inside your walls.

      Все обожали Сириуса Блэка. Все хотели дружить с Сириусом Блэком, хотели пить с ним на одних вечеринках, занять место рядом с ним в аудитории в те редкие разы, когда он появлялся на занятиях, все хотели зажигать его сигареты, смеяться над его шутками, ловить мяч, который он кидал, делить с ним косяк, ходить с ним на одни концерты — иметь возможность хотя бы несколько секунд провести в компании Сириуса Блэка, попасть в его поле зрения, получить немного внимания.       Все хотели трахнуть Сириуса Блэка.       Когда он проходил по внутреннему дворику, любая девушка в радиусе пятиста метров поправляла волосы, выпрямляла спину и втягивала живот. Это касалось всех: и зелёных первокурсниц, ещё не осознавших магию Сириуса Блэка над кампусом, и выпускниц, которые за столько лет обучения всё ещё надеялись, что обмолвятся с ним хотя бы словом.       Сириус Блэк стал тем самым исключением на мужских вечеринках за пивом и футболом, когда разговор мог повернуть в сторону «я не гей, но…». Он стал причиной того, что на нескольких компьютерах в библиотеке история поиска пестрила запросами:       тест на гея        что делать если ты хочешь трахнуть парня        по-гейски ли это если ты хочешь поцеловать парня но он достаточно женственный        сириус орион блэк III инстаграм       Возникало чувство, что его запах, само его присутствие было наркотиком, на который подсаживался каждый, кто видел его. Даже уставшие снобы, которые говорили о наглости и эгоцентризме Сириуса Блэка, о том, что он просто очередной богатенький наследник, тут же замирали, стоило Сириусу Блэку появиться в комнате.       Сириус Блэк был всем. Он был красив, как мраморная статуя, ведь сложно было поверить, что такая острая линия челюсти была настоящей костью с настоящей кожей, его волосы были идеально чёрными, как безлунная ночь, и глаза, про которые спорили, голубые они или серые, но каждый раз в свете луны они отливали серебром, а когда выходило солнце — становились янтарными.       Сириус Блэк был не просто красивым. В Оксфорде было много красивых парней, но Сириус Блэк был исключительным. У него был сколот один зуб. Он носил серьгу в ухе — только одну, не больше, иногда простое серебряное колечко, а иногда одну из серёжек своей новой девушки. На его бедре была кривая татуировка, сделанная по-пьяни. Её мало кто видел, но все хотели посмотреть. Небольшой шрам на руке. И длинные чёрные ресницы, идеально обрамляющие глаза.       Он появлялся на занятиях в мини-юбке, и когда преподаватели его за это отчитывали, говорил, что носит традиционный килт, и его шотландское наследие попирается, хоть и от шотландца в нём было столько же, сколько было от китайца в Принце Уэльском, а «традиционный килт» вряд ли делали с пайетками. Катался на мотоцикле по школьному газону. Предыдущей преподавательнице этики пришлось уволиться, когда её застукали с Сириусом Блэком в одной аудитории — из одежды на ней были только очки.       Сириус дружил исключительно с другими популярными детишками, которые покорно признавали его неоспоримое лидерство в их компании. Они были такими же, как он: у них были загородные дома, выходные в Париже и Рождество в Альпах. Люди, для которых деньги никогда не имели цены ровно до тех пор, пока мамочка и папочка не блокировали платиновую карту из-за очередной страницы в жёлтой прессе: «сын баронета X попал в полицию — при себе у него обнаружили полкило кокаина». Простые смертные могли попасть в общество Сириуса Блэка, но совсем ненадолго. Он берёг своё драгоценное внимание для людей избранных, исключительных. С девушками ему в принципе даже не нужно было разговаривать — достаточно было только махнуть рукой, и все уже уходили в его комнату и ждали в надежде, что им подарят лучшую ночь в жизни.       Сириус Блэк любил общаться с людьми, чьи родители попали в большой политический скандал. С теми, кто давал ему списывать на экзаменах. С отчаянными, которые делали себе татуировки на лице. Со студентами по обмену. С теми, кто мог его перепить. С симпатичными аспирантами с очень узкой темой научной работы. С вечными кандидатами на отчисление. С детьми кинозвёзд и забытых певцов из восьмидесятых. Со всеми, кто мог его чем-то развлечь или удивить, пусть даже и на один раунд в баре.       Постоянных друзей у него было только двое. Джеймс Поттер, сын первого спикера Палаты общин индийского происхождения — они были друзьями ещё с Итонского колледжа, и Мэри МакДональд, чей отец владел сетью продуктовых магазинов. На первом курсе они с Мэри даже встречались, но эта парочка так часто расставалась и мирилась, что было решено остаться просто друзьями. Им было гораздо легче время от времени просыпаться в постели друг друга, чем устраивать скандалы по поводу взаимной неверности.       Они ходили по кампусу втроём и редко разлучались. На каждой вечеринке они были центром всеобщего внимания. Танцевали вместе, пили вместе, разрушали барные туалеты. Когда они проходили по коридорам, все переходили на шёпот, но большинство просто откровенно пялилось, раскрыв рты и не смея отвести глаз. От них пахло деньгами, они светились красотой, и шли, будто бы владели и этим коридором, и всем Оксфордом, и каждым человеком, встречавшимся на их пути, и только иногда к ним присоединялся кто-то из свиты — один или два человека, оказавшихся достаточно интересными, чтобы провести несколько недель в их компании.       Такими их и увидел Римус Люпин в свой первый год в Оксфорде. Он появился во внутреннем дворе в своём поношенном свитере, несмотря на то, что день был солнечный, и прошёл мимо приветственных столов так, будто бы это был его типичный вторник, а вовсе не первый день в самом престижном университете страны. Кураторы пытались поймать его и всучить в руки брошюру, но у него не было никакой потребности оставаться рядом с ними и узнавать про совместные поездки в Озёрный край или обеденный клуб. Вся нужная ему информация давно уже была выписана в блокнот и зазубрена, он наизусть знал своё расписание и точно помнил имена преподавателей всех внеклассных занятий, которые он хотел посещать. Что же до социальной жизни — Римус не особо надеялся на то, что у него получится завести друзей. Да и он прекрасно обходился без них почти всю свою жизнь. Ему было достаточно одного человека, с которым можно обмениваться домашкой, и у кого можно одалживать книги, а свою пинту в баре он спокойно мог выпить и в одиночестве.       Такой человек нашёлся, и звали его Питер Петтигрю. На курс старше Римуса, хорошие оценки, блестящий ум, сообразительность и достаточная застенчивость делали из него идеального компаньона. Его родители платили за его обучение, но он претендовал на стипендию. Единственным недостатком Питера было то, что в отличие от Римуса ему хотелось быть приглашённым на вечеринки, хотелось обедать вместе и обсуждать какую-нибудь безделицу, как новую книгу Нила Геймана или лекцию о стволовых клетках. Поэтому Римус исключительно из вежливости принимал его приглашения в бар и садился с ним вместе в библиотеке, стараясь не поощрять отвлекающие его вопросы в стиле «что тебе нравится слушать?». Битлз — стандартный ответ на этот вопрос, хотя Римус не был даже уверен, что ему нравились Битлз, просто его отец постоянно ставил их, пока готовил.       Именно из-за Питера Римус наконец-то обратил внимание на что-то, что готово было вот-вот выбить почву из-под его ног. На Сириуса Блэка и его свиту.       Питер затащил Римуса в паб, где снова пришлось вести малоинформативные светские беседы о том, как Питер однажды ездил с семьёй в Уэльс — «а ты из какой именно части Уэльса, Римус?» — когда они зашли, выбрали стол и сели. Римус не заметил бы их троицу, если бы не зеркало за спиной Питера, в котором отражалась входная дверь. Первой зашла МакДональд, за ней Поттер, и последний — Блэк. Все люди в пабе отвлеклись от своих разговоров, и Римус с Питером в том числе. Вместе с отражением этой невероятной тройки в зеркале он видел нелепое взбудораженное лицо Питера, в чьих глазах на секунду проскользнула печаль.       Пока МакДональд и Поттер здоровались с друзьями, ждавшими их за лучшим столиком в пабе, серебристые глаза Сириуса сканировали паб в поисках чего-то, что могло бы его развлечь, и совсем на секунду, но они встретились с отражением Римуса, и ему показалось, что они переглянулись. Мещанский вид Римус нисколько не впечатлил Сириуса, и его глаза проскользнули по нему так же быстро, как сухая тряпка по чистой полке — не оставив за собой ни единого следа. Но Римус не мог перестать наблюдать за Сириусом, за его движениями, за пальцами с фамильной печаткой на одном из них, заправляющими чёрную прядь за ухо. Женская золотая серёжка с бриллиантом. Обладательница второй сидела прямо за столом, красивая брюнетка, которую Сириус лениво чмокнул в щёку. Римус знал Эммелин Вэнс — они вместе ходили на несколько лекций. Но Сириуса и компанию он видел впервые.       — Мне кажется, или он посмотрел сюда? — прошептал Питер, хотя до этого говорил, совершенно не стесняясь своего высокого тенора.       — Как его зовут? — только и спросил Римус, и Питер посмотрел на него так, словно бы тот не знал, что Земля вращается вокруг Солнца.       И Римус всё узнал и Сириусе Блэке. О титуле, о деньгах его родителей, о том, что его отец, Орион Блэк, когда-то отказался от места в Палате Лордов, потому что хотел заняться своей коллекцией тюдоровских предметов быта, и тогда Консервативная партия предложила выдвинуть его жену, Вальбургу Блэк, но та отказалась из-за непримиримых разногласий с политикой партии. Римус узнал обо всех дисциплинарных нарушениях Сириуса Блэка. Обо всех бывших подружках — или хотя бы тех, с кем он встречался дольше недели. И о том, что на самом деле Питер дружил с Джеймсом Поттером, когда они ещё были соседями в Суррее, но потом Джеймс поступил в Итонский колледж, куда не взяли Питера, а там он встретил Сириуса Блэка, и теперь Джеймс даже не здоровается с Питером, когда они встречаются в коридоре.       До этой слезоточивой истории Римусу не было дела. Остаток рассказа Питера он пропустил мимо ушей, и всем, что его на самом деле интересовало, был Сириус Блэк. Одного лишь только ленивого взгляда, прошедшегося по нему, для Римуса было достаточно, чтобы не спать всю следующую ночь. Ему казалось, в этом было виновато пиво, но он выпил-то всего две пинты.       За пару минут он создал аккаунт в инстаграме. Никакого настоящего имени. Никаких личных фотографий, только аватарка с Балто, никнейм — набор букв и цифр. У Сириуса закрытый инстаграм-аккаунт, но что поделать, стоит попытать счастья. Только после того, как Римус нажал на кнопку «подписаться», у него получилось заснуть.       Так Римус Люпин стал ещё одной жертвой того страшного недуга, который оксфордские студенты-социологи в шутку называли «эффектом Блэка».       На следующий день перед куратором Римуса лежало заявление о переводе в Хэртфорд-колледж.       — Но ведь Санкт-Хью — прекрасный колледж, — удивилась куратор, держа в руках заявление. — Тебе будет удобно? Хэртфорд далековато от лабораторий, а с твоими академическими амбициями в биологии…       Римус сказал, что хотел бы социализироваться больше, и куратор не стала спорить — заявление было подписано в тот же день, и Римус перевёз все свои вещи в Хэртфорд. Куратор, которая уже битый месяц пыталась затащить его хотя бы на одно собрание или чаепитие, была только рада, что Римус решил найти друзей. Да, конечно, теперь придётся тратить лишние тридцать минут на дорогу до лабораторий. Но Римуса это не волновало, ведь он знал, что именно в Хэртфорде находится Сириус Блэк.       Он увидел его в первый же вечер, когда все собрались в обеденном зале. Сириус сидел в своей привычной компании и, смеясь над шутками Поттера, кидал в рот картошку фри. Римус старался не пялиться, но это было абсолютно невозможно. Сегодня Сириус собрал волосы в свободный пучок, отчего была видна его тонкая белая шея, на которой проступали голубоватые вены и два бордовых пятнышка засосов, явно оставленных Эммелин Вэнс. Её серёжка до сих пор висела у него в ухе.       Но Сириус даже не посмотрел на Римуса. Общество Поттера и МакДональд увлекало его гораздо больше, чем только что переведённый из другого колледжа ученик в проеденном молью свитере. Нет, чтобы привлечь внимание Сириуса Блэка было недостаточно чаще попадаться к нему на глаза.       Римус стал меньше общаться с Питером — теперь, когда Питер остался в Санкт-Хью, они гораздо реже пересекались в библиотеке, но всё ещё встречались в лаборатории. Поэтому, когда Римус медитировал над чашкой Петри и думал о том, как же заполучить хотя бы минуту времени Сириуса Блэка, над его ухом всё ещё раздавалось назойливое жужжание Петтигрю.       И тут его осенило.       — Питер, что чаще всего ест Джеймс Поттер?       — Джеймс Поттер? — удивился Питер. Он увлечённо рассказывал Римусу о следующем отборе в команду по гребле, но это совершенно не интересовало Римуса.       Джеймс Поттер был его ключом к тому, чтобы добраться до Сириуса Блэка. Римус часто видел Джеймса в библиотеке, потому что в отличие от своих друзей, Джеймс относился к учёбе серьёзно. Как и его мать, он решил выбрать политическую карьеру, а потому по вечерам, в перерыве между окончанием лекций и началом ночной жизни, он сидел, обложившись философскими трактатами, и конспектировал их на своём ноутбуке. Конечно же, последней марки. Его мать всё же была спикером от либерально-демократической партии, а не от лейбористской.       Но на что Римус не обратил внимания в своём наблюдении за Поттером, так это на его остановку у вендингового аппарата в холле колледжа. Каждый раз он останавливался там на пару минут, чтобы отсчитать мелочью один фунт, скормить их аппарату и получить из него пачку бомбейской смеси. Именно её он уплетал каждый раз за своими конспектами, не заботясь о том, что крошки могут попасть ему на клавиатуру.       Поэтому в следующий раз, когда Римус сидел в библиотеке за книгой, он оставил на столе рядом с собой пачку бомбейской смеси, и то и дело протягивал туда руку, чтобы достать высушенный нут или арахис. Он не стеснялся громко хрустеть, даже несмотря на то, что находился в библиотеке, потому что знал — сейчас появится Джеймс Поттер.       И он пришёл. Расстроенный, без пачки любимого снэка, раздражённо сел на своё привычное место, кинул сумку на соседний стул и открыл ноутбук, но в голову ему совсем ничего не шло. И Римус знал почему. Потому что Джеймс Поттер не мог отвлечься от постоянного хруста, с которым Римус уплетал проклятую бомбейскую смесь, и вот уже Римус чувствует на себе пристальный взгляд карих глаз из-под дорогих дизайнерских очков. Поттер пытается отвлечься. Уходит за книгой и возвращается. Римус жуёт громче.       Только через пару минут Римус как бы невзначай оказывается перед Джеймсом Поттером, протягивая ему пачку, в которой оставалась ещё треть смеси.       — Хочешь? — спрашивает Римус, и Джеймс удивлённо поднимает на него сердитые голодные глаза. — Прости, я видел, как ты это ел. Захотелось попробовать. Видимо, я забрал последнюю пачку.       Точнее сказать, последние пять пачек.       Джеймс отсыпал себе в руку немного смеси, вежливо улыбнулся и ответил «спасибо». Щедрость Римуса не исправляла того факта, что тот забрал последнюю пачку. Тогда, стоило Джеймсу протянуть Римусу пачку обратно, чтобы вернуть, Римус сказал:       — Оставь себе. Я уже наелся, — и тут лицо Джеймса просияло.       Он протянул другую, не испачканную крошками руку Римусу и произнёс:       — Джеймс Поттер. ФПЭ, — хотя Римус и так уже это знал. Но он всё равно пожал Джеймсу руку. Ему ведь совершенно не нужно было знать, что Римус знает и его специальность, и его дату рождения, и то, в каком году его мать была назначена на пост спикера в Палате общин.       — Римус Люпин, биомедицина, — он посмотрел на книгу, лежавшую перед Джеймсом. — Это Ахилл Мбембе? Я читал его.       — Правда? Мне казалось он достаточно далёк от твоей сферы, — Джеймс поставил локти на стол и тоже глянул на абзац, который он уже битый час пытался сократить до одного тезиса. — Или ты решил, что биополитика — это про деление клеток и фотосинтез?       Римус вынужденно улыбнулся, хотя шутка Джеймса ему не понравилась. Она была глупой.       — Не вижу ничего плохого в том, чтобы интересоваться различными сферами — кроме своей специальности. Это только обогащает наш профессиональный опыт. Так что если тебе однажды станет интересна научная сторона применения биологического оружия или история биоэтики — обращайся.       — Обязательно. Когда ты опять купишь последнюю бомбейскую смесь, — и Джеймс снова отвлёкся на свой компьютер.       Видимо, Римус ему не понравился. Римус вообще не был уверен, умеет ли он нравиться людям, но он точно не был глуп. Если первое впечатление не сложилось, нужно было работать над вторым. Или хотя бы надеяться, что Римус ошибался касательно Джеймса Поттера, и тот оценил его предложение, и он вовсе не был слишком уверенным в себе нуворишем, решившим, что связи в Парламенте, учёба в Оксфорде и одна прочитанная книга Ахилла Мбембе гарантируют ему должность не ниже посла в какой-нибудь бывшей колонии.       Но всё оказалось не так плохо. Пусть Джеймс и не разговаривал с ним, и уж точно не звал его присоединиться к ним за обедом или в баре, но каждый раз, когда они сталкивались, Джеймс приветственно кивал Римусу и — о боже — это заставляло Сириуса тоже обращать на него внимание, на его кривую стрижку и разбитые ботинки, и в эти моменты Римусу казалось, что на него снисходил божественный свет.       Этого было мало. Ему хотелось ещё.       Сириус Блэк был как коробка конфет, которую можно было получить только по праздникам. Как положение планет, которое видно было только раз в пятнадцать лет. Как солнечное затмение или победа Шеффилда в Премьер-лиге.       Однако шли недели, и Римусу всё больше казалось, что он неправильно подошёл к вопросу. Джеймс не горел особым желанием болтать с ним в библиотеке, и уж точно не хотел спрашивать у него список литературы по истории биоэтики. И тогда Римус понял, что он сделал не так. Он просто выбрал не ту цель.       В своих рассуждениях он совсем забыл об одной важной детали — Мэри МакДональд. Как же он мог не взять её в расчёт! Но мысль о том, что она может предоставить ему золотой билет на экспресс до станции «Сириус Блэк» совершенно не посещала его голову вплоть до того момента, когда он, возвращаясь к себе в колледж после поздних лабораторных часов, не увидел Мэри, пытающуюся дозвониться до кого-то. Её злобный шёпот «возьми трубку, возьми…» был слышен по всему двору.       Тут внезапно она посмотрела на свой телефон и с отчаянным «нет-нет-нет!» принялась яростно нажимать на кнопку питания — телефон разрядился. Тогда Римус и прошёл мимо неё, как будто бы случайно, хотя на самом деле ему нужно было идти в совершенно другую сторону.       — Эй, ты! — услышал он звонкий женский голос себе в спину. Он обернулся, и сумка на плече ударила его по бедру. Мэри стояла у фонарного столба на поразительно тонких высоких каблуках, в узких джинсах и не менее узком топике на бретельках, который оставлял мало места для фантазии, с лёгкой кожаной курткой на плечах. И Римус подошёл к ней.       Он тщательно выполнял свою домашнюю работу, поэтому про Мэри МакДональд знал достаточно. Её отец сколотил огромное состояние, чтобы его дочь не нуждалась ни дня в своей жизни. Она могла зайти в супермаркет, взять всё, что хотела, и никто бы не попросил у неё ни пенни, ведь её отец владел супермаркетом. Но Мэри никогда не ходила в супермаркеты, даже за сигаретами она отправляла своих многочисленных поклонников. А таких было много, потому что люди в кампусе говорили, что сексуальный аппетит у неё ещё сильнее, чем у Сириуса Блэка, и все отверженные ей первокурсники называли её нимфоманкой за стаканом горького гинесса. Но Мэри было абсолютно плевать, что о ней говорили. Она открыто флиртовала с учителями, приходила на занятия полностью накрашенная и никогда не надевала на себя ничего дешевле пятисот фунтов. Но совсем недавно в газетах всё чаще появлялись заголовки о том, что Джексон МакДональд скоро отправится в суд по подозрению о неуплате огромной суммы налогов. Всё состояние МакДональдов висело на волоске, и поэтому единственная наследница продуктовой империи становилась всё более нервной, всё более агрессивной — совсем как сейчас.       Когда Римус оказался рядом с ней, он почувствовал стойкий запах духов от Тома Форда, пытавшихся перебить запах её сигарет. Мэри смотрела из-под опущенных век немного повелительно, как Дидона, к которой привели Энея. Если бы Эней одевался в благотворительных магазинах.       — Дай позвонить, — сказала она, даже не задумываясь о «пожалуйста» или «спасибо». Римус покорно передал ей свой телефон. Однако перед тем, как что-либо нажать, Мэри оценила модель и надменно подняла брови, сама не заметив, что сделала это. Но другого выбора у неё не было — она набрала номер и приложила трубку к уху. Только чтобы услышать, что номер набран неправильно. — Чёрт, чёрт! — она раздосадованно запрокинула голову.       — Кому ты пытаешься позвонить? — спросил Римус.       — Эванс, — ответила Мэри. — Лили Эванс. У тебя есть её номер?       Римус кивнул. Он знал Лили Эванс, ведь она была старостой его группы в Санкт-Хью. Милая девушка, которая не утомляла его ни лишними собраниями, ни сборами на подарок кому-то из группы. Общались пару раз — конечно же у него сохранился номер. Римус набрал Лили и протянул Мэри телефон, но с той стороны раздавались только одни гудки. Мэри недовольно цокнула языком.       — Не отвечает… и где её только носит? — Мэри устало опёрлась о фонарный столб.       — Я могу чем-то помочь? — Римус пытался говорить максимально вежливо — сейчас, когда МакДональд вот-вот проглотит наживку, нельзя было позволить ей сорваться.       — Только если у тебя нет собаки-ищейки. Она должна была зайти ко мне, типа, час назад, чтобы мы оделись и пошли вместе на этот концерт — но она так и не пришла, а я буду выглядеть просто ужасно, если появлюсь там одна, — она вздохнула. — Честно, я просто надеюсь, что с Лили всё в порядке.       Римус задумался. Он открыл телефон и посмотрел расписание бывшего колледжа, и тут до него дошло. Он кивнул в сторону Санкт-Хью, и чуть улыбнулся Мэри.       — Может, собаки нет, но есть отличный нюх, — и Мэри, удивлённо вскинув брови, пошла за ним, цокая своими каблуками по старой оксфордской брусчатке. Римус был джентельменом — он подал даме руку.       Именно сегодня девушка из его прошлого колледжа праздновала свой день рождения, и наверняка все собрались, чтобы её поздравить. Это было самым точным объяснением причины, по которой Лили не успела встретиться с Мэри. Вот только когда они под ручку с богатой наследницей пришли в Санкт-Хью, Эванс нигде не было видно. Зато их сразу же заметили вместе, и Питер, забившийся в уголок с пластиковым стаканом пива, смотрел на них, раскрыв от удивления рот. Римус только кивнул ему.        Никто точно не знал, где была Лили, и Римус осматривался по общей комнате в попытках найти её, пока Мэри с улыбкой принцессы Уэльской поздравляла именинницу, для которой появление Мэри МакДональд на дне рождения действительно было сравнимо только с королевским визитом.        В руки Римусу кто-то тут же сунул бумажную тарелку с тортом, и Римус решил не отказываться — сахар помогал ему думать. И он не ошибся, ведь стоило ему только попробовать кусочек, как он почувствовал заварной крем, отдал тарелку первому попавшемуся человеку и бросился в сторону женских уборных.        Сначала он испугал двух девушек, поправлявших свой макияж, но он не обратил на них внимания и бросился к кабинке, из которой уже раздавались страшные звуки, постучался. Следом за ним в туалет вошла Мэри, которая нашла в общей комнате сумку Лили.        — Лили, ты тут? — спросил Римус, постучавшись в кабинку, из которой доносились звуки, и в ответ дверь кабинки раскрылась. Лили сидела на полу, с растрёпанными волосами, и вытирала рот обрывком туалетной бумаги.        — Лили, только не говори мне, что решила заработать себе булимию — у меня сейчас нет времени читать тебе лекцию о здоровом… — раздражённо начала Мэри, но Лили тут же рванула у неё из рук свою сумку, достала оттуда таблетки и запила их водой из бутылки.        — У неё непереносимость лактозы, — пояснил Римус. — В торте был заварной крем.        Сначала Мэри нахмурилась, но когда до неё дошло, что она сказала, ей стало неловко.        — Оу… прости, Лилз, — тут она перевела взгляд с Римуса на Лили. — И почему он это знает, а я нет?        — Как ты только запомнил это… — Лили встала с холодного кафельного пола, прошла к раковинам и плеснула на лицо воды.        — Ты сказала это на приветственном ужине, — Римус пожал плечами, — когда отказалась от крем-брюле.        Лили усмехнулась и сказала негромкое «спасибо».        — Не думала, что ты знаешь Римуса, Мэри. Он пойдёт с нами на концерт? — Лили спросила этот вопрос абсолютно искренне. В отличие от Мэри она была из простой семьи, да и не относилась к своим новым знакомым так же предвзято, как богатенькие детишки, а потому каждый человек, которого она встречала, быстро становился её другом. Но Мэри этот вопрос удивил. Она глазами пробежалась по Римусу, от поношенных конверсов до дедовского свитера, и спросила:        — Есть что поприличнее?        У Римуса нашлась футболка, которая не выглядела так, будто бы он донашивал вещи за старшим братом. Мэри кинула ему кожаную куртку — «сувенир от бывшего», по её словам. Когда он стал похож на человека, достойного сопровождать Мэри МакДональд и её подругу на концерт, они отправились в клуб.        А дело обстояло так: Мэри уже неделю пыталась познакомиться с солистом, каким-то парнем из Ливерпуля, чьё ухо из-за количества пирсинга напоминало дуршлаг и от которого перманентно пахло травкой и потом. По словам Мэри, её интерес был исключительно спортивный, и музыка ей не нравилась, — в своей комнате она слушала на повторе только последний альбом Тейлор Свифт, — но Лили сказала, что произошло что-то из ряда вон выходящее, и Мэри наконец-то влюбилась.        Её объект обожания пел какую-то смесь Nirvana и Sex Pistols, но на настоящего панка он был похож только тем, что толком не умел петь, зато носил ирокез, и на его руках было вытатуировано больше зверей, чем можно было найти в Лондонском зоопарке. Но всё равно Мэри громко хлопала и кричала, стоя прямо перед сценой. В перерыве она отошла в бар, чтобы взять коктейль, и утащила Римуса за собой только ради того, чтобы создать впечатление востребованности.        — Водка-сода, — попросила она и протянула платиновую карточку, чтобы оплатить коктейль. — Не отходи далеко, — сказала она Римусу, осторожно положив руку ему на локоть, — никогда не знаешь, что могут подмешать в коктейль красивой девушке.        Римус кивнул. Ему не нравилась ни музыка, ни атмосфера в клубе, но он смотрел вокруг с неподдельным интересом, как антрополог, который изучал досуг современных студентов. Признаться честно, он не был уверен, что когда-либо вообще был на таком концерте.        — Ад пуст, все бесы здесь, — шепнула ему на ухо Мэри, подозрительно близко наклонившись. Римус не мог не усмехнуться. Он должен был догадаться по её хорошим оценкам, что Мэри не прогуливает лекции по литературе.        Но эти шекспировские настроения были обречены на закономерный трагический финал. Бармен вернулся с карточкой Мэри и сказал, что она заблокирована.        Сначала Мэри не поняла, что произошло, и только когда бармен повторил это во второй раз, Римус заметил, как поджались её губы, а к щекам прилила кровь. Римус подумал, что сейчас Мэри заплачет от досады и унижения.        — Всё в порядке, я как раз должен тебе денег, — вмешался Римус, залез в карман своих джинсов и достал смятую фунтовую купюру и пару монет, как будто бы решил бросить ненужную мелочь в кружку бомжу у станции метро. Но Мэри всё равно улыбнулась и кокетливо посмотрела на бармена. Тот сгрёб мелочь себе в ладонь, словно бы ничего не произошло.        — Не смей это никому рассказывать, — всё с той же очаровательной улыбкой прошипела Мэри на ухо Римусу.        — Это будет наш секрет, — Римус подмигнул Мэри.        Мэри хмыкнула и взяла холодный стакан водки с содовой, который поставил перед ней бармен. Она кинула туда трубочку и немного отпила, когда музыканты закончили играть и спустились со сцены в зал. Сразу же её тело приобрело самую соблазнительную из отработанных поз, но тут она увидела лицо барабанщика, которое впервые за вечер попало на свет.        — Это… это что, ёбаный Барти Крауч?! — воскликнула она слишком громко для утихшего клуба, и тут же, заметив взгляд барабанщика на себе, отвернулась к бару. — Твою мать…        — Ещё один бывший поклонник? — спросил Римус, приглядываясь к лицу музыканта.       — Что… нет, это… агх, — она рассерженно, как ребёнок, всосала щёки, отпивая коктейль через трубочку. — Это сын Бартемиуса Крауча-старшего…        Больше спрашивать Римусу было не нужно, он знал, кто такой Бартемиус Крауч. Тот самый прокурор, который вознамерился посадить Джексона МакДональда. Его младший сын, который, казалось, не мылся несколько дней специально, чтобы вписаться в толпу панков, уже шёл в сторону Мэри с подлой улыбкой победителя. Тогда Римус обнял Мэри за талию, развернул её и поцеловал, прикрывая и её фигуру, и её лицо от Крауча-младшего. Он запустил руку в её волосы и почувствовал пальцами упругие кудряшки. Она хорошо целовалась — и запах духов Black Orchid ударил ему в ноздри. На губах чувствовался терпкий вкус водки.        Поначалу Мэри удивилась, но быстро адаптировалась и подыграла Римусу, пусть и не так, как он рассчитывал. Как только Барти Крауч потерял интерес к целующейся парочке и ушёл вместе со своей группой в гримёрную, Мэри оттолкнула Римуса и ударила его ладонью по щеке, но на губах её была благодарная улыбка. Тем не менее, она театрально нахмурилась и продефилировала прочь из клуба, на улицу, куда как раз вышел солист группы.        А Римуса уже нашла Лили.        — Не думала, что ты войдёшь в число поклонников Мэри, — она улыбалась, но как-то расстроенно. — У меня было о тебе другое впечатление.        Римус неловко пожал плечами, пытаясь подыграть.        — Стоило попытаться, — сказал он. — И какое такое впечатление?        Лили рассмеялась, но ничего не ответила.        — Пойдём уже, — она взяла его за руку и вывела из бара. — Проводишь до общаги.        Спорить с этим было бесполезно. Всё же, Римус оставался джентельменом. Конечно, он проводит двоих девушек вечером пятницы до общаги — но одна из этих девушек прямо на его глазах садилась с солистом дешёвой гранж-группы в такси и скрывалась в густой оксфордской ночи. Он хотел её окликнуть, но в одну секунду, стоило ему только крикнуть «Мэри», как машина уже скрылась из вида, а парочка начала целоваться на заднем сиденье.        — С ней всё будет в порядке? — спросил Римус, ведя Лили к общежитию Санкт-Хью.        — Конечно, — сказала Лили. — Это же Мэри. Я сомневаюсь, что кто-то вообще может её обидеть — это чревато последствиями.        — Я не вернул ей куртку, — заметил Римус, поглаживая кожу на своих локтях. Куртка была хорошей и наверняка дорогой. Даже если это был подарок бывшего парня, Мэри точно хранила её не зря.        — Думаю, ты можешь оставить её себе. Если Сириус за всё это время так и не взял её обратно, вряд ли он уже о ней помнит, — одной фразой Лили заставила Римуса застыть на месте.        — Сириус? Типа, Сириус Блэк?        — Ага. Это же его куртка, — Римус не мог сдвинуться с места. — Всё в порядке?        — А? Да… да, всё в порядке. Пойдём.        Но всю последующую дорогу до общежития они молчали, потому что Римус не мог выкинуть из головы то, что весь вечер он играл телохранителя Мэри МакДональд, одетый в кожаную куртку Сириуса Блэка. Словно бы он нашёл какую-то безделушку, которая на самом деле принадлежала царю Соломону. Он прислушался к своим чувствам, к тому, как подкладка обнимала его плечи, как скрипели карманы, когда он запускал в них руки, и как совсем немного зубцы "молнии" впивались в кожу на запястьях. Он думал о том, как сейчас придёт в свою комнату, и осмотрит куртку со всей тщательностью археолога, нашедшего древний артефакт. Всю дорогу до Санкт-Хью Римус мог думать только об этом, пока слова Лили не вырвали его из раздумий.        — Мы пришли, — заметила она, когда они остановились под фонарями у дверей общежития.        Она долго стояла перед ним в свете фонарей и смотрела, широко раскрыв глаза цвета свежей весенней травы. Римус кивнул, уставившись на носки своих туфель, и всё ждал, когда он уже окажется наедине со своим новым приобретением.        — Я была рада снова увидеть тебя, Римус. Тебе стоит заходить к нам почаще — если хочешь, можем на следующей неделе сходить куда-нибудь… — она говорила, делая долгие паузы между предложениями, надеясь, что Римус их заполнит и сделает что-нибудь. Но мысленно он уже давно был в другом месте.        — Да, да… может быть… — только и отвечал он, переминаясь с ноги на ногу.        Между ними возникла неловкая тишина. Лили развернулась и кивнула.        — Что ж. Видимо, это всё на сегодня. Спокойной ночи, Римус, — сказала она и скрылась за дверьми общежития, даже не оборачиваясь.        Только в этот момент до Римуса дошло. Чёрт. Она хотела большего, чем просто «спокойной ночи». Но Римус не мог соображать быстро. Для приличия он постоял под окнами общежития пару секунд — и тут же пустился бежать от Санкт-Хью до своей комнаты в Хэртфорде. Дверь хлопнула за его спиной, он быстро скинул куртку и медленно, лишь бы растянуть удовольствие от исследования, которое ему предстояло, положил её на постель и принялся осматривать. Будто бы привёл невесту в дом.        Он слышал про этот бренд — какой-то пафосный магазин для рокеров и всех тех, кто надеется ими стать. Бирка была на месте. В некоторых местах были видны царапины, особенно на рукавах, словно бы кто-то постоянно ковырял края рукавов и оставлял следы от ногтей. Он пригляделся и подумал, что это, наверное, следы ногтей Сириуса Блэка.        В карманах ничего не было, но на груди прятался потайной карман. Он заглянул в него и нашёл старый чек за прошлый год: пачка сигарет Мальборо, бутылка колы и печенье с апельсиновым желе. Лист покупок богатого школьника, не иначе.        Тогда Римус взял куртку на руки и зарылся носом в подкладку, пытаясь принюхаться к запаху, который уже почти выветрился. Но этот запах, сигареты, пот, лёгкие остатки одеколона и вечерний воздух, которые смешивались в сладковато-терпкий след под названием «Сириус Блэк»… Римус никогда не подходил достаточно близко, чтобы услышать его.        Римус почувствовал, как член под его ширинкой становится твёрдым. «Нет, — сказал он сам себе, — мы не будем делать это сейчас, даже не думай». Он осторожно отложил куртку в сторону и открыл окно, только чтобы впустить в комнату свежий воздух и отвлечься. Хорошего понемножку — так решил он для себя. Этот день явно был прожит не зря.        Оставалось только дождаться того, как Мэри МакДональд выскочит из койки двойника Сида Вишеса и представит всем своего нового друга, Римуса Люпина, который так внимательно и безрассудно спас её сразу из трёх неловких ситуаций за один вечер. А пока Римус Люпин — это рыцарь в сияющих доспехах — мог насладиться своим приобретением.        Но Мэри не заставила себя долго ждать. Точнее сказать, её последующее вмешательство в судьбу Римуса Люпина совершенно не требовалось. Она уже сделала всё, что могла.        Потому что с того дня Римус не мог выйти из своей комнаты, не надев куртку. Ему было всё равно, что скажут люди, ведь нежные объятия кожаной косухи, запах, который он чувствовал, стоило только прижаться носом к рукаву, были сравнимы только с дорожкой чистого кокаина, возносящего до небес. Он старался не злоупотреблять этим, и делать так только наедине с собой, потому что кровь сразу начинала приливать к области паха, а со стороны… ему не хотелось думать, как он выглядел со стороны.        И всё же он не решался достать член из штанов и подрочить. Это было слишком просто. Это бы опошлило то чувство, которое он испытывал. Прикосновение к чему-то большему. Куртка стала большим, чем просто фетиш.        И вот однажды, когда Римус стоял в очереди в хэртфордском кафе, чтобы заказать свой обед, этот знакомый запах, к которому он возвращался каждый вечер в своей комнате, усилился, а прямо над его ухом раздался тихий неторопливый голос:        — Это моя куртка.        Римус еле сдержался, чтобы не выронить из рук поднос с обедом. Ему казалось, что он умрёт на месте.