильямс. Это тебе не свитшоты и бейсболки Мерседес. Старался, искал, а тебе она не по сезону... - Алекс изредка любил делать вид, что обижается на забывчивость и глупости Джорджа - иногда он был слеп по отношению к незначительным и совершенно безобидным манипуляциям, но ни разу в жизни не делал этого всерьез. - Да иди ты, умеешь вспомнить! Господи, конечно, я люблю эту пижаму больше всей остальной одежды, я могу ее даже в школу носить, если бы разрешили родители. А то ты знаешь моего отца, чуть что и он сразу же недоволен любым моим искренним поступком. - Джорджи, напомни, с чего мы начали демагогию эту? Я могу забрать ее и тогда ты голышом пойдешь до моей комнаты, - хитрый взгляд на едва прозрачную плотную душевую шторку, слабо отзеркаливающую уголок ванны, - но я не хочу, чтобы ты простудился и дрожал потом всю ночь под теплым одеялом, мне придется лечь рядом, чтобы постоянно поправлять его и не допустить замерзших ног. - Если бы Джордж стоял рядом, а не в нескольких метрах за дверцей, он мог бы услышать разочарованный и грустный выдох. - Так что я пижаму эту твою я повешу на крючок у двери и больше никаких отговорок не принимаю. И, уже выходя, Алекс бросил через плечо, будто бы закрывая тему - Ты прекрасно знаешь, почему я ассоциирую ее с Рождеством и с тобой. Еще минут девять понадобилось Джорджу, чтобы закончить все водные процедуры и пригласить наконец Александра в душ, который так и не удосужился надеть хоть какую-нибудь футболку после того, как полностью снял с себя промокший верх по прибытии домой. И тут уже беспокойство по поводу того, кто простудится и кого придется ночью обнимать, укутав в одеяло, перекочевало с плеч Алекса на плечи его лучшего друга. Впрочем, они разминулись буквально за несколько секунд и, уже зайдя в комнату, Рассел занялся раскладыванием постели, он достал запасную подушку, которую Алекс хранил специально для него на самой верхней полке шкафа. Откинул краешек одеяла, чтобы увидеть наволочку и достать вторую такую же, и громко хихикнул, потому что в отличии от остального постельного белья, рисунок на наволочке - все кошачье-собачье семейство Албонов - совпадал с рисунком на пижаме его друга. И этот самый комплект вместе с большой книгой Конан Дойля также был подарен на самый главный для них двоих праздник, но только Джорджем для Алекса. Они давно для себя решили, что о вещах наподобие идей для подарков на большие праздники, когда либо совершенно нет вариантов, либо глаза разбегаются и мозг не в состоянии выбрать, будут сообщать друг другу заранее. С появлением некоторой практичности в их взаимоотношениях отнюдь не пропали трепет и упоение при вручении подарков или, например, желание угодить во что бы то ни стало. Ровно также, как и с возникновением легкой предсказуемости - впрочем, бывающей до жути умилительной - не угасла яркая звездочка их дружбы. Но об этом чуть позже.* * *
У Александра на небольшом письменном столе перед кроватью стояла рамочка с фотографией. Ничего необычного: скромные шесть на восемь сантиметров, лаконичная основа из темного дерева, отполированная и бережно собранная самим хозяином комнаты. Стекло, с которого каждый день буквально сдували пылинки, обратная сторона из шершавого и плотного картона с аккуратно выведенным курсивом чернографитным карандашом: “Тот самый день. Моя вечность”. Но до нее Рассел не добрался, так и замерев взглядом на широко улыбающемся человеке с цветком белого гладиолуса в руках. Эта была его фотография. Его улыбка. И его белый гладиолус, который он подарил Алексу в тот самый летний день, после прогулки по ботаническому саду. Это был один из тех моментов, которые записываются на подкорку сами, мозг работает в авто-режиме, и ты сначала даже не задумываешься об этой функции. А уже дома, вечером, когда роняешь голову на подушку, укрываешься пухлым одеялом и с наслаждением закрываешь глаза, в ту же минуту в подсознании возникает будто кинокартина из отрывков воспоминаний под аккомпанемент тихого шепота и звонкого смеха, режиссером которых неизменно становился один человек. Рассел до дрожи в коленках любил такие моменты. Он умел их чувствовать и запоминать, чтобы потом перебирать в памяти как старый коллекционер, трепетно перелистывая страницы одна за другой самых бесценных экземпляров его собрания сочинений. Именно поэтому сейчас он, находясь в легкой прострации, одеревеневшими пальцам достает из широких штанин телефон, листает галерею в поисках скрытого альбома, созданного для одного единственного снимка, наконец заходит в него и будто разом выдыхает весь воздух, накопившийся у него за все время разглядывания собственной фотографии в рамке под стареньким настольным светильником. Открытый снимок на телефоне был для Джорджа всем: радостью, успокоением, счастьем, волнением и даже, в отдельных случаях, болью и удовольствием. Он мог лишь смотреть на него. Глаза в слабом свете лиловой неоновой лампы не сфокусированы на камере, губы едва сомкнуты, на лбу маска для сна, а на голове большущий капюшон от растянутой и затертой домашней толстовки. Но самым главным, каждый раз цепляющим внимание и заостряющим его не себе, была та самая россыпь веснушек. Казалось, можно было потратить все время этого мира и сосчитать их, настолько хорошо была видна каждая. Но, вопреки всем законам самобичевания, Джордж не позволял себе такой роскоши, максимум десять-пятнадцать секунд безмолвного разглядывания, а потом шумный выдох, закрытые глаза и рой мыслей. Вот и сейчас весь ритуал, призванный успокоить бешено колотящееся сердце, был проделан, но лишь усугубил ситуацию. Непонятного волнения стало больше, ноги подгибались, как перед ответственным экзаменом, а вспотевшие ладошки дергаными движениями вытягивали небольшую табуретку из под стола. Параллельно с этим в ванной комнате через две стенки скрипнул кран и шум воды стих. Албон за пару минут справился с вечно прилипающими к голой спине шторками, запотевшим зеркалом и сложной схемой выключения бесшумной вытяжки. Он не любил надевать нижнее белье сразу после душа, а потому, с десяток раз тряхнув головой и наскоро вытеревшись огромным полотенцем, намотал то, что поменьше на голову и на тело надел халат, крепко завязав его на поясе, но выпутавшись из рукавов и оставив их висеть на бедрах. Тихонечко выругался и стянул импровизированное одеяние до тазовых косточек, чтобы бережно прикоснуться к уже зажившей первой татуировке через защитную пленку. С мыслью о том, что затягивать адскую процедуру ее сдирания больше нельзя, Алекс три раза коротко выдохнул и дернул в первый раз. Его шипение можно было расслышать из коридора, но все, кроме его гостя, спали, поэтому риск разбудить кого-то, кто находится этажом ниже и несколькими комнатами севернее, отпадал. Вторая попытка, более удачная, но в этот раз пришлось закусить нижнюю губу, чтобы не вскрикнуть. Несколько раз впиваясь короткими ногтями в ладони, сделать последний глубокий вдох перед третьей попыткой. Движение на выдохе, резкое и четкое, последний скользящий звук - и все, маленькие мучения позади. Голову тут же посещает идея, что в процессе работы, хоть это и была первая его татуировка, боль была не такая, как сейчас. Но еще предстояло намазать все это дело кремом, который нужно было отыскать в одном из ящиков стола. Через минуту Александр оказался в своей комнате, тихо прикрывая дверь и змейкой огибая накрытую барабанную установку, занимающую слишком много места посреди комнаты, надеясь не потревожить друга. Но с последним ситуация была несколько сложнее, чем вообще должна была. Вернее, никакой ситуации быть не должно вообще. Хозяин комнаты и временно старший в этом доме хотел уложить своего одноклассника спать без всех вероятных эксцессов. Он не доктор Стрэндж, но просчитывать возможные исходы той или иной ситуации за все годы дружбы научился не хуже. Джордж с застывшим взглядом и учащенным дыханием сидел на табуретке, поставив ноги на перекладину, словно попугайчик. Руки, вцепившиеся в угол стола, чуть опущенная голова и… непонятный огонек в глазах. Прежде Александр не то что редко замечал подобное за другом - чушь. Вообще никогда! И этот факт самую малость насторожил. Тем более еще полчаса назад было все хорошо. Нужно пропустить это все через мысленные жернова и решить как безболезненно и максимально бережно растормошить этого парня с глазами рыжего котика из Шрека. Выключив основной свет и оставив только два массивных напольных торшера у изголовья кровати с обеих сторон и кардинально отличающийся от них настольный ветхий светильник, у которого сейчас и сидел Рассел, Алекс подошел к столу, нагнулся, насколько это позволял халат, и начал шарить руками по открытой полке под основной поверхностью стола в поисках заживляющего крема. Как назло, маленький тюбик оказался в самом дальнем от него углу, прямо за застывшим на табуретке человеком. Тихонечко подойдя, обладатель зажившей татуировки перегнулся и на несколько секунд навис над Джорджем, неосознанно демонстрируя все свои мышцы в тусклом освещении человеку, начинающему постепенно выходить из своего транса. Проморгавшись, тот понимает, что буквально в наглую разглядывает торс и грудную клетку своего друга, который тем временем выпрямился и тихим победным “юхуу” отпраздновал успешное обнаружение заветного тюбика. Казалось бы, мысль, породившая такой длительный ступор, затерялась в глубинах сознания, но тут… - О господи! Боже! Мой! - Ты о чем? - Я сказал вслух? А впрочем, неважно. Я готов прокричать это, если шумоизоляция комнаты позволит! - Позволит, не волнуйся, - с едва скрываемой улыбкой ответил Албон, кинув короткий взгляд в сторону барабанов, - так про что ты? - Про что? Ты серьезно? Про что я сейчас говорю?! Алекс, черт возьми, у тебя есть татуировка? Как ты умудрился вообще? Почему не сказал мне? Почему я не знал… и как долго? Да почему ты молчишь?! - Клянусь, никогда в жизни я не слышал от тебя столько вопросов подряд, адресованных мне лично. - Улыбка теперь уже стала более явной. Его точно веселила такая реакция. - Помнишь наш разговор две недели назад на школьном дворе? - Это когда в кабинете химии Макс с Шарлем устроили катастрофу, мистер Феттель их пытался прикрыть, а Бритни выгнал всех на двухчасовой обед на улицу? - Алекс кивнул. - Да, хорошо, что тогда повезло с погодой, всю же неделю лил дождь, а в тот день светило солнце. Стоп, а причем тут наш разговор? Ты считаешь, что мы так редко беседуем, что каждый раз я запоминаю все детали и все твои слова? - Тот раз правда был особенным. - Уже более спокойным тоном продолжил Албон-младший, его немного обидела реакция, но она была вполне себе объяснима. Если бы кто-то из его лучших друзей набил первую в своей жизни татуировку, не позвав вместе с собой, да и показал только спустя время, он бы реагировал еще неоднозначнее. - А, да, минутку, - В огромных глазах сейчас, помимо искорок гнева, так и норовящих спалить дотла виновника их появления, четко прослеживался мыслительный процесс. - Ты сказал, что хочешь тату на восемнадцатилетие. Тогда у тебя были такие сияющие глаза, что я засмотрелся и переспросил даже, сложно было понять с первого раза. Ты долго говорил об этом, о смыслах, которые в ней должны быть, и о чувствах, появляющихся после, но я тогда все равно подумал, что это были твои мечты и не более. - Ты просто не мог поверить? Это серьезный шаг и все такое. Но я был готов к нему и я сделал его. Назад уже не повернуть, так что вот. Неделя. И ты не представляешь, как я сейчас счастлив. Я буквально исполнил одну из своих самых больших мечт. И все таки, твоя оценка? - Алекс хотел осторожно подобраться к самому важному, к мнению его лучшего друга. - Знаешь, я долго думал над идеей, но сам эскиз однажды чуть ли не во сне ко мне пришел, пришлось даже телефон из-под подушки вытаскивать, чтобы примерно описать. - Проговорил он с усмешкой и на выдохе продолжил. - Моя вторая родина за тысячи и тысячи километров отсюда. И мне часто бывает грустно по этому поводу. Тоскливо, печально и все такое. Поэтому в этом эскизе я постарался объединить несколько важных слов во что-то единое. Каждое из них дорого мне и имеет большую ценность, они напоминают о том, где мои корни, где и с кем я сейчас. Хочу носить это с собой всю жизнь. Моя любовь бывает безусловной, она просто появляется и поселяется в моем сердце и разуме, заполняет каждую его клеточку и каждую клеточку тела. Не хочу никогда избавляться от этого чувства. Казалось, поток мыслей мог продолжаться еще не одну минуту, но теперь фокус внимания стал смещаться на Джорджа, поглощенного уже не рассказом, а разглядыванием надписи, виднеющейся чуть выше по-прежнему крепко державшегося на бедрах халата. Такой внимательный и такой завороженный, такой удивленный и интересующийся, такой тактильный и… Тактильная катастрофа. Если попросить описать Рассела двумя словами, это были бы именно они. Иногда он просто неосознанно хватал Алекса за руку, когда было страшно, касался лбом плеча, пряча улыбку, или устраивал там подбородок и приобнимал за талию, невесомо касаясь кончиками пальцев шеи, находясь позади. И каждый раз хотелось ужасно сильно узнать, какой у этого парня язык любви. Впрочем, ни о чем подобном думать в данную минуту было совершенно невозможно. Все внимание и все нервные клеточки сосредоточились на тех самых кончиках длинных и изящных пальцев, постепенно, опасливо приближающихся к покрывающейся мурашками смуглой коже. Прикосновение. Разряд тока и невидимо опаленный участок кожи. За ним второй и третий, на несколько мгновений они останавливаются, предотвращая попытку синхронизироваться с мыслями своего хозяина, дабы не сбить настрой. А затем движение продолжается уже более уверенно, превращаясь в легкое поглаживание. Эти невесомые, но так дьявольски горячо чувствуемые прикосновения заставляют Александра мысленно дать себе пощечину, чтобы не задрожать всем телом и ни в коем случае не выдать себя. Ни в коем случае не раскрыть тот факт, что, о боже, как ему это сейчас нравится. Он готов остаться в моменте, стать поглощенным теплом касающихся его пальцев, поглаживающих одновременно выступающую тазовую косточку, небольшой старый шрамик на ней, впадинку чуть выше и саму поверхность татуировки. Эти несколько минут - ничто в масштабах человечества, но раствориться в них у Алекса безоговорочно получилось, а потому, когда на месте таких жарких и одновременно невинных касаний остается лишь холодный воздух, ему хочется разочарованно застонать и поддаться хоть на несколько жалких сантиметров вперед, чтобы почувствовать все вновь. Все таки осмелившись взглянуть вниз, сквозь уже появившийся будто из ниоткуда белый шум в ушах, он становится свидетелем чего-то совершенно неожиданного и непредсказуемого даже от Джорджа. Тот медленно потянулся за тюбиком с мазью, открутил колпачок, который тут же откатился на край стола, и выдавил небольшую каплю себе на пальцы. Она не была густой, скорее походила на консистенцию плотных сливок, растекающихся по пальцам. Много времени на раздумья не было, поэтому рука на автомате снова соприкоснулась с заживающей поверхностью кожи. Медленными, до предела осторожными движениями Джордж, буквально затаив дыхание, размазывал лечебную субстанцию. Касание за касанием, ритм выравнивался и вот уже почти вся ладонь лежала на бедре, едва двигаясь, скорее даря свое тепло человеку, так отчаянно в нем нуждающемуся. Александр решается первым прервать молчание чем-то, помимо шумного дыхания: - Получается, ты изменил свое решение? - На какое? - Расфокусированный взгляд парня снизу очень медленно пополз по телу и, едва не зацепившись за красиво очерченные косые мышцы груди и темные соски, на которых подсознательно хотелось сосредоточить внимание, остановился на карих глазах своего собеседника. - Уже не помнишь? - Улыбку парня, произнесшего этот вопрос, можно было увидеть даже с закрытыми глазами. - Мне было очень важно твое мнение. Искреннее и настоящее. Я понимаю, что это могло стать неожиданностью, но также я готов был подождать, пока ты немного придешь в себя. - Знаешь, а я ведь действительно не помню, почему вспылил, но зато до сих пор ощущаю затопившее меня до краев спокойствие и тепло. И только в этот момент, будто опомнившись. Рассел убрал ладонь с поверхности бедра своего друга под едва заметный аккомпанемент тихого выдоха. И наступил тот момент, когда витание в облаках, пускай даже и абсолютно оправданное всем, произошедшим чуть раньше, сделало свое дело. Приходит очередь говорить словами через рот. - И знаешь что, Алекс, ты должен помнить, что каждый раз, при малейшем сомнении я говорю тебе. И что ты говоришь мне, когда то же чувствую я. - Тот самый момент, когда хочется спонтанно прикоснуться, погладить, внушить настоящее доверие и спокойствие. - Посмотри в мои глаза, в них будет все. - Да… Секундное молчание. Глаза в глаза. Вдох в унисон. Выдох. И в самый неподходящий момент с головы Алекса падает на пол небольшое намотанное полотенце, он чуть наклоняется, чтобы поднять его, хватает за петельку, отбрасывает на полку и не успевает до конца подняться, как длинные пальцы со скоростью света оказываются на его талии, отчаянно сжимая ее, и сам Джордж на мгновение позже тоже встает на ноги, отлично воспользовавшись ситуацией. Не думая, вероятно, первый раз в жизни о последствиях своих действий, отпуская ниточку контроля, он делает то, о чем мечтал и грезил без стеснения последние месяцы жизни. Быстрое, испуганное движение головой и медленный поцелуй. И в этот миг его мир рассыпался вдребезги. То ли от того, что он осмелел и смог это сделать, то ли благодаря человеку, к которому прикоснулся совершенно невинно, то ли из-за того, что этот самый человек не ответил взаимностью, так и не разомкнув своих полных губ. Глаза сами по себе закрылись и, казалось, сердце переполнилось страхом и ухнуло куда-то вниз, в самые пятки. Ноги стали ватными, не было возможности двинуться с этого места, хотя безумно хотелось закутаться в кокон, приобнять себя за плечи, провалиться под землю и больше никогда и никому на этом свете не показываться. Ровно до того момента, как ему фантомно не почудились прикосновения теплых дрожащих пальцев на похолодевших выпуклых скулах. Движение не прекратилось, оно не было фантомным, и пальцы не исчезли, они остановились и стали уже более уверенно дарить свое тепло, ровно также, как происходило несколько минут назад, только в обратную сторону. И лишь благодаря чуткости и приобретенной уверенности Александра Джордж смог прийти в себя и разомкнуть свои огромные и по-прежнему испуганные глаза. - Объясни, пожалуйста, объясни мне.. - жалобно протянул такой беззащитный сейчас Джордж, в любую минуту готовый вырваться и убежать, куда глаза глядят. - Тише, тише, все хорошо, не переставай дышать и смотреть на меня. Я рядом, я держу тебя, не бойся. - Алекс… - Я никуда не уйду, я останусь здесь, с тобой. Слышишь? Я обещаю тебе, я буду рядом. - Алекс! - Это прозвучало громче ровно настолько, насколько было нужно, чтобы, наконец, два молодых человека смогли сосредоточиться и посмотреть друг другу в глаза. - Бусинка, прости меня, я совсем не ожидал, что ты сделаешь это сейчас, хоть и надеялся в самой глубине своей души. Я не ответил на твой поцелуй не потому что не желал его больше всего на свете, а просто потому что не был готов и витал в облаках. А Джорджу после первого слова уже ничего не было нужно, он мог безвольной лужицей стечь на пол и остаться там, если бы не крепкие, удерживающие и защищающие его от всего мира руки Алекса. Теплые руки. Наконец, он мог начать чувствовать температуру тела человека напротив настолько, насколько позволял их телесный контакт. Немного развернув голову, Джордж уткнулся вечно холодным носиком в заботливо подставленную ладонь и по-настоящему позволил себе раствориться в ощущениях. Сердце поднялось на положенное ему место и чуть замедлило ритм, ноги перестали быть ватными, спокойствие постепенно затопило разум, в котором, кроме него, витал еще один вопрос, который рано или поздно должен был стать заданным. Сейчас Алекс мог не скрывать сам от себя свои же мысли и чувства. Поэтому он, коротко выдохнув, вернул обе ладони на щеки Джорджа, еще раз взглянул тому в глаза и, не отрываясь от них, мягко и медленно поцеловал так, будто губы его любимого человека были сейчас для него всем миром, который он желал. Для них обоих это было похоже не на взрыв или что-то подобное, как многие ребята их возраста любили оценивать ощущения от первого поцелуя с объектом своей влюбленности, а не просто по пьяне на вечеринке у бассейна, скорее это было сродни погружению в вакуум, где отсутствовали все лишние звуки и внешние раздражители, где кроме вас двоих и окружающей атмосферы не было больше ничего. Губы Джорджа были такими красивыми и аккуратными, это можно было не только увидеть, но и почувствовать. А еще искусанными в нервном ожидании, хотелось пожалеть и приласкать одновременно. Верхняя губа была маленькой, но такой чертовски аристократической, самого что ни на есть нежного розоватого оттенка. Чуть прикусив ее, Алекс почувствовал легкую дрожь и разливающийся по щекам Джорджа румянец. На мгновение отстранившись и смело лизнув самым кончиком языка участок кожи от подбородка до нижней губы, он ощутил резкое движение рук на своей талии, быстро поднявшихся по спине, не отрываясь, и оказавшихся на шее, а затем и в волосах, перебирая и вплетаясь длинными пальцами в еще влажную после душа шевелюру. За шумным вздохом последовала легкая полуулыбка и касание носами. Оба выровняли дыхание, успокоили свои сердца и, как по щелчку, вместе прыгнули в бездну. Джордж прижал Алекса своим хрупким телом поясницей к столешнице и обнял так, что забыть свое имя можно было в тот же миг. Он стал проявлять больше инициативы в поцелуях и уже спустя несколько минут привыкания друг к другу в этих движениях стало проявляться долго скрываемое обоими и уже плохо контролируемое желание. Больше резкости, больше скорости, громче дыхание, крепче объятия, ярче вспышки перед глазами, сильнее и острее возбуждение. Никто и не думал его игнорировать, просто и Александр, и Джордж хотели насладиться сполна этим почти невинным моментом, перерастающим в настоящую страсть. Начинающую обжигать и затапливать легкие своим пламенем. Первый, едва слышимый, стон вырывается из груди Алекса вместе со всем скопившимся в ней воздухом в момент, когда ладонь Джорджа выскальзывает из волос, плавно спускается по шее, огибает широкие плечи, ложится рядом с солнечным сплетением и намеренно цепляет сосок большим пальцем. Сначала просто легонько проходится, затем надавливает и ведет из стороны в сторону. Резко нажимает и дергает палец вниз. Алекс хотел бы уткнуться лбом в любезно подставленное плечо, но желание целовать и целовать этого невероятного парня было сильнее всех остальных сигналов в его голове. А потому второй, третий и все последующие стоны разной громкости были встречены ярко-розовыми, поблескивающими губами, то и дело желающими расплыться в едва осязаемой улыбке. Чем дальше они заходили, тем беспорядочнее и запутаннее становились мысли, глубже и прерывистее дыхание и настойчивее язык Алекса, постепенно позволяющий себе все больше и больше. Он проникал в рот Джорджа, одним движением раздвигая его тонкие губы, раз за разом облизывая их, а затем, в противопоставление внешнему напору, уже горячим ладоням на щеках и таким подвижным большим пальцам - которые то и дело норовили лечь на нижнюю губу, слегка оттянуть ее, потом отпустить и повторить все это до момента, пока Джордж сам не возьмет пальцы Алекса в свой горячий и влажный рот и не начнет посасывать их, то и дело бросая сквозь невозможно длинные ресницы полные наслаждения взгляды - совершал круговые движения, пока не встречал язык Джорджа, переплетаясь и поглаживая его самым кончиком. Ловя при этом каждую дрожь и каждое волнение тела своего мальчика. В поисках большего и желая услышать наконец, каков сам малыш Джордж в своем искреннем удовольствии, Александр мажет чуть опухшими от множества поцелуев губами по впалой щеке - отмечая про себя, что человек перед ним так безбожно красив, что любая часть его тела, будь то щеки, ключицы, плечи, ребра или коленки, не может подвергаться никакой критике из-за своей якобы излишней худобы - спускается рваными движениями по линии челюсти, утыкается носом в мочку уха, как когда-то делал и Джордж, и широко лижет от плавного изгиба шеи до чувствительного участка кожи за ухом. И, о господи, он слышит первый всхлип, такой тоненький и отчаянный, будто парень, его издавший, вовсе и не хотел, чтобы это кто-то услышал кроме него самого. Но Алекс услышал, он хотел продолжать слышать, он хотел дарить этому чудесному юноше столько удовольствия, сколько могли выдержать стены его комнаты. - Посмотри на меня, звездочка моя, ну же, - он приподнял подбородок Джорджа, легонько заставляя осуществить ранее озвученное действие, от этого горящего взгляда закружилась голова, но Алекс продолжил - не сдерживай себя, не будь скромным, говори, что тебе нравится и не нравится, ты можешь быть со мной настоящим, таким громким, каким тебе захочется быть от всех моих действий. - Я хочу... - Да, милый мой - готовность слушать была у него в приоритете. - Мне нравится, когда ты так тихо говоришь со мной, и то, как ты меня называешь - я буквально готов растаять от всех этих слов. А еще, как бы мило они не звучали, меня это очень сильно возбуждает. - На этих словах Джордж покраснел, но взгляда не отвел, продолжая разжигать в темно-карих глазах напротив яркое пламя. - Как скажешь, - поцелуй в линию челюсти, - ты для меня центр всей вселенной, - движение губами к вороту футболки, скрывающей все самое-самое от жаждущего взора, - любое твое пожелание я смогу исполнить, - обе руки соскользнули к резинке штанов и остановились чуть выше. - Ты позволишь мне снять ее? - Черт возьми, да! Хочу прижаться к тебе и ощутить твое тепло всем телом... - Едва ли не скулит Джордж, невероятным образом не потерявший до сих пор терпение. А большего Алексу и не нужно, он не медлит, ему позволили не медлить, а потому подцепляет пальцами кромку футболки и в несколько рваных движений стягивает любимую пижаму Джорджа с его худого тела и отбрасывает в сторону. Отходит на шаг назад, скользя поясницей по столешнице, и любуется, любуется, любуется. Обводит взглядом каждую косточку, обещая прикоснуться губами ко всем частям тела его мальчика, которые вызывают комплексы. И чем дольше он разглядывает смущенного Джорджа, тем больше понимает, что нет никакой болезненной худобы, о которой тот время от времени говорил. Нет некрасиво выступающих костей, которые могли бы неприглядно выглядеть под полу-обтягивающей одеждой. А кожа имеет такой благородный светлый оттенок, не слишком бледный, а в самый раз, чтобы на ее фоне темные окружности сосков выглядели как та часть подтянутых грудных мышц, к которой хотелось прикоснуться языком. Александр не мог отказать себе в таком удовольствии. Он начал медленно опускаться, скользя губами по стройному телу, ловя каждое движение и неконтролируемо улыбаясь, отчего Джордж начинал вздрагивать еще сильнее. Дойдя до сосков, Алекс понял, что в положении, в котором они сейчас находятся, не особо удобно дотягиваться до чего-то сокровенного, поэтому развернулся и мягко потянул парня на себя в сторону кровати. Никаких толчков или чего-то подобного он не предусматривал, лишь ладони на плечах в уверенном движении помогают Джорджу повернуться и сесть, а потом и лечь, после чего последний раскидывает руки, приглашая Александра в свои объятия. А для него это приглашение значит едва ли не больше всего остального, что до этого момента успело произойти. Мягко приземляясь рядом, Алекс целует сначала кисть, после сгиб локтя, стыдливо-робкие плечи, чуть выпирающие ключицы. Интуитивно, на ощупь находит левую руку Джорджа и крепко сжимает ее в своей. А затем перекидывает через него ногу, наклоняется и ведет шелковыми поцелуями от ключиц к соскам. Задевая сначала губами, пропуская в тепло своего рта, легко втягивая, отпуская и повторяя это все вновь. Язык прикасается к кончику, твердому настолько, что Алекс еще сильнее понимает степень возбуждения парня, который свободной рукой сейчас сжимал и разжимал наполовину сползшее с кровати меховое покрывало. Прикасается, останавливается на миг, чтобы поднять глаза на зажмурившегося Джорджа, шевелит им из стороны в сторону и резко опускает, слыша все такой же тихий, но более уверенный стон. Вновь погружает в рот, облизывает уже внутри и решается, наконец, осторожно прикусить. Первый по-настоящему громкий стон вырывается прямо из уст Джорджа, левой рукой он еще сильнее сжимает пальцы Алекса, а вторую вплетает в его мягкие волосы, поглаживая кончиками пальцев кожу головы. Долгие десять минут Александр не прекращает своих медленных ласк, поочередно переключаясь с одного соска на другой, уделяя внимание и своим ртом, и пальцами свободной руки. Долгие десять минут он доставляет удовольствие своему мальчику, пока, чуть не сдвинув ногу, не понимает, что член Джорджа, да и он сам жаждут большего. Расцепив руки и немного подтянувшись, он оставляет извиняющийся, самый целомудренный за весь долгий вечер, поцелуй на щеке. - Алекс? - Испуганный шепот и пронзительный взгляд из-под длинных ресниц заставили сердце буквально сжаться. - Бусинка моя, я никуда не ухожу, я рядом, просто хочу кое-что найти, чтобы нам обоим было максимально комфортно. С этими словами он неловко слезает с кровати, обрекая меховое покрывало стать вторым меховым ковриком, и, с трудом прокручивая в голове мысли о том, куда он в последний раз положил жизненно необходимый тюбик, останавливает свой взгляд на маленьком боковом ящичке с левой стороны стола, в два шага преодолевает это расстояние и через считанные секунды уже сжимает в руке маленькую упаковку самой обычной смазки, безо всяких отдушек. Самого Алекса устраивала такая простота, у него ни разу не было никого в интимном плане, но в особо чувственные вечера, когда желание прикоснуться к себе пересиливало все приличные мысли касаемо лучшего друга, единственным решением казалось закрыть глаза и до исступления медленно водить ладонью с небольшим количеством смазки на фалангах пальцев по всей длине собственного члена, периодически огибая самый кончик большим пальцем и закусывая костяшки, чтобы не застонать слишком громко. Представляя горячие руки совсем другого человека. Его тонкие припухшие губы, сомкнутые плотным кольцом на самой головке, не двигающиеся дальше, лишь томно посасывающие. Язык, который завершает все действо и плавно слизывает капельку выступившей естественной смазки. Большего и полноценного Александр никогда не позволял себе представлять, потому как уже из-за этого наутро на занятиях, да и в течении оставшегося дня не мог смотреть Джорджу в глаза. Да и вообще, он думал, что таким образом оскорбляет своего лучшего друга, позволяя себе вещи подобного характера. Ох, знал бы юный Алекс Албон о том, что порой творилось в голове Джорджа и какие сны посещали его сознание едва ли не каждую ночь… - О чем-то задумался? - И правда, несмотря на то количество времени, которое они друг-другу посвятили, Александр застыл в воспоминаниях, чувствуя особенный прилив возбуждения. А ведь он по-прежнему был в одном лишь халате. - Прости, я о тебе задумался. - Ну, во-первых, я здесь, - Джордж демонстративно принял самую невинную позу из всего своего арсенала. - А во-вторых, не извиняйся и лучше иди сюда наконец. - Приняв Алекса в свои объятия, он только заметил маленький тюбик смазки в руке у того. - Это что? - Я подумал, что хочу для нас максимального комфорта. Я не буду прикасаться к тебе там, где ты не захочешь или так, как ты не захочешь. Но это поможет нам быть более плавными в руках друг друга. Кивок, завороженный взгляд и тянущиеся к лицу пальцы, желающие притянуть ближе для поцелуя. Они больше не были скромными, не стеснялись каких-то откровенных вещей, наслаждались контактом обнаженных тел. Обнаженных, но не до конца, поэтому Алекс отстранился и стал развязывать все также крепко держащийся на поясе халат и, чуть помедлив, опустил его и откинул в сторону тумбочки, задев опасно шатающийся торшер, создающий такую подходящую атмосферу своим слегка красноватым свечением. Подняв взгляд, Александр заметил еще более круглые и даже немного удивленные глаза своего партнера. - Ты такой... - Какой? - Сказать, что Алекс пытался сдержать широкую улыбку, рвущуюся наружу, значило не сказать буквально ничего. - Ты большой. Я думал, ну, - Джордж замялся и немного покраснел, - я правда думал, что ты меньше. Просто однажды я наткнулся на одну очень любопытную статистику в одной статье. Там писали что-то про длину... - он замялся, - длину членов у мужчин в разных странах. Ну и мои ожидания были немного более скромными... - Твои ожидания? - Ну Алекс, не заставляй меня повторять это еще раз. Могу предложить обсудить это позже? - Он кивнул на член Алекса, головка которого уже поблескивала от естественной смазки. - Я хочу тебя и ты меня, насколько я вижу, тоже. На этих словах им обоим показалось действительно разумным отложить все, что не касается сейчас напрямую их взаимодействия на следующий день. Джордж откинулся на подушки и позволил стянуть себя остатки любимой пижамы, оставшись в одном лишь нижнем белье, темных боксерах. Которые Алекс видел не один раз в школьной раздевалке после уроков физкультуры, но не позволял и на миг дольше положенного засмотреться. А сейчас он мог облизать взглядом распростертого перед ним парня с головы до пят и особенного заострить внимание на сильно выпирающей головке члена из под черной ткани. Джордж льнет, он ластиться под уверенные касания, безмолвно просит лечь на него сверху, чтобы ощутить так остро и правильно чувствуемую тяжесть тела Александра. Который, в свою очередь, ведет кончиками пальцев от грудных мышц, пуская мурашки по всему телу, до резинки нижнего белья. Не запуская под него руку, но наконец-то прикасаясь к самому желанному. Он кладет ладонь на всю длину члена и невесомо трет головку пальцем, отчего тут же своими губами ловит отчаянный стон, не давая Джорджу и шанса отстраниться и стыдливо уткнуться лицом в изгиб шеи, покрывая кожу мелкими поцелуями. Конечно, кто откажется от трепетных поцелуев в шею, однако же сейчас хотелось сосредоточить внимание на других частях тела. Алекс продолжал медленно поглаживать головку сквозь уже влажную ткань, что приносило его мальчику такое терпкое удовольствие, из-за чего он буквально на каждом рваном выдохе сжимал в своих пальцах плечи Александра, иногда проходясь по задней поверхности шеи короткими ногтями. В иной раз от подобных касаний он бы замурлыкал, но сейчас хотелось скорее тихо рычать. Желание снять эти чертовы боксеры прогрессировало тем быстрее, чем больше хныкал Джордж и пытался сделать их контакт еще теснее для своего возбуждения. Так Алекс понял, что тот готов. У него была хорошая выдержка, а у Джорджа позднее зажигание, так что вечер обещал продлиться явно дольше, чем они могли бы думать. Положив обе ладони на довольно упругую задницу и поцеловав над самой кромкой белья, в несколько движений оно было снято, явив восхищенному взгляду Алекса полностью обнаженного парня с одной особенностью, о которой он догадался кончиками своих чутких пальцев. - Теперь пришла твоя очередь удивляться, да? - Не стесняясь, Джордж кивнул на свой обрезанный член. - Это выглядит красиво. - Но ты не удивлен? - Я же прикасался к тебе, я почувствовал. Скажи, это значит, что ты менее чувствительный? Мне не показалось, что это так. - Казалось, Алекса не просто не смущают традиционные последствия процедуры, он готов сделать все, чтобы различия между ними совсем не ощущались. - Ты говоришь такие вещи... - Какие? Тебе не нравится? - Такая забота о комфорте обезоруживала. Язык просто не поворачивался ответить «нет». Но так говорить и не хотелось. Ему нравилось абсолютно все, что говорил или делал Алекс не только в этот вечер, но и вообще всегда. - Счастье мое, я люблю все, что ты мне говоришь, просто я пока не привык к твоей откровенности, меня все это немного смущает, но от этого хочется еще больше. И еще откровеннее. - Короткий выдох. - Я хочу, чтобы ты не переставал говорить мне все, о чем сейчас думаешь, а еще мне нравится, когда ты шепчешь. Обменяться взглядами, легкими улыбками и вновь приникнуть к губам друг-друга. В какой-то момент Алекс понял, что Джорджу приходится приподнимать голову и напрягать шею, чтобы дотянуться до его рта. Одной рукой он потянулся к изголовью кровати и зацепил подушку, подложив ее под голову Джорджа и оставив смазанный поцелуй на щеке. Дотянувшись до противоположного края кровати и взяв тюбик со смазкой, Александр одним только взглядом спросил Джорджа, готов ли он, и, получив утвердительный кивок, для начала несколько раз провел кончиками пальцев по всей длине, затем откупорил наполовину использованную маленькую упаковку, выдавил на ладонь количество немногим больше того, что он обычно использует для себя одного, и, наконец, аккуратно лег сверху на Джорджа. Упираясь своим возбуждением в чужое бедро, резко целуя и тут же кладя смазанную ладонь на член, начиная медленно двигать ею, не оставляя ни единого шанса парню, извивающемуся сейчас под ним, стонать куда-то помимо его полных губ. Помня о том, что благодаря физической особенности Джорджа ему требуется особенный подход, Алекс начал с тех касаний, которыми любил изводить сам себя, доводя до исступления. Он не ограничился одним лишь стандартным вверх-вниз, то и дело щекоча нижнюю часть живота или легонько надавливая одним из пальцев в самый центр головки, отпуская и надавливая вновь. Повторяя подобные движения, пока не захочется опустить руку намного ниже и тут же прикусить чужую губу, чтобы его партнером все чувствовалось в сотню раз острее. И эти стоны, стоны, стоны. Мало кто верит фразе, что стоны самого желанного человека будто можно слушать до бесконечности долго и каждый звук будет уникален своей частотой, тональностью и громкостью. И Алекс раньше не верил, да и вообще он не любил все эти красивые истории про чувства и привязанность ровно до одного момента. До сегодняшнего дня. До вечера, когда самый чудесный парень, которого он когда либо знал, с неземными глазами, самый красивый, такой изящный и изумительно яркий, ответил взаимностью. И внутри Джорджа разгорелся огонь, и в его сердце сейчас происходили такие метаморфозы, с которыми нужно было разобраться, но чуточку позже. Потому что сейчас все свое тепло и внимание они дарили друг другу. - Алекс... Алекс, пожалуйста, я хочу, чтобы ты взял меня за руку. - Едва слышно проговорил Джордж, подавив очередной полу-всхлип. И их пальцы наконец соединились, сжали друг друга в чувственных тисках. Это был еще один способ выражения эмоций, когда они, казалось бы, уже не в состоянии составлять длинные фразы и произносить их. Лаская плоть Джорджа, Алекс уже изнемогал сам от недостатка внимания к своему члену, а потому совершенно бесстыдно двигал бедрами, получая необходимое трение о чужое бедро. Толчок за толчком, закрытые на несколько мгновений глаза и открытый вновь. И тут его будто током прострелило через все тело в миг, когда Джордж просунул свою свободную дрожащую руку меж их сплетенных тел и, не отрывая взгляда от карих глаз, обнажил головку и стал зеркалить все движения, которые доставляли ему сейчас ни с чем не сравнимое удовольствие. Они не считали время, которое проводили вот так вместе, потому что наслаждались тем, что было настолько сильно долгожданно для обоих. Алекс потерялся в пространстве, растворился в ощущениях. Из такого состояния его могли вывести только невесомо дотрагивающиеся до его костяшек пальцы Джорджа. Молящие о большем. Весь Джордж, каждая клеточка его тела, каждый мускул хотели, даже не так, они пылко и страстно желали стать одним целым с накрывающим их телом. Через некоторое время Александр понял, чего еще они оба сейчас хотели и, с глухим стоном отстранив руку Джорджа от своей твердости и немного пододвинувшись в сторону, обхватил ладонью, на которой еще оставалась смазка, оба их члена, прижав их друг к другу. - Джорджи, ты умница, хороший мой, тебе нравится? - Ты думаешь я…. ах….. в состоянии сказать тебе что-то членораздельное? - Чем теснее им становилось и чем чаще головки соприкасались, тем беспрерывнее он произносил имя Алекса то шепотом, то срываясь на крик. Сдерживаться не мог никто. И если хозяин этой комнаты не имел каких-либо беспокойств по поводу шумоизоляции, то вот у его гостя на задворках затуманенного сознания проскальзывали время от времени короткие мысли с толикой беспокойства. Их контакт стал еще громче, еще откровеннее, еще теснее, еще горячее и ближе. Алекс уже без какой либо последовательности, приобретая в своих действиях все больше резкости, двигал рукой так долго, что почувствовал, как смазка окончательно высохла, но это придало лишь еще больше остроты и чувственности. Движение за движением. И тут он понял, что для его мальчика во время занятий любовью до чертиков важны объятия и чтобы его кто-то держал за руку. И этим кем-то стал сам Алекс. Теперь он обещает, он сбивчиво шепчет на приятно алеющее перед его глазами ушко, с удовольствием касаясь его губами - обещая самому себе однажды довести Джорджа до самого пика удовольствия одним только тихим шепотом и легкими поглаживаниями - что никогда больше не отпустит его руку. Он называет парня, выстанывающего под ним его собственное имя бесчисленное количество раз, своей звездочкой, своим маленьким, личным солнышком, лежащим у него на ладонях. Доказывает всеми возможными ему в данный момент способами - и докажет еще ни один раз - что таких, как Джордж, нет и не будет, и что Александр в этот момент самый счастливый на всей Земле человек. Сердцебиение участилось, дыхание тоже, сцепленные ладони сильнее сжимали друг друга, Алекс наконец почувствовал приближение такого бурного и долгожданного оргазма. Все тело начало мелко трясти и рука чуть приостановилась, но в этот же самый момент Джордж уверенно обхватил ее своей свободной и продолжил движение, теперь уже ловя отчаянные стоны собственными губами, нежно целуя, будто успокаивая. Несколько секунд и Алекс крепко зажмурил глаза, утыкаясь лицом в мягкую бледную шею, оставляя несколько укусов на сгибе. Его оргазм был таким сильным, что выражение “провалиться в бездну” вполне могло описать его состояние, если бы не захлебнувшийся стоном Джордж, последовавший за ним через некоторое время и испачкавший своей спермой намного больший участок кожи, чем Александр до него. Только это не позволило последнему отключиться и провалиться в эту самую бездну. Его партнера хотелось окутать комфортом, холить и лелеять. И вновь в этот момент весь мир рассыпался на миллион не похожих ни на что ощущений. И каждое из них дарили все такие же настойчивые пальцы и родные губы Алекса на линии челюсти, щеках и шее. Все это ощущалось для обоих как будто сквозь туман, сквозь такую сладостную поволоку, что Джордж буквально ощутил на себе желание признаться в самых искренних чувствах своему другу прямо сейчас. Но он не мог. Он не мог позволить себе разрушить то хрупкое единение, что образовалось между ними в данный момент. Алекс аккуратно и лениво дополз до края кровати, со стороны которого стояла тумбочка, где он обычно хранил платочки, салфетки и прочее необходимое в подобной ситуации. Дотянулся рукой до нижнего ящика, закинул туда смазку с мыслью о том, что теперь надо будет купить тюбик побольше. А из верхнего достал тоненькую пачку влажных салфеток, вытащив несколько для себя и отдав остальное глупо улыбающемуся Джорджу, кивнув на маленькую мусорку для бумаг с другой стороны кровати. После того, как оба привели себя в порядок, то и дело переглядываясь, и едва попали скомканными салфетками в урну, Алекс подумал, что им обоим будет комфортно засыпать все таки хоть немного одетыми. А потому, грустно проводив взглядом две кружки с безнадежно остывшим чаем, полез в шкаф сначала в ящик с одеждой Джорджа, развернувшись и пульнув в него новыми трусами (между прочим, Tommy Hilfiger). Затем уже покопавшись в своем и достав оттуда нечто чрезвычайно симпатичное - белые боксеры с такой же по цвету резинкой. Надев их и развернувшись, Алекс поймал восхищенный взгляд сидящего на одеяле Джорджа. - Твоему оттенку кожи так идет этот цвет. Почему из всей верхней одежды у тебя белое только то, в чем мы были сегодня на вечеринке? - Моему оттенку кожи или мне? - С легкой улыбкой ответил Александр, зеркалив настроение Джорджа. - Тебе с твоей фигурой и ростом будет красиво все, это раз, и только представь, как на тебе смотрелась бы белая обтягивающая спортивная форма, это два. - Не успев придумать никакого третьего пункта, он принял в свои объятия развеселившегося Алекса, который тут же начал покрывать шею Джорджа короткими поцелуями, время от времени помогая себе языком. - Алекс, а плечико? - Тепло и смущенно улыбаясь, прошептал Джордж. - Все, что захочешь. - Алекс намеренно упустил этот момент, чтобы услышать озвученное желание от лежащего под ним парня. Опаляя своим дыханием бледную кожу и легонько прикусив ее в нескольких чувствительных местах, он начал оставлять поцелуи-бабочки - такие же легкие, щекочущие и невесомые. - Счастье мое, мы сегодня будем спать? - Поглаживая то его спину, то вплетая руки в копну темных волос, не переставая счастливо улыбаться, произнес Джордж. - Я хочу, чтобы ты обнял меня, иногда я замерзаю по ночам. - Конечно, бусинка, конечно. - Алекс отогнул одеяло, залез под него и пригласил лежащего рядом парня присоединиться. Джордж лег на спину, устроил голову на подушке, которая была завернута в наволочку с фоторисунками домашних животных Александра, и, немного подумав, развернулся сначала лицом к Алексу, прижавшись грудной клеткой к правой руке, а потом и вовсе устроил голову на плече под таким углом, чтобы можно было наблюдать за внимательными карими глазами. Его обвили две сильные руки и он в ответ поступил также, устроив одну на ребрах, медленно оглаживая смуглую кожу и любуясь их контрастом. - Ты бы знал, чего мне стоило не поцеловать тебя тогда, в тот зимний вечер, когда ты сидел у меня на коленях весь такой красивый, домашний и очень соблазнительный. - Алекс ни минуты больше не мог держать в голове эти мысли. - Я тоже. Я тоже безумно сильно хотел поцеловать тебя. Облизнуть и прикусить твою нижнюю губу, очень уж соблазнительно ты тогда выглядел со своими затопившими радужку черными зрачками. Будто ничего другого я и не видел. Ты завораживаешь меня, твой взгляд притягивает, даже сейчас я не могу оторваться от твоих таких теплых карих глаз. - Закончив мысль, Джордж тихонько сполз с плеча своего любимого чуть ниже, почувствовал руку, потерся щекой и дождался таки, когда Алекс подвинет ее и развернет ладонью кверху, чтобы можно было уткнуться в нее вечно холодным носиком. - Я готов всегда держать свои руки в тепле, чтобы ты вот так льнул ко мне. Щекотал невозможно длинными ресницами. И улыбался, а я чувствовал эту твою улыбку кожей. Я хочу целовать тебя, гладить тебя, обнимать тебя, быть самым комфортным человеком для тебя и рядом с тобой. - Ты не представляешь, насколько мне хорошо. Не только сейчас, а в любой другой день тоже. Алекс, я... - Да, Джорджи? - Я все таки хочу услышать про одежду. Ну, почему ты не носишь белое? - А ты обтягивающее? - Вопрос действительно застал врасплох и человеку, его задавшему, пришлось внести немного конкретики. - Можешь пока не отвечать, я знаю, что это из-за того факта, что ты считаешь себя слишком худым. Но послушай, - тут он положил одну ладонь на шею Джорджа, начав движение в сторону шейных позвонков, - ты стройный, подтянутый, у тебя есть мышцы. Твои ключицы это произведение искусства, я готов оставить на них столько поцелуев, сколько нужно, чтобы ты понял, насколько это красивая часть твоего тела. Твои плечи хрупкие только для моих поцелуев, со стороны же ты выглядишь изящно и статно. - Рука Алекса спускалась все ниже, пока не достигла своей главной цели. - А твоя спина... - Моя спина? - Твоя спина похожа на часть античной статуи, в которой скульптор воспел свою любовь и восхищение каждой твоей выступающей косточкой. - Он начал обводить кончиками пальцев каждый позвонок медленно, по кругу, легко надавливая. - Представь, что ты стоишь ко мне спиной, я целую тебя в шею, опускаюсь ниже, слегка прикусываю первый позвонок, - в этот момент Джордж задышал чуть чаще, Алекс почувствовал, как его соски вновь затвердели и соприкоснулись с его собственной поверхностью кожи. - Скольжу губами все ниже, не оставляя без внимания ничего, что тебе было бы приятно. Высовываю язык и кончиком провожу тонкую линию до твоей поясницы, снова целую. Затем встаю и прижимаюсь к тебе все телом, чтобы ты мог понять, насколько желанен и красив сейчас. Обнимаю тебя обеими руками и опускаю ладони на тазовые косточки, лаская и уделяя внимание им, одну руку я могу опустить еще ниже, чтобы доставить тебе еще большее удовольствие. - Счастье мое, я понял... если ты продолжишь, я просто не смогу держать себя в руках. - Джордж старался успокоить свои мысли и выровнять дыхание. - Хорошо, как скажешь, но мы обязательно воплотим это в жизнь, я хочу, чтобы ты понял, что для меня сейчас нет никого красивее тебя. - С этими словами Алекс еще несколько раз провел пальцами от шеи до поясницы, огибая каждую косточку, и крепко обнял своего мальчика, прижимая к себе еще ближе. - Но я так и не ответил на твой вопрос. - Он чуть нахмурил брови. - На какой? - Джорджа начало медленно клонить в сон, настолько уютно и комфортно ему было. - Белое я не носил потому, что не знал, что на мне это красиво. Я никогда ни от кого этого не слышал. И если бы не ты, то на эту вечеринку у бассейна я бы не стал соблюдать ангельский дресс код и не поехал бы на прошлых выходных в магазин за джинсами с худи. - Немного переведя дыхание, он продолжил. - Но теперь, звездочка моя, - Алекс поцеловал его в макушку, - благодаря тебе у меня точно появится больше светлой одежды. - Может быть и я куплю что-нибудь слегка облегающее, но только если мне это выберешь ты. Я доверяю тебе и твоему вкусу. - Я бы хотел еще кое о чем тебя спросить. Джордж, это важно, взгляни на меня, - он провел большим пальцем по чужой щеке, привлекая внимание разнеженного парня. - Я понимаю, что у нас сегодня все случилось спонтанно, несмотря на то, что мы оба желали этого очень давно. И все между нами только начинается, но я не хочу больше терять ни минуты времени рядом с тобой. Хочешь ли ты чего-то большего и значительного между нами? - Александр, если ты на что-то намекаешь, то лучше говори сразу и прямо, потому что я не совсем в правильной кондиции для длительных раздумий. Но если ты вдруг переживаешь, то не надо, я чувствую, что не скажу чего-то такого, что тебя сможет расстроить. - Какой же ты у меня замечательный. - Притянув Джорджа немного выше к своему лицу, Алекс потерся своим носом о его и коротко поцеловал в приоткрытые губы. - Джордж Уильям Рассел, ты станешь моим парнем? - И снова секундное молчание. Глаза в глаза. Вдох в унисон. Выдох. - Если ты волновался насчет ответа, то пускай это будет единственным, что может тебя беспокоить во мне, потому что мой ответ конечно же да! - Ты моя нежность, - очередной поцелуй, - не представляешь, как мне сейчас легко и хорошо на душе. Ложись вот сюда, - он соорудил небольшое гнездышко из одеяла чуть ниже своего плеча, придвинув туда чужую подушку, - вот так, давай я тебя укрою и сверху еще обниму. Со мной тебе никогда не будет холодно. За окном барабанил дождь, темно-серые тучи застилали абсолютно черное ночное небо, а на душе у обоих парней было светло настолько, что они могли озарить этим светом все вокруг.* * *
Утро. Для кого-то самая ненавистная, для других же любимая часть дня. Если ты просыпаешься сам, не слышишь будильник и никто тебя не будит, можно спокойно развалиться на кровати, раскинув ноги и руки в разные стороны, потянуться и сладко зевнуть, приоткрыв лишь один глаз, привыкая к освещению. Вот и для Джорджа утро было просто замечательным ровно до того момента, как он не начал вспоминать все события вчерашнего вечера. И нет, он не жалел - потому что как можно вообще жалеть о прекрасной ночи с любимым человеком, о его объятиях, словах и поцелуях - но беспокойство стало нарастать с каждой секундой. И еще удвоилось, когда он провел левой рукой по подушке Алекса и никого там не обнаружил. Тогда пришлось быстро сесть на кровати и также резко открыть глаза, медленно осознавая, что шторы, которые они вчера вечером оставили нетронутыми, плотно задернуты, не пропуская в комнату и лучика утреннего яркого солнца. На часах, тем временем, было почти одиннадцать и Джордж пришел к мысли, что сначала умоется и приведет себя в порядок, а уже потом начнет копаться в своих мыслях и заниматься самобичеванием. Тем временем Алекс, не оставляя попыток и совершенствуя с каждым разом рецепт своего черничного пирога, колдовал на кухне над завтраком для всей большой семьи, в том числе для Джорджа. Он проснулся с первыми лучами солнца (почти полтора часа назад), сразу же оградил своего мальчика от подобных неприятностей, стараясь без скрипа задернуть шторы на окнах в пол и на небольшом окошке под треугольным скатом крыши. Он быстренько совершил все утренние процедуры и, стараясь не шуметь и не разбудить спящего, достал уютную домашнюю одежду и ушел с ней в ванную комнату, чтобы переодеться там. Конечно, хотелось поцеловать Джорджа в щеку, нежно провести по волосам и разбудить его легкими поглаживаниями по оголенной спине, но Алексу было важно, чтобы тот выспался, а поэтому все это планировалось сделать немного позже. Уже после того, как завтрак будет почти готов. Ожидая пробуждения Джорджа, всех своих младших и приезда родителей, он поставил большой пирог в духовку с мольбой о том, чтобы тесто получилось идеальным, потому что пропорции в этот раз он увеличил на глаз и немного рисковал. Насчет начинки переживаний не было, ведь именно эта смесь была одобрена его теперь уже парнем еще прошлым летом, когда эксперименты с выпечкой выходили на новый уровень. Помимо этого на двух широких круглых тарелках уже красовались толстые панкейки, от них исходил такой чудный аромат, что сдержаться и не попробовать было невероятно трудной задачей. Но выполнимой. Баночки с конфитюрами и джемами стояли на столе, который был накрыт на восьмерых человек. На каждой сервировочной салфетке были выставлены большие тарелки из сервиза мамы Алекса, высокие стеклянные стаканы для сока, маленькие чашки для кофе или чая и приборы из все того же сервиза. Стараться для семьи было для него очень значимой вещью. Достав коробочку с зеленым чаем, большую бутылку с апельсиновым соком и подготовив все необходимое для кофемашины, Алекс решил таки, что настало время разбудить Джорджа. Но его удивление было достаточно сильным и не совсем ожидаемым, когда в комнате парня не обнаружилось. В некоторой прострации Александр пустил в помещение максимально возможное количество света. В какой-то момент у него зазвонил телефон, на экране высветилось имя мамы и он тут же взял трубку, примерно представляя, о чем будет этот короткий разговор. Предчувствие не обмануло. Сначала Канкамол спросила о том, как прошла вчерашняя вечеринка, как ребята добрались домой и во сколько легли спать. Поинтересовалась самочувствием Джорджа, потому что однажды уже успела узнать, что тому нельзя употреблять много алкоголя за раз. И в конце упомянула, что их рабочая командировка официально завершена, они давно едут домой и примерно через полчаса уже будут тут. Завершив звонок, Алекс вернулся в реальность и развернулся к окну спиной, в которое смотрел все время разговора, разглядывая оживающую улицу. - Алекс? - Ох, он снова услышал этот жалобный голос. Хотелось обнять этого человека и никогда не выпускать из кольца собственных рук. - Бусинка, так ты уже проснулся. - Он разглядывал парня стоящего с другой стороны кровати с полотенцем на шее. С длинными голыми ногами и в нежно-розового цвета футболке с нашивкой в виде парочки фламинго на воротнике, которая была достаточно длинной для того, чтобы скрыть нижнее белье. - Я поначалу даже удивился немного твоему отсутствию, но теперь вижу, что все в порядке. Хотел сам тебя разбудить, а оно вон как получилось. - Немного помедлив, Алекс все же спросил. - Что случилось, Джорджи? У тебя глаза как у олененка. - Я не знаю, просто ты ушел и я проснулся один. Мне вдруг стало так страшно, тебя не было рядом и я почему-то стал думать самое плохое и я... - но договорить ему не дали. Алекс за доли секунды обогнул кровать и крепко прижал Джорджа к себе, кладя его голову на свое плечо и оставляя руки на спине. - Прости, что заставил тебя волноваться. Я готовил для нас всех завтрак, хотел разбудить тебя, когда все будет почти готово. Вот и пришел сейчас. - Джордж резко отпустил его футболку и с длинным выдохом отстранился, в его и без того огромных глазах блестели слезы. - Я люблю тебя. - Хороший мой... - Нет, подожди. Алекс, я люблю тебя, я осознал это недавно, но мне кажется, что я жил последние несколько лет с этим чувством к тебе. Я хочу говорить это сейчас, но мне немного страшно. - Джордж, посмотри на меня. - Он поднес свои ладони к его лицу и мягко стер большими пальцами слезинки с обеих щек. - Вспомни все, что было между нами вчера. И что я говорил тебе, и как касался, и как я реагировал на твои движения. Неужели ты мог подумать, что в любую секунду я не был искренним? Джордж Уильям Рассел, вчера ты осчастливил меня тем, что согласился стать моим парнем, а сегодня я еще больше счастлив говорить, глядя прямо в твои невероятные глаза, что люблю тебя. - Обними меня, пожалуйста. - Он не успел напустить на себя и доли той бравады, которой бы хотелось. Но как только Алекс стал нежно поглаживать его по спине одной рукой, а вторую оставил лежать на щеке, изучая внимательными и добрыми карими глазами, желание быть ненастоящим пропало и следа после себя не оставило. Потому что с ним хотелось показывать все свои эмоции и страхи, не скрывая вообще ничего. Хотелось всего этого в ответ, поэтому Джордж немного перевел дух и задал самый интересующий его сейчас вопрос. - Алекс, а когда ты понял? - Что влюбился в своего лучшего друга? - Тут уже было невероятно трудно сдержать широкую улыбку. - Ты снова меня смущаешь... - Ты разве не это хотел спросить, нежность моя? - Алекс... так когда? - Любопытство постепенно нарастало и брало верх. - Помнишь прошлое лето? В августе мы особенно часто ходили в наш ботанический сад. И вот в один из таких дней, когда мы уже собирались домой, я помню, что ты пропал куда-то, а потом резко буквально передо мной появился, протянул цветок и начал что-то про него рассказывать с такими горящими глазами, что оторваться от них невозможно было ни на секунду. Я тогда плохо запомнил, но общий смысл уловил. - Это был белый гладиолус, это было для тебя. - Я это понял, поэтому сфотографировал тогда тебя с ним, а в скором времени распечатал фото и поставил в рамку вон на том столе. - Алекс махнул рукой в сторону. - Как вечное напоминание о тебе и о моей любви. Знаешь, я был готов рассказать о своих чувствах уже тогда, но сдержал себя. А сейчас, черт возьми, сейчас мы можем быть друг с другом абсолютно искренними. Они так и продолжили стоять друг напротив друга, обнимаясь и светясь от счастья как две рождественские елки. - А ты, Джорджи? - Между ними больше не было неловких и ненужных вопросов, поэтому Алекс тоже решился его задать. - О, я настолько четко помню этот момент, как будто в моих мыслях сейчас кинопленку прокручивают. - Он улыбнулся. - Последнее рождество. Ты тогда заболел перед праздниками и не ходил в школу почти неделю, кажется. А потом пригласил меня посмотреть на то, как украсил дом. Я был в совершенном восторге, но главное не это. Тогда я заметил на камине развешенные носки для подарков, среди них было мое имя. И вот я понятия не имею, что у меня в мозгу щелкнуло, но я все понял именно тогда. - Эти твои выкрутасы с пиццей. - Не упомянуть это было буквально невозможно. - Мне очень тепло становится от того факта, что мы оба хотели друг друга поцеловать. Грустно, что это не случилось тогда, но это вполне может случиться сейчас. - Кажется, ты не только поцеловать меня хотел. - Может Алекс и был прав, но его поток мыслей прервало тихое хихиканье его молодого человека. И Джордж первый плавно прикоснулся своими губами к губам Алекса, которые стали для него самыми родными и желанными.* * *
Спустившись вниз ровно в тот момент, когда оставались считанные минуты до сигнала таймера, оповещавшем о готовности пирога, ребята совместными усилиями закончили последние приготовления к воскресному семейному завтраку. Джордж ощущал себя не просто в своей тарелке, это было как будто настолько хорошо и правильно, что у него время от времени снова слезы на глаза наворачивались, но Александр каждый раз вовремя это замечал, брал обе его ладони в свои и успокаивал, тихонечко поглаживая костяшки. А потом вручил огромную глубокую пиалу с жвачками “Love is...” и сказал поставить в самый центр стола. Джорджу даже не нужно было объяснять, он прекрасно знал эту маленькую традицию и очень ее любил. Первыми спустились девочки, как обычно что-то щебетали и переглядывались. Не успели они даже усесться за стол, как дом тут же принял в свои объятия чету Албонов, которые с самого порога начали восхищаться витающими в воздухе ароматами свежей выпечки. Оставив все вещи в небольшой комнатке-гардеробе под лестницей, наскоро переодевшись и вымыв руки, Канкамол тут же подбежала к старшему сыну, расцеловав его, обняла Джорджа - что-то тихо сказав на ухо, едва дотянувшись - и погладила по макушкам дочек. Включила в нескольких комнатах специальную подсветку, придающую еще больше уюта, поставила чайник и начала зазывать всех садиться наконец за стол. Последним спустился Лука, будучи все еще в пижаме, за что отхватил от Алекса легкий подзатыльник под дружный хохот всех присутствующих. В течении всей трапезы ребята сначала слушали о том, как прошла командировка, о новых полезных знакомствах и об интересных кулинарных открытиях. Они любили отмечать для себя на карте особенно вкусные ресторанчики и потом наведываться туда всей семьей по каким-то важным поводам. Спустя каких-то полчаса и бесконечных хвалебных отзывов в сторону Алекса и его улучшенного рецепта пирога, за столом остались только родители и они с Джорджем, сидящие рядышком и то и дело переглядывающиеся. Эти глупые улыбки и переплетенные пальцы под столом. У них не было и единой мысли о том, как это могло выглядеть со стороны и какие могло вызвать вопросы. Когда Алекс видел, что его парень может быть невероятно неуклюжим в поедании панкейков, то сразу же брал его приборы в свои руки и аккуратно помогал подцепить мягкий кусочек, макнуть его в растекающийся джем, наколоть на кончик вилки оставшиеся свежие ягоды и пройтись этим всем по взбитым сливкам. Помогая себе ножом, он просил Джорджа открыть рот и бережно погружал туда вилку с целой горкой еды. Пару раз не получилось так идеально, как хотелось бы, и сливки оставались на его губах, Алекс брал маленькую салфетку и самым ее краешком вытирал остатки. Вероятно, в компании друг друга они немного забылись и совсем не замечали частых переглядываний родителей Алекса. Но в конце концов и эту плотину любопытства прорвало. - Мальчики, у вас обоих такое хорошее настроение, случилось что-то особенное? - Конечно, от ее внимания мало что могло ускользнуть. И если в первые мгновения Алексу и Джорджу стало немного не по себе, их сердца ускорили ритм и появилась легкая дрожь в коленках, то спустя еще какое-то время, взглянув друг другу в глаза и одновременно кивнув одним и тем же мыслям, они плавно развернулись лицам и к сидящим напротив родителям. - Мам, пап. Я хочу, мы хотим кое-что вам рассказать, - несколько коротких выдохов, - мы с Джорджем любим друг друга. Глубоко и преданно. И теперь мы пара. Я не знаю, что вы думаете по этому поводу, но что бы вы ни сказали, мы друг от друга не откажемся. - Под столом они снова сцепили руки. - Хорошие вы мои! - Они не успели разглядеть слезинки в ее глазах, как буквально через считанные секунды ощутили руки на своих плечах, сильно и беспорядочно сжимающие. - Парни. - Отец был немногословен, он просто перегнулся через стол и потрепал обоих за предплечья с уверенным выражением лица. - Мальчики, я так за вас рада, господи, вы не представляете! Мне всегда казалось, что я что-то видела, но никогда тебя об этом не спрашивала, дорогой. Но сейчас я просто готова расплакаться. - Она отпустила их плечи и по очереди поцеловала в висок каждого. - Найджел, помоги мне убрать посуду и помыть тарелки. С этими словами родители не спеша удалились на кухню и весьма тактично оставили ребят перевести дух. - Ну вот, а ты боялся. - Алекс с улыбкой погладил Джорджа по щеке, сбрасывая с них обоих все то напряжение, что скопилось за последние минуты и ощутилось только сейчас. - Ничего я не боялся, я вообще не думал, что так получится. - Ты не хотел этого? - В карих глазах отразилось беспокойство и Джордж в очередной раз за эти два дня подумал о том, что ему невероятно сильно повезло с таким внимательным и самым лучшим на свете парнем. - Счастье мое, конечно я хотел, просто и мне, и тебе было страшновато и к тому же мы не могли предугадать их реакцию. - Ну, ты же знаешь, что они тебя как родного сына любят, так что мне вполне понятны их эмоции. - Нам очень повезло с ними. Просидев так еще несколько минут, придвинув стулья немного ближе и буквально соприкасаясь коленками, юные и счастливые влюбленные восстановили сердцебиение и просто смотрели друг другу в глаза, не имея сил и желания отворачиваться. Они просто знали, что теперь есть их любовь и со всеми жизненными трудностями они будут справляться вместе, рука об руку. На фоне из радиоприемника звучала песня “Rose Of My Heart”, погружая в свою теплую атмосферу. - Я хочу столько всего попробовать с тобой. - Кончики пальцев в теплых ладонях Алекса ощущались так хорошо, так бережно и так правильно. - Я хочу чувствовать тебя всеми клеточками тела. - У нас есть все время мира для этого. - Ты прав, любимый мой. И поцелуи стали расцветать на щеках теплыми прикосновениями любви.