Принятие.

      Самолет приземляется в Фэрбанксе в 7:37 утра, скользя колесами по мокрой от сырости и влажности посадочной полосе. Он сильно вздрагивает, касаясь земли, но потом плавно едет, останавливаясь. За круглым окном видно небольшой аэропорт, а когда самолет висел в воздухе, проглядывались дома и относительно маленький город, если сравнивать его с лесотундрой, покрывавшей почти весь штат. Было красиво, действительно красиво, солнце постепенно вставало из-за горизонта, озаряя теплым светом макушки деревьев и отражаясь о крыши невысоких домов. Туман плыл по слабому ветру, развевался и исчезал в воздухе. Джеймс лёгкими ощущал эту влажность, что забиралась в него с каждым вздохом.       Они проходят в здание и Барнс оглядывается назад, осматривая железную птицу, принесшую их сюда. Ему вдруг вспоминаются слова Сэма о том, что вселенское зло побеждать легче, чем бороться с самим собой. Как бы эгоистично это не звучало, учитывая сколько погибло людей, но он был прав. Это легче, потому что есть цель, это легче, потому что другие мысли, те, которые ненужные, не заполняют голову.       — Вселенское зло, — усмехнулся тогда Джеймс. — Ты кажется слишком углубляешься в мир фантастики, Хан Соло.       — А ты тогда Чубакка? Раньше, кстати, был вполне похож, — смеется Сэм, передавая Баки бутылку пива, затем замирает. — Ты что смотрел Звёздные Войны? — Аляска любит фильмы, — пожимает плечами он, забирает бутылку и делает глоток. — Вы, вроде как, оба познаёте этот мир? — Вроде как.       Аляска машет кому-то вдалеке, стоящему около дверей выхода. Джеймс разглядывает там мужчину, в уродской шапке с пумпоном и теплой клетчатой куртке, красного цвета. Он широко улыбается, когда они подходят, и вовлекает в объятия девушку, потрепав её по голове. Барнс инстинктивно делает шаг вперед, но останавливает себя, когда Аляска принимает объятия и смеется, поправляя волосы. Сжав челюсти, он решает осмотреть вид за окном.       — Я и подумать не мог, что ты позвонишь, Храбрая Сердцем, — мужчина всё еще улыбается, а затем смотрит на Джеймса, немного озадаченно и с вопросом. — Ты должно быть Джеймс. — он протягивает руку, Барнс смотрит на неё, недолго думая, пожимает, — Я Кристоф.       Это было достаточно долгое рукопожатие, они трясли руками с минуту, как будто сошли с карикатуры, кто отпустит первым, тот проиграл. Наконец Кристоф убирает свою руку и улыбается. На вид ему лет сорок, возможно слегка больше, на щеках недельная щетина, светлые большие глаза и постоянно улыбчивое лицо. Так выглядят счастливые люди, живущие здесь?       — Я подогнал машину, — обращается Кристоф к Аляске, но смотрит почему-то на Джеймса. Если он узнал его, начнутся вопросы, а он так не хочет вопросов сейчас. Мужчина протягивает ключи Аляске и смотрит наконец на неё, снова улыбаясь. За этой улыбкой прячется что-то странное, как будто тоскливое и совсем несчастливое, и взгляд его меняется, когда он смотрит на девушку. У Барнса возникает желание закрыть собой Аляску, спрятать и защитить, но он одергивает себя, потому что её улыбка такая же. Потому что она смотрит так же, как будто их связывало что-то очень личное и болезненное. От этих мыслей внутри всё скручивается и самолётная еда поднимается вверх по пищеводу. Он не хочет знать, он правда не хочет.       — Спасибо, Кристоф, — Аляска забирает ключи и посмотрев на Барнса, улыбается, — Готов увидеть мою машину?       — О, я заботился о ней всё это время, — говорит Кристоф, когда они выходят на улицу. — Заправил бензином, в багажнике ещё есть полная канистра и целая запаска. Шерон приготовила в дорогу немного еды. — он вдруг хмурится и останавливается около голубого Субурбана. — Может вы останетесь? Познакомишься наконец-то с Шер и девочками. Поедете завтра утром.       Уголки губ Аляски дёргаются, она кладёт руку на плечо Кристофа и несильно сжимает. Джеймс только сейчас замечает, что мужчина довольно крупный, выше него на несколько дюймов и достаточно широкоплеч, скорее всего это обусловлено образом жизни здесь. Чаще всего это ведь тяжёлая работа.       — Крис, — начинает Аляска, не убирая руку с его плеча, другой рукой она нажимает на кнопку на ключах, разблокировав двери в машине. — Я бы очень хотела, но к сожалению мы не можем. Возможно на обратном пути, конечно, если ты не против.       Кристоф улыбается и кивает, тогда девушка убирает руку и открывает заднюю дверь, чтобы Барнс закинул туда сумки. Машина выглядела лучше чем он себе представлял, бежевый кожаный салон, всё относительно чисто. Старая кассетная магнитола и коробка с ними на пассажирском сиденье. Он убирает её назад, сначала перебрав парочку. Бон джови, Билли Джоэл, даже кассета с Марвином Гэем. Он тоскливо крутит её в руках и убирает в коробку.       Попрощавшись с Кристофом и сказав ему ещё несколько раз спасибо, Аляска забирается на водительское сиденье, восторженно вздыхает, проводя ладонями по рулю. Поправляет зеркало заднего вида, двигает своё сиденье вперед, устраиваясь поудобней.       — Это старая машина, — кивает она Барнсу, который садится на пассажирское. — Но мне нравится. Даже не пришлось учиться, когда я села, сразу поняла, что к чему. Это проще чем готовить.       — У вас что-то было? — спрашивает Джеймс, когда Аляска заводит машину и сдаёт назад, выезжая с парковки. — С Кристофом. — зачем-то уточняет он, хотя и так было понятно о ком речь.       — Нет, — она спокойно улыбается, качая головой. — У него были тяжелые времена, когда мы познакомились, как и у меня. Он помог и не задавал вопросов, как будто и так всё понимал.       Джеймс выдыхает свободней, чем пару минут назад, как будто что-то встало правильно в нём. Наверное это было похоже на облегчение.       — Ехать несколько часов, — задумчиво говорит Аляска, смотря перед собой на дорогу. Барнс вытаскивает из коробки кассету и вставляет её в магнитолу, через несколько секунд начинает играть музыка, он делает тише, оставляя её фоном. Они были всё ещё в городе, проезжая мимо магазинов, каких-то мастерских, один раз даже была кафешка. — Будем проезжать парочку городов. Повезло, что это не далеко в тундре, кто знает, как бы всё сложилось.       Она была достаточно разговорчивой и Джеймс понимал, что она нервничает. Иногда сжимает руль чуть сильнее, снова поправляет зеркало, делает музыку то громче, то тише. Они оба не знают, что ищут и найдут ли вообще. Было это хорошей идеей хоть на дюйм? Уже неважно. Больше половины пути было проделано, разворачиваться нельзя. Он знал, что она не собиралась.       Пейзаж за окном сменился на деревья и не прекращался, пока они не проезжали мимо городов ещё меньше чем Фэрбанкс. Большим населением они не могли похвастаться, некоторые доходили до не более четырехста человек. Затем следовали снова деревья, в основном хвойные, массивные и зелёные, они стояли непроглядной стеной. С двух сторон виднелись горные хребты, большинство покрытые снегом, возвышаясь высоко к небу, так что макушки терялись в облаках и тумане. Воздух был холодный, зима отступала крайне поздно в этом районе, постепенно переходя в весну и почти сразу сменяясь летом.       Джеймс включил печку, поворачивая её в сторону девушки. Машина прогреться не успела совсем, потому что спешка, с которой они уехали, была необходима. Он посмотрел на Аляску, задерживая на ней взгляд, она коротко зевнула, но всё так же внимательно следила за дорогой. Хотя она была пустая. Но вполне возможно мог выбежать какой-нибудь олень, или хотя бы заяц. Они проехали последний крошечный городок под тихое пение Марвина Гэя. Барнс замечал как иногда проглядывала гладь озёр, наверняка вода ледяная. На мили вперед не было ни единой заправки или гостиницы, только сплошная природа. Да уж, единение.       — Когда я жила здесь, всё ощущалось по другому, — начала говорить Аляска, постукивая пальцами по рулю, в такт музыке. — Не могу сказать хуже или лучше, но сейчас так странно всё. Будто я не уезжала, хотя прошло лет шесть. Наизусть помню куда ехать, помню каждый город, что мы проехали. Это странно?       — Нет, — он качает головой, развернувшись к девушке полубоком. — Думаю совершенно обычно.       — Обычно? — переспрашивает Аляска и улыбается, Джеймс кивает. — Мне нравится.       — Почему ты не рассказывала про Кристофа? — Барнс тянется к заднему сиденью, чтобы проверить что лежит в мини-холодильнике. Несколько сэндвичей, какая-то закуска. Отдельно рядом лежит горячий термос, когда он откручивает крышку, в нос ударяет запах кофе. Там же он замечает два фонарика чёрно-желтого цвета, пачку батареек, несколько фальшфейеров и сложенную карту. Свисток для отпугивания медведей, вот это было интересно. Главное, чтобы он не понадобился.       — Не знаю, — она пожимает плечами. — Мне кажется это его личное, не моё. Просто у нас была взаимопомощь, ничего более. — она лукаво усмехается, взглянув на Джеймса, который взял в руки карту и развернул её на своих коленях. — Ревнуешь?       Барнс замер, уставившись на карту: — Да. Это плохо? — он поднял взгляд на девушку, закусившую нижнюю губу. Она покачала головой, продолжая смотреть на дорогу. Джеймс стал рассматривать карту, от Фэрбанкса на север сосчитав количество городов сколько они проехали и примерно сколько они едут после. Последний город был Минто, дальше путь на запад, значит позади не меньше ста двадцати миль, это примерно часа три езды. Он проверяет время на наручных часах, 11:12, выехали они в половину девятого.       — Не хочешь остановиться? — спрашивает Барнс, сложив карту и убрав её на переднюю панель. — Там есть сендвичи и кофе.       — Нет, — твёрдо произносит Аляска. — Мы почти приехали.       И она не соврала, где-то через десять минут заруливая на обочину и паркуя машину, она бросает краткое «дальше пешком», и вылезает из машины, хлопая дверью. Джеймс моргает, несколько секунд просто смотрит, сидя на месте. Затем тоже выходит из машины. Солнце светит не ярко, скорее тускло, даже не греет, поднимаясь выше над головой. Аляска набрасывает на голову капюшон от куртки и застыв, глядит в сторону леса, не решаясь сделать первый шаг. Здесь он не такой густой, но выглядит всё равно внушительно.       — Помнишь куда идти? — поравнявшись с ней, спрашивает Джеймс. Она кивает и спускается по небольшому склону, уверенно двигаясь в одном направлении. Джеймс идёт следом.       — Здесь капканы, — говорит она, не оборачиваясь. — В последний раз, когда я сюда возвращалась, чуть не лишилась ноги. Зверей вроде не было, несколько белок и пару зайцев. Самое опасное наверное козёл или баран. Но это было когда цвёл тысячелистник, он токсичный для животных. Бог знает, кто эти капканы установил, так что, смотри под ноги.       Они идут аккуратно, шурша листьями и травой под подошвой. С восточной стороны лес заканчивался и начиналась тундра, покрытая луговиком и осакой, покачивающимися на ветру. Растений было мало, мох и лишайники, где-то даже виднелась дикая ягода, и несколько маленьких кустов с розовыми цветами. Справа росла маленькая ива, листьями упираясь в землю, дальше только ели и берёзы. Аляска остановилась у дерева, проведя по нему пальцами. Джеймс подошёл ближе, чтобы разглядеть, что её озадачило.       — Следы от пуль, — заверяет он и смотрит под ноги, пытаясь найти гильзы, но прошло уже так много времени. Он снова смотрит на дырку в дереве. — Это не винтовка, тем более не охотничья, судя по размеру маленький калибр, автомат, возможно М4.       Аляска фыркает, отходит на пару шагов, просматривает другие деревья, крутится на месте вокруг себя. Смотрит зачем-то наверх, потом туда, откуда они пришли.       — Я очнулась там, — она указывает пальцем на четыре часа от них, примерно в семидесяти футах. Их старенький Субурбан давно не видно, значит они далеко от дороги. — Сюда я не ходила, но сейчас почему-то решила. — она смотрит на Джеймса, склонив голову к плечу. — И эти следы от пуль, я их не замечала.       — Значит где-то здесь, или чуть дальше, — кивает он, начиная осматривать землю под ногами, немного прибивая подошвой.       — Что мы ищем вообще? — они расходятся в разные стороны, проверяя деревья, пеньки, кусты, постукивая ногами по земле. Джеймс замечает странно растущий куст, похожий на колос пшеницы и большое бревно рядом. Подходит ближе, стучит по этому месту ногой и вместо глухой земли раздается звон железа.       — Это, — заключает он, отодвигая бревно и немного расчистив место где стоит люк, большой и с вентилем. Отлично, думает Джеймс, лезть под землю, этого ещё не хватало. Аляска в несколько шагов оказывается рядом и просто встаёт, уставившись на люк со странным выражением лица.       — Это жутко, — морщится она и осматривается по сторонам, как будто кто-то может набюдать. Разве что белка с дерева. — Откроешь?       Джеймс вздыхает и тянется к вентилю, его давно никто не трогал, пришлось повозиться, напрячься, но он всё-таки поддается и через несколько прокрутов издает характерный звук, оповещая, что открылся. Барнс поднимает крышку, опуская её на землю верхней стороной. Снизу на них смотрит чернота. Достав из кармана неоновую палочку, Аляска ломает её, чтобы та загорелась, и бросает в дыру. Стационарная железная лестница, дальше пол и больше ничего не видно.       — Чудесная кроличья норка, — говорит Джеймс, берет фонарик, зажимая его между зубами, и переступая порожик, начинает спускаться по лестнице. Спрыгнув с последней ступеньки, он берёт фонарь в руку, освещая пространство перед собой. Какие-то полки, компьютер, экраны, пустые пробирки. Перед лицом летает сплошная пыль, разглядеть что-то очень тяжело. — Надеюсь здесь есть генератор.       Он светит фонариком на стены и замечает рычаг. С громким «бинго», тянет его вниз. Пару секунд ничего не происходит, но где-то начинается гудение, звук статики наполняет помещение, и постепенно загорается свет. Аляска спускается почти сразу, они смотрят друг на друга, с застывшим выражением вопроса на лице.       — Я надеялась на страну чудес или хотя бы Нарнию, — она поджимает губы, осматриваясь вокруг. Места оказалось больше, чем выглядело сначала в темноте. Здесь даже есть небольшая кухня, с настоящим холодильником, плита вряд-ли газовая, это опасно, у дальней стены стоит одноместная кровать, система вентиляции, две двери. Посередине большой металлический стол, на нем стопки бумаг, пробирки в держателе, несколько колб, под столом папки, черный дипломат, смятые сумки. В углу куча электроники, радио, рации, какие-то приборы. У ближайшей стены рядом с неизвестной дверью шкаф, около кровати комод, по другую сторону полки с книгами, маленький обеденный стол с одиноким стулом. Девушка подходит к одной двери и открывает её. Тем темно, она находит выключатель на внешней стене и щелкает им, включая свет.       — Бойлерная с туалетом и душем, — заверяет она и подходит к другой. — Генератор и полки с едой.       — Что это за место, — спрашивает Барнс и проходит к столу, открывая первую папку. Ничего интересного. В другой пусто. А вот третья, с огромной красной печатью «ликвидировать» на всю обложку, выглядит заманчиво. Аляска рядом так же перебирает бумаги, бегло пробегаясь глазами по страницам. Не найдя ничего интересного, она пытается запустить компьютер, но он давно не работает. Тогда она достает чёрный дипломат из-под стола, понимает, что тяжелый, не удивляется обнаруженному ноутбуку внутри. Хмыкает, в надежде, что этот хотя бы включится.       — Думаю я здесь жила, — говорит Аляска, улыбаясь загоревшемуся экрану ноутбука. Чистая удача. Джеймс открывает папку с печатью и отшатываясь, отходит на пару шагов, но увлеченная девушка не замечает, копаясь в компьютере. Он поворачивается к ней спиной, не веря глазам, проверяет снова. С папки на него смотрит Она, та, что из его снов. Та, что так похожа на его Аляску, но ей не является. Педантично собранные волосы в гладкую прическу, очки с круглой оправой. Те же рыжие волосы, то же лицо. Затем он читает. Ивон Грей, дата рождения 17 марта 1969. Барнс моргает. 1969. Читает снова, гражданство: США; место рождения: Даллас, Техас; семья: неизвестно; род деятельности: химик-биолог; организация: ГИДРА; выслуга: двадцать четыре года; успешные разработки: 3; неуспешные разработки: 32; причина ликцидации: передача информации сторонним лицам, подлог, попытка компрометации, кража разработок, уничтожение архивных данных, убийство коллег; статус: в бегах.       Джеймс останавливается читать только когда слышит голос Аляски, но не её, стоящей здесь, а её, звучащий из ноутбука. Он откладывает папку и смотрит на девушку, замершую и глядевшую в экран. Подходит ближе, чтобы тоже посмотреть. И на экране снова видит Её, Она снимает свои очки, кладёт перед собой и трёт глаза так, что они краснеют. Распускает волосы и вздыхает. Теперь Она выглядит точь в точь как Аляска. Джеймс понимает. Они оба понимают.       Девушка с экрана начинает говорить:       — Не знаю как начать. Не знаю стоит ли начинать вообще, и не знаю, увидит ли кто это, — она замолкает и глядит прямо в камеру, как будто собираясь с мыслями, — Сегодня 24 сентября, 2013 год, время 13:50. Меня зовут Ивон Грей, я родилась Техасе, мне 44 четыре года, даже если я так не выгляжу, — она усмехается, прикрыв глаза и продолжает, — Мне 44 года, я доктор химических и биологических наук, работаю на ГИДРУ уже много лет…работала на ГИДРУ много лет. Чёрт, это тяжелее чем казалось мне сначала. Я работала на ГИДРУ до этого момента, создавая сыворотки разного рода действия. В попытках изменить генетический код человека, я совсем потеряла нить с реальностью, прибегая к методам, порицаемым в нашем обществе. Помимо подопытных, что любезно предоставляло мне руководство, я проводила эксперименты на самой себе, улучшая и меняя свой собственный код. Сыворотка замедления старения, временная сыворотка суперсолдата, всё это, в конечном итоге, откручивало по винтику в моей голове, и я не знала, что делаю, — она закрывает лицо руками, — Звучит как сраное оправдание, я ведь убила столько людей. А теперь сижу и говорю, что не знаю что делала. Это безумие. И я в нём погрязла. К чёрту этот бред.       Запись оборвалась, но Аляска включила следующую, почти с жадным остервенением нажимая на кнопку. Её трясло, лицо побелело и покрылось испариной.       — Меня зовут Ивон Грей, мой биологический возраст 25 лет, мой фактический возраст 45. Подумала так будет правильно, — несколько секунд она молчит, отведя взгляд куда-то в сторону, –Сегодня 4 июля 2014 года, день независимости США, я подумала, забавно было бы записать видео именно сегодня, — она смеется, — Хотя что тут может быть забавного, записываю, чтобы поговорить сама с собой. Но мне это нужно, я тут совсем одна, день изо дня. Так ведь правильно, так и должно быть. Я должна отгородить себя от этого мира, чтобы не навредить снова. Но эти знания, эти мысли в моей голове, они сводят меня с ума. Мне приходится работать, приходится создавать снова то, что я так ненавижу. Смотреть в зеркало каждый день и видеть себя молодую и красивую. Ради чего? Какая у меня была цель? Сколько было убито ради этой цели, ради этой силы, которая ничего не значит. Я просто хочу домой, — она опускает голову, качает ей и пару капель с глаз падают на стол, но она быстро утирает их и снова смотрит в камеру с злостью, — Ничего сильнее чем уничтожить ГИДРУ я не хотела, но они не дали мне, опередили буквально на пару шагов, и когда я услышала устранить, то сбежала, сбежала, поджав хвост, успев только удалить данные о себе. Что для них фальсификация, обычное дело, но компрометация, моя попытка передать данные в ЩИТ, гребаные бюрократы, — она задумалась и засмеялась, — Ещё чуть-чуть, и я бы поджарила их задницы. Но проблема в том, что когда делаешь всё в одиночку, нет никого кто смог бы прикрыть спину. Но доверять нельзя было никому, — она прикрывает глаза, вымученно улыбаясь, — Я хотела вытащить его, хотела ему помочь избавится от них, потому что он не заслужил, но не смогла. У меня не было доступ на нулевой этаж, а получить его я не успела. Господи, мне так жаль.       Запись заканчивается, но включается сразу другая. На ней девушка плачет навзрыд, закрывая лицо руками. Она глубоко вздыхает несколько раз и начинает говорить, несмотря в камеру.       — Сегодня 19 ноября 2017 года, солнце кажется в зените, — она смотрит куда-то вбок, куда камере нет обзора, — Меня зовут Ивон Грей, мне 47 лет, столько же было маме, когда её убили. Моей сестре Летти было 16, моему старшему брату Дастину 22, отцу накануне исполнилось 50, а ещё у меня была собака, его звали Пим. В честь Генри Пима. Мы должны были уехать в тот день, нас ждала машина у дома, чтобы отвезти в аэропорт. Мы возвращались в Даллас. Летти забыла что-то дома, уже и не помню, какую-то безделушку, вместо неё пошла я, мама сказала, что это ещё один способ устроить истерику, моя сестра была действительно капризной. Я отошла к дому, открыла дверь и бах, машина вдруг взорвалась, со всеми кто в ней был. Со всей моей семьей, — она перестаёт говорить, снова вытирая слёзы с щёк, — Мой отец работал на ЩИТ, и вдруг стал неугоден им, как мне сказала ГИДРА потом, но всё оказалось совсем наоборот. ЩИТ бы помог нам, он бы нас защитил. Смешно, но я узнала о их смерти совершенно случайно, кто-то забыл убрать документы в архив. Жаль только, что так поздно, время как всегда не нашей стороне. В итоге, я оказалась более чем полезна в их руках, молодая кровь, хорошо понимающая химию, я делала большие успехи, меня решили оставить. Даже смогла модифицировать украденную в 91 сыворотку суперсолдата у ЩИТа. Кто знал сколько от неё умрет людей и какие у неё будут побочки, — она двигает к себе револьвер, прокручивая его на столе, берет в руку, проверяет барабан, — Вина пожирает меня столько лет. Я подумала, может убить себя раньше, чем убьет меня она и сыворотка. В этом есть смысл, тот же возраст, что и у покойной матери, — она снимает предохранитель, открывает рот и кладет в него дуло, сжимая губами. Смотрит прямо в камеру, по щекам текут слёзы. Как же Джеймсу тяжело на это смотреть, что чувствует сейчас Аляска, ему страшно представить. Хочется закрыть крышку ноутбука и увезти её отсюда, никогда не возвращаясь. Но она стоит непоколебимо, без единой эмоции, сжимая кулаки. Неужели это один и тот же человек? Девушка на экране резко убирает револьвер, со стуком кидая его на стол. Опасно и глупо, предохранитель всё еще опущен вниз.       — Мама всегда говорила, что трагедия жизни в том, что мы с ней не справляемся. Но не каждая трагедия должна заканчиваться плохо. Иначе этот мир и все живущие обречены, — она успокаивается, проведя руками по лицу. — Мы все родились несчастными, не правда ли.       Видео заканчивается и появляется чёрный экран. Аляска стоит неподвижно и тяжело дышит. Кажется она не знает, что сказать. Они оба не знают. Но там есть ещё два видео. Предпоследнее начинает воспроизводиться. Никого нет, слышится только какое-то шуршание бумагой.       — Думаю я нашла причину, — она резко появляется в кадре, волосы собраны в тугую косу, на лице очки, спущенные на нос. — Я долго думала, почему сыворотка меня ещё не убила, тем более используя её на постоянной основе. Благодаря препарату, замедлившему моё старение в 94 году, свободные радикалы, которые вырабатываются с возрастом, исчезли, просто как факт. Да, сыворотка суперсолдата даёт мощный метаболизм, скорость и силу, укрепляя эффект другого препарата, который не дает клеточным структурам разрушаться. Но всё это лишь на какое-то время, эффект пропадает, обмен веществ резко нарушается, вызывая быстрый распад клеток. Что происходит дальше? Митохондрии получают бешеную скорость, восстанавливая эти самые клетки, бесконечно заменяясь новыми. Что даёт эту скорость? Сыворотка нестарения, которая идеальна в своём первозданном виде, и в отличие от другой, стабильна и постоянна. В итоге они дополняют друг друга и конфликтуют одновременно. Но даже так, отрицательные частицы слишком сильные и организм всё равно не справляется. — в её руках появляется знакомый блокнот, в котором она записывает мысли. Аляска сразу достаёт его из внутреннего кармана куртки, открывает нужные страницы, но там всё зачёркнуто ручкой, хаотичными линиями, вжатыми в бумагу. — Правда я не могу понять как сделать так, чтобы отрицательные частицы загасились. Довериться удаче и воссоздать внутри себя симбиоз? — она задумывается, смотря куда-то в пол. — Мутуализм не подходит, тогда они не смогут существовать друг без друга. Тогда комменсализм, они будут существовать отдельно, при этом дополняя друг друга. В любом случае нужно избавиться от отрицательных частиц. Это всё звучит как бред. Потому что сыворотка суперсолдата превращается в штамм, нарушая метаболические взаимодействия препарата и организма. Почему она это делает? В формуле было что-то не так. Нужно изменить формулу, опираясь на положительные частицы другой сыворотки. Есть ли у меня время на это? Я делаю все неправильно. Нужно что-то новое. Чёрт. — она начинает ходит туда-сюда, нервно поправляя очки, волосы, рукава водолазки. Это похоже на фильм про сходящего с ума человека. Её речь была слишком тороплива, иногда невпопад. Она вдруг остановилась и засмеялась. — Я поняла. Есть кое-что из старых разработок. Погибло правда около дюжины подопытных, из-за провальности все свернули, никто не узнал, но последний эксперимент оказался удачным, я просто не оставила нигде записей. И побочный эффект мне до жути нравится. Полная и безвозвратная потеря памяти, есть что-то лучше? Как я раньше не додумалась. Это ведь единственный вариант. Я сожгу все свои клетки, затем доработаю обе сыворотки, так, чтобы одна загасила другую, что скорее всего вполне реально, если немного подправить формулу, а не изменить полностью. Как итог, я восстановлю организм до исходного и проснусь новым человеком. Надеюсь у меня получится, это довольно рискованно так играть с химией, не имея возможности проверить на ком-то кроме себя. Чтож, это будет охренительно больно. — она ушла с виду, слышалось бормотание «всего-то изменить формулу, когда я уже решила, что это невозможно», затем тихое хихиканье. Она вернулась только, чтобы остановить запись. Следующее видео короткое и последнее. Девушка на нем выглядит замученной, кожа блестит от пота, волосы прилипли к лицу и шее, она тяжело дышит и с трудом держит голову.       — Меня зовут, — она судорожно вбирает в себя воздух. — Меня зовут Ивон Грей, сегодня 31 мая 2018 года, эксперимент оказался успешным. Старые клетки погибли, организм восстанавливается. Тело как будто горит внутри. Я не знаю, смогу ли я, скорее всего уже не узнаю. Память стремительно уходит. Просто…– она грустно улыбается. — Если я выживу, новая я, боже, пускай она сделает всё по другому. Зима здесь такая суровая, хорошо что сейчас весна. В конце весны тут очень красиво. Я должна была собирать вещи, я должна была… Что-то должно случиться. Странный сигнал радиоволны, спецназ. — она подпрыгивает с места, убегая куда-то в сторону и продолжает говорить, иногда переходя на крик. — Я должна была уйти, мне не хватило времени, ещё немного времени. Они идут сюда. Они собираются убить меня? Нужно собрать всё необходимое. Что мне нужно? Мне нужно бежать. Время. Время…       Видео обрывается так резко и странно, о произошедшем дальше можно было только строить догадки. Судя по брошенным вещам, она и правда бежала в тот день, в спешке собрав всё о чем помнила. В тот день, 31 мая, переход весны в лето, битва на Ваканде, щелчок Таноса. Так она спаслась? Все, кто за ней пришел, превратились в пыль, оставляя лишь следы от пуль. Сколько она пролежала там без сознания, засыпая Ивон и просыпаясь Аляской. Всё вставало на места в голове Джеймса, но вопросы не убавлялись. Это то, что они искали?       Аляска резко засобиралась, скидывая в дипломат всё, что считала нужным. Перебирая бумаги, жадно вчитываясь в строчки. Прошлась по помещению ещё раз, осматривая полки и шкафчики. Последней вещью она впихнула ноутбук, еле защелкнув дипломат, вручила его Баки.       — Мы уходим, — прозвучало так необычно, что Баки дёрнулся от этого тона, холодного как сталь. Осознание, что это был один и тот же человек, настигала медленно, накрывая мутной пленкой. О чём она думала? Как тяжело ей было сейчас, когда она наконец-то узнала правду. Жалеет ли она? Правда эта была пугающей, впрочем как и все, что окружало их жизнь. Но ничем особенным не ощущалась, как будто они уже примерно понимали как всё было. Кристально чисто, додумывать или придумывать что-то другое не было смысла. И эта завеса из тихого размышления висела над ними по пути до машины, в полном молчании, с боязнью нарушить тишину и сказать что-то не то. Барнс впервые боялся сказать лишнего, он так же молча взял ключи от машины, завёл её и ехал по привычному пути обратно в Фэрбанкс, боковым зрением наблюдая за девушкой, смотрящей в окно. С нечитаемым выражением лица. Абсолютно пустым.       — Хочешь поговорить? — решается спросить Джеймс.       — Тут не о чем говорить, — устало вздыхает Аляска. — Я ничего не чувствую. Возможно сожаление, возможно злость. Я ехала сюда не за правдой, готова была увидеть даже комнату с пыточной, но не себя из прошлого с отъехавшими мозгами. Хочу ли я вообще называть её собой?       — То что мы увидели…       — То что мы увидели просто исповедь жалеющего себя человека, который годами живет под землей, съедаемый чувством вины, и медленно умирающий, — перебивает она, цокнув языком. — Я не она, мы разные, даже думать не хочу об этом. Обидно только, что она была не права, когда сказала, что потеря памяти будет полной и безвозвратной, иначе у нас не было бы причин сюда возвращаться. А ещё более обидное, что из этой памяти осталась только гребаная наука и вина. Это несправедливо, Джеймс. Это отвратительно.       — Она хотела все исправить, — Барнс хмурится, сжимая руль, говорить о ней в третьем лице немного странно и непривычно, но он согласен с тем, что Ивон и Аляска разные люди. Это как отождествлять себя с Зимним солдатом, хотя его давно нет.       — О, и она исправила, но при этом умудрилась испортить. Зная, что ты потеряешь память, оставить себе блядский блокнот с записями о нестабильной сыворотке, ах, оставить себе ампулу с нестабильной сывороткой, — она покачала головой, стянула с себя куртку и бросила её назад, злоба вызывала жар в теле. — Её нельзя оправдывать, все, что она делала было осознанно. Сходила с ума? Ну, добро пожаловать к психиатру. Нет, она оставила вагон проблем и ушла восвояси.       Почему-то Джеймса пробило на смех от того как Аляска без умолку говорит, хотя сама сказала, что говорить не о чем. Он окончательно запутался, совсем не ожидая такой реакции. Девушка тоже начала тихо посмеиваться, осознавая как все абсурдно выглядело.       — Она не хотела жить на самом деле, — вдруг посерьезнев, произнесла Аляска, рисуя на запотевшем окне узоры. — И она умерла в том лесу. Этот её последний эксперимент с сыворотками, был просто из любопытства, получится ли. Получилось, но её больше нет, есть только я.       — Думаешь с тобой происходит то же, что и с ней? Та ерунда про распад клеток и обмен веществ. — спрашивает Барнс.       — Да, — кивает девушка и берёт уже теплый термос, откручивая крышку. — Но я с этим разберусь. Более гуманно конечно, по крайней мере постараюсь. Единственное её желание, которое я хочу выполнить, это выжить и сделать все по другому.       Оставшийся путь до города они едут в тишине, подъезжая уже когда начинает темнеть. Температура опускается на несколько градусов, что ощутимо чувствовал даже Джеймс. Эта дымка, что преследовала их всю дорогу, ядом проникала под кожу. На самом деле это всё выглядело как чья-то шутка, не смешной сатирический фильм. О том, как человек может разрушить себя всеми силами. И о том, как чудесным образом ему достаётся второй шанс. Но кто бы знал как этот шанс был выбит и выкован в камне.       Аляска укутывается в куртку и безмолвно показывает место на карте. Недолго думая, Барнс выруливает с главной дороги, выезжая на грунт. И уже через пять минут он видит небольшой дом, огороженный забором. Сарай, со стоящим рядом старым трактором и еще какое-то строение, похожее на теплицу. В окнах горит тёплый свет и видно шевеление. Тогда в дверях появляется Кристоф, любезно машет рукой, не удивленный гостям. Это место выглядело своему особенным, в постоянстве уединения, напитывалось покоем, отдавая его прибывшим, или уже проживавшим.       — Мы решили немного задержаться, — Аляска хлопает дверью, выбираясь на уличный холод. Барнс встает позади неё, тело напрягается и скручивается, ведь, скорее всего, немного для них это целая вечность. Он не знал сколько времени у них было, и не знал сколько понадобится ей, ищущей спасение в химии и собранной в бункере информации. Но разве можно было лишать её этого? Потому что этот дом почему-то ощущался безопасным местом. Внутри было очень тепло, пахло домашней едой, а детский смех грел похлеще камина, в который недавно забросили дрова. И после удручающего одиночества глубоко под землей, с щедрой горстью сумасшествия вдобавок, здесь всё было так правильно и идеально.       — Шер, дорогая, — позвал кого-то Кристоф, вешая куртки прибывших гостей на крючки. — Они приехали.       Внутри дом был отделан тёплого цвета деревом, с высокими потолками и арками вместо дверей. Под ногами коврики с интересными узорами, на стенах картины и семейные фотографии. Прямо от двери лестница, ведущая на второй этаж и коридор, уводящий вглубь дома, справа проход в гостиную, слева кухня и большой обеденный стол. Дом явно видел не одно поколение, но это делало его ещё более необыкновенным. Места с памятью всегда были дороже сердцу, как например семейная лодка Сэма, на починку которой, они убили уйму времени.       С кухни выходит женщина в милом желтом фартуке, одаривая гостей лучезарной улыбкой. Ей чуть за сорок, светлые, собранные в хвост волосы, голубые и бесконечно добрые глаза.       — Это моя жена Шерон, — представляет её Кристоф, подходит ближе и обнимает за плечи. Они оба как будто сошли с картинки, классическая аляскинская семья, с кричащим слоганом: «Вступайте в ряды счастливых людей Аляски». Джеймс бы очень хотел, иметь такое место, наполненное памятью.       Не дожидаясь, когда Кристоф представит их, Аляска вытягивает руку вперед:       — Аляска Грей и Джеймс Барнс.       Шерон тянется в ответ, легонько пожимая руку девушки. Они как два ангела, думает Барнс, совершенно разные и такие исключительные. Приехать сюда было отличной идеей, просто замечательной. Конкретно в этот дом, к этим людям, заботливо принимающих их как близких друзей.       — Очень приятно познакомиться, Аляска Грей и Джеймс Барнс, — женщина улыбается, приглашая всех к столу.