Темнота

      Снова прилила волна благодарности к Розе, которая посмотрела на собиравшегося Марата и спросила: «сегодня ждать?», не особо надеясь на положительный ответ. Он и покачал головой. Она пожала его предплечье и ушла на кухню. Пожала, значит понимает. Она тоже хорошо читает его лицо и видит, когда все серьезно. И не лезет с лишними расспросами. Золото, а не жена.       В машине Марат старался не думать о самых ужасных сценариях, стараясь сосредоточиться на том, что это просто ранение, пусть будет несильное, только бы несильное. Несерьезное, пожалуйста. Так. Все, останавливал себя Марат, вжимая педаль газа. О чем они говорили в последний раз? Какой нахуй волос? В туалете он вынул волос тогда. Ему что, противно было? Нет, Марат прекрасно помнил поцелуй после. Странное, но приятное взаимодействие с бедрами для Андрея как будто было не в первый раз. Он не взял тогда с собой ни смазку, ни презервативы, значит ебаться не планировал. Может обиделся за то, что Марат сказал, что он выглядит как шлюха? А зачем тогда все было после? Марат снова подумал, что может он был слишком груб и заставил его. И на самом деле ему не нравилось так? Да нравилось. Им обоим это нравилось. Марат передвинул ноги, потому что брюки стали чутка тесными. И чуть не пропустил момент, как его подрезали. Уу, сука! просигналил он. Да, наверное это. Андрей сказал, что все было нормально, а потом Марат не уследил за языком и выплюнул волос. Тоже что-то не то было в этой логике. Но что именно ускользало от него, Марат не понимал. Почему тогда он не сказал сразу? Последней каплей стало то, что Марат захотел нежного секса всего лишь? Перестало устраивать и все, прости прощай. Нахуй Марат вообще в это ввязался, да еще так сильно? Ему с самого начала не хотелось так вот «ничего не значит», не умел он так, ему хотелось Андрея, с самого начала он хотел большего. И если Андрей мог давать только свое тело, то Марат довольствовался и этим. И сам, что он мог ему дать? Если бы только тогда, той ночью, в детстве Андрей бы… нет, прервал сам себя Марат. Тогда точно это было бы невозможно. И сейчас тоже уже слишком поздно. Только бы рана была несерьезной, только бы, мысль буксовала и шла по кругу. Парковка-регистратура-шоколадка из бардачка. Палата номер 316. Значит не реанимация, уже хорошо.       Пока шел длинным коридором, беспокойство немного отпускало. Из общего туалета несло сигаретами, на коридору гуляли перебинтованные, но живые. Палаты в этом крыле двойные, хоть бы он там был один. Но надеяться сильно не приходилось, Валек сказал — семья дежурит. А Валек не такой уж долбоеб, как оказалось, простил его для себя Марат. Постучал. Вошел. Андрей отложил книгу и удивительно, действительно лежал один. На тумбочке стояла пустая тарелка, никаких трубок, капельниц, только простыни с синими печатями на обычной койке.       — О, явился. Теперь не скучно стало? — совершенно обычным голосом сказал Андрей.       — Почему не скучно? — облегчение накрыло Марата так, что расслабилась какая-то мышца в спине, о которой он даже не подозревал. Захотелось сесть и отдышаться. Кажется, он слишком быстро шел.       — Ну ты ж бросил меня потому что надоел. Рот и жопа мои надоели, так ведь? И скучный я вообще, ни поболтать, нихуя. Дудка уже не веселит, если спалят, так и похуй уже, нет той остроты то, да? А так веселее уже стало, чуть не застрелили, пожалеть можно прийти. Да только и ты не сдался ты мне больше, Маратик. И жалость твоя не вкатилась. Вали отсюда нахуй.       Во время всей этой тирады Марат медленно подходил к койке, уселся прямо в куртке на постельное белье, наклонился и ткнулся лбом в плечо Андрея. В ушах звенело.       — Дебил ты… — Марат повернул голову и прижался щекой к груди Андрея. Тот как будто автоматически приобнял его голову у себя на груди. Гладил и перебирал волосы. Марат разрешил себе еще несколько секунд так полежать и послушать заполошный стук сердца Андрейки.       — Я тебя бросил значит? Не ты меня выгнал? — Марат снова уселся нормально и посмотрел Андрею в глаза.       — Ты знаешь где я живу. Не захотел значит. Скучно стало.       — Это кому тут скучно стало? — открылась дверь и разом стало очень громко. Марат быстро убрал руки с Андрея, но встать не успел.       — Андрюш! — Юлька быстро вошла и встала посреди палаты, вытянувшаяся в рост и обещающая стать красавицей совсем скоро. — Привет, Марат.       — О, привет Маратик! Как ты здесь, Андрюшу навестить пришел? — СветланМихална сильно сдала, но была так же суетливо доброжелательна. — А мы тут за чакчаком выходили, будешь?       Мама Андрея задавала вежливые вопросы, но казалось почти не слышала ответов, словно следуя заученному сценарию в голове. Как ты? Где ты сейчас? Молодец! Девушку нашел? Молодец какой, а Андрейка пока не нашел, может познакомишь с подругами жены? Если бы Марат не знал всего, ему бы казалось, что это совершенно обычный разговор, но он знал, и теперь она казалась совсем жившей в своем мире. Юлька отошла к окну и смотрела на скучный пейзаж, изредка виновато посматривая на них. Андрей тоже молчал и смотрел на него. Перевязок даже не было видно, и Марат решил, что ранена нога. Но теперь спрашивать было уже неловко, как будто он сломал бы сценарий СветланМихалны. Она теперь говорила про музыку, которую сочиняет Андрей, даже сказала, что-то про Консерваторию. Она что, все еще живет в том мире, где с Андреем не случилось все еще того, что случилось? Потом она незаметно перешла на Ильдара, который в ее словах был ангелом без крыльев и все говорила, говорила про своих мужчин. Будто села на любимого конька и долго могла бы так еще вещать, выученными интонациями диктора из телевизора. Она не врала, она действительно верила в то, что говорила, а действительность попросту игнорировала. Ей было хорошо там, где у нее есть молодчинка сынок, умница дочка, доблестный любимый мужчина и совсем не хотелось ее как-то переубеждать. И Марат каким-то образом вписывался в ее этот мирок, она называла его комсомольцем и звала на чай. Конечно, она не знала, что ее муж убил его брата. И Марат пообещал прийти, совершенно не собираясь выполнять обещание, просто чтобы согласиться с ней. Сценарий заканчивался, и Марат начал прощаться. Спросил только, когда выписывают. Светлан Михална обернулась, как будто снова увидев палату, но Андрей ответил, что доктор сказал прогнозы хорошие, чтобы звонил через пару дней домой. Навещать не стоит, у них все есть, Ильдар за ним присматривает. Про Ильдара упомянул для мамы, но слышно было, что и для Марата тоже.

***

      Апельсины непонятно зачем тоже взял, хоть Андрей и выписался уже. Нахватал вообще всего подряд, даже вина взял. Так и не понял, что еще кроме пива любит Андрей.       — Совсем не видеть тебя, как видишь, не получается, — Марат открыл духовку и вытащил кастрюльку. — Я так тоже не могу, — открыл кран и поставил воду наливаться. — Так что давай просто как друзья что ли?       — Ебать меня больше не хочешь, значит, — Андрей улыбался половиной лица, и выглядело это совсем не улыбкой. Вода набралась и Марат поставил ее на плитку. Зажег.       — Не могу, — Он полез опять в духовку, но крышку не нашел. Начал открывать шкафчики.       — Это как? — Андрей проводил пальцами вокруг повязки, не решаясь еще почесать ее.       — Ну так. Не буду и все, — Марат притворно задумчиво искал крышку от кастрюльки.       — Так не могу или не буду? — докапывался Андрей. — И что это такое вообще «как друзья»? Ты это себе как представляешь?       Марат так и не нашел подходящую крышку и положил сверху большую, от сковородки. Повернулся.       — Ну так. Разговаривать будем, на рыбалку ездить, в баре сидеть… — Марат сел на табуретку, — Вот ты говоришь, надоел ты мне. Так?       Андрей залез пальцем под повязку и аккуратно провел там ногтем. В глаза не смотрел.       — Скучный там, говорил. Это может тебе со мной скучно? Нахуя тебе женатый, да? Может и правильно оно. Но не могу я так. Не могу ее бросить. Камильку жалко.       — Да я и не прошу, — все так же не смотря в глаза, ковыряя бинт, сказал Андрей. — И что это будет тогда, Марат?       — Дружба будет. Как раньше.       — Нахуя тебе бывший… зэк в друзьях? Я так не смогу, — Андрей все-таки поднял глаза и теперь уже не опускал. — Даже не прикоснешься ко мне? Не поцелуешь?       — Ты сам говорил, что это ничего не значит.       — А если я не хочу так?       — Ну тогда… пельмени там в морозилке. Сам сможешь закинуть? — сердце Маратки билось где-то в горле. Не хочет. Больно то как. Надо уйти, пока не начал унижаться и просить хоть как-то иногда видеть его. Двинулся в сторону коридора, но Андрей встал на пути, опираясь на здоровую ногу.       — Я сейчас уебу тебя нахуй, — сквозь зубы проговорил он, — ты можешь нормально сказать? Жене изменять больше не хочешь? Любишь ее так сильно? Скажи!       Марат смотрел как загнанный зверек исподлобья.       — Не ори на меня. Чего тебе надо?       Андрей схватил Марата за воротник и притянул к себе. Откуда только силы взялись? Прижался губами, врезался почти, аж зубами стукнулся. Целовал горячо и сильно. Марат оттолкнул его.       — Да вот поэтому и не могу! Тебе же только ебаться надо? А я когда целуюсь с тобой, вообще волю теряю. Как будто это больше все. Не только про еблю. Как будто ты… это не так же? — намного тише спросил Марат, — не так?! Ну скажи мне тоже. Почему просто дружить тебе не в кайф со мной?       Андрей снова приблизился и поцеловал, мягко касаясь губами.       Вода в кастрюльке зашумела закипая, а они так и стояли. Целовались. Прав Андрей, зачем себя обманывать, не получилось бы у них дружбы как раньше. Поцелуи таяли на губах, Марат плавился в них и поддавался нежности Андрея. Ничего не стало яснее.       — Ты хоть скажи, кто тебя так?       — Да свои же. Зима.       Ни Андрей, ни тем более Марат не знали как получилось, что Турбо стал старшим в Универсаме после ДТП Кащея. Нашел, наверное, способы, пацаны говорили, голосование было. Но после комсомола Марат точно знал, как эти дерьмократические выборы проходят. Так или иначе, Зима остался правой рукой и выполнял его поручения. Если с Маратом Турбо мстил сам, то с Пальто послал разбираться его. Даже руки марать не захотел. К тому же времена разборок за честь прошли, и теперь втихушку пристрелить пидора было как нехуй делать. Но Вахит всегда был ровным пацаном и скорее всего намеренно ранил его, не пытаясь действительно убить. Во-первых, вроде как попытался, если перед Турбо отчитываться, а во-вторых, все же и грех на душу не взял. Андрей от выстрела упал, но прицел был явно ниже зоны поражения. Эти соображения вываливал Андрей Марату, закончив тем, что по сути неизвестно сколько пацанов еще в курсе того, за что отшили Андрея. Возможно его и пытались убить, чтоб замять историю и никто не узнал, кто у них в конторе мотался, водку глушил из горла и кому они на самом деле жали руки каждый раз. Марат сидел оглушенный. Он не знал этого Костика, который видел Андрея в клубе. Да и сам он тогда так сказал, что было непонятно, насколько все может быть серьезно.       — И что теперь? А Костику что-нибудь предъявили?       — Да откуда я сейчас узнаю-то? — и то правда, кивнул Марат, — да и вряд ли это он. Насвистел наверное Удаву, а того вообще давно должны были отшить, да только боялись, что он сразу в ментовку пойдет.       — И поверили?       Вместо ответа Андрей почесал ногу прямо поверх повязки.       — И что сейчас делать-то?       — Да ничего. Ильдар опросил их уже, старые помнят Пальто, ровный пацан, говорили, сдавать не хотели, значит не знают ничего.       — Погоди, так ты сдал их что ли?       — А хули делать, Марат?       Теперь уже Марат молчал, переваривая информацию.       — Ну Турбо теперь надолго сядет, у меня было что рассказать. Накопилось.       — А Зима?       — Как выкрутится, — пожал плечами Андрей, — у него, я слышал, тетка в органах служит, троюродная, но все же. Сказал лица не видел, кто конкретно стрелял не скажу, скажу кто мог. Тебе не похуй?       — Так. Ты говорил старые помнят, а молодые?       — Ильдар Костика с Удавом пока закрыл, они друг друга и начали топить. Ильдар довольный пиздец. Сказал подарок у него для меня есть, — покачал головой Андрей. Марат чувствовал иррациональную радость от того, что Андрей наконец так долго и много рассказывает, и как будто у них есть теперь какая-то общая тема. Слушал внимательно, но все равно любовался Андреем, — не нравятся мне его подарки.       — А как вы с ним вообще сейчас? — Марат вспомнил историю с валенком.       — Его как повысили за… Вову, так он духом воспрял. Маму перевел, а потом и вовсе выписал, как страна развалилась. Я как откинулся, сразу переехал от них. Вначале к пацанам, а потом и сам. При маме он смирный, а без нее о чем мне с ним? А сейчас оформил огнестрел честь по чести, сразу и виновные нашлись. Это я ему подарок подогнал, новые дырочки в погонах проколол.       Марат встал. Оба съели по паре пельменей, но так и оставили их остывать за разговором. Марат убрал их со стола.       — Получается, за выписку? — выглянул он из-за дверцы холодильника с бутылкой. Андрей кивнул, — А тебе можно сейчас? — вдруг остановился Марат, но тут же двинулся в сторону шкафчиков.       — За выписку, за погоны, за тебя… — кивнул Андрей, — нужно кароч.       Марат залез в шкафчик, где как будто только что видел бутылки и бокалы. Сейчас он уже посмотрел внимательнее. Этикетки оказались знакомыми: Смирнофф и Бифитер. Многие хранили красивые пустые бутылки, но Марату казалось это странным. Зачем тогда в шкафу? Да и Андрей не коллекционировал другие вещи. Сейчас не стал спрашивать, были вопросы поважнее, просто достал оттуда же лафитники и начал искать штопор.       — За погоны пить не буду.       — Ну за меня хотя бы выпей. Что принес-то? Пива не было?       — Да как-то странно, пиво на выписку. Ну могу сбегать, если хочешь.       — Да не надо.       — Это тоже хорошее, испанское сказали.       Марат нарезал апельсины, разлил вино. Чокнулись, выпили и замолчали. Надо было о чем-то говорить, но вопросов было так много и было непонятно откуда начать. Андрей, как обычно, первым не начинал. Вино было терпкое, неприятно вязало во рту после пельменей. Марат сглотнул.       — Может покурим?       — Да куда я щас, — Андрей кивнул на ногу, — давай здесь, форточку только открой.       Закурили и снова замолчали.       — Айрат с Никиткой навещали? — снова смалодушничал Марат, не начиная о важном.       — Никитос звонил, я ему сказал, чтобы не приезжал пока. Айрат в Турции со своей. Как они в аэропорт ехали, это прикол. Никитка вообще вначале Саманту не узнал без макияжа, смотрит стоит какой-то пацанчик в адидасах и на Айрата гонит, говорит, подлетаю, думаю, сходу что ли вмазать, а это она. То есть он. Айрат баксы должен был поменять, но то ли не успел, то ли забыл…       — Так не понравилось тогда? — Марат хотел бы историю дослушать, но только сейчас посередине рассказа смог собраться и сказать. — Я просто хотел немного по-другому.       Андрей взял дольку апельсина и откусил, переключаясь.       — Понравилось. Я вообще по всякому с тобой хочу.       — Да? А меня хочешь?       — Ты имеешь в виду…       — Да. Трахнешь меня?       — Да.       — Не сейчас, конечно. Так, вообще. А Саманту по паспорту-то как зовут, узнал Никитка?       — Семён Витальевич Курицын, представляешь? — Андрей сморгнул и ответил, улыбнувшись.       — Курицын? — покатился Марат, — пиздец какой! Витальевич, нахуй… — что такого смешного было в отчестве, Марату самому было непонятно, но сейчас хотелось смеяться. Андрей тоже сидел улыбаясь.       — А ты с Никитосом не общаешься разве?       — Да мы созванивались пару раз, на работе, дома, особо не поговоришь, сам понимаешь.       — Мм, — Андрей снова потянулся к пачке. Поджег, затянулся, — как твои?       — Нормально все. Милька поползла, встает уже, — и осекся, понимая, что говорит о дочке как другим знакомым, которым интересно это может быть.       — Да ты что? — Андрей однако смотрел без осуждения, и вообще, мягко. — Я помню, как Юлька ползать училась, еще в Альметьевске. Я за ней ходил и все убирал на пути. Особенно она любила шкафчик с журналами. Вставала и выкидывала все с нижней полки. А я убирал потом. Занятие на весь вечер. А потом открыла для себя кухонный. Кастрюли, крышки, все интересно. Я не мешал. А мама потом пришла с магазина и тоже ругать не стала. Мы все сидели на кухонном полу и игрались с утварью.       Марат слушал затаив дыхание. Словно боялся, что хоть одно слово и Андрей снова захлопнется и не даст Марату подсмотреть что там у него за сжатыми зубами и шрамами. Но Андрей замолчал.       — Моя тоже на кухне любит. Мама ей столько игрушек накупила, а нее любимое — ложка столовая. Сосет ее, стучит по всему, интересно ей. — Марат тоже замолчал, чтобы не сказать, что и Роза Мильке разрешает играться не игрушками. Упоминать ее не хотелось. Андрей затушил сигарету.       — Чето устал я, — Андрей точно хотел добавить что-то еще, но не стал. Встал и пошел, опираясь на здоровую ногу. Раньше он спросил бы, не надо ли Марату домой, но сейчас не стал. И Марат начал прибирать со стола.       — Я там посуду помыл. В холодильнике там оставил поесть, завтра в обед могу заехать еще, — Марат заглянул в комнату, не решаясь зайти. Андрей уже лежал на своем траходроме без футболки и смотрел в потолок. Кивнул.       — А сейчас можешь со мной полежать немного? Марат присел на кровать. — Да не буду я приставать. Просто полежим, — Андрей нащупал его руку, и Марат улегся. Хотелось прижаться всем телом и вдохнуть его запах, но касаться забинтованной ноги Марат побоялся. Лег, касаясь щекой его плеча.       — Что значит надоело?       — Ну как… овсянку есть каждое утро. Насыщает завтрак, но надоело.       — Ты — не овсянка. Ты — человек, — Марат медленно говорил, разделяя слова. Подумал и добавил, — хоть и дебил. Марат, казалось, ощутил, как улыбается Андрей. Полежали еще в уютной тишине, сплетя пальцы. — Что там про волос, можешь рассказать?       — Только не ржи, хорошо?       — Ладно.       — Вот стоит взрослый мужик в туалете, вытаскивает волос изо рта. Лобковый. Потому что отсосал только что.       — И что?       — Ну вот представь.       — И что?       — Ну что ты чувствуешь?       — Ну противно наверное, да? Тебе противно со мной?       — Вот так должно было быть. Противно. А я так тебя поцеловать захотел. Ты значит все время это терпел этот волос между зубов, чтобы мне приятно сделать?       — Ну ты юморист Петросян конечно.       — Да пошел ты, — Андрей чуть сильнее сжал пальцы Марата.       — А мне всегда тебя поцеловать хочется.       — Да?       — Да.       — Погоди. Если тебе не противно. Значит я тебе немножко нравлюсь?       — …       — Ну чуть-чуть хотя бы?       — …       — Ну скажи. Что, совсем нет?       — Марат…       — Ну нравлюсь же…       — Да.       — Да?       — Да.       Это был совсем какой-то детский сад, трусы на лямках. Взрослые мужики друг другу не говорят, что нравятся. Но Марат разрешил себе побыть там, тем кто выпытывает, нравится ли он, и теперь снова чувствовал себя как в детстве, радостным, как когда узнал секрет.       — Можно я тебя поцелую?       Андрей ответил не сразу. Повернул голову и уставился на Марата. Марат тоже лежал и смотрел на Андрея. Андрей кивнул. Тогда Марат немного подвинулся и прижался губами ко рту Андрея. Они уже трахались, сосались и делали много чего другого, но сейчас этот невинный поцелуй, прикосновение губ — это совершенно точно было то самое другое, чего так хотел Марат. Портить это не хотелось ничем.       — Ты сейчас что будешь делать?       — Больничный еще неделю.       — А потом?       — Буду врать, что попал в перестрелку, случайно оказался не в том месте, не в то время.       — Правдоподобно, — согласился Марат и решил забежать в отдел кадров, поболтать с девочками там. — Можно к тебе завтра в обед?       — Не надо лучше. Ильдар приедет. Может послезавтра, ближе к вечеру, если получится?       — Договорились, — Марат уже сидел на кровати и протянул руку.       В прихожей натянул куртку, обувь и уже собрался выйти, когда сказал в комнату:       — Андрей?       — А, — отозвался он.       — А я тебе нравлюсь?       — Да.       — Ты мне тоже. Скажи еще.       — Ты мне нравишься.       — А еще раз?       — Ты заебешь ведь.       — Да.       Марат выскочил из квартиры, хлопнув дверью, и побежал вниз, перескакивая через ступеньку. Летел как на крыльях, как в детстве с последнего урока. Хоть и жуть случилась, хоть еще впереди столько неизвестного, но все равно… Как он тогда на теплоходе сказал? «Только наше это с тобой, не забывай»