Another Word for Warmth

После того как оба Хашира немного обсыхают, они выходят в город и набредают на уютный и скромный ресторанчик, известный на весь город своим исключительным раменом. Аппетит Ренгоку успел вернуться с тех пор, как он очнулся от долгого исцеляющего сна, и к тому времени, как Удзуи доедает свою третью порцию, тот приканчивает уже пятую. В его бездонный рот так же отправляются три дополнительных тарелки лапши и четыре плошки риса.      "Вкусно! Еще одну, пожалуйста!" Ренгоку с улыбкой машет лавочнику, и тот кивает в ответ на его просьбу.     "Твой желудок - бездонная бездна, друг мой!" Забавляется Удзуи, смотря на Ренгоку с весельем в глазах.     "Мое тело все еще исцеляется, так что мне нужно больше энергии!"     "Ты так говоришь, как будто постоянно не ешь с таким аппетитом", - поддразнивает его Удзуи, и их смех поднимается над умеренным гомоном посетителей, пронизывающим ресторанчик.     Кёдзюро обожает такие моменты, когда они с Тэнгеном могут отвлечься от дел и притвориться, будто они обычные люди. Конечно, в первую очередь они - Хашира, а значит, они всегда должны быть начеку и никогда не смогут отвлечься достаточно, чтобы отбросить бремя своего долга. Но возможность расслабиться с самым близким другом отлично поднимает ему настроение, несмотря на эмоционально напряженный день.    То, что Удзуи выступил против отца в его и Сенджуро защиту, всколыхнуло в нем сильные чувства, которые Кёдзюро не уверен, что готов анализировать сейчас. Совершенно неожиданно он осознал, что в какой-то момент его восхищение Тэнгеном переросло в почитание, увлечение расцвело и стало обожанием, а их дружеское прикосновения стали дарить ощущение невероятной защищенности. Его привязанность стала опасно приближаться по своей глубине к чему-то слишком сильному, и он не уверен, что на этом этапе он все еще имел хоть какую-то возможность остановиться и повернуть развитие своих чувств вспять. Сегодняшние события, раскрывшие Тэнгена как защитника в момент его столкновения с жестокими оскорблениями его отца, подтолкнули его еще ближе к тем чувствам, рост которых, как он знает, неизбежен.     Не говоря уже о том, такую теплоту поселило в его сердце то, с какой заботой и уважением он отнесся к Сенджуро - они общались так, словно сами были братьями, - что он и сейчас чувствовал отголоски того огня в своих жилах. Его сердце болит от жалящего его чувства сочувствия Тэнгену: его натянутым отношениям с родственниками, и травме, нанесенной его душе жестокостью его отца. После того, как тот открыл часть своего прошлого он понимает, почему Хашира Звука так набросился на Шинджуро сегодня. Ренгоку чувствует себя виноватым за то, что невольно способствовал тому, чтобы задеть триггер старой душевной раны, взяв его с собой, хотя Удзуи и заверил его, что его в этом нет его вины.     «Ты не мог знать», —говорит он,- “А я хотел быть рядом, чтобы поддержать тебя. К тому же в твоем состоянии ты никогда не смог бы проделать этот путь в одиночку! И я бы никогда не позволил тебе отправиться в дорогу одному.”     При мысли об улыбке, украсившей лицо Тэнгена, его щеки заливает тепло, и он рад, что может отвлечься, когда повар ставит на стол шестую порцию рамена.           xx                 После трапезы они возвращаются в комнату, предоставленную им на ночь главой дома Глициний. Удзуи отказывается от отдельной комнаты в пользу своего друга, заявив, что сегодня он не нуждается в отдыхе, а он сам, по его мнению, до смерти надоел Кёдзюро за сегодня. Ренгоку пытался объяснить ему, что то, что его слова — неправда, но Тэнген не желал его слушать и только смеялся в ответ, сжимая его плечо широкой ладонью.     Когда Кёдзюро начал переодеваться в постельную одежду, он осознал, что его недавно затянувшаяся травма разболелась от всего того напряжения, испытанного им в течение дня. Несколько часов подряд он успешно подавлял боль, отгоняя ее на задворки сознания, но, сейчас, когда он наконец стягивает с себя верхнюю одежду и видит красный шрам, прямиком в своем солнечном сплетении, она вновь оживает с новой силой. Рана затянулась и покрылась твердой рубцовой тканью, но мышцы под ним сейчас, вынужденные теперь постоянно находиться в чрезмерно растянутом состоянии в попытке покрыть места разрыва были неприятно напряжены и болели. Он начал рыться в медицинской сумке, захваченной им с собой по настоянию медсестер, в поисках лекарственного бальзама, который ему дала Кочо. Ароматная смесь различных трав и масел, изготовленная самой Хаширой Насекомого, по ее же словам, должна помочь размягчить рубцовую ткань и позволить Кёдзюро быстрее восстановить подвижность, вместе с тем оказывая обезболивающий эффект и принося облегчение от отсутствия тянущей боли, так нужное ему сейчас.      Он быстро понимает, что сегодня ему придется обойтись без привычной ему помощи медсестер, которые обычно технично наносили лекарство на шрам на его спине. Тем не менее, он осознает, что он не может скрутиться настолько, чтобы справиться с этим самостоятельно, а если он даже и попробовал сделать это, то рисковал бы еще больше навредить себе, а это было последним, что ему хотелось бы сделать.     Придется попросить Тэнгена помочь ему.     Тепло заливает его щеки, и он прячет лицо в ладонях, стараясь совладать с выражением своего лица. Они с Удзуи - друзья, и подобная просьба об услуге не должна вызвать неловкость. Они уже достаточно часто обмениваются случайными прикосновениями, и этот случай не должен ничем не отличаться от других. Просто хороший друг, помогающий другому с зализыванием ран, не более того.     Кёдзюро с трудом сдерживает стон от того, как нелепо звучит эта ложь в его голове.     Он уже давно понял, что каждая близость с Тэнгеном превращает его желудок в клетку с колибри, а его кожу покалывает от каждого их прикосновения. За время их дружбы Ренгоку узнал, что Удзуи тяготеет к физическим проявлениям своей привязанности и очень открыт в том, как он прикасается к людям. Ну, по крайней мере в том, как он прикасается к Кёдзюро. Ренгоку не может вспомнить, видел ли он, чтобы Хашира Звука общался с кем-то еще подобным образом. Удзуи, кажется, ни с кем не близок так, как с Кёдзюро, впрочем, это заявление так же правдиво и для него. Однако, от мысли о том, что Тэнген прикоснется к такому уязвимому месту на его теле, как его едва зажившая рана, и от осознания того, что его большая рука, скорее всего, закроет большую часть шрама на спине...     Его кожа нагревается сильнее, чем под палящими лучами летнего солнца.     Все эти чувства для Кёдзюро в новинку - у него никогда не было и секунды, чтобы даже подумать о каких-либо романтических отношениях, так как он был так сосредоточен на своих обязанностях Хаширы. Но, когда он действительно дает себе время задуматься об этом, то не может вспомнить, было ли в его жизни время, когда его интересовало подобное, даже до того, как он принял отринутое его отцом хаори Хаширы Пламени. Время от времени он задумывался о физической близости, которая сопровождает отношения, но никогда не предпринимал никаких действий, чтобы познать этот аспект близости в отношении себя.    В последнее время он все чаще задумывается как о романтической, так и физической частях отношений, и все его мысли, касающиеся этой сферы взаимодействий, крутится вокруг Тэнгена. Ему почти не по себе от того, как его тело реагирует на подобные фантазии, поэтому каждый раз, сталкиваясь лицом к лицу к лицу со своей смущающей реакцией, он вынужден напоминать себе, что она вполне нормальна. Даже если от жара, разливающегося по венам и стекающего патокой меж его бедер, ему хочется вылезти из собственной кожи. Это до слез неловко, особенно в такие мгновения, как то, что произошло чуть ранее сегодня, когда он завороженно замер, не смея оторвать взгляда от мускулистой груди Удзуи.      Не то чтобы он до этого никогда не видел обнаженного торса своего друга, но природа их дружбы в последнее время неуловимо изменилась, сделав каждое их прикосновение электрическим, а каждый взгляд - тяжелым, обладающим каким-то незримым значением. Поэтому, когда сегодня Тэнген стянул с себя свою одежду, напряжение, растущее в нем, стало чрезмерным. Завороженно он наблюдал, как сначала широкие плечи его друга сдвинулись навстречу друг другу, соприкоснувшись молочной кожей лопаток, а затем разошлись в стороны, явив его взгляду спину Удзуи во всей ее красе. Кёдзюро думает, что затвердел в своих штанах от одного лишь только этого зрелища - бледная кожа, испещренная старыми шрамами, рельефы тонизированных мышц под ней, волна позвоночника, мощной дугой сбегающая вниз и притягивая взгляд, - но тут Удзуи поворачивается и... Он намного крупнее Кёдзюро - выше, шире в плечах, сильнее в руках. Это мгновенно заставляет его почувствовать себя маленьким, и от этого чувства по его позвоночнику бежит крупная дрожь. Конечно, он не мог не заметить, что огромные грудные мышцы Тэнгена находятся вровень с его глазами, что само по себе было достаточно, чтобы заставить его кровь закипать в венах, но, как будто этого было не достаточно, ему также бросаются в глаза бледная нежная кожа шеи Столпа Звука и твердые плоскости его подтянутого пресса. Неизбежно Кёдзюро совершает ошибку, опуская взгляд вниз, туда, где толстый каркас мышц плотными жгутами обхватывает бедра Удзуи и прокладывает манящую фактурную дорожку, обрываемую поясом его брюк. От мысли о том, что скрывается под ними, его тело сотрясает сладкой дрожью.     Поймав взгляд Тэнгена, он мог бы поклясться, что обноружил в глубине его взгляда что-то темное, пьянящее и жаждущее, но тот отвернулся прежде, чем Кёдзюро смог исследовать их выражение более подробно, чтобы осознать природу такого его взгляда. От этого он испытывает иррациональное облегчение: их дружба и так балансирует на грани, постоянно стремясь качнуться в сторону чего-то большего, и все же он испытывает растерянность от того, что он не может даже предположить, что он должен предпринять дальше. Может быть, выражение своих чувств через физическую близость будет лучшим решением для него: пусть тело скажет то, что он не может выразить словами. Нет никаких сомнений, что он хочет Тэнгена так, как никогда прежде никого не хотел. Желание, охватившее его ранее, подталкивает его к таким низменным мыслям, как желание расстегнуть ремень Тэнгена и посмотреть, не влияет ли Кёдзюро на него в той же манере, как тот влияет на него. Он заводит разговор о семье Удзуи стараясь переключиться и усмирить поток неукротимых жарких фантазий, овладевших им. Если бы этот неловкий вопрос не вырвался бы из него, то, наверное, развернул бы Тэнгена к себе и...     И что?     В вопросах интимной близости он является полным невеждой, пока, он уверен, Тэнген определенно обладает немалым опытом. Удзуи красив, и Кёдзюро не раз видел, как мужчины и женщины не могут оторвать глаз от его мускулистого тела и нежного, обладающего приятными чертами лица. Время от времени он замечает, как его друг ловит заинтересованный взгляд прохожего и посылает ему очаровательную улыбку в ответ, сопровождая ее игривым подмигиванием. Кёдзюро всегда забавляет то, как каждый из них готов лишиться чувств всего лишь от мимолетного знака внимания, хотя сам в тайне жаждет чтобы хоть раз подобный жест был направлен на него. Удзуи идет по жизни часто решая проблемы с помощью своего бархатного голоса или с помощью многозначительного взгляда своих глубоких лисьих глаз, и замечая это из раза в раз Кёдзюро начинает задумываться, каково это - стать объектом такого пристального внимания Тэнгена. Каково это, когда глаза цвета фуксии смотрят на него с тем же жаром, с каким он иногда дразнит незнакомцев, пускающих слюни на него? Воспламенились бы его нервные окончания, если бы он оказался под пристальным, тяжелым взглядом Хаширы? Горела бы его кожа от прикосновений рук Тэнгена? На шее или груди...     Кёдзюро резко встряхивает головой, чтобы остановить поток мыслей. Сделав несколько глубоких вдохов, он смотрит на себя в маленькое зеркало: пунцовые пятна появляются на щеках, шее и груди. Он отказывается признавать, что происходит у него в штанах, и сжимает руки в кулаки, чтобы удержать их по бокам. Прикосновения к себе — это не то, чем он часто позволяет себе заниматься, в общем то, он почти никогда не прибегает к этому. Но чем больше времени он проводит с Тэнгеном, тем привлекательнее становится мысль о том, чтобы побаловать себя. В отчаянии он старается замедлить сердцебиение, но не преуспевая в этом, он выбегает в уборную, где брызгает себе в лицо водой из кувшина для умываний, чтобы успокоиться, и пытается подумать о чем-нибудь другом.     Конечно же, мысли приводят его к его отцу.     После смерти матери Кёдзюро по понятным причинам и речи не могло идти о каких-либо близких отношениях. Максимум, что он слышал от него, касательно проблемы, терзающей его разум сейчас - это крики отца о том, что он никогда не найдет себе женщину, которая родила бы ему детей, и что даже не должен мечтать продолжить свое гнусное наследие. Он с ненавистью выплевывал в лицо своему старшему сыну слова о том, что он должен позволить династии Ренгоку, Хашир Пламени угаснуть, и что ни одна женщина в мире, находясь в здравом уме, не захочет его. От его внимания не ускользнуло, что его отец всегда говорил о женщинах только в концепции несуществующей партнерши сына, никогда даже не ставя под сомнение отсутствие какой-либо представительницы женского пола, к которой он мог бы быть настроен романтически в его окружении. Конечно, Кёдзюро видел несколько мужчин, между которыми явно была видна интимная романтическая связь, но осознание того, что он никогда не испытывал влечения к женщине, наполняет его странным иррационально горьким чувством вины.     Кёдзюро всегда может рассчитывать на то, что отвращение его отца, постоянно изрыгаемое им по отношению к нему, быстро вернет его к реальности, вырвав из сладких грез.                 xx                 После слишком долгих пряток в умывальной комнате Кёдзюро наконец выходит обратно в спальню и, к счастью, обнаруживает, что она пустует. Рану тянет все сильнее, так как он потерял счет времени, увязнув в фантазии, поэтому он решает начать наносить лекарство хотя бы на часть шрама на груди. Ренгоку оставляет рубашку на краю кровати и садится посередине, скрестив ноги, а баночку с лекарственным лосьоном ставит на колено, чтобы ненарочно не испачкать им одеяла. Он как раз собирается окунуть кончики пальцев в бальзам, когда дверь с улицы открывается и в ней показывается Удзуи.     "А, Тэнген!"      Кёдзюро решает побыстрее выпалить свою просьбу, чтобы не испытывать еще больше неловкости. Удзуи смотрит на банку, балансирующую у него на колене, и поднимает белесую бровь.     "Мне нужна ваша помощь, чтобы нанести мазь на мой шрам на спине, я не могу сам дотянуться до него". Он ощущает, как его щеки теплеют, но он следит за выражением своего лица и надеется, что Тэнген ничего не заметит.     "Конечно, я с радостью помогу!" Удзуи отвечает теплой улыбкой.      Прежде чем войти, он снимает дзори, и Кёдзюро перемещается дальше по кровати, чтобы освободить место за собой. Кёдзюро внимательно контролирует ритм своего сердцебиения, чувствуя, как матрас прогибается в месте, куда приходится вес его друга. От столь близкого присутствия Тэнгена у него кружится голова. Хашира Звука тянется за баночкой, балансирующей на колене Ренгоку, и его тело придвигается ближе, а рука оказывается совсем рядом с боком Кёдзюро. Огонь горит под его кожей в месте их почти-прикосновения - он чувствует, как его лицо снова становится красным.     "Так что же, мне просто... втереть это в рубец? Или есть какая-то особая техника, которую я должен применить?"     "Шрам нужно покрыть целиком", - поясняет Кёдзюро. "Не забудь так же намазать небольшой участок кожи вокруг шрама и постарайся слегка надавливать, когда будешь делать это".     "Это причинит тебе боль?" спрашивает Удзуи, и Кёдзюро чувствует отголосок тепла от его дыхания на своих волосах.     "Да", - честно вздыхает он. "Но в бальзаме есть обезболивающее. Его основная задача - смягчить рубцовую ткань, чтобы она не затвердевала и не ограничивала мою подвижность, но и с болью он тоже неплохо помогает", - говорит он, и Тэнген хмыкает за его спиной в знак согласия. От этого звука Кёдзюро подтягивает колени к груди.     "Хорошо. Скажи мне, если я вдруг перестараюсь, хорошо?"     Кёдзюро обхватывает колени руками и кивает. Через мгновение он чувствует едва ощутимое прикосновение Удзуи к шраму на своей спине.      Если бы в этом месте у него сохранились бы хоть какая-либо чувствительность, то пальцы Тэнгена, несомненно, пустили бы ему молнии под кожей.     "Надави сильнее", - просит он и чувствует, как Удзуи кивает.     "Вот так?" Тэнген ощутимее вдавливает ладонь в шрам, и Кёдзюро вздрагивает и задыхается от боли, пронзающей его в точке соприкосновения. Удзуи тут же отдергивает руку, будто ошпарившись.      "Черт, извини!"      "Нет, все в порядке!" Он пытается успокоить своего друга. "Если болит, значит, ты делаешь все правильно! Боль будет уменьшаться по мере того, как лекарство будет впитываться".     "Это так напрягает", - скулит Тэнген, и Кёдзюро не может удержаться от смеха. "Не могу поверить, что ты смеешься надо мной. Я давлю на рану своего лучшего друга, а ты смеешься надо мной!" когда Удзуи говорит, в его голосе слышна улыбка.     "Да ты сейчас ничего не делаешь!" Кёдзюро смеется еще сильнее, и его беспокойство рассеивается. Прежде всего, Тэнген всегда будет его другом, и этот факт приносит ему безмерное утешение.     Удзуи драматично вздыхает, и Кёдзюро опускает голову на руки, поворачиваясь лицом к Хашире Звука. Под таким углом он едва может видеть Тэнгена, но тот смещается в сторону его взгляда, держа одну ногу согнутой, а другую вытянув вдоль. Кёдзюро закрывает глаз и болезненно шипит, когда Удзуи возвращается к нанесению бальзама на шрам.     "Прости”, - извиняется он, продолжая втирать лекарство.      Кёдзюро кивает и дышит через силу, почти благодарный боли, которая помогает хотя бы в том, чтобы отвлечься от ощущения грубых рук Тэнгена на неровной коже вокруг шрама.     Некоторое время они сидят в тишине, пока Удзуи втирает лекарство в кожу Кёдзюро. Вскоре обезболивающее начинает действовать, но он не сообщает другу об этом: ему хочется, чтобы этот момент длился вечно, чтобы они навсегда увязли в этом мгновении, в этом интригующем пограничном состоянии между теплом и жаром, которое он ощущает, нежась под прикосновением широких рук Тэнгена, и уютно устроившись между его сильных бедер Его снова поражает, насколько маленьким он чувствует себя по сравнению с Удзуи, особенно в таком положении, как сейчас: мощные ноги обхватывают его, загривком он ощущает значимое присутствие широкой груди Тэнгена, а его тяжелая крупная рука накрывает всю его поясницу от одного бока до другого. Дрожь пробегает по позвоночнику приливной волной, заканчиваясь у подножья шейных позвонков, где становится особо ощутимой.     Теперь, когда боль утихла, он может сосредоточиться на грубых мозолях, которые трутся о края шрама, где он все еще сохранилась чувствительность его кожи. Прикосновение Тэнгена бьет током, проносясь по венам Кёдзюро в интенсивном потоке ощущений. Когда Хашира опускает руку к нижнему краю шрама Ренгоку, расположенного чуть выше его талии, он старается не выдать ускоренного ритма своего сердцебиения. Он чувствует тепло груди Удзуи, прижавшейся к его боку, и понимает, что между ними, вероятно, всего несколько незначительных сантиметров.     "Как ты себя чувствуешь?" спрашивает Удзуи. Он придвинулся достаточно близко, чтобы Кёдзюро почувствовал жар его дыхания на своей коже, и щекотку, посылаемую соприкосновением бусин, свисающих с его головной повязки, по его лопатке. Его рука лениво движется по спине Ренгоку, так медленно, что кажется, будто он забыл о своей первоначальной цели.     Кёдзюро не жалуется.     "Хорошо." Его голос звучит по-другому: он ниже, чем обычно, он хриплый и интимный, и ему приходится бороться, чтобы он не вздрогнуть от его непривычного звучания.      Открыв глаз, он обнаруживает, что Тэнген так близко, как он и ожидал: его голова чуть наклонена в сторону, и он смотрит на Ренгоку, томно прикрыв глаза веками и расслабив губы. Не задумываясь, Кёдзюро поднимает голову с колен и видит, как взгляд Удзуи сползает на его рот, когда он смачивает губы языком. Отказавшись от попыток сдержать сердцебиение, он отдается всем ощущениям, которые испытывает сейчас: теплой руке, простертой по его спине, взгляду Хаширы, который, кажется оставляет на нем клеймо своей весомостью, приливу огня в венах, заставляющего его стать жаждущим и жадным.     "Так нормально?" Голос Тэнгена тоже звучит по-другому, низко и немного хрипло, и это только усиливает стремительно нарастающее возбуждение Кёдзюро.      Он кивает, но Удзуи, кажется, этого недостаточно.     "Я хочу, чтобы ты произнес это вслух".     Невероятным усилием воли он не позволяет постыдному звуку, пробирающемуся сквозь его горло, вырваться наружу. Кёдзюро смотрит на Тэнгена сквозь ресницы - тот, даже сидя, возвышается над ним.      "Да", - Кёдзюро выдыхает согласие в медленно сокращающийся промежуток между ними.     "Хорошо". Губы Удзуи кривятся в соблазнительной улыбке, и что-то так невероятно ярко вспыхивает внутри Кёдзюро, что он думает, что может мгновенно воспламениться.     Голос Тэнгена - мед, льющийся с его губ, и Кёдзюро отчаянно хочет попробовать на вкус его сладость. Жар нарастает внутри него, рождаясь под его кожей, скапливается в венах и приливом стекает между ног. Сердце бешено колотится внутри него, заставляя его делать тяжелые вдохи, выталкивающие его голую грудь навстречу прикосновению. Его кожа становится такой чувствительной, что он чувствует движение воздуха вокруг себя, особенно руку Тэнгена, которая движется по изгибу его спины, и все же он хочет чувствовать гораздо больше. Они смотрят друг другу в глаза, пока Кёдзюро застывает в своей неопытности, и это заставляет его жалеть, что он не знает, что он должен сейчас предпринять. Как попросить о том, чего он хочет? И нужно ли вообще просить? По тому, как Удзуи смотрит на него, он понял, что другой Хашира заведен не меньше его самого. Но будет лучше, если ему удастся получить согласие, так что если он собирается что-то делать, то должен сначала спросить.     "Ты слишком много думаешь", - говорит Тэнген, возвращая Кёдзюро к реальности мягкой улыбкой. "Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал?"      Он тут же кивает, но Удзуи в ответ лишь поднимает бледную бровь. Когда он понимает, что Тентен хочет, чтобы он сказал это вслух, его охватывает неистовый и испепеляющий жар.      "Да", - вздыхает он в пространство между ними, выпрямляя спину, чтобы приблизить свои губы к губам Тэнгена. "Пожалуйста".      Удзуи ухмыляется так, что Кёдзюро чувствует себя добычей, попавшей под его пристальный взгляд хищника. Столп Звука поднимает свободную руку и запускает ее в волосы Кёдзюро на затылке, отчего тот вздрагивает, и осторожно тянет, чтобы еще больше запрокинуть его лицо вверх. Ренгоку почти задыхается, желание внутри него быстро переходит в нужду, и он ждет продолжения с приоткрытыми губами. Глаза мужчины скользят по его лицу, по шее, по груди, а затем снова поднимаются и встречаются с его взглядом.      "Ты когда-нибудь целовался с кем-нибудь?" Дыхание Тэнгена из-за близости их лиц обдает его губы жаром преисподней.     "Нет", - сразу же отвечает он, понимая, что Хашире необходимо услышать его вербальный ответ.     "Хм", - мычит он, и этот горловой звук проникает прямо в нутро Кёдзюро.     Удзуи медленно придвигается ближе, и Ренгоку , прикрывая веко и чувствует невесомое прикосновение губ к своим. Тэнген замирает на мгновение, подстегивая предвкушение, и наконец сильнее прижимается губами к губам Кёдзюро.     Он был прав: это действительно похоже на удар молнии.     Каждая частичка Кёдзюро оживает, кожа практически гудит, а огонь внутри него неукротимо вспыхивает от одного лишь прикосновения губ Удзуи к его собственным. Тэнген отстраняется, но не настолько, чтобы полностью лишить их губы желанного соприкосновения, а затем возвращается с новой силой, и так продолжается до тех пор, пока Кёдзюро не начинает чувствовать, что его грудь готова взорваться от переполняющих его чувств. С каждым новым поцелуем напряжение нагнетается, а губы раскрываются все шире, пока в какой-то момент Тэнген не прикусывает нижнюю губу Кёдзюро и зализывает ранку языком. Из его горла вырывается неловкий звук, нечто среднее между вздохом и стоном - такое ощущение, что внутри него поселилось что-то, какое-то существо в груди, которое яростно пытается вырваться на свободу через звуки, которые он пытается подавить. Оно неистово бьется в клетку его ребер, заставляя его сердце колотиться так сильно, что его стук отдается гулом в ушах, и питает огонь внутри него, который закручивает свои обжигающие всполохи вокруг его костей.     Удзуи, воспользовавшись его распахнувшемся в мольбе ртом, просовывает язык сквозь губы Хаширы Пламени и нежно проводит им по его. Кёдзюро задыхается от электрического прикосновения и открывает рот шире, молчаливо побуждая Тэнгена углубить поцелуй. Удзуи, не колеблясь, снова проводит языком по небу Ренгоку, вырывая из него непристойный стон, и Кёдзюро не поверил бы, что нечто подобное вообще могло вырваться из его глотки, если бы не раскаляющее его до бела наслаждение. Тэнген в ответ стонет в его рот, и Кёдзюро поднимает руку, чтобы стиснуть его форму в кулаке, и, используя Удзуи как якорь, он поворачивается и усаживается на колени друга.      Немного ерзая, Кёдзюро удобно устраивается между ног Тэнгена, перекинув свои через бедра Хаширу. Тэнген берет его под колени и тянет на себя, пока их бедра не соприкасаются, и в этот момент Кёдзюро может ощутить твердую длину, вторящую его собственному возбуждению. Когда Удзуи, опираясь на спину Ренгоку, начинает двигать тазом, Кёдзюро чувствует, что его глаза хотят закатиться до белков от удовольствия, распространяющееся по его телу, как лесной пожар которое доставляет ему простое трение. Хашира разрывает поцелуй, чтобы плотно прикрыть рот Кёдзюро крупной ладонью перед тем, как его стон разнесся бы городку, с интенсивностью храмового колокола.     "Какими бы невероятными ни были эти звуки, - шепчет Тэнген ему в челюсть, поглаживая чувствительную кожу, - мы должны вести себя тихо".     "Хорошо", - отвечает Кёдзюро срывающимся шепотом между тяжелыми вдохами, когда Тэнген отнимает увлажненную его тяжелым дыханием руку от лица. Вспомнив, что в комнатах вокруг них есть и другие люди, он чувствует себя до слез неловко, но лишь на мгновение, а затем его успешно отвлекают поглаживания Удзуи его по плечу и шее.     "Как ты себя чувствуешь?" Голос Тэнгена становится мягче, отчего сердце Кёдзюро тает. "Как твоя грудь? Не болит?"     "Нормально", - шепчет он распухшими, саднящими губами. Его голова идет кругом от неутоленого вожделения. "Не болит".     "Ты уверен? Ты звучишь измотанно.".      Удзуи отстраняется от шеи Кёдзюро и смотрит на него, поднося большую руку к лицу, чтобы с бережным трепетом объять ей его щеку. Это действие так нежно, что в груди Кёдзюро теплеет все сильнее. Теперь, когда у него есть возможность отдышаться, он понимает, что совершенно измотан. Сон стягивает ресницы как магнит и тяжестью ложится на руки, которые только что начали ощупывать предоставленное ему пространство, поднимаясь к воротнику форменной куртки Тэнгена. Двойственность его тела почти заставляет его рассмеяться: кажется, что он может растаять или воспламениться в одно и то же мгновение. Но как бы ни бурлило в его теле желание, он чувствует, как усталость одолевает его быстрее, чем ему хотелось бы. Молчание кажется Тэнгену достаточным ответом, и он мягко улыбается Кёдзюро и прижимается губами к его лбу.     "Отдохни немного", - говорит он, когда они распутывают клубок из ног друг друга. "У нас еще много времени".     Это ложь, и они оба это знают. Скорее всего, в особняке Бабочек Удзуи ждет задание, и ему придется снова бежать сломя голову навстречу опасности, не имея возможности даже пообещать вернуться. Но Кёдзюро все равно кивает, ведь что еще ему остается делать? Жизнь Столпа — это жизнь без гарантии на будущее, и, когда его друг выходит из комнаты, нахально помахав рукой на прощание, в животе Ренгоку среди радостного трепета зарождается чувство всепоглощающего ужаса. У таких чувств, как у них, при их обстоятельствах почти никогда не бывает счастливого конца, и у Кёдзюро впервые мелькает ужасающая мысль о невозможности встретить свою старость, и он с тоской думает о том, что лучше бы она и вовсе не появлялась.           xx                 В особняке Бабочек на подоконнике комнаты Кёдзюро  их, как и ожидалось, поджидает ворон Касугаи Удзуи. Он знал, что после возвращения у них, скорее всего, не будет много времени вместе, но Кёдзюро надеялся на то, что ему удастся провести хотя бы еще на одну ночь с Тэнгеном, но не только для того, чтобы закончить начатое накануне. Прошлой ночью он вскачил, задыхаясь и потея от сна, который не мог толком вспомнить, и ему потребовалось собрать всю свою волю в кулак, чтобы взять себя в руки и не отправиться на поиски Удзуи и не продолжить то, на чем они остановились. Сейчас же он почти жалел, что не сделал этого, просто чтобы избавиться от напряжения, стягивающего каждый мускул его тела.     Почти всю обратную дорогу Тэнген держал его за руку, время от времени нежно прижимая к себе, чтобы поцеловать в макушку. Кёдзюро чувствовал, как кружится его голова от нахлынувших чувств и хихикал, как молодая девица, при каждом новом проявлении ласки, которой его благословлял Удзуи. Звуковой Столп, казалось, был особенно очарован волосами Кёдзюро: большую часть их путешествия он то накручивал локон на палец, то вероломно распускал его хвост. И поскольку Тэнген был намного выше его, Ренгоку не мог ничего сделать, чтобы выказать похожие знаки своей привязанности, но он заметил, что талия другого Столпа находится на идеальной высоте, чтобы он мог обхватить ее рукой, когда они шли, и наслаждаться твердостью присутствия человека в его объятии. Во всем этом не было ничего, что должно было подстегивать возбуждение, но Кёдзюро все равно испытывал желание, особенно когда они приблизились к особняку достаточно близко и в его голову невольно закралась мысль об уединении.     Но, конечно, как и всегда, обязанности Хаширы были превыше всего, и, хотя Нидзимару терпеливо ожидает, когда Удзуи закончит с делами, Ренгоку знает, что Тентен должен уйти на задание как можно скорее.     "Ну, это не смешно", - сетует Тэнген, когда за ним закрывается дверь в комнату Кёдзюро. "Дай нам минутку, Нидзимару". Ворон покорно улетает в неизвестном направлении, оставляя двух Хашир в полном одиночестве.     "Кё..."     Кёдзюро прерывает его, прижимаясь к его губам и вкладывая в поцелуй все те чувства, что он сдерживал в течение дня. Удзуи вздыхает и запускает пальцы в волосы Ренгоку, а другой рукой обхватывает талию Хаширы. У Кёдзюро сквозь вены проносится тепло, когда он проводит ладонями по груди Тэнгена и просовывает руки под высокий жесткий воротник его мундира, чтобы ощутить мягкую кожу. Он пылает внутри, чувствуя, как пульс Тэнгена подскакивает под его руками, и, ободрившись, легонько прикусывает нижнюю губу своего друга. Удзуи вздрагивает и углубляет поцелуй, притягивая Кёдзюро к себе, чтобы тот мог почувствовать, как между ними нарастает возбуждение. Он едва сдерживает стон и, приподнимаясь на носочках, чтобы снять напряжение с шеи, и скользит языком по чувствительной коже горла Тэнгена. Тот крепче сжимает его волосы, слегка натягивая их у загривка, и Кёдзюро издает слабый стон, который Тэнген подхватывает языком. Вдруг он отстраняется, оставляя их обоих задыхающимися, и прислоняется лбом ко лбу Кёдзюро.     "Мне нужно идти", - шепчет он в губы Кёдзюро извиняющемся тоном и тот чувствует вкус желания и разочарования, смешавшихся в наэлектризовавшемся пространстве между ними.     "Я знаю". Он опускает пятки на землю, чтобы между их лицами появилась пропасть в несколько сантиметров.     "Я вернусь так быстро, как только смогу", - заверяет его Удзуи. Они оба знают, что этого обещания недостаточно, но это все, что у них может быть.     "Пожалуйста, будь осторожен, Тэнген". Он старается не говорить так, будто это прощание может стать для них последним, хотя они оба знают, что это вполне может оказаться правдой.     "Всегда". Удзуи целует его в лоб. "Особенно теперь, когда у меня есть ты, чтобы возвращаться к тебе". Он проводит пальцем по линии челюсти Кёдзюро, а затем скользит им по нижней губе и снова зажигая огонь в Кёдзюро, после чего отпускает его и отступает назад.     "Ты дразнишься! "заявляет Кёдзюро наигранно обиженным тоном, но не может скрыть улыбку, когда Удзуи начинает смеяться над его капризом.     "Не скучай по мне слишком сильно!" отвечает ему Тэнген, лукаво улыбаясь и подмигивая, после чего исчезает за дверью.           xx                 Этой ночью, несмотря на усталость, Кёдзюро не может уснуть часами. Все, о чем он может думать, - так это о Тэнгене: о его глазах, полных жара, его сладострастных губах, ласкающие его, о его руке, запутавшаяся в его волосах. Вопреки здравому смыслу он переворачивается на живот, зажимая между своим телом и кроватью стоящий колом член. Воспоминание о языке Тэнгена ласкающего его собственный заставляет его без раздумий скользнуть бедрами вдоль матраса. Трение ощущается просто божественное, и он прикусывает губу, чтобы не застонать в голос. У него в голове мелькает всего одна рациональная мысль - о том, что кто-то должен будет стирать его белье после, - прежде чем он теряет свой рассудок. Медленно опустив руку вниз, он протискивает ее между его напряженным под тканью членом и кроватью, позволяя чувству вины улетучиться в пользу воспоминаний о рте Тэнгена на своей шее, и надавливает мякотью ладони на влажную от предэякулята ткань, стискивающую его плоть.      За веками вспыхивают звезды, и он кусает подушку, чтобы заглушить свой стон.     Удзуи хотел бы, чтобы он был шумным, он это точно знает. Он мысленно представляет себе его, с его глазами-жемчужинами и блестящими губами, лежащего рядом с ним, свернувшимся калачиком.     Я хочу слышать тебя, сказал бы он. Кёдзюро сжимает свою руку и подавляет очередной стон. “Не сдерживайся, Кё.” Огонь полыхает в его жилах, когда он сжимает руку, но как бы хорошо ему ни было, этого недостаточно. Не давая себе и секунды на размышления, он забирается в штаны и сжимает свой член в ладони. Наслаждение как разряд молнии проносится сквозь его тело, экстаз захлестывает его чувства с такой силой, что он едва сейчас же не кончает. Ему приходится остановиться и успокоить себя: ему почти стыдно за то, как быстро он дошел до края. Кёдзюро не может вспомнить, когда в последний раз касался себя, и от того ему так сложно сдержаться сейчас. “Думай об этом как о тренировке,” - шепчет ему на ухо призрачная фантазия Удзуи, рожденная его возбужденным сознанием, и побуждаящая медленнее двигать рукой. Трение порождает электрическое ощущение и от него в его жар нутре становится все более обжигающим. “ И тогда, когда я наконец получу тебя, - шепчет его фантазия знакомым возбуждающим голосом в голове, и от этого он утыкается в подушку и быстрее двигает своей рукой, “- я смогу иметь тебя всю ночь напролет".     Предчувствие оргазма концентрируется в основании члена, и он откидывает одеяла и переворачивается на спину, чтобы не запятнать простыни. Он фантазирует о том, что это рука Тэнгена вместо его собственной обхватывает его и толкает к кульминации. “Ты так хорошо справляешься, Кё. Ты так хорош для меня. “-Кёдзюро закрывает глаза так плотно, что видит белое, когда кончает на живот. Волны наслаждения прокатываются по нему, настолько сильные, что ему приходится плотно замуровать свой рот свободной рукой, чтобы заглушить крик, который он не способен сдержать.       Пульс медленно успокаивается, и он выдыхает прохладный ночной воздух, голова затуманивается, когда мир перестает вращаться вокруг него. Шрам болезненно тянет: мышцы его груди напряглись, спазмируя и усугубляя рваную боль во все еще заживающей ране, но он не может заставить себя беспокоиться об этом. Из-за чувств вины и стыда он заставил себя забыть о том, как приятно отдаваться наслаждению. Но Тэнген в его фантазиях высказал значимое замечание о тренировках его выносливости, и Кёдзюро желает, чтобы все, что они делают, длилось достаточно долго, чтобы он мог насладиться каждым мгновением их близости.