* * *
Жизнь не состоит из одних лишь побед. Психотерапевт говорит, что это нормально. Жан думает, что не так уж и согласен с ним, потея под видавшим лучшие времена и отчего-то пахнущим нафталином париком. Светлая шевелюра, тёмная бородка — кто угодно распознает в нём лжеца. Гарри, конечно, спросит, на кой ляд он нацепил на себя эту мочалку и очки эти дурацкие, а Жан уже готовится отвечать — «чтобы больше не портить твой *стиль*, придурок, что непонятного». — Гм… вы кажетесь мне смутно знакомым! — говорит Гарри, подозрительно щурясь, и Жан готов вскочить с насиженного места, возмущённо сорвать с себя нелепую маскировку и спросить: а так? Ничего он, конечно, не делает, потому что дело не в парике вовсе. Дело в том, что напарник его, кажется, окончательно слетел с катушек. Может, он просто пьян, лихорадочно ищет альтернативные объяснения Жан, но Гарри напивался и раньше. Жан никогда не становился от этого «смутно знакомым». Психотерапевт давно настаивает на том, что Гарри плохо влияет на душевное состояние, тянет Жана за собой на дно. Жан никогда не соглашался с этим. Выходя из «Танцев», Жан остро чувствует своё поражение в этом противостоянии: после разговора с Гарри у него вместо ментального здоровья одна сплошная ментальная гематома.* * *
Честно говоря, Кима хочется вычитать тоже, как мальчишку: Жан никогда не потащил бы Гарри в таком состоянии по следу предполагаемого убийцы. Жан не допустил бы, чтобы Гарри пришёл в такое состояние, во-первых; Жана не было рядом, когда по улицам потекла кровь, это во-вторых. Он душит в себе укол вины и беспомощно огрызается на какое-то совсем пустяковое замечание Гарри. Когда все садятся в мотокарету — все, кроме них двоих, — они стоят какое-то время молча друг напротив друга. Гарри смотрит настороженно — о, ещё бы, от Жана ему сильнее всех перепало. Не в силах больше выносить этот взгляд, Жан делает шаг навстречу, жестом подзывает к себе, и Гарри ковыляет неуклюже и благодарно. От него кисло пахнет потом и алкоголем, сладковато-железисто — кровью. Как только Жан окажется дома, он сдерёт с себя всю одежду, закинет в таз для стирки и поставит мысленно галочку. Сейчас — перекидывает чужую руку через свои плечи, позволяя опереться, и Гарри немедленно наваливается на него своим весом. Должно быть, до сих пор он держался из последних сил. Жан на самом деле из последних сил держится тоже. — Хорошая работа, старик, — роняет он вполголоса, не поворачивая головы, и слышит тихое довольное фырканье в ухо. У Жана проблемы с тем, чтобы похвалить себя, но вот с этим никаких проблем нет. Потому что Гарри — это оглушительная победа. Это феерическое фиаско. Это ходячая катастрофа. Из этих противоречий рождается главная движущая сила в жизни Жана. И жизнь продолжается.