we fell in love in october

— Сатору? — позвал мягкий, приятный слуху голос Сугуру напротив его уха. Он медленно раскрыл глаза и улыбнулся его утреннему поцелую. — Сугу? — ответил он, всем весом перекатываясь на Сугуру. — Доброе утро. Сугуру хмыкнул, углубил поцелуй и у Сатору возникла потребность прикоснуться к нему. Его пальцы пробежались по прядям и притянули ближе к себе, чтобы легче подобраться к шее Сугуру. — Снег идет, — сказал он, скатываясь с кровати. Сатору издал недовольный стон, падая на матрас. — И что? — спросил он. — Возвращайся в постель. — Пойдем вместе на улицу, — предложил Сугуру, игнорируя мольбу Сатору. — Это самый первый снег в году. Скептически подняв бровь, Сатору сказал: — Если выгляну в окно, а там метель, то буду в бешенстве. Сугуру засмеялся хриплым после сна голосом. — Продолжай. Сатору выпрямился и потянулся вверх. Сугуру лишь наблюдал за ним, его глаза задержались на оголенной груди Сатору. — Ты пялишься, — подловил его Сатору. Сугуру вспыхнул и быстро отвел взгляд. — Извини, — сказал он, смущенно улыбаясь вниз. — Иногда не могу сдержаться. Сатору встал с кровати на холодную плитку своей комнаты в общежитии. Вместо того, чтобы выглянуть в окно, он подошел к Сугуру заключить его в объятия. Ничто в этот момент не могло сравниться с близостью их тел, единого биения сердец и взаимного обмена теплом. Теплота, скрытая в этих жестах, запустила поток фейерверков в его груди. — Идет снег, — напомнил ему Сугуру, оглаживая шею Сатору. В этот момент Сатору отстранился и его взгляд сосредоточился на виде из окна. Сугуру был прав. Снег и вправду шел. Аккуратные белые хлопья тяжело падали с неба — Сатору обезоружило это зрелище, не позволяя ему сдвинуться с места. Несколько месяцев назад деревья украшала пышущая жизнью зелень, впитывая летний жар, исходящий от солнечных лучей. В прошлом месяце деревья не избежали метаморфозы, погибая яркими вспышками, а сейчас — в стуже позднего ноября — их увесил снег, под тяжестью которого прогибались голые ветки. И вот опять, это чувство. Ностальгия, напоминающая Сатору, как все изменилось. Но теперь, когда он взглянул на Сугуру, Сатору ощутил комфорт, мягким тихим голосом уверяющим его: его любовь всегда будет с ним. — Красиво, правда? — спросил Сугуру, обнимая Сатору за талию. Сатору вновь растворился в исходящем от Сугуру тепле, наслаждаясь тем, как оно пронзило его насквозь. — Пойдем, — с ухмылкой сказал он. — Но обещай, что проведешь со мной весь день. И ночь тоже. Лицо Сугуру стало невозмутимым. — Я твой парень, а не твой сосед. — И? — сказал Сатору повышенном тоном. — Разве ты не можешь быть всем? — Всем? Сатору протяжно хмыкнул в ответ. — Парнем, соседом, лучшим другом, любовником… всем. Казалось, что Сугуру понравилось его объяснение. Его взгляд смягчился, раскрывая всю его любовь. — Да, — согласился он. Он прижался ближе и затянул Сатору в долгий, бесстыдный поцелуй, полностью раскрывая рот. Они продолжали целоваться до боли в губах и слабости в легких. Сатору почти полностью забыл о снегопаде, но, оказавшись на улице — когда прохлада ранней зимы обняла их за плечи — он был рад тому, что были вынуждены остановиться. Обволакивающая город прохлада притянула их ближе друг к другу. Сатору крепко прижимался к Сугуру, пока они гуляли по двору. Вокруг было тихо: большая часть кампуса все еще была погружена в сон. Сугуру прекратил шаг в центре кампуса, где их окружали однотипные кирпичные здания. Он вновь поцеловал Сатору, их губы были теплыми, а носы холодными. — Ты улыбаешься, Сатору? — спросил Сугуру, прерывая поцелуй и хватая Сатору за обе руки. Он повел его к усыпанному снегом месту возле библиотеки. — А почему я не должен? — Сатору обездвижило обожание во взгляде Сугуру. Никогда прежде он не чувствовал себя более любимым, более понятым. Сугуру упал в снег, затягивая с собой Сатору. Сквозь его куртку просочились снежинки и холодно защипали его спину, но рядом с Сугуру, рука которого сжала руку Сатору, все расстаяло. — Ты счастлив? — полушепотом спросил Сугуру. — Если серьезно? Просто ты ведешь себя так, будто счастлив, Сатору, и иногда я не могу сказать точно— — Я счастлив, — перебил его Сатору, чьи щеки болели от улыбки. — Я так счастлив. — Я тоже, — сказал Сугуру, улыбаясь в ответ. — По мне видно? — Видно. — Как? Сатору сделал вздох, испуская радость в воздух. — По твоим глазам. По твоему голосу, — ответил он, проведя свободной рукой по его щеке. — Как ты смотришь на меня. — И как же я смотрю на тебя? — спросил Сугуру, чьи зрачки расширились в этот момент. Сатору изучал его взгляд столько, сколько может помнить, но у него не было нужных слов, чтобы дать этому должное описание. Он был таким, каким являлся. Ради самого Сугуру он хотел подобрать достойное признание, однако оно было неточным. — Будто весь мир кроется в моих глазах. Будто сожмешь меня чуть крепче, и я распадусь. — Он прервался на полуслове, едва справляясь с наплывом эмоций. — Будто ты любишь меня. — Люблю, — произнес он тихим, интимным голосом. — Я люблю тебя. — Новый вызов, — заявил Сатору, сердце которого бешенно забилось. — Переезжай ко мне? Сугуру закатил глаза, но, тем не менее, улыбнулся. — Да, — сказал он, его согласие повисло в воздухе между ними. — Да? — спросил Сатору, ухмыляясь. — Да. Сатору вновь притянул его в поцелуй и аккуратно перекатился на Сугуру. Его длинные, словно чернила, волосы прочертили линии на белизне снега. — Да, — повторил Сатору между поцелуями, ощущая, как возросшее тепло тела Сугуру переплелось с его собственным, мягко согревая сквозь слои одежды. — Люби меня, — выдохнул Сугуру в поцелуй. Его слова расщепили Сатору на части и вновь собрали в единое целое — намного крепче, чем прежде. — Уже. Люблю. — Люби меня, — мягко повторил Сугуру. С едва слышимым надломом в голосе Сатору пообещал ему: — Сугуру, я люблю тебя. — Останься со мной. Еще один глубокий, долгий поцелуй. — Останусь. И Сатору сдержал свое обещание.