***
— Вы… — Дия переводит ошарашенный взгляд то на меня, то на Амена. Её челюсть дрожит, губы несколько раз смыкаются и распахиваются, так и не позволяя сказать что-то ещё. Девушка захлопывает дверь, и я слышу быстрый цокот шпилек, уничтожающих паркет в коридоре. — Продолжим? — Амен поворачивается ко мне и как ни в чем не бывало тянется губами к шее. Оттолкнув его, я быстро слезаю со столешницы, цепляю бюстгальтер с пола и нервно царапаю застёжку, пытаясь его застегнуть. Где мои мозги были последние пару минут? Или часов. Или дней. Я напрочь забыла о подруге, о своих убеждениях, чëрт, да обо всём! И даже сейчас, когда холодные пальцы, коснувшись позвоночника, помогли с застëжкой, я не смогла не вздрогнуть. — Всё нормально? — Нет, — я отхожу подальше, натягивая рукава платья. — Всё просто ужасно, — не оставляю Амену возможности ответить и торопливо ухожу прочь. Я вихляю по узкому коридору и подхожу к спальне Дии. Дверь заперта, и за ней слышатся тихие всхлипы, каждый из которых душу мне выворачивает. — Давай поговорим, прошу! — мои ладони снова и снова врезаются в деревянную поверхность в надежде, что Дия меня выслушает. — Я не знаю, как это случилось! Открой, пожалуйста, — я говорю громче, чуть ли не выдирая дверную ручку. — Объяснишь в чем дело? Я не слышала, как подошёл Амен, и это неудивительно, потому что в ушах стоит противный гул, эхо рыданий подруги и внутренний голос с одной единственной фразой: «Что я наделала?» — Мы не должны были этого делать, — руками вгрызаюсь в корни волос и опускаю голову. Хочу закричать и оглохнуть от собственного крика, может тогда отвращение к себе перестанет так больно въедаться в кожу. — Можешь уйти? — Могу, только с тобой и с объяснениями, — я перевожу на него затравленный взгляд и вижу абсолютно спокойное лицо. По нему и не скажешь, чем мы занимались пятнадцать минут назад: белоснежные волосы лежат идеально просто, а на рубашке даже заломов не осталось. Ни одного изъяна, сколько не приглядывайся. И как же мне гадко от того, что сейчас я думаю об этом, а не о подруге, из рук которой я выхватила такую бессмысленную, но яркую надежду. До меня вдруг доходит осознание, что Дия может нас слышать. Я очень не хочу уходить так, ничего ей не объяснив, но приходится это сделать, потому что по-другому Блэквуд с места не сдвинется. Я веду его к чёрному входу, где нас хотя бы не увидят другие гости. — Уезжай сейчас, мне нужно с Дией поговорить. Мы выходим на задний двор, где я хватаюсь за перила на крыльце, стараясь смотреть на идеально подстриженный газон и не оборачиваться на мужчину. — Сначала ты со мной поговоришь. Почему вы обе так странно себя ведёте? — Ты правда не понимаешь? — я резко оборачиваюсь и почти врезаюсь в Амена. — Влюбилась она в тебя! Хотела сегодня с тобой как-то… — я до боли тру лицо, вспоминая горящие глаза подруги, — сблизиться. И я прекрасно об этом знала, но всё равно… Черт! — зажмуриваю глаза до разноцветных точек и головой хочу о кирпичную стену расшибиться. — И всё? — в глазах Амена нет ни капли сожаления. — Это её проблемы, а не наши. Я ей никаких поводов не давал. — Да как ты можешь?! — от лёгкости, с которой он говорил, у меня в голове вспышками красными взрываются гнев, непонимание и вина. — Она только о тебе и говорит со дня, как ты вернулся, надеется, верит… — Почему меня это волновать должно? Что за детский сад? Влюбилась, сблизиться. Я не смотрел в её сторону даже, всё же очевидно. — Не смотрел, значит? — я вскипаю до предела и кричу прямо ему в лицо: — А ничего, что ты её трахнул в прошлый свой приезд? Представляешь, для девушки это может что-то значить! — Что ты несёшь? — на лице Амена злость смешивается с замешательством. — Ах, ты это отрицать будешь? — я криво улыбаюсь. — Или не помнишь, как её напоил? Неужели для тебя это такая обыденность? — Да не спал я с ней, — Амен говорит спокойнее и с долей брезгливости. — Она же сестра Тизиана, — я не успеваю ответить, услышав голос Аша: — Агент, мне кажется, моя спутница не нуждается в вашей компании, — пошатываясь, он подходит к нам, а я не могу избавиться от сковывающего разум и тело ступора. Что вообще происходит? — Тебя никто не спрашивал, — Амен смотрит на Бладли с презрением и отвращением, будто на назойливую мушку, жужжащую у уха. Аш издаёт короткий смешок, опираясь локтем на перила и принимая вальяжную позу: — Ты забыл, с кем говоришь, Блэквуд? Так я напомню — со вторым человеком Кемфилда после моего отца. Я пальцем щëлкну, и ты полетишь в свой Вашингтон, лишившись значка ФБР. У меня очень длинные ручки, агент, — Аш изящно перебирает тонкими пальцами и кладёт их на мою талию, от чего у меня всё тело передёргивает. — Так что не советую портить мне вечер. — Руку убрал, — я паникую ещё сильнее, услышав сталь в голосе Амена. — А то что? — на лице Аша появляется отвратительно-пьяная улыбка, а после всё происходит слишком быстро: Амен хватает парня за грудки и припечатывает к деревянной колонне. — А то оставшийся вечер с травматологом болтать будешь, — выплёвывает Амен, стиснув челюсти. — Угрозы пошли? — Аш уже не так весел, но всё равно продолжает смотреть на мужчину с насмешкой. — Предупреждения, — тихо, по слогам почти отвечает мужчина и резко отпускает Аша, который едва сдерживается от падения. — Поехали, — теперь он обращается ко мне, а я только моргаю быстро в ответ, стараясь избавиться от ощущения, что ноги к полу приросли. Амен не собирается ждать, пока я приду в себя, и ведёт за руку к воротам. — Что ты устроил? — я начинаю возмущаться, уже сидя на переднем сиденье его авто, потому что до этого меня сковывала дикая прострация. — То, что должен был. Он по-другому не поймёт, — Амен смотрит чётко на дорогу, плавно разгоняясь чуть больше положенного. — Амен, так нельзя… — я хотела бы сказать, что он своим поступком напугал меня до чёртиков, и вообще это ненормально, но его короткая усмешка не даёт мне этого сделать. — А как можно? Стоять и смотреть, как он тебя зажимает, когда ты этого не хочешь? — Разобралась бы без тебя как-нибудь, — бурчу я себе под нос, хотя в глубине души понимаю, что снова бы стояла, как статуя, боясь вздохнуть. — Разобралась так же, как за столом? Никак? — Хватит, — угрюмо отвечаю я и обнимаю себя за плечи, напитываясь частичками уверенности. — Я не просила тебя вмешиваться, и увозить, кстати, тоже. Мне нужно объясниться перед Дией. — Сама успокоится и поймёт всë, если не глупая совсем, — я не отвечаю, закрывая лицо руками. — К чему ты эту драму на пустом месте разводишь? — Говорит мне человек, который только что чуть по стене парня не размазал. — Я был бы более тактичен, если бы ты не вылила на меня за минуту до этого чушь всякую про подругу свою. — Так ты правда с ней не спал? — спрашиваю, пока пальцы нервной дробью стучат по подлокотнику. — Правда, — Амен говорит это, закатывая глаза, а у меня что-то приятно нагревается под рёбрами. — И я не очень понимаю, для чего она соврала тебе. — Ну, Дия и не была до конца в этом уверена… — я прищуриваю глаза, вспоминая тот разговор. — Она сказала, что переборщила с алкоголем и ничего не помнила, но, проснувшись в твоей комнате, сложила два и два. — Вы стоите друг друга. Одна напридумывала себе, другая подхватила, а теперь ещё и обвиняет меня, — Амен говорил нарочито поучительным тоном, и, если бы не ситуация, я бы даже заулыбалась. — Оклеветали честного человека. — Смотри не заплачь, — отшучиваюсь, но чувствую, что стыд немного подогревает щëки. — Но суть от этого не меняется. Она втрескалась в тебя по уши, а я… — А ты? — он поворачивает голову на несколько секунд, а мне лицо холодной водой облить хочется, потому что теперь румянец ещё сильнее выжигает кожу на лице. Мы же пол часа назад чуть не… — А я оказалась самой худшей подругой, какую только представить можно, — я медленно соскальзываю вниз по сидению, желая просто взять и исчезнуть вместе со всем случившимся. — Поверь, даже если бы она нас вместе не застала, её бы всё равно настигло разочарование. Потому что я бы не стал долго терпеть, как она вокруг крутится, и сказал бы, чтобы дурью прекратила заниматься. — И ты совсем не рассматриваешь вариантов, при которых вы бы с ней могли попробовать… — Совсем, — он перебивает меня категоричным тоном, который мне жутко нравится сейчас. — Если так переживаешь, могу поговорить с ней. — Не стоит, она только расстроится больше из-за твоего прекрати дурью заниматься, или какую там ещё грубость ты придумать можешь. — А ты сюсюкаться с ней предлагаешь? Всегда лучше сказать всё прямо. — Ни черта ты, Блэквуд, в девушках не понимаешь. Я тяжело вздыхаю, не сразу замечая, что ответила ему чересчур вольно и даже по фамилии назвала. Да, я не раз с ним похуже оговаривалась, но сейчас почувствовала, что сказала лишнего, и уже приготовилась к какой-нибудь раздражённой реплике. Однако почти сразу я услышала хриплый глубокий смех, и, боги, насколько же красиво он звучал. — Одну из них точно не понимаю, — он говорит тепло и смешливо, и у меня от этого дыхание перехватывает. — Быстро доехали, — резко меняю тему, когда замечаю, что автомобиль затормозил у наших домов. Я неловко прощаюсь, бросая короткое «пока» и выхожу из машины. Может, я могла бы его обнять или в щëку поцеловать? Так, стоп! Нацеловалась уже, сначала с Дией разберись, а потом об этом думай. Я оборачиваюсь у самого порога и вижу, как пристально Амен смотрит мне вслед, пока в губах тлеет сигарета. И как о нём не думать?***
Заснула я под утро, практически непрерывно засыпая Дию сообщениями и звонками. В итоге она просто меня заблокировала, и я стала доставать Тизиана. Он, как оказалось, вообще не в курсе был, что у его сестры что-то случилось. Мне пришлось рассказать всё, даже о плане с дурацким барбекю, потому что Тиз до последнего не верил, что Дие мог понравиться Амен. Как его в полицию взяли, а Амена — в ФБР, если оба настолько очевидных вещей не замечают? Однако Тизиану надо отдать должное за талант успокаивать свою сестру — здесь ему равных нет. Он с детства знал, как подобраться к Дие: разбила она коленку или от родителей выговор получила, брату стоило сказать несколько слов, обнять, подшутить, и проблема решена. У меня никогда этого не получалось, потому что утешаю я так, что плакать ещё больше хочется. И сейчас проигрался старый сценарий: подруга заснула за просмотром сериала на плече Тизиана. Он мне даже фотку послал, потому что я начала сомневаться в правдивости его слов. Мы ещё долго переписывались, обсуждая, как и когда мне лучше приползти к Дие с белым флажком в зубах. Сошлись на том, что нужно дать ей несколько дней, чтобы отойти. Ну, а у меня одна задача — не дать за это время чувству вины меня сожрать. На словах это казалось проще, чем на деле. Работала я кое-как, постоянно в мыслях возвращаясь к тому вечеру. И отвратительнее всего, что больше всего я желала не прощения от подруги, а новой встречи с Аменом. Мы же совсем не обсудили происходящее между нами, и это натурально сводило с ума. Да, договаривались оставить всё в прошлом, но явно же с этим не справились. И не факт, что не поведем себя также при первой удачной возможности. Вчера я увидела — Амену тяжело сдерживаться, как и мне. И это ничего не меняет, Эва. Тебе тараканов в голове не хватает, и ты решила запустить туда что-то пострашнее? Чувства? Это смешно, это не для тебя, это приведёт к очередным страданиям. Уже забыла, чем закончились твои прошлые отношения? Даже если что-то сложится с Аменом, он не примет тебя и твое прошлое. Я сама расставляю капканы и нарочно в них наступаю каждый раз, когда позволяю себе представить, как мы снова целуемся, как говорим, как он смеётся. Ржавые тупые зубья врезаются в ступни и дробят кости, и они не ослабнут, пока я окончательно не перестану надеяться на большее. Ближе к вечеру я забралась в гараж, вспомнив, что когда-то хотела навести в нём порядок. Большую часть времени я просидела в салоне старенького тёмно-синего Форда, вспоминая, как долго училась водить и как быстро приключилась моя первая авария, благодаря которой автомобиль на долгие годы поселился среди гаражного хлама. Вообще-то, я просто въехала в столб, помяв бампер и собрав капот в небольшую гармошку. Сама же я никак не пострадала, разве что синяк на щеке получила от подушки безопасности. Мистер Кëрли тогда осмотрел повреждения, сказав, что двигатель починят в мастерской за несколько дней, но мама так за меня испугалась, что сказала, что за руль я сяду только через её труп. Как бы грустно это не звучало, но теперь водить снова мне ничего не мешает. Я слезаю с серенького кресла и подхожу к самодельному шкафу, который отец сколотил из досок, стащенных с лесопилки, чтобы хранить здесь свои инструменты. В итоге только на нижней полке завалялось несколько отвёрток и сломанный шуруповёрт. Это очень ярко характеризует отца — наговорит красиво, размечтается, а до дела руки так и не дойдут. Он же хотел обустроить тут местечко, где мог бы отдыхать от работы (и от нас с мамой), обещал домик на дереве для меня построить, планировал крышу отремонтировать. Я всегда верила в его пустые обещания: «Конечно, дочка, в субботу пойдём в парк», «Я научу тебя кататься на велосипеде», «Я разберусь с соседским мальчиком, чтобы он тебя не обижал». Но суббота никогда не наступала, на велике меня учил кататься Тиз, а драчливого соседа я сама запугала другом-шерифом. У него всегда находились дела поважнее, будь то футбольный матч по телеку или посиделки в баре. Я расстраивалась, но всё равно тянулась к нему и жадно глотала моменты, когда он уделял мне время. Годы шли, я всё чаще засыпала под родительские крики, место под раковиной заполнялось пустыми пивными бутылками, а отец практически перестал со мной говорить, постоянно где-то пропадая по вечерам. В тринадцать лет я даже вздохнула с облегчением, когда он ушёл. Мамины слëзы заставляли ненавидеть его ещё больше. Не понимаю, что в нём она так любила. Наверное, далёкое прошлое, где отец был любящим и заботливым, пока ему всё не осточертело. Мне на глаза попадается небольшая коробка, откуда торчит синяя клетчатая рубашка, которую отец просто обожал. Я без сожаления отправляю его вещи в мусорный мешок. Туда же летят мои старые игрушки, сломанный тостер, домашний телефон с длинной антенной и много другого хлама. Я особо не всматриваюсь в то, что выбрасываю, пока не натыкаюсь на красную облезшую коробочку, похожую на подарочную. Внутри — старые фотографии, даже слишком старые. Некоторые из них чёрно-белые, выгоревшие на солнце, с помятыми краями. Я всматриваюсь в незнакомые лица, наконец узнавая в них дедушку и бабушку с маминой стороны. Их я видела всего пару раз, потому что они практически перестали общаться с дочерью, когда та вышла замуж. Подробностей мне никто не рассказывал, знаю только, что мама до самой смерти родителей пыталась наладить с ними отношениями. На нескольких фотокарточках она совсем маленькая, не больше трёх лет. Я долго разглядываю снимок, где она сидит у деда на руках и широко улыбается, а вокруг стоят еще человек десять. Что-то вроде городской ярмарки, судя по прилавкам позади. Рядом с молодым дедом стоит парень невысокого роста с копной кудрявых волос. Что-то в нём кажется знакомым. Я перебираю другие фотокарточки и чуть не падаю, когда вижу того же парня около мельницы. Той самой мельницы, которую я видела! Коробка летит из рук, я ползаю по полу в попытках снова найти его лицо, но парень больше не попадал в объектив камеры. На оборотной стороне снимка с мельницей ровным почерком выведено: «Исман Скотт. 1978 год».***
Такими темпами я скоро в обморок падать начну от недосыпа. Прошедшей ночью я несколько раз проваливалась в сон, но максимум на полчаса. Потом вскакивала с постели и бежала к ноутбуку. Искала в Интернете информацию об этом Исмане, но фамилия, которую носят процентов десять американцев, затрудняла поиски. Об убитом в прошлом веке парне не было ни строчки. Оно и неудивительно — и про современный Кемфилд в сети почти ничего нет, что говорить о прошлом. Я раз десять спускалась в гараж, где теперь не просто беспорядок, а погром настоящий, потому что я перерыла абсолютно все, до конца не понимая, что именно ищу. Видимо, доказательство, что я не поехавшая и видела… Черт, я даже озвучивать боюсь свои догадки. Призрака? Сына этого Исмана? Ага, Эва, ты в абсолютном адеквате. Но что мне думать? Как мне могло причудиться место, которое я никогда не видела. И Исман этот очень уж комплекцией похож на растерзанное тело, которое периодически мне снится, несмотря на снотворное. Лица его я не видела, но кудри такие же. В целом, одна моя мысль безумней другой, но я всё равно не успокоюсь, пока не узнаю, что случилось с человеком с фотографии. Утром, впихнув в себя размякшие в холодном молоке хлопья, я направилась в городской архив. Не думаю, что там есть отдельная папка, посвящённая всем мельникам округи, но попробовать стоило. Дремавшей старушке, которая там работает, я объяснила, что мне нужны выпуски местной газеты восьмидесятых годов для статьи об истории города. Хоть в чьих-то глазах побуду настоящей журналисткой. Бабуля, кстати, оказалась на удивление общительной, и сначала мне это очень мешало вчитываться в заголовки на пожелтевших листах, но потом я решила воспользоваться ситуацией: — Знаете, пока я занималась этой статьёй, столько раз пожалела, что дедушки с бабушкой уже нет в живых, — я вздыхаю с напускной грустью, подмечая сочувствие собеседницы: — Мои старики так много знали о нашем городе, так интересно рассказывали. Помню, приедешь к ним на ферму, накормят сытным обедом и не замолкают, — я безбожно вру и не думаю краснеть. В их доме я была всего один раз и запомнила лишь потускневшее после встречи лицо матери. — О, девочка, это такая редкость в наше время. Молодёжь совсем не ценит старших. Думают, не понимаем мы ничего, — полностью седая бабушка поправляет толстые очки. — А как же фамилия у тебя? Может, я их знала? Я сдерживаюсь, чтобы не хлопнуть в ладоши — старушка сделала всё за меня. — Расселл, — не сразу отвечаю я, вспоминая девичью фамилию матери, — Стэн и Мередит Расселл. — Ох, так ты их внучка? — она почти подлетает со стула. — Как жаль, что нас с Медди судьба развела… Ведь неразлучны были по молодости, пока дед твой не появился, — на её лбу появляются глубокие полосы морщин. — А как он помешал вашей дружбе? — эта часть мне абсолютно неинтересна, но я пока не понимаю, как расспросить об Исмане. — Не должна я плохо о покойнике говорить, тем более, он дедушка тебе, но… — в серых усталых глазах мелькает грусть, — своенравным он был уж слишком. Как поженились, так и запер её на десять замков в доме. Мол, с детьми сиди, нагулялась уже. Медди и не противилась, но погасла как-то. А всё любила его, ой, как любила, — старушка недовольно покачивает головой. — Конечно, Стэн важный такой был, красавец, да и ещё и в мэрии работал, — мои глаза на этом моменте непроизвольно округляются. Я думала, дед всю жизнь куриц разводил. — Они же с Бладли вместе начинали, друзьями были, наверное, до самой смерти Стэна. Я окончательно в замешательство впадаю. Мой дед и отец Аша? Никогда бы не подумала. Впрочем, о Стэне я мало чего слышала, чему я удивляюсь, если имя его узнала только благодаря надписи на надгробии? — Да, бабушке и правда нелегко с ним было, — поддакиваю я, понятия не имея, что у той старухи в голове было. — Кстати, она пару раз говорила о каком-то Исмане, кажется, Исмане Скоте. Я так понимаю, он с дедушкой близко общался? — Жаль, так жаль парня, такой молодой был… — моя собеседница прикрывает глаза, как будто забывая обо мне. — Все его знали, весёлый был, жизнерадостный. Отцу своему на мельнице помогал, день и ночь там пропадал, пока не… — она прикладывает морщинистую руку к сердцу, и я начинаю паниковать, что пора искать аптечку, но в итоге лицо её становится более спокойным: — пока не погиб. Пазл складывается в довольно жуткую картинку, которую хочется побыстрее разломать на кусочки, впихнуть в коробку и больше никогда не открывать. Я видела прошлое? Как такое возможно? Откуда мой мозг это взял? — С ним случилось что-то страшное? — Волки насмерть загрызли, — она кажется искренней, но верить в сказанное я не спешу. Разговор быстро сошёл на «нет», я для вида покопалась в газетных вырезках и попрощалась со старушкой. Из архива я выходила на ватных ногах. Солнце неприятно жгло глаза, гул из людских голосов противно ударял по барабанным перепонкам. Понимая, что до дома в таком состоянии дойти сложновато, я забралась вглубь городского парка и стала думать. Что мы имеем? Много лет назад погиб парень, которого я видела около недели назад, распятым на стене мельницы. Мельницы нет, трупа нет, зато есть история бабули за семьдесят и несколько фотографий. Плюс ко всему, с Исманом были знакомы мой дед и отец Аша. Ещё увиденное мной как-то подозрительно похоже на то, что сделали с Агнией, и это добавляет истории безумия. Когда умер Исман? Лет сорок назад? Я получаю ответы, которые только добавляют новые вопросы, и не имею представления, что со всем этим делать. Не пойду же я к Амену с рассказом о призраке или как его ещё назвать. Одного похода к психиатру мне хватило. Даже Тизиан пальцем у виска повертит, если я буду доставать его с этим бредом. А вот Дия, уверена, поверила бы с первого слова. Она обожает искать в каждой мелочи плохой или хороший знак, верит в духов, в жизнь после смерти, в астрологию, да во всë, над чем я смеюсь обычно. Только сейчас мне вообще не до шуток, и я многое бы отдала, чтобы увидеть искры интереса и понимания в глазах подруги. Но сейчас она меня ненавидит… — Алло? — я беру в руки разрывающийся телефон и отвечаю, даже не глянув на имя звонящего. — Привет, я уже думал, что ты до конца жизни будешь меня игнорировать, — от голоса Аша я мгновенно напрягаюсь. Я про него после барбекю и не вспомнила ни разу, а теперь изо всех сил стараюсь прогнать дурное предчувствие, скребущее внутри, — Я извиниться хотел. Как придурок последний вёл себя, даже вспоминать стыдно. — А, да всё нормально, — отвечаю я, потому что совершенно не ожидала извинений. К тому же, теперь не знаю, как намекнуть, что меня тошнит от его голоса, вида и касаний. — Нет-нет, я правда виноват и хочу это исправить, — его настойчивость начинает раздражать. — Давай я заеду вечером… — Аш, — я резко перебиваю его, сжимая в пальцах край сумки, — не надо ко мне больше приезжать. Из этого ничего хорошего не выйдет, — по ощущениям моё лицо посинело-побелело-покраснело, пока я говорила. — Эй, если тебе не прельщает встречаться с самым обворожительным парнем Кемфилда, — Аш коротко смеётся, — то без проблем. Я не настаиваю, но из нас всё ещё могут выйти неплохие друзья, разве нет? Я молчу дольше положенного, потому что это последнее, что я ожидала услышать. Он так просто принял мои слова, не ругался, не оскорблял. Может, у меня слишком низкие требования к людям, но этого вполне достаточно, чтобы облегченно улыбнуться. — Как скажешь, самый обворожительный, — я посмеиваюсь в трубку. — Ты на улице? — интонация Аша меняется на какую-то заговорческую. — А как ты пон… — я не успеваю договорить и вскрикиваю, когда чувствую давление на плече. — У меня очень хорошая интуиция, — Бладли обходит лавку и садится рядом, — и собака, — Амат подходит ко мне и утыкается влажным носом в колени. Я перебарываю желание убежать подальше от этого зверя и слегка глажу матово-черную шерсть. — Не делай так больше, — говорю и почесываю собаку за поднятыми ушами. — Она подозрительно дружелюбна. — Просто не хочет, чтобы ты ругала её хозяина. — Я не рискну её расстраивать. — Отлично. Ты спешишь куда-то или гуляешь? — Ну, даже не знаю, — я вздыхаю, не придумав, что делать дальше. Где мне теперь вынюхивать информацию об Исмане? — Выглядишь расстроенной, — говорит Аш и кладёт мне в ладонь две мятных конфеты, по которым я уже успела соскучиться. — Ты газеты читаешь? — он кивает на сумку, из которой торчит несколько свертков. — Нет, из архива взяла, — останавливаюсь и думаю, как завуалировать «где я искала информацию о призраке». — Захотелось о предках своих узнать побольше. О дедушке, — говорю я, скрывая отвращение в голосе. — Честно, никогда не слышал о Робертсах, — Аш называет мою фамилию, и мне приходится его исправить: — О Расселах. — Чëрт, так ты внучка Стэна? — Аш говорит очень эмоционально и проворачивается в пол-оборота. — Я и подумать не мог, — в голосе парня мне мерещится фальшь, но я списываю это на свою мнительность. — Я слышала, он общался с твоим отцом. — Да они с Расселом, как братья были. Я даже дядей его называл, — на секунду обидно становится, что мой родственничек к чужим детям теплее относился, чем к собственным. — Ты ребёнком совсем была, получается, когда его не стало? — Ага, не помню его совсем, — «и ни капли об этом не жалею». — Слушай, так поговори с моим отцом, — от предложения Аша я закашливаюсь. — Он обычно та ещё задница, но про Стэна с радостью вспомнит. — Даже не знаю. С чего он будет своё время на меня тратить? Занятой же человек, — я отнекиваюсь, но начинаю думать, что это неплохой вариант. Мистер Бладли точно знать должен, что случилось с Исманом. — Да ладно тебе, отцу только дай повод, и он будет о молодости болтать, пока не уснёт, — Аш окончательно развеивает сомнения своей улыбкой. — Решено. На днях устроим вечер старческих воспоминаний. Обещаю, тебе не понравится. — Многообещающе, — смеюсь я, пока Аш встаёт с места. — Каждому нужно знать, какой он крови, — Аш немного наклоняет голову, от чего серебряная сережка в виде змеи поблескивает на солнце. — Мне пора уже. Тебя проводить? — Нет, я ещё понаслаждаюсь видом, — я обвожу рукой заросший пруд перед нами. — До встречи. — До встречи, — парень уходит, строго держа собаку на поводке. Амен убьёт меня, если узнает. И от этого мне только сильнее хочется разговорить Бладли.***
Я вышла из парка, когда солнце уже наполовину спряталось за горными пиками. По дороге пыталась дозвониться до Тизиана, чтобы узнать, на сколько сегодня заполнена шкала ненависти Дии, но в ответ слышала только длинные гудки. Я отвлеклась на громкий рёв шин и увидела две полицейские машины, несущиеся к окраине города. Неужели опять что-то случилось? Думать долго не стала и торопливо потопала в сторону полицейского участка. Узнаю всё из первых уст, потому что иначе колючая тревога до утра не заглохнет. — Привет, Тиз на месте? — я обращаюсь к Мэту, который сидит на дежурном посту. — Что-то ты к нам зачастила, — блондин мерзко облизывает губы и отвечает: — Уехал только что. — Так, а Амен? — спрашиваю с большим напряжением. — Амен? — на бледном лице появляется гадкая ухмылка. — В общем кабинете. Я отшатываюсь от деревянной стойки и быстро иду в нужную сторону. Глядя на Мэта, я вспомнила, почему обычно шарахаюсь от мужчин. Вот вроде знакомы с ним со школы, а первое, что он обо мне думает, — что я не по делу пришла, а отсосать первому попавшемуся человеку в форме! Я буквально видела слово «шлюха» в его глазах. Поставить бы его на место, но как? — Эва? — я не замечаю, как захожу в кабинет, где нет никого, кроме Амена. — Почему Тизиан на звонки не отвечает? — я подхожу к его столу, а он захлопывает крышку ноутбука и откидывается на кресле. — Он мне не докладывал. — О, так можно? — я падаю на свободное компьютерное кресло и подъезжаю на нём ближе к Амену, который точно знает, где сейчас мой друг. — Я думала, ты контролируешь абсолютно всех, кто попадает в твоё поле зрения. — Не всех, но некоторые, кажется, жить спокойно не могут без моего контроля, — хрипота в его голосе сильно сбивает. — Тебе кажется, — я с увлечением рассматриваю фикус за его спиной, чтобы сконцентрироваться на диалоге. — Опять убили кого-то, да? Тиз на вызов поехал? — С чего ты взяла? — ощущение, что у меня кожа обугливается в тех местах, куда направлены ледяные зрачки. — Видела несколько полицейских машин, куда-то очень спешащих. Для более мелкого происшествия хватило бы одной. — Если скажу, что случилось и когда Тизиан вернётся, обещаешь, что больше не будешь лезть в дела полиции? — Нет. — Невозможная, — боковым зрением вижу, как остреет угол его челюсти. — В деревне в горах труп местного жителя нашли. Все, кто был свободен, поехали туда. Тизиан в городе только к утру будет. Довольна? — я на какое-то время замолкаю. Не по себе от мысли, что это может быть связано с убийством Агнии и гибелью Исмана. — Его тоже к стене пригвоздили? — Ты узнала достаточно, — без намёка на вежливость Амен кивает на дверь. — Почему сам не поехал? — я наклоняюсь корпусом в его сторону, давая понять, что так просто он меня не выдворит. — Отчет пишу. И ты отвлекаешь, — он принимает схожую позу, склоняясь надо мной. — Поедешь, когда закончишь? — Да. — Я с тобой, — сразу же выпаливаю я. — Что? — Амен прищуривает глаза, будто не верит, что я это сказала. — Нет, это исключено. — Убийца мог снова оставить послание, — я немного задираю нос, на ходу придумывая аргументы. Не могу же я сказать, что хочу сравнить труп в горах с моими видениями. — В случае с Агнией ни один доблестный полицейский, ни один агент ФБР не удосужился по лесу прогуляться и найти недостающую часть. Напомню, её обнаружила я. — Ты хоть понимаешь, насколько глупо звучишь, Эва? — слышу глухой скрип, когда пальцы Амена впиваются в подлокотники. — Это не головомка, не игра детская, а убийство настоящее. Тебе после Агнии херня какая-то мерещится, ещё хочешь? Правда веришь, что я позволю? — Ты позволишь, — я тяну каждый слог, начиная говорить тише, — или я сама туда доберусь. Попрошу помочь кого-нибудь другого. Аша, например. — Только попробуй, — он дёргает моё кресло на себя, от чего мои ноги оказываются между его. Мы не касаемся друг друга, но я чувствую себя в ловушке, в до одури приятной ловушке. — И попробую, — я сглатываю вязкую слюну, опуская глаза на коричневые ремни, которые спускаются от широких плечей к поясу. Кажется, на эту штуку цепляется кобура. У меня мозг плавится от того, как органично она выглядит на идеальном торсе. А потом я на секунду представляю кожаный ремень в его руках, и мышцы внизу живота наизнанку выкручиваются. Именно в тот момент, когда мне от стыда на три метра под землю уйти хочется, Амен обхватывает мою челюсть одной рукой, вынуждая посмотреть на себя. Тишина оглушает, а воздух состоит из раскалённых частиц. Это пытка какая-то: он молчит и выглядит так невозмутимо, будто у него в голове не развергаются долбанные вулканы и по венам лава не стекает, как у меня. Не могу больше. Я пожалею, если не вылечу отсюда прямо сейчас, сильно пожалею. Поэтому резко поднимаюсь, от чего кресло шумно прокатывается в противоположную сторону. И шага сделать не успеваю — Амен перехватывает запястья, грубо притягивая к себе на колени. Ладони упираются в напряжённые мышцы груди. Я чувствую, как пулемётной очередью бьётся его сердце. Мы сталкиваемся лбами, воруя друг у друга вздохи, но никто из нас не заходит дальше. Злимся, хотим, под кожу один другому забираемся. Оба замираем без малейшего движения. Я жду дрогнувшей мышцы на лице, тихого ругательства, хоть какого-то спускового крючка, после которого Амен врежется в мои губы. — В девять вечера чтобы на крыльце стояла, — говорит он, будто груду снега мне в глотку запихивая. Холодно, отрешëнно, высокомерно. Я выхожу из кабинета, даже не обернувшись. Поиздеваться решил или передумал в последний момент? Сейчас это уже не имеет значения. Важно лишь то, что он на всю жизнь оставшуюся эту поездку запомнит. Я всё для этого сделаю.