По.....й герой

Если спросить у Каратов, кто, по их мнению, из участников группы злится страшнее всех, они ответят, что это Уджи. Если задать этот же вопрос их руководству и стаффу, все в один голос выберут Сынчоля. Но, если спросят мемберов и их бэк-танцоров, оглянувшись по сторонам и в полголоса все прошепчут, что это Хоши. Они все люди и остальные парни в группе тоже периодически злились, но лидер-лайну по статусу положено быть чуть строже остальных, разве нет? Правда, представления об этом фанатов и реальность несколько отличались друг от друга. Джихун, например, в припадках острого перфекционизма не бегал ни за кем по студии с кулаками и угрозами, он скорее тихо и раздражённо шипел на всех, сквозь зубы прося спеть строчку ещё раз. Да и такого его давно никто не видел — опыт показал, что крики продюсера совсем не помогают певцам настроиться на нужный лад. Но старое видео, где он носился за Мингю с гитарой наперевес, сделало его репутацию на много лет вперёд. Теперь оно его совсем не обижало, и все шутки про это он с улыбкой игнорирует. Это раньше он всячески пытался доказать всем вокруг, что тот же самый Чан куда раздражительнее него самого, но какая людям разница? Да и пугающая репутация заставляла малознакомых людей аккуратнее подбирать слова, чтобы не получить. Как интроверта, его это полностью устраивало. Купс вот злился точно так, как представляют люди. Формальный статус в их иерархии заставил его научиться контролировать бурлящие эмоции, но если его прорывало, то страшно становилось всем. Он мог и наорать брызжа слюной, и по столу со всей силы ударить. В Сынчоле не было лидерских качеств с рождения, чувство ответственности и лидера в себе приходилось воспитывать насильно. Поэтому он сильнее всех был привязан к группе и чувствовал нужду защищать тех, чьё благополучие повесили на него ещё десять лет назад. Чхве Сынчоль был нежным и даже в какой-то степени мягкотелым, но Купс, лидер одной из самых успешных групп в индустрии, был вспыльчивым и требовательным к окружающим их людям. Он мог жёстко отчитать не к месту флиртующую стилистку, или прямо сказать их креативному директору, что идея подогревать популярность их голыми телами — дерьмо, или пойти ругаться с бестолковыми звуковиками. Заводился он с полуоборота, но и отходил тоже быстро. Некоторым не везло попасть под горячую руку, но обычно на злого Сынчоля находился ещё более злой Джонхан, который не давал просто так ругать любимых детей. Сунён же быстро заводился и очень долго отходил. Вот, как например, сейчас. Сунён сидит на корточках перед толпой танцоров и цепким взглядом оглядывает всех, пытаясь найти того, кто портит весь синхрон. Его не волнует, что все буквально валятся с ног. Его волнует, что у них завтра концерт, сцена меньше, чем обычно, а кто-то спустя несколько часов репетиций так и не запомнил свои места в новых расстановках. Пальцы отстукивают ритм песни, насквозь сырые из-за пота чёрные волосы зачёсаны назад, а губы недовольно поджимаются. Джихун старается не сбиваться с темпа, но взгляд всё равно со своего отражения в зеркале падает на сидящего в центре Квона. Тот взбешён настолько, что в глазах едва блестят злые слёзы. Будь его воля, Джихун уверен, тот бы все станцевал сам, но это было невозможно. Поэтому они танцуют третий дополнительный час после восьми запланированных. Репетиция продлится столько, сколько захочет того Сунён. В таком настроении с ним не спорит даже Херим-нуна, с жалостью наблюдая за мучениями группы и бэк-танцоров. Джихун нервно сглатывает, потому что злой Сунён — сексуальный Сунён. Его хотелось сожрать целиком. Он даёт время на передышку только после того, как Чан путается в ногах и падает на ровном месте, а Сынкван орёт, что свернёт кому-нибудь шею, если его не пустят в туалет. Все расползаются по углам зала, то и дело переглядываясь. Никто не винит Сунёна за жесткие требования к исполнению хореографии — благодаря этому они и стали самой синхронной командой. Но во всём должна быть мера, которую он не чувствовал совсем. Квон был таким во всём. Если пить, то до беспамятства; если выступать, то без изъяна; если заниматься любовью, то вытрахать из Джихуна всю душу. Пол неприятно холодит спину через промокшую от пота футболку, но Ли продолжает лежать, уставившись в потолок. Сил встать нет, но надо. Очередную попытку собрать остатки себя в кучу прерывает болючий тычок от Сынчоля в ребра. — Джихун-а, нам бы спать расходиться. Угомони его и поехали отдыхать, — вполголоса говорит Сынчоль. Ему уже хотелось начать ворчать почему это косячат другие, а успокаивать этого бешеного должен он, но как только голова повернулась в сторону Чхве, Джихун почувствовал на себе несколько десятков надеющихся взглядов. Все знали, что Хоши не слушает никого, кроме Уджи. И это была проблема. Квон Сунён был тихим и податливым, часто позволял обвести себя вокруг пальца и в принципе заставлял думать, что в теле взрослого мужика застрял первоклассник. Таким он и появлялся на развлекательный шоу, фансайнах и других мероприятиях, где его могли видеть фанаты. Поэтому все считали Хоши эдаким раздолбаем-дурачком, которому бы вернуться в детсад. Но вся несерьёзность испарялась, стоило делу дойти до танцев. Сунён превращался в Хоши, который лидер перфоманс юнита и участвовал в постановке чуть ли не всей хореографии группы. Он принимал критику от Бомджу-хёна в студии звукозаписи, или помощь одногруппников в написании лирики, но в танцевальном зале он был Богом и Чёртом. Никто не мог критиковать его, а он не мог не критиковать всех, не стесняясь порой самых изощрённых оскорблений. К звёздам продирались через тернии и ребята старались не жаловаться, понимая, что награды за лучшие выступления им даются не просто так, но всё-таки Квона иногда заносило. Как лидер от природы, он ценил сложившуюся в группе иерархию и, включая в себе режим «лидер перфоманс юнита», соглашался слушать только двоих в группе — Уджи и Купса. Второй в разрешении напряжённых ситуаций дипломатическими путями был не силён — злой Сунён умел доводить настолько, что уже пару раз получал по лицу. А первый… у любовников всегда есть рычаги давления друг на друга, о которых никому не нужно знать. Было достаточно и того факта, что вся огромная команда вокруг знала об их отношениях. Джихун повернулся обратно к потолоку, несколько раз тяжело вздохнул и с тихим: «я вам дрессировщик что ли, чтобы тигров укрощать», понёс себя в сторону микшера, где сидела причина общей боли в мышцах и заднице. Сунён с ногами залез на высокий стул около стойки с аппаратурой и внимательно рассматривал на телефоне запись последнего прогона. Указательный палец, которым он перематывал видео, заметно дрожал, что означало конечную. Из них всех он был самым выносливым, но если уж у Квон Хоши дрожали конечности, то это знак — пора остановиться. — Сунён-а, — Джихун схватил его за запястье и настойчиво потянул за собой из зала, — давай-ка отойдём. Квон недовольно закатил глаза и попытался стряхнуть чужую руку со своей, но джихунова хватка стальным кольцом обжигала кожу. Если бы они были в другой ситуации, он бы скорее всего уже позорно скулил от возбуждения. Проявляющий силу Джихун — некоторый кинк Сунёна. Но не место. Пока его через всё помещение тащили на выход, Хоши безуспешно пытался выбраться. Он распинывал бутылки с водой, крича что-то на весь зал об их безответственности, что он готов дать им опозориться и, кажется, пару раз послал по известному адресу конкретных танцоров, так неудачно расссевшихся в ближайших углах. От этих беспомощных криков даже у Хёрим-нуны сжалось сердце, но все понимали, что если Джихун его не успокоит и отпустит обратно, то им грозит остаться ночевать в зале для практик. Спустя минуту пререканий и сопротивления танцора, двое всё-таки скрылись за тяжёлой дверью зала. Чаново «Он же его не сожрёт?» заставило Джонхана хихикнуть от двусмысленности, но осталось без ответа. Вытащив Хоши из зала, Уджи затолкал его в ближайшую дверь и запер её на замок. Маленькая репетиционная два на два метра была освещена лишь горящей табличкой-указателем пожарного выхода. Джихун перегородил подход к двери, не пуская обратно в коридор. — Сука, не зли меня и выпусти отсюда. У нас не отработано интро. Если бы голосом можно было убивать, то Ли Джихун к тому моменту уже был бы четвертован и сварен в кипятке. Сунён громко сопел, через раз порыкивая и безуспешно пытался сдвинуть парня в сторону. Но выпускать Хун никого не собирался. Как и терпеть безосновательные гадости в свой адрес. Ругаться ему никогда не нравилось, но поставить на место слегка зарвавшегося собственного любовника было просто необходимо. Эта злость разрушала того, кого он любит и пора было прекращать. Кому как не ему знать, что потом, когда ярость спадёт, Сунён будет неделями ходить и пережёвывать жвачку со вкусом вины из-за собственной несдержанности и грубости. Ему не нравилось иметь дело с злым Квоном, но грустного и разбитого видеть было еще невыносимее. — Дорогой, заканчивай свои концерты, — Джихун сделал резкий выпад и прижал Сунёна к стене. Несмотря на разницу в росте, в силе перевес был явно на стороне Хуна. Одной рукой он держал квоново лицо так, чтобы щекой он прижался к шершавой поверхности, а второй крепко держал руки, чтобы не вздумал брыкаться. Всем телом навалившись на скованного парня, он больно укусил Хоши за плечо. Зубы сжались так плотно, что на языке почувствовался вкус крови, а Сунён разразился громким вскриком. К сожалению, боль была единственным вариантом привести его в чувства. К счастью, репетиционные имели хорошую звукоизоляцию. Разомкнув зубы, Джихун лизнул и нежно поцеловал укус. — Ты идиот, если думаешь, что мы сейчас что-то исправим. Фанатам больше понравится кривое интро, чем полумёртвые артисты. Он отпустил расслабившееся под ним тело, перевернул Квона лицом к себе и осторожно заглянул в глаза. Вместо злых молний теперь они отражали вселенскую усталость. — Отпускай всех домой. Ты хорошо поработал, всё будет хорошо, обещаю, — прохрипел Джихун и прижал Сунёна к себе, позволяя тому наконец дать волю слезам. Влюблённые и уставшие они стояли в этой темной каморке ещё несколько минут, позволяя себе раствориться друг в друге. Запах потного мужчины не входил в топы лучших ароматов планеты, но Сунён чувствовал, что именно так пахнет дом. Кислым ароматом собственного тела и бергамотовой ноткой давно выветрившегося парфюма. А ещё дом ощущается крепкими руками на спине и лёгкими поцелуями в шею. На следующий день всё действительно было хорошо — никто не забыл ни интро, ни расстановок. Правда, сунёнова визажистка потратила половину тюбика тональника, чтобы перекрыть след от укуса на плече, но это были мелочи.