Принятие.

      Кристоф хохотал, искренне рассказывая истории, произошедшие в его жизни. Активно жестикулируя руками, взмахивая ими каждый раз, когда в истории случалось что-то «необычное». Его брови ползли вверх, а глаза округлялись, придавая рассказу больше выраженности, даже если таковым он не являлся. Девочки, дочери Шерон и Кристофа, сидели по левую руку от матери, с открытыми ртами наблюдая за отцом, хотя наверняка слышали не в первый раз. Джеймс иногда замечал на себе их любопытные взгляды, но когда смотрел на них в ответ, они отворачивались, застенчиво улыбаясь. Ту, что с волосами медового цвета и синими глазами звали Джунни, ей было восемь, а её сестру постарше с блестящими солнечными локонами и такими же глазами, звали Рози, ей на днях исполнилось десять, о чем она конечно же поделилась.       — Это был огромный лось, — громко сообщил Кристоф, отпивая пиво из зелёной бутылки. — Богом клянусь, футов девять в длину, стоял прямо передо мной с огромными глазищами. Я тогда знатно испугался, вообще не знал, что делать. Просто представьте, стоит перед вами эта громадина и просто смотрит. А я ведь тогда даже гризли не встречал.       — И как ты спасся? — улыбаясь, спросила Аляска, ковыряя вилкой картофельное пюре. Есть ей совсем не хотелось, несмотря на то, что всё выглядело более чем вкусно и старательно приготовлено Шерон.       — О, мне тогда очень повезло, потому что период гона давно прошёл. Я просто стоял и ждал когда он уйдёт, — Кристоф покачал головой, накалывая на вилку салат. — Что я сделаю с ружьем против этой махины, только разозлю его. Мы стояли минуты три наверное, он фыркнул и ушёл. Ему даже доказывать не нужно было, кто здесь главный.       И этот вечер такой приятный и спокойный, в семейном обстановке, был глотком свежего воздуха после всего, что было до. Удивительно как неподдельно искренне могла смеяться Аляска, возможно прикрывая этим весь ураган, происходящий внутри. Казалось Джеймс переживал за двоих, переваривая по кругу всю информацию, вывалившуюся на них. Другого ожидать было нельзя, «что если» складывалось в очевидную картинку сейчас, подрисовывая детали. Было ли это гиперболизированной подменой, сделанной его мозгом после обнулений. Когда рыжая девушка, бравшая у него кровь для анализов, украдкой посматривала через свои круглые поблескивающие очки. Это точно была она, в белом халате, с собранными в тугие прически волосами, но она не проводила опыты, вскрывая его грудь и не травила ядами. Теперь все точно вставало на свои места. Почему Барнс не понимал этого раньше. Он просто боялся и не хотел. С каких пор его волновал страх, с тех ли самых когда он решил стать человеком, обычным, со своими проблемами. Или с тех, когда в его жизни появился кто-то настолько дорогой, что страх потерять его просто застилал глаза пеленой. Чувствовал ли он это со Стивом? Наверное нет, их воссоединение было недолгим, не настолько искренним. Стива всегда преследовала справедливость и эта цель, спасение всех и всего, порой даже переоцененная. И когда он ушел, решив подумать о себе, это было правильно, так было нужно. Поэтому Джеймс не считает, что потерял его. Но она, его Аляска, запутавшаяся и одинокая, была совсем другим случаем. Другим человеком в его жизни. Их первую встречу он помнит как сейчас, сумбурную и странную.

Полтора года назад.

      Первый сеанс с психологом — путь к восстановлению. Ну уж нет, несусветная глупость, которую ему пытается впарить государство, под видом обязательства. Да, он сделал много плохого, очень много, и тот факт, что ему позволяют спокойно гулять по городу уже было великой удачей. Но эти сеансы, и эта Кристина Рейнор, открывающая свой идиотский блокнот, это все было невыносимо. Жалко только, что выбора у него нет, и никто не знает как замечательно ему помогли справиться с когнитивным диссонансом в Ваканде. Так ведь это называют снобы. Тысячи умных фраз и словечек, выписываемые в его досье. Наверняка оно у него есть.       Девяносто лет, долгих, мучительных и убийственных в прямом смысле, под личиной Зимнего солдата. И эти девяносто лет никуда не уйдут магическим образом, посещай он психолога. Записать имя, сделать все как надо, очиститься и поставить галочку напротив. Проще простого, но какой в этом смысл. Кошмары не исчезнут и небо не воссияет над головой. Всё это лишь иллюзия, но ей нужно послушно следовать, потому что, уж кто, а Баки Барнс законопослушный гражданин. И он больше не Зимний солдат, программа стерта, можно свободно дышать. Но свобода это всегда замкнутый круг, её любезно предоставляют, пока ты исполняешь приказы и киваешь. Изменилось ли в итоге что-то. Отчасти, ведь он может больше не сражаться, может больше не убивать, только в этом оставался смысл.       Но эти шаги позади него, следующие за ним уже несколько кварталов. Одни и те же, так громко звучат. Баки заворачивает в переулок, встает за стеной, словно тень и ждет, прислушиваясь. И вот, эти шаги подходят ближе, намереваясь продолжить его путь, но перебиваются, схваченные оковами рук. Когда Джеймс не чувствует боли от удара по коленной чашке чужой ногой, и выпада локтем в живот, он понимает, что схватил просто девицу. В два раза меньше его, хотя ожидал кого побольше, судя по шагам, даже кого-нибудь из Дора Милаж, но они бы точно так просто не попались. Он выпускает женское тело из рук, она отбегает на несколько шагов, похоже посчитав это безопасным расстоянием, и встает в боевую позу. Да ладно, это же смешно. У неё кулачки размером с теннисный мячик, что за глупость.       — Я извиняюсь, — смеется Баки, оставаясь спокойно стоять на месте. — Я ничего вам не сломал?       — Ты Зимний солдат? — резко спрашивает девица, насупившись. Джеймс хмурится, удивленный заданному вопросу. Она из тех, кто решил отомстить за совершенное ранее солдатом? Другого объяснения нет, потому что её образ ему не знаком. Раньше принцесс из мультиков он не видел и не знал. А она, со своими длинными рыжими кудрями и оленьими глазами очень напоминала принцессу.       — Ну, не то чтобы, — тянет Барнс, потирая шею рукой. — Когда-то возможно и был, и, если я вам что-то сделал, то извиняюсь сразу, это было не по собственной воли. Мне правда очень-очень жаль, мадам.       — Аляска, — твёрдо говорит она, выпрямляясь с нелепой стойки. — Меня зовут Аляска. Разве ты меня не знаешь?       — Не знаю, — качает головой он, смакуя странное, но такое подходящее ей имя. — И Зимний солдат не знал, иначе я бы помнил.       — Что значит Зимний солдат не знал и ты когда-то им был? Разве ты не он? — удивленно спрашивает Аляска и тянется к внутреннему карману куртки. Джеймс напрягается, собираясь делать рывок вперед. Она поднимает руки, потом раскрывает куртку, показывая что никакого оружия или чего-то подобного нет. Просто блокнот. — Я надеялась у тебя есть ответы, здесь пару строчек про Зимнего солдата, поэтому я подумала, что ты знаешь меня.       — Я не знаю тебя, не знаю этот блокнот и не знаю, что там написано, первый раз вижу, — говорит Джеймс и засосывает руки в карманы, перекатываясь с пятки на носок. — Ещё что-то или я могу идти? — он задумывается о словах психолога, что изоляция и отсутствие общения это плохо, и как он фыркнул на это, отказываясь. — Или быть может позовешь меня на кофе, как нормальные люди, поговорим. Если ты конечно не хочешь меня убить или что-то такое.       — Не хочу, — она улыбается уголками губ, покачивая головой. — Просто у меня есть вопросы, я надеялась ты что-то знаешь. — Знал бы я хотя-бы о чем речь, было бы попроще, не считаешь? — беспокойство постепенно сходило на нет, когда Барнс понял, что девица не представляет опасности. — Чашка кофе, ты рассказываешь о себе и зачем тебе нужен Зимний солдат, показываешь что у тебя там написано, и возможно я помогу, если действительно что-то знаю. Договорились?       — Договорились, — кивает Аляска, улыбаясь. Красивая, думает он, очень красивая, и безрассудная, и беспечная. Хорошая ли это идея? Вряд ли. Будет ли это интересно? Определенно. Знал бы он тогда насколько.

Сейчас.

      Под предлогом просьбы о помощи, Кристоф вытащил Джеймса на улицу, натягивая свою клетчатую куртку с воротником из овечьей шерсти. Какая нужна была ему помощь посреди тёмного вечера, переходящего в ночь, оставалось только догадываться. Шерон с трудом уложила детей спать, пока они капризничали и выясняли на кого больше похожа Аляска, на Мериду или Ариэль. Кто это, Джеймс понятия не имел, только когда они показали ему картинки с нарисованными девочками, стало понятно, что это принцессы. Он ткнул на первую, что в зелёном платьице, и Джунни, со словами «я же говорила», показала язык сестре и убежала на второй этаж. Это было забавно, ему нравились дети, в них всегда было что-то чистое и светлое.       — Послушай, Джеймс, — начал говорить Кристоф, зажимая сигарету губами. — Наверное ты думаешь это глупо, да и кто я вообще такой, но я просто хочу знать, что с девчонкой всё хорошо, понимаешь. Что она хорошо живет, ни в чем не нуждается, что её не обижают. Мы очень давно не виделись, я всё это время гадал, где она и как. И сейчас, когда увидел тебя, а я ведь тебя знаю, по телеку показывали, то понял, что беды не избежать. Так ведь всегда с такими как вы происходит? Никакой нормальной жизни.       Барнс вздохнул, решив, что ему не нравится этот монолог, собрался уйти в дом. Нужно ли ему это, прожившему достаточно, чтобы понимать как устроена жизнь. И эти «отцовские наставления» тоже не сдались. Кристоф, похоже, ничего плохого не хотел, и в целом воззымел уважение к себе, но даже это заставляло напрячься.       — Прости, если я сказал что-то обидное, — он поморщился, затягиваясь сигаретным дымом. — Но разве это не правда?       — Правда, — кивнул Джеймс, не ожидав от себя, что это выйдет в диалог. — Но к ней это не относится. Ещё что нибудь?       — Она рассказывала как мы познакомились? — произнес Кристоф, облокачиваясь спиной о фасад. Барнс покачал головой. — Просто чтобы ты понимал, что она значит для меня. И как помогла мне просто жить.       — Она сказала это твое личное, — Джеймс сложил руки на груди, наблюдая за мужчиной. — Чтобы это не значило, это не мое дело.       — Но я расскажу, — улыбнулся Кристоф, сигаретой указывая на Джеймса, — Раз уж мое личное, — он как-то сдавленно вздохнул, потушил сигарету и продолжил, — В 2018 моя жена и дети, как и половина планеты, превратились в пыль. Я держал Джунни на руках в тот момент, а она просто испарилась, исчезла. Я подумал, не может быть, должно быть я схожу с ума. Но когда я позвал её, затем Рози и Шерон, снова и снова, в ответ была только тишина. Их просто не стало. Моих девочек не стало. Это просто какой-то страшный сон, я проснусь и всё будет как прежде. Но шли дни, один за другим, не знаю даже сколько прошло, пока я сидел и ждал их, в надежде, что сейчас услышу детский смех, они прибегут ко мне и будут болтать о чем-то без умолку. В доме была мёртвая тишина, которая сводила меня с ума. И вот я решился, беру ружье, завожу машину и еду куда глаза глядят. Часа четыре наверное ехал, в голове только, сейчас я это сделаю и всё будет хорошо, я сделаю это и мне станет легче. Но вот я вижу её, идущую вдоль дороги, понимаю, что на мили вперед и назад ни одной души. Я подумал, может это знак, идущая навстречу, посреди тундры и болот, девчушка, ровно в тот момент, когда я собрался, — он замялся, посмотрел в окно, ведущее на кухню, где Аляска и Шерон домывали посуду, болтая о чем-то. — Когда я собрался уйти. Разве это не странно? Я остановил машину, опустил окно и увидел её взгляд, боже, её взгляд и это уставшее лицо, она без слов просила о помощи. Что мне оставалось? Не бросать же её там, неизвестно сколько она шла пешком. И вот так, мы просто доверились друг другу, она села в машину, я развернулся и поехал обратно. Можно ли считать, что она спасла мне жизнь, внезапно появившись? Оказалось, что Аляска потеряла память, не помнила вообще ничего, даже как её зовут, и это имя, мы придумали вместе, достаточно символичное. Всё, что у нее было с собой, это сумка с деньгами, блокнот и какая-то жидкость в ампуле. Чертовски странно, не находишь? Но что поделать, даже вопросы не задашь, она не ответит. Дальше мы просто жили, я работал в мастерской, она помогала по дому, постепенно адаптировалась. Потом оказалось, что единственные знания оставшиеся от прошлой жизни, это химия. Такая замудренная, я ни слова не понимал. Можешь себе представить? Человек полностью потерял память, но единственное, что с ним осталось, это сраная химия, миллион каких-то формул. Конечно она не обо всем рассказывала, я и не спрашивал особо, зачем мне чужие секреты, главное чтобы ничего опасного и нелегального не было, наркотики там, ну понимаешь. Так прошел год, второй, она приходит и резко сообщает, что собирается уехать, что ей нужно узнать о себе, и она знает, кто может помочь. Не держать же её силой, пришлось отпустить, хотя человек без памяти, неизвестно где, достаточно сомнительно. Впрочем как и всё это, пиздец сомнительно, — он хрипло засмеялся, качая головой. — Ну и ну, приятель, наговорил я конечно, на целую биографию, замучил тебя наверное.       Кристоф выпрямился и встал напротив Джеймса, склонив голову к плечу. Рассказ действительно получился длинным, длиннее чем те, что он рассказывал за ужином. Тем не менее, смысла в нем было в десятки раз больше.       — Взгляд у неё стал совсем другой, я так понимаю она узнала правду, — объявил он, напрявляясь к входной двери, потянул за ручку и замер. — Мне, если честно, всё равно кем она была, плохим или хорошим человеком, и чем занималась. Я знал её другой, и знаю, что сейчас она такой и осталась. Просто, береги её, ладно, она, вроде как, мой ангел-хранитель.       Барнс кивнул ему в спину, шестеренки в мозгу начали активно работать. И когда дверь тихо хлопнула, он вздрогнул. Кристоф ушёл, оставляя после себя странное чувство, понимания и непонимания одновременно. День сюрпризов, или как создать сбой в человеческом разуме бесконечно поступающей информацией. В этом своеобразном чувстве он вернулся в дом, понимая, что кухня пуста, как и первый этаж, отправился наверх, в комнату, которую им предоставили хозяева. Просторная и светлая, с такими же картинами на стенах как и во всем доме, и аляпистым ковром посередине. Аляска устроилась на двуспальной кровати, спиной упираясь в деревянное изголовье, читала бумаги, собранные из того места. Её задумчивый вид, поза лотоса, нахмуренные брови и еле заметные морщинки на лбу, были идеальными. Из одежды осталось термобелье, черной тканью обтягивая ноги, длинные носки и флисовая кофта. Так она выглядела еще меньше. Это не могло не пугать, закрадываясь беспокойством внутри, съедала навязчивыми мыслями. Простым «все будет хорошо» здесь не обойтись.       — Нашла вырванные листы из блокнота, — начала говорить Аляска, не поднимая взгляд. Джеймс закрыл дверь, подошел ближе, устраиваясь на краю кровати. — Но это больше похоже на записки душевнобольного.       — Думаешь она была безумна? — осторожно спрашивает Барнс, придвигаясь к девушке на середину матраса. — Ну типа, реально безумна.       — Ну что-то там точно было не так, — она скинула листы в дипломат и поставила его на пол, задвинув под кровать. — Надеюсь только, что это не вернется. А со всем остальным разберусь когда вернемся в Нью-Йорк, сейчас у меня уже мозг начал кипеть.       — Ты вспоминаешь что нибудь? — он притягивает её к себе за талию, так чтобы она легла на его плечо.       — Неа, — она вытягивает руку на свет, к люстре, расстопырив пальцы, рассматривает. — Ну то есть, какие-то обрывки и есть, но я бы не назвала их воспоминаниями. Оно всё какое-то странное. Возможно я до сих не могу осознать этих масштабов.       — Пятидесятилетних масштабов, ты имеешь ввиду?       — Заткнись, — она ущипнула Джеймса за бок, на что он рассмеялся. Аляска насупилась, но тоже улыбалась. — Напомнить мне ваш возраст, мистер Барнс? Кажется в два раза больше.       — Я это помню, мадмуазель… Грей, — на секунду задумался он, смотря ей в глаза. — Почему вдруг Грей?       — Не знаю, — она пожала плечами. — Звучит неплохо, думаешь не стоит?       — Думаю это всего лишь фамилия, Денали или Грей, какая разница, — он прижимает её ближе, щекой утыкаясь в рыжую макушку. — Правда, Денали это вроде гора на Аляске, всё-таки немного странное имя получается.       — Ну как-то я с ним жила столько лет, просто каких-то перемен не помешало бы, — она кладет свою теплую руку ему на живот, пальцами рисуя круги. — Ну как перемен. Настоящее, прошлое, будущее, так или иначе взаимосвязано. От нас лишь зависит как.       — И сколько значения мы этому придаем, — заключает Джеймс, водя вибраниумной рукой по лопаткам и позвоночнику Аляски. — Я говорил с Кристофом. — И как? — хмыкнула девушка, почти засыпая. — Много нового узнал? — Достаточно, — кивнул он. — Ты была домохозяйкой? Аляска тихо захихикала ему в плечо, пальцем тыкая в бок. — Из меня отвратительная домохозяйка, дрова я рублю лучше чем готовлю. — О, я бы на этом посмотрел, — мечтательно прикрывает глаза Джеймс. — Ни за что, я сейчас даже топор в руках не удержу, — сказала она, затихая на последнем слове, как будто это было что-то лишнее. Они оба замолкают, в тишине пытаясь поймать спокойствие, и думая каждый о своем, либо об одном и том же. О предстоящем, о том, что будет дальше, о том с чем нужно бороться. О новых попытках справиться и о дорогах, которые неизвестно куда приведут.

***

      «— Ты можешь снова потерять память?       — Могу, — кивает она, переливая жидкости с одной пробирки в другую, проверяя их химическую реакцию. — Но очень пытаюсь этого избежать.       — Если не получится? — задает он этот зубосводящий вопрос. Она замирает, пробирка с синей жидкостью дергается у неё в руке. Смотрит сквозь свои пластмассовые очки, которые защищают глаза, и улыбается, успокаивающе.       — Ты мне все расскажешь, — подбадривает она, вставляя пробирку в держатель, следом достает пустую колбу с узкой горловиной и широким конусным дном. — Во всяком случае, я должна выжить. Процентов на восемьдесят я в этом уверена.       — Очень обнадеживает, — усмехается он. Аляска переливает жидкость из одной пробирки в колбу, затем пипеткой набирает из другой, капает несколько капель в эту же колбу и вращает её, перемешивая. — Может кролика тебе купить?       — О, домашнее животное это мило, станем полноценной семьей, — улыбается Аляска, но улыбка сразу пропадает с её губ, когда она осознает. — Мистер Барнс, это жестоко. Никаких кроликов.       — И как ты собираешься проверять своё это варево? — Джеймс скрещивает руки на груди, поднимая брови в вопросе.       — Что нибудь придумаю.       — Ну да, вечно твоё что-нибудь придумаю, а потом третья рука или ещё что похуже. — морщится он.       — Ну если третья рука, значит всё не напрасно, тебе вот можно вколоть, глядишь что получится, — она лукаво смотрит из-под ресниц и закусывает губу, сдерживая улыбку. Джеймс громко цокает и разворачивается к двери.       — Помнишь, что сказал Кристоф, приглашение на свадьбу, не на похороны.       — Тогда тебе придётся сделать мне предложение, — напевает Аляска, а затем смеется. Барнс качает головой и уходит. Ничерта это не обнадеживает, думает он, даже на малость.»

***

      Семьдесят два часа. Столько понадобилось, чтобы пройти через все круги ада. Вернуться на исходную точку, а затем снова, устроив себе бесконечный марафон. Обида и злость яростным комом росла внутри, нитями сплетаясь по всему телу, до самых кончиков пальцев. Джеймс был прав, и ему это очень не нравилось. Это всё было похоже на смерть, примерно так умирают больные раком люди. В агониях и мучении. И это незнание, что будет дальше, незнание как помочь, оно прожирало дыры словно моль.       В квартире было темно, все окна плотно зашторены. Воздух как будто горячий, с едва уловимым кислым запахом. В перерывах между стонами, а то и вовсе криками боли, наступала тишина, благодатная, но беспокойная. Потому что в ней не было уверенности, она жива или боль просто стихла. Он шел в кромешной темноте и полном неведении, острым слухом пытаясь уловить дыхание и не задеть ничего по пути, чтобы не создавать шум. Потому что шум, как и свет, были невыносимыми для неё. В такой же тьме менял полотенце на её лбу, убирая мокрые волосы с лица. Проверял температуру тела, просто чтобы удостовериться, всё ещё жар. Уносил ведёрко с кровью и желчью, приносил чистое. Надевал жгутик на руку, чтобы вколоть дрянь, которая должна помочь, тихо спрашивая «я делаю все правильно?». И так семьдесят два, нет, уже семьдесят три часа. Всё выглядело как раскадровка, последовательность картинок, где Джеймс повторяет одни и те же действия. А то что осталось неизображенным негоже знать другим. Как Белый волк, задыхаясь в подступающей панике, пытается просто дышать и не сойти с ума.       «— Обещай, что будешь рядом.       — Конечно. »       Он рядом когда её рвёт нескончаемые три часа. Рядом когда её тело трясет от смертельной для обычного человека температуры тела. Он всё еще рядом, когда она теряет силы, чтобы говорить и шевелиться.       Он трёт ей спину мыльной губкой, спину, покрытую синяками от лопнувших капилляров. Она смотрит куда-то перед собой, как будто ничего не видит, дышит медленно, выдыхая сквозь зубы.       «Это будет охренительно больно», слышится чужим голосом в голове. Голосом девушки из видеозаписи, которая была совсем одна. Знала бы она, что переживет это снова, наверняка поступила бы иначе.       А потом он слышит этот посторонний звук, громкий, как будто прямо в голове. Замирает, прислушиваясь. Кап, кап. Не такой как от воды, а что-то слегка тяжелее плотностью. Аляска сидит в ванне, голова опущена. Тело вдруг обмякает и начинает накреняться в бок. Кап, кап. Падают в воду капли крови. Не медля ни секунды, Джеймс подхватывает девичье тело, перекладывая его на пол. Струйка темно-красного цвета вытекает из её рта. Вот оно, страх вырывает клапаны воздуха из тела, начинает выть сирена где-то в области головы. Что делать, что же делать. Чрезвычайная ситуация, код красный, код красный.       Нащупать сонную артерию, проверить пульсацию. Сердце не бьется. Запрокинуть голову, отодвинуть подбородок, проверить дыхание. Дышит совсем слабо. Что дальше? Перевернуть голову на бок, чтобы кровь не затекала в глотку. Запустить кровообращение. Медлить нельзя. Но что если он сломает ей рёбра. Плевать. Ладонь на грудную клетку, сверху другую руку, оттопырить пальцы. Давить телом, не руками. Тридцать нажатий. Ничего.       — Ну же, — кричит Джеймс, продолжая компрессию еще тридцать раз. Одна минута, две, три. Больше времени у неё нет. Если не сейчас, получится ли вообще. — Черта с два я дам тебе уйти.       На четвертую минуту она делает глубокий вздох, содрогаясь от приступа кашля. Распахивает глаза, в панике смотрит прямо на Джеймса, хватаясь за его руки.       — Всё, уже всё, — успокаивает её Барнс, укрывая сухим полотенцем. — Я отвезу тебя в больницу. Она резко начинает качать головой и охрипшим, не принадлежащим ей голосом, говорит:       — Нет, нет, нельзя, я ещё не закончила.       — Я закончил, — твёрдо произносит он, вытирая ей кровь с высохших губ. — Твое сердце не билось четыре минуты, сказать, что было бы дальше? Смерть. Я везу тебя в больницу.       — Сержант Барнс, — она смотрит ему прямо в глаза, нахмурив брови. — Я умру, если мы закончим. Если такой вариант тебя устраивает, пожалуйста, вези, но там мне не помогут. Сыворотка действует, иначе бы я…       Она снова закашлялась. Тогда Джеймс помог ей сесть и смог полностью завернуть в полотенце. Все движения на автомате, ничего лишнего. Кажется его мозг в какой-то момент отключался, пытаясь сберечь себя.       — Ты знаешь, что происходит с людьми после такого. Ты это прекрасно знаешь, поэтому дай мне время. — её лихорадило, зубы еле слышно стучали друг о друга, невысохшая вода каплями стекала по телу. Глаза казались стеклянными, но ясными. — Дай мне время, Джеймс, сыворотка работает.       — Ты невыносима, — отвечает Джеймс, а она всё повторяла, дай мне время, когда он осторожно поднял её на руки, унося в спальню.       — Боль проходит, — шепчет Аляска, пока он вытирает её полотенцем и распускает волосы, которые чудом смог завязать, чтобы они не намокли. — Осталось немного, я в это верю.       Она прикрывает глаза и с ресниц скатываются слёзы, но на губах слабая улыбка. Похоже, сегодня Нью-Йорк не услышит как воет Белый волк.       Можно ли это считать каплей успеха в море неудачи?