No Beta. Начало

Гейтс стоял на кухне у столешницы и резал крупными ломтями батон колбасы, когда в дверь постучали. Звонок у него не работал принципиально. Клиенты или знакомые всегда предупреждали заранее, а «друганы» знали правило: «в квартиру не соваться». Так что стучать в дверь могли разве что какие-нибудь свидетели Иеговы или проверка счетчиков. Гейтс затих и притворился, что дома никого нет. В конце концов, рабочий день, и его вполне могло не быть на месте, как какого-нибудь порядочного раба системы. Стук замер, но потом повторился опять. Он не становился ни громче, ни тише, ни раздражительней, ни разочарованней. К третьему заходу Гейтс был вынужден признать, что дело жопа. Свидетели Иеговы уже ушли бы, а проверяльщики вопили бы на весь подъезд. Не выпуская из рук колбасы и ножа, Гейтс бесшумно приблизился к двери и заглянул в глазок. У двери стоял мужчина, в длинном бесформенном пальто и допотопных очках на пол-лица. Такой прям из советских раннефантастических книжек что ли. Он терпеливо выждал некоторое время, потом протянул руку к звонку. Опустил. Снова поднес. Подождал. Вздохнул и наконец позвонил. Гейтс почувствовал, что, если он сейчас не откроет, этот странный тип уж точно уйдет. Тип и в самом деле уронил руки, слегка взметнув рукавами – но не с досадой, а с какой-то обреченностью – и повернулся. Сам не зная зачем, Гейтс переложил нож в руку с колбасой и открыл дверь. – Эй? Вы к кому? – буркнул он, цепляясь за остатки надежды, что посетитель ошибся адресом. Тот замер на месте, а потом повернулся и шагнул назад к двери. – Здравствуйте, – голос у него был обычный, может быть, даже приятный, хоть и отдавал какой-то отчужденной строгостью. Так говорят люди, которые не любят, чтобы им задавали вопросы. Гейтс и сам так умел. – Мне нужна ваша помощь. Он помедлил и добавил: – Профессиональная. Гейтс шагнул в сторону и толкнул дверь от себя. Он знал, что она, стукнувшись о противоположную стену, по инерции качнется назад, и гадал, успеет ли гость проскочить. Гость, однако, даже не попытался. Глаза за толстыми стеклами чуть моргнули, когда дверь пролетела мимо, чуть не задев самого Гейтса, – и только-то. Гейтс, мысленно ругая себя за неизжитый инфантилизм, придержал дверь на этот раз по-человечески. – Проходите. Гость сделал вид, что ничего не заметил – а может, и правда не заметил, с таким-то зрением – и вошел. Глянул на пол, будто прикидывая, нужно ли разуваться, и, заметив босые ноги Гейтса, снял ботинки. Гейтс подождал, не снимет ли он и пальто тоже, хотя был почти уверен, что нет. Оно висело на госте, как на гвозде: было не похоже, что под ним есть хотя бы плечи, не то, что какая-то жизнь. Поняв, что дальнейших разоблачений не последует, Гейтс кивнул, приглашая клиента в кухню. – Кто вы? – спросил он, вернув колбасу на столешницу. – Меня зовут Айзек. Ритс. У нас есть общие знакомые. Но они просили не называть имени. – Почему вы не позвонили заранее? Я мог не открыть дверь. Вообще не знаю, почему открыл. – Я… видите ли, если бы я позвонил и назначил встречу, я был бы обязан прийти. Обратной дороги не было бы. А я до последнего не был уверен, что решусь. – И на что же вы собираетесь решиться? Мои услуги нужны вам для себя или для кого-то? – Для себя. – О! Внезапно стало интересно. Обычно люди писали Гейтсу в теневой сети или договаривались через общих знакомых. Почти не приходили лично. И чаще всего люди нанимали его, чтобы «заказать» кого-то, не себя. Самым захватывающим в работе был момент, когда клиенты открывали ему природу того таланта – своего или чужого, – от которого хотели избавиться. Иногда, конечно, по ним и так было видно. Но иногда он мог поиграть с самим собой, пытаясь заранее угадать, что же это было. Он почти всегда ошибался. – А мне обязательно вам говорить… что это? Вы не можете как-нибудь… так? – Айзек отвел глаза и опустил голову, будто от сильного стыда. – Я должен знать, что забираю у вас. Во-первых, чтобы что-то забрать, я должен этим восхититься. Так оно работает. Во-вторых, за то время, что я этим занимаюсь, я обнаружил, что у каждого человека обычно не один талант. Как минимум два, как правило совершенно не связанные друг с другом. Так вот, если я не буду знать о том, от чего вы хотите избавиться, то могу случайно вместе с третьей рукой забрать у вас умение печь блинчики. – У меня нет третьей руки, – серьезно сказал клиент. Потом задумался. – Не думаю, что умею что-то такое, о чем могу пожалеть. – Вы когда-нибудь делали что-нибудь постоянное? Татуировку там? – Э? – Просто скажите. Айзек задумался. – У меня была жена. – «Была»? Не покатит как постоянное. Представьте, что вы не сможете вернуть то, что я сейчас у вас заберу. – Вы хотели бы вернуть бородавку? – спокойно спросил Айзек. Гейтса таким было не пронять. Ему это говорили по три раза на неделе. Правда, чаще те, кто избавлял от «бородавок» не себя. – Вы должны понять. Моя сила не в лечении. Я не забираю то, что плохо насквозь. Моя сила считает те способности, которые я отнимаю, благом. Значит, я просто обязан уточнить, нет ли такого, о потере чего вы можете пожалеть. Быть может, профессиональные навыки? Кем вы работаете? – Я учитель. – Ого! – от изумления Гейтс, наверное, совершенно бесстыдно вылупился на клиента. Он мог бы поспорить хоть на свой фургон, что в повседневной жизни Айзек разговаривает с людьми не чаще, чем раз в месяц. – Хороший? – Не знаю. Детям нравится. Учителям – не очень. Гейтс усмехнулся неожиданно для самого себя и с удивлением заметил, как и у Айзека чуть дрогнул уголок губ. Однако он тут же нахмурился, задумавшись. – Вы знаете… Может быть, вы правы. Сейчас вспомнил, когда мы про школу заговорили. Пожалуй, есть кое-что, что мне не хотелось бы терять. Но я не думаю, что это входит в число моих… талантов. – Расскажите, я решу, – равнодушно пожал плечами Гейтс, стараясь не выдать предательски копошащегося внутри любопытства. – Мне кажется, я… как бы это выразиться… пробуждаю совесть что ли? Если она есть, конечно. Вот сегодня, например, один семиклассник виртуозно стер из журнала свою двойку. Мне достаточно было вздохнуть, чтобы он признался. Хотя, может быть, это потому что я на днях тут говорил с ними о честности… просто понесло, знаете, как это бывает? Гейтс не знал. По крайней мере, с трудом представлял себе такой разговор в школе. – Хм, – сказал он. – Так сразу не скажешь, но допустим. А остальное? С чем вы хотите расстаться? – Вы никому не расскажете? – Кому мне рассказывать? – Я не знаю… Я о вас ничего не знаю, – сказал Айзек и будто сам удивился этому. – Я никому не расскажу, – равнодушно сказал Гейтс. Айзек посмотрел на него через свои очки и кивнул. Гейтс неожиданно задумался: может быть, именно его равнодушие ко всему, и заставляет людей ему открываться? Как открываются незнакомцам в поезде. Почему-то это была не очень приятная мысль. Прежде чем он успел понять, почему она ему не понравилась, Айзек вдруг снял очки и посмотрел ему прямо в глаза. Гейтс вздрогнул. Глаза были совершенно обычные, серые, только большие очень – чего за толстыми стеклами было совсем не видно – и была в них та уязвимость, какая всегда появляется у очкариков, когда они снимают очки. И вот эта уязвимость в огромных глазах казалась слишком большой для одного человеческого лица, словно готова была выплеснуться и заструиться по вискам путаясь в серовато-седых волосах. Гейтс подумал, что гость мог быть гораздо моложе, чем ему сначала показалось. Гейтса сбили с толку волосы и осанка, но глаза и та тень улыбки, которая мелькнула на его лице минуту назад, были юными, почти детскими. Он едва успел заметить, что таращится на Айзека во все глаза, и собирался было как-то сгладить неловкость, когда это случилось... Глаза Айзека больше не были серыми. То есть были, но по кругу каждой серой радужки теперь вспыхнули маленькие золотые линии и кружочки. Буквы? Да, точно – крошечные слова появлялись, исчезали и сменяли друг друга в глазах его странного посетителя. Гейтс придвинулся ближе, не в силах оторваться от волшебной бегущей строки. – Что… что они говорят? – хрипло выдавил он. – Правду, – так же тихо ответил Айзек. – Что бы я ни сказал, они всегда говорят то, о чем я думаю. И даже если я ничего не говорю, они почти никогда не замолкают. Прочесть хоть что-нибудь в таком формате было сложно, однако вскоре Гейтс уже стал разбирать отдельные слова. «Устал», «могу», «один», кажется. – То есть вы не можете врать? «Да». – Да. – Вы поэтому носите очки? «Страшно», «мерзко». – Да нет, я же не шпион какой-нибудь, чтобы бояться что-то выболтать. А это, – он показал на очки, – главным образом, чтобы людей не пугать. Он опустил глаза, и Гейтсу потребовалось несколько секунд, чтобы стряхнуть с себя морок. Айзек явно ждал, что он выскажет беспристрастное мнение, но Гейтс все еще не мог вернуться к своему обычному профессиональному равнодушию. Такого он еще не видел никогда. – Поразительно, – пробормотал он. Айзек вздохнул и снова надел очки. Гейтс с удивлением понял, что испытал при этом странное разочарование. Будто упустил что-то или расстался с кем-то важным. Чтобы прийти в себя, он решил включить профессионализм. – И это сильно мешает? – А? – Ну, это сильно мешает жить, раз вы нашли меня? В смысле, столько народу живет с «бородавками» и ничего. – Я устал быть один. Я… я кажусь замкнутым, но вообще-то это не так. «Да что ты?» – с иронией подумал Гейтс. – Я люблю людей, – Айзек подался вперед, точно пытался переубедить Гейтса, хотя тот постарался ничем не выдать своих сомнений. – Просто мне стало сложно с ними… Ирина. Моя жена… Она была прекрасной. Мы понимали друг друга и любили друг друга, и мы легко мирились со всеми глупостями быта, которые делают для некоторых семейную жизнь адом. Пока не случилось вот это, – он показал на свои глаза. – Я сразу пришел к ней, и она испугалась. Она хотела помочь, пыталась изучать это, нарыла чертову кучу книг о сверхъестественном. Но все это время, когда мы говорили, она видела, о чем я думаю. И всякие мелочи, которые раньше забывались и прощались, теперь выползали наружу. Мелочи вроде «она опять задержалась с подругами, и мне пришлось укладывать Норку и врать, почему не мама». – У вас была дочь! – Почему «была»? Есть, – Айзек вскинул голову, и Гейтсу тут же стало стыдно. – Мелочи вроде «нам нечем платить за кружки, а ты притащила новую стопку антикварных книг. Неужели я настолько пугаю тебя?» Естественно, она стала срываться. Не сразу. Она терпела, долго. Кажется, она чувствовала себя очень виноватой передо мной. Постоянно плакала, просила прощения. Но под конец именно это и стало причиной: она сказала, что устала чувствовать себя виноватой. Что хочет свободы, хочет туда, где ее не будут считать корнем зла. Я говорил, что ни в чем ее не виню, но смысл был говорить, если мои глаза выдавали каждую мельчайшую, глупейшую мысль и раздували ее до монолога. – Послушайте, Айзек, – Гейтсу вдруг пришла в голову одна мысль. – Мне кажется, та способность, от которой вы хотите избавиться, связана с той, которую вы хотели бы сохранить. Айзек нахмурился, ожидая объяснения. – Вы говорили, что пробуждаете в людях совесть. А что, если ваша жена ушла не только и не столько из-за того, что не смогла вынести вашей правды, сколько из-за того, что не смогла вынести своей вины? – Но я… Она не совершала ничего настолько плохого, чтобы… – А вдруг? Вдруг вы – живой проявитель правды? Это имело бы смысл. Ваши глаза выдают вас, но сами вы выявляете совесть у всякого, у кого она есть и кому есть, чего стыдиться. – Но это же… это еще ужаснее, чем я думал! Господин Гейтс, пожалуйста, сделайте это, избавьте меня от этого всего! Айзек в смятении даже потянулся схватить Гейтса за руку, но вовремя спохватился. Странное дело, что сам Гейтс вовсе не видел в способности Айзека проклятия. Он видел чудо. Такое чудо, какого как раз-таки, блин, и не хватало этому миру. Он ни хрена не знал, что говорить дальше. Какая-то часть его хотела поскорей покончить с этим, забрать оба проклятых дара Айзека и распрощаться с ним навеки. Но непонятное ощущение прикосновения к чему-то важному не давало пойти по пути наименьшего сопротивления. Как, блин, всегда. Гейтс – блин, опять – чувствовал себя так, будто вот-вот был готов взять домой бродячую собаку. – А вы как узнали? – вдруг нарушил молчание Айзек. – А? – Про свой дар. – А. Не самая приятная история была, если честно. – Простите, – Айзек сразу смутился. – Не хотел лезть… – Да нет, ладно. Я-то полез к вам. Да и давно было уже, так что… В общем, у меня была девушка. И один раз… Короче, пара технических подробностей. Чтобы забрать дар другого человека, я должен положить руку вот сюда, – Гейтс похлопал себя по загривку, – положить палец в ложбинку, такая у всех людей есть... И при этом подумать о том, как прекрасен дар, который я хочу забрать. Если я хочу забрать все, достаточно просто подумать о человеке с восхищением. Как видите, процедура, которую довольно сложно проделать случайно. Но однажды мне все-таки удалось. В общем, моя девушка… у нее был прекрасный голос. Но после той ночи – он пропал навсегда. – Но как вы поняли, что это сделали вы? – Почувствовал что-то в тот момент, когда это произошло. Как будто что-то из нее перелили в меня. Сначала решил, что это просто… ну, знаете…Кхм, – Айзек неловко отвел глаза. – Но потом, когда стали очевидны последствия, сопоставил два и два. Дошло. Потом проверил. – Вините себя? – Ну, она меня точно винит. Она даже «Ой, мороз-мороз» теперь спеть не может. А собиралась быть оперной примадонной… И самое обидное – я даже не любил в ней этот дурацкий голос. Мне пофиг было. Я любил ее всю… – То есть… – Угу. Она даже не узнала, в чем были ее другие таланты, когда я стер их за компанию с этим. – Мне жаль. – Мне тоже, – Гейтс замолк, но через некоторое время все-таки не удержался и сказал: – Знаете, я не уверен, что вы так уж безнадежны. – А? – Айзек резко поднял на него голову, так что очки сползли на нос. «О, нет», «не», «просто закончи», «зря» – вспыхнули золотые буквы на радужке. Гейтс вдруг подумал, что было бы здорово выучить этот язык. А потом трусливо подумал, что говорить бы на нем не хотел. – Я ненавижу говорить эту фразу, но может быть, вам просто нужна помощь? – Я знаю, что нужна. Я за ней к вам и пришел, – сухо пробормотал Айзек. – Нет, я про другую… – Какую? Только не говорите, пожалуйста, мне про терапевтов, у них и без меня проблем хватает. Знаете, дети сейчас пошли, в наше время мы как-то были не так… – Нет, вообще-то я имел в виду… э-э… друзей? Нет, серьезно, – заторопился Гейтс, увидев что-то похожее на досаду на лице клиента. – Я понимаю, ситуация не радужная, но все-таки вам нужен кто-то, кто увидел бы ваши… э-э… способности с другой стороны. Вы пробовали? – У меня с этим как-то не очень. Не мастер я. Сначала притягиваю людей пониманием, а потом отталкиваю – тоже пониманием, только уже плохих сторон. Были, конечно, друзья, но их жена забрала при разделе имущества. Что, в общем-то, было справедливо… – Значит, новых пора заводить! Так и быть. Я вам по первости помогу: я спец по друганам. Вы же купили новый штопор, когда жена старый увезла? – Откуда вы?.. – Штопор в хозяйстве – незаменимая вещь. Но без друзей его, знаете, даже иметь-то как-то стыдно.