Истинный дракон

Визерис тревожно всматривался в звёздное небо. Волнение и беспокойство сопровождали его всю жизнь: страх перед отцом в его всплесках безумия, война, смерть брата, матери, изгнание… Иногда он удивлялся самому себе, как ещё он не лишился рассудка? Но не успевал этот вопрос слететь с языка, как он уже знал на него ответ. «Потому что я — последний», — раз за разом повторял он себе. — «Последний из династии драконьих владык, её единственная надежда. Я — Визерис из дома Таргариенов, третий носитель своего имени, король андалов, ройнаров и Первых Людей, владыка Семи Королевств и Хранитель Областей. Я не посрамлю память предков! Если я сдамся, она будет вечно омрачена бесславным концом моего изгнания. Поэтому я не сдамся никогда!» Но в ту ночь привычная мантра была не столь действенна, как обычно. Это было вполне объяснимо — не каждый день приходилось отдавать сестру вонючему варвару, пускай и в обмен на армию. Да, это было разумно и понятно, брак для Таргариенов был всегда путём достижения чего-либо: новых богатств, новых земель, новых союзников. «Ну и что, что это разумно! Легче мне от этого не становится!» — внутри него закипал гнев. Он продавал сестру как когда-то продал корону матери. Сколько объяснений он высказал самому себе тогда! Нельзя позволить сестре голодать. Нельзя, чтобы она была оборванкой. Мать была бы благосклонна к решению сына выбраться из нищеты. Но горечь не уходила. Словно пятно, которое ничем не оттереть, она всегда преследовала его, заняв место покинувшей его радости. От одной мысли о матери, её короне, той самой, которой она лично короновала его на Драконьем Камне, в его горле сжимался комок. Вскоре он почувствовал, как по щекам текут слёзы. «Истинный дракон не плачет! Дракон не может плакать!» Но Визерис всё же плакал. Всегда в одиночестве и всегда как можно тише. Никто не должен видеть его слабости, ни сестра, ни магистр Иллирио, никто. Только луна… Дверь скрипнула. Поспешно вытерев слезы и напустив на себя серьёзный вид, Визерис обернулся. В дверях стояла его сестра. — Визерис, — прошептала она, как можно тише закрыв дверь и подойдя ближе. — Мне страшно. Визерис слегка поднял бровь от удивления. Сестра была спокойна даже когда они, голодные, грязные, изгнанные из очередного дома, сидели в обнимку под мостом в дождь, ожидая увидеть в ночной темени свою погибель. Будь то от рук наёмников узурпатора, или от обычного убийцы, да хоть от работника дома подушек, который, увидев Дейнерис захотел бы её себе в работницы. А перед этим следовало убить её брата. В те мгновения Дени была олицетворением спокойствия, но теперь… — Дракону не ведом страх, — железно ответил он. — Ты — дракон, а дракон ничего не боится! Она слегка потупилась. — Я не могу выйти замуж за Дрого. Ты должен быть моим мужем, ведь ты мой брат! Визерис вздохнул. Он думал об этом. Много. О том, что они с Дени продолжат династию, она подарит ему детей с серебряными волосами и фиолетовыми глазами. Негоже драконьим всадникам родниться с какими-то табунщиками! Но без этого брака и армии Дрого их шансы вернуть престол тлели, как мирийское кружево в огне. Он долго и ровно смотрел на сестру, пока на них обоих падал лунный свет. — Нет, сестра, это невозможно, — всё же пришлось признать ему. — Иначе мы не получим армию и не завоюем себе трон! — Дотракийцы не смогут пересечь Узкое море. Нанять для них корабли у тебя не получится. У тебя же нет второй сестры, которую ты мог бы выдать замуж за владыку кораблей. Визерис поджал губы, иногда сестра его попросту раздражала. Однако возразить ему было нечем. — Визерис… — она взяла его руки в свои. От её нежного прикосновения его пробрало мурашками. — Должен же быть какой-то выход. Она посмотрела на него. Её аметистовые глаза сверкали в лунном свете, а волосы струились платиной. Он помнил её первые шаги, её первые слова. Как её детский смех звенел весенними колокольчиками, и как тихо она шла за ним во время их скитаний. Сколько времени прошло, и как сильно она выросла… Бывали такие мгновения, мгновения необычайной уязвимости и беззащитности, когда нажитые годами догмы и убеждения теряли свою хватку, и готовы были рассыпаться от одного лишь взгляда и слова. Как валирийскую сталь следовало ковать, пока та была горяча, так и слова Дейнерис пришлись на ту самую секунду неопределённости, и оказались решающей силой. Он никому бы не признался в том, что там, сидя на балконе и вглядываясь в звёзды, он раздумывал идти ли к ней, украсть ли её у кхала Дрого и сделать своей. Выбор, готовый определить судьбу династии, разрывал его на части. Её взгляд выражал надежду, волнение, страх и… просьбу. И Визерис был не в силах этому сопротивляться. Визерис знал кое-что о так и не случившейся свадьбе. Конечно, как самому могущественному из кхалов и принцессе из рода Таргариен не могли принести подарков дивной редкости? О таком странно было даже думать. Магистр Иллирио приготовил нечто особенное. Визерис стоял и смотрел на драконьи яйца на бархатных подушках. Красивые камни, без сомнения. Черное с красными завитками, молочное с золотыми полосками, зелёное с золотыми крапинками. Даже без шанса рождения драконов они были невероятно ценными. И они принадлежали ему по праву. В неярком свете свечей он аккуратно положил яйца в сумку из холстины. Как это было символично — бедняцкая ткань таила в себе дух драконов, отголосок Валирии и былого величия. Это было похоже на него самого. Визерис хотел выбраться из дворца магистра через окно, ведь если бы тот увидел его с драконьими яйцами, наверняка не обрадовался бы. Визерис благодарил его за кров, пищу, защиту, добрые слова. Он обернулся, прежде чем перелезть на подоконник, и окинул взглядом богато убранную комнату. Ему стало совестно оставлять человека, во многом заменившего ему отца, советника, друга. Покидать место, служившее ему не только домом, но и убежищем, бежать, словно вор, в ночную темень и тишину. Сжав кулаки и закрыв глаза, Визерис пересилил себя. Когда он станет королем, то отблагодарит Иллирио по-королевски. А сейчас его ждала сестра. В одеянии служанки и с покрытой головой, она всё ещё была прекрасна. Визерис не мог этого не заметить и не упустил возможности помочь ей стать ещё лучше: — Выпрями спину! И возьми пока яйца. — Визерис, тише! Нас же могут услышать и украсть их. — Вот и не болтай о них. Я должен найти нам повозку. У них были деньги, Визерис об этом позаботился. Его называли королём-попрошайкой, будто в том была его вина. Боги в порыве злой шутки наделили его душу особенно высоким самолюбием, тонким и чувствительным, как кожа юной девушки. Должно быть, раз за разом наблюдать как он наступал на горло собственной гордости и медленно умирал внутри, потешало их не меньше, чем бойцовские ямы бедняков. Через бесчисленное количество пережитых просьб боль и горечь не утихали. Подачки со стороны влиятельных господ не приносили опыта и не помогали нарастить шкуру безразличия. Каждое новое унижение раздирало раны от предыдущих, не давая им зажить и углубляя увечья. Визерис боялся, что в конце концов от него ничего не останется. Как ветер стирает горы, как волны обтачивают скалы — песчинка за песчинкой он терял себя. Это было подобно гниению, эрозии, смерти — нечто неотвратимое и неизбежное, то, что нельзя ни исцелить, ни замедлить. Серая хворь, старение, унижение — для Визериса это были явления одного порядка, с одинаково ужасным концом. В закрытой повозке было темно. Визерис смотрел через приоткрытую шторку на залитую лунным светом улицу и мрачнел с каждой секундой. Такое было для него не редкостью — стоило только ступить ногой в болото уныния, как оно вскоре поглощало его целиком. Раздражённо задвинув штору, он обернулся к сестре. Та сидела сложа руки, глубоко поглощённая в свои мысли — вылитое олицетворение спокойства и безмятежности. Визериса это бесило. Ему приходилось быть беспокойным и дёрганным, как хорёк, выискивая опасности вокруг: наёмников узурпатора, воров, работорговцев. А в это время Дейнерис купалась в умиротворении искусственного безопасного мирка, созданного руками брата. Он взял весь удар на себя — каждую мольбу произносил он, на каждой аудиенции и пиру насмешки летели только в него. Его звали королём-попрошайкой, а у Дейнерис клички не было. Визерис мерно выдохнул, чувствуя, как кровь приливает к лицу. Он впился в сестру острым, как сталь, взглядом. Она напряглась, но не сдвинулась с места. В конце концов он вздохнул. Разве не этого он желал всю жизнь — спокойствия и здоровья сестры? Он любил Дейнерис, с какой стороны не посмотри. Королева Рейла отдала свою жизнь за неё. Она была от крови дракона, так же, как и Визерис. Пускай она — не последняя надежда династии, как брат, но всё ещё её представитель, возможно, его будущая жена и королева. Визерис вспомнил Великую септу Бейлора, её просторные залы могли вместить всех лордов и леди семи королевств. Впрочем, на свою свадьбу с Дейнерис Визерис пригласит отнюдь не всех. Только те, кто сохранил верность дракону и воевал за него, удостоятся этой чести. Остальные же понесут заслуженное наказание. Какое — Визерис ещё не придумал. Его отец наверняка бы использовал дикий огонь. В своё время Эйрис II сжёг много людей, радуясь, как ребёнок, при виде ядовито-зелёного пламени. Визерис не разделял всепоглощающей любви отца к дикому огню, но испытывал перед ним благоговейный трепет. Дикий огонь был ближайшим родственником драконьего пламени по части жара и смертоносности, и любое возвращение к жизни драконов казалось Визерису безусловно правильным решением. Изменников было много… Баратеоны, Старки, Аррены, Талли, Ланнистеры. Сжечь их всех вместе можно было лишь в Драконьем логове. Такое уже случалось — во время Великого весеннего поветрия, погубившего короля Дейрона Доброго, тела погибших от хвори сжигали именно там. Поговаривали, тёмно-зелёное зарево полыхало над городом всю ночь. Визерис закрыл глаза и представил себе это. Он стоял на балконе Красного замка, в короне Эйгона Завоевателя, и смотрел на зелёное пламя в Драконьем логове. Какая-то часть его радовалась, что изменники умирают где-то вдалеке, а не на его глазах — он не любил смотреть на смерть людей. Он даже никого не убил в своей жизни, пускай и носил меч, но то было для лишь того, чтобы выглядеть по-королевски. Перед ним открывался вид Королевской Гавани, которую королева Рейла показывала ему, держа на руках совсем ещё маленького. А он, неразумный младенец, лишь играл с её светлыми прядями и смеялся. Вскоре король Эйрис запретил жене и кому бы то ни было ещё прикасаться к сыну, а потому приятные прикосновения остались для Визериса в далёком прошлом. Ему стало грустно, триумф над врагами окрасился скорбью о потере отца, матери, дома. Зелёный свет стал гаснуть и в нём Визерис заметил какое-то движение. Через мгновение его сердце встрепенулось — это были драконы! Десятками они вылетали из своей разрушенной обители, и мириадами разносились по небу. Чёрные, золотые, алые, белоснежные, лазурные — казалось, что в Королевской гавани возродилась сама Валирия. Не осознавая себя, Визерис вытянул к ним руку, лишь стать хоть немного ближе к своим идолам, и… — Визерис! — затрясла его сестра. — Визерис! Всхлипнув ото сна, он ошарашенно посмотрел на сестру, щурясь от солнечных лучей. Гнев пламенем растопил слабость в его мышцах. — Дура проклятая! — заорал он. — Ты разбудила дракона! Он никогда в жизни не поднимал руку на сестру, но сейчас желание дать ей пощёчину было нестерпимым. Чтобы успокоится, он прикоснулся к драконьим яйцам через холщовую ткань сумки и громко и часто задышал. Голова и лицо его взмокли от злости и недавнего сна, и лишь через долгие минуты сестра осмелилась сказать ему: — Визерис… Мы приехали. Не желая смотреть на сестру, он пригладил, насколько это возможно, волосы, поправил заколку из драконьей кости, и вышел навстречу восходящему солнцу. Перед ним открылись руины Гойан Дроэ.