Истинный дракон

Гойан Дроэ был руинами, когда-то давно, ещё во времена Валирии, обожжёнными драконьим пламенем. То, что раньше было цветущим, зелёным городом, теперь было не более чем редко застроенным пустырём. Чем дальше Визерис шёл по просёлочной дороге, тем сильнее им овладевало беспокойство. Покосившиеся редкие лачуги не могли сойти за убежище — прихвостни кхала Дрого за считанные минуты могли осмотреть их все. Старые, больные лошади не видели в жизни ничего, кроме бесплодных сухих полей, и уж точно были не в состоянии обогнать дотракийских скакунов. Где-то позади плелась Дейнерис, но Визерис мысленно махнул на неё рукой — не до неё сейчас. Побег теперь казался ему самой глупой идеей их возможных, а спасение — не более чем призраком, фантазией, сюжетом из песен о рыцарях и спасении прекрасных дам, таким детским, таким недосягаемым… Одна лишь река Ройна давала жизнь и заработок немногочисленному населению. Как только Визерис подошёл к ней ближе, он увидел рыбацкие лодки. Внутри него затрепетала надежда. У реки он услышал голоса: — Ого, большая попалась в этот раз, Джон! Ответом тому был негромкий низкий смех. Визерис последовал ближе. На берегу стоял и ловил рыбу юноша младше Визериса. Стройный и статный, даже в одеянии простолюдина он казался привлекательным и аристократичным. Но внимание Визериса вскоре привлёк его спутник. Высокий, широкий в плечах, с обветренным лицом и сталью во взгляде, тот выдавал в себе опытного воина. Рыжина предательски проступала сквозь синюю краску для волос, в бороду закралась седина, светло-голубые глаза были двумя льдинками, в которых, однако, мерцал смех. Подходя всё ближе, Визерис больше не мог не обращать внимание на узнавание, и когда он приблизился, всё встало на свои места. — Кто вы? — спросил Джон Коннингтон, хотя было видно, что он тоже узнал вестеросского принца. Визерис прикрыл рукой открытый от удивления рот. Один лишь взгляд на грифоньего рыцаря пробуждал воспоминания о Красном Замке, Рейгаре и его бесконечных тренировках во внутреннем дворе. Как это было прекрасно, и как это было давно… Визерис выправился, и всё же решил представиться рыцарю своего покойного брата как подобает: — Я — Визерис из дома Таргариенов, третий носитель своего имени, король андалов, ройнаров и Первых Людей, владыка Семи Королевств и Хранитель Областей. Попрошу соблюдения приличий, сир Коннингтон. С удовольствием для себя, Визерис заметил во взгляде лорда Грифоньего гнезда нечто похожее на восхищение. Рыцарь даже приоткрыл рот от изумления, и Визерис расценил это как естественную реакцию на присутствие драконьего владыки. Однако в глазах его читалось что-то ещё. — Вы так похожи на брата, ваша светлость. Как вы здесь оказались? Визерис вкратце описал побег на Драконий камень с беременной матерью, её смерть, их с Дейнерис скитания, жизнь у лорда Дарри и магистра Иллирио. В это время Дейнерис и синеволосый юноша молча наблюдали за этим неподалёку. — Он давал нам кров, пищу, и надежду на светлое будущее. Однако нам пришлось покинуть дворец среди ночи и бежать, потому что моя сестрица Дейнерис не захотела выходить замуж за дотракийского кхала, — Визерис метнул ядовитый взгляд на сжавшуюся сестру. Взгляд Коннингтона из благоговейного стал серьёзным. — То есть, вы разбили помолвку с кхалом? — Нет, мы просто сбежали, — пришлось признать Визерису. Рыцарь помрачнел, и Визерису стало не по себе. — Ни один кхал не оставит такое оскорбление без ответа, — в конце концов заявил он. — Тем более такой, как Дрого. Визерис секунду обдумывал его слова, пока не подумал, что гнев дотракийцев может пасть на голову магистра Иллирио. Он не делал Таргариенам ничего, кроме добра, поэтому такая мысль заставила кровь Визериса обратится в лёд. — Что теперь будет с магистром Иллирио? — негромко спросил он. — Именно он договорился о помолвке. — О магистре я бы не беспокоился, — ответил Джон. — Он — богатый человек, во всяком случае наймёт себе Безупречных. А вот что касается вас, ваша светлость, и вашей сестры… — Что? Что?! — Визерис чувствовал, как теряет душевное равновесие. Теперь к наёмникам узурпатора могли добавиться кровожадные варвары. — Кхал Дрого не потерпит такого оскорбления. Он сметёт на своём пути все города и деревни, чтобы найти и освежевать вас. Ноги больше не держали Визериса, и тот опёрся о деревянный столб у причала, ощущая, как сердце заколотилось в груди. Он снова рисковал жизнью ради сестры, но теперь из-за неё пострадает помимо него ещё и бесчисленное количество невинных людей. Мать умерла, рожая её, Визерис медленно погибал внутри ради неё, а теперь оскорблённый табунщик залёт кровью половину Эссоса в поисках её пустой белобрысой головы. Всюду, куда бы ни ступала Дейнерис, она несла с собою смерть. Визерис хотел заорать на неё всеми грязными словами, которыми знал, но низкий с хрипотцой голос Джона Коннингтона и сильный взгляд его светлых глаз давали принцу точку опоры. Он решил ухватится за эту соломинку. Лорд-грифон напоминал ему о брате. Джон чуть ли не влюблённо смотрел на Рейгара, и следовал за ним повсюду. Визерис вспомнил самого брата, каким тот был спокойным, замкнутым, и с вечной скорбью на челе. То ли та была тенью Летнего замка, то ли Рейгар видел и знал что-то о будущем, что-то ужасающее и доступное для понимания только ему. Вспомнил его игру на арфе, доводившую до слёз всех: и диких волчиц, и надменных львиц, и его, Визериса. При свете свечей в покоях королевы он играл матери, брату и принцессе Элии с детьми баллады о древних героях, драконах, любви. В те минуты, в те короткие мгновения Визерис видел, что в их семье может царить счастье и покой, пускай и на такое короткое время. Воспоминания окунули душу Визериса в океан спокойствия. И тогда он смог ответить Джону Коннингтону спокойно и ровно: — И как вы считаете, сир Коннингтон, куда Дрого направится в первую очередь? — Прежде всего, сюда, — Джон глянул на восходящее солнце. — Вы сказали, что сбежали ночью? Тогда, возможно, он уже заметил пропажу и мчится на ваши поиски. Визерис посмотрел ему прямо в глаза, со всем достоинством драконьего принца. Сирень его глаз встретилась с цветом льдов земель Вечной зимы. Визериса подбодрила возвратившаяся толика заворожённости во взгляде изгнанного рыцаря, и он сказал: — Будьте моим рыцарем, сир Коннингтон. Я — законный король Вестероса, последний из династии Таргариенов. Служите мне, и я клянусь, вы не пожалеете об этом. Служите мне, как служили моему брату, в честь его памяти и ваших ему клятв. Следуете за мной, и вместе мы свергнем узурпатора и вернём Железный трон драконам! На мгновение Коннингтон заколебался. Но мгновения быстро проходят. Грузно опустившись на одно колено, он молвил: — Клянусь верой и правдой служить дому Таргариен и вернуть его наследнику Железный трон. Затем он взял руку Визериса и поцеловал его тонкие длинные пальцы. Прикосновение его обветренных губ было горячим и сухим, и принц на секунду подумал, было ли это неподобающе или нет. Расценив это как знак уважения, он снисходительно сказал: — Встаньте, сир Коннингтон. Нас ждёт долгий путь и великие дела. — Отправляться нужно прямо сейчас, — ответил тот. — Мы поедем все вместе. Встав, Джон переглянулся с юношей. — Позвольте представится, — сказал тот. — Меня зовут Юный Гриф. Я — воспитанник Джона. Визерис ровно посмотрел на него, пока лорд-грифон не сказал: — Раз перед нами — Таргариен, брат моего серебряного принца Рейгара, нет смысла более скрываться. Ваша светлость, перед вами — сын принца Рейгара, Эйгон. С удивлением Визериса могло поспорить лишь его нестерпимое желание бежать как можно скорее от преследования кхаласара. На судне «Робкая дева» компания отправилась в Волантис по реке Ройне. От идеи Визериса ехать в Браавос, в место, которое было ему более знакомо, пришлось отказаться — река заканчивалась перед горами, преграждающими путь к городу морского владыки. Всё ещё скованный страхом, Визерис касался драконьих яиц через ткань и слушал историю чудесного спасения своего племянника. В глубине души Визерис не верил этому. Он пристально всматривался в Эйгона и не мог прийти ни к какому выводу. Он видел сына Рейгара младенцем, и за долгие годы взросления черты его лица могли измениться, но… Ничего нельзя было сказать точно. В одном ракурсе Юный Гриф был похож на отца, в другом — на Рейлу, но стоило тому чуть повернуть голову и сходство исчезало, как утренний туман под лучами солнца. В конце концов, Визерис спросил: — Эйгон, сколько тебе лет? — Шестнадцать, дядюшка. На границе разума принца что-то задребезжало, будто несколько нот из давно забытой мелодии. Он судорожно принялся вспоминать, когда родился Эйгон? Он помнил лишь то, как принцесса Элия после родов надолго слегла в постель, но точный год ускользал от него. Злясь на самого себя и, конечно, на сестру, Визерис обратился к другим спутникам Юного Грифа. Ими были септа Лемора и Халдон полумейстер. Если вопросы веры Визериса интересовали слабо, то знания мейстера могли бы быть ценными. Однако, тот не уделял Визерису и десятой части того внимания, сколько уделял Эйгону. Даже обычно тихая и квёлая Дейнерис и та, при виде Юного Грифа будто выбралась из кокона раздумий и щебетала, как птичка. Визерис завидовал. О, он завидовал просто ужасно. Это он был чудом спасшимся королём, это он был настоящим драконом, а не Эйгон, чьи глаза скорее отдавали синевой, а не аметистами. Угрюмо хлебая вино и с ненавистью глядя на смеющихся Дени и Юного Грифа, он вздрогнул, когда сильная рука Коннингтона опустилась на его плечо. — Мой принц, — негромко сказал Джон. — Можно вас на пару слов? Визерис не видел смысла отказывать. Ему хотелось отвлечься от чужого счастья и веселья. — Ваша милость, расскажите мне подробнее о расстроившейся помолвке с Дрого. Визерис небрежно дёрнул плечом и увёл взгляд на проносившиеся мимо виды природы. Он не видел смысла врать человеку, которого знал ещё при жизни в Красном замке, в конце концов, если и был тот, кто может спасти их с сестрой — то это только Джон Коннингтон. — Я надеялся получить армию для захвата Вестероса, у Дрого есть сорок тысяч скакунов. Он богат настолько, что даже его рабы носят золотые ошейники. Если бы он выполнил свою часть договора, то Узурпатору стоило бы нанимать молчаливых сестёр для своих собственных похорон. В голубых глазах Коннингтона сверкало что-то неясное. — Кто надоумил вас сосватать сестру кхалу? Визерис моргнул. — Магистр Иллирио. — Хмм, — замялся Джон. Визерис всё ещё не понимал его чувств. Отсутствие ясности гневило его, и он заметил: — Будьте откровенны со мной! Не томите! Почему вам было это интересно? Какое-то время Джон ровно смотрел на него. — Я знал вашу милость ещё ребёнком, когда служил вашему брату. Я клялся Рейгару в верности. — Однако не сумели его защитить, — сузив глаза, сказал Визерис. На мгновение Джон помрачнел, однако, сумел быстро взять себя в руки. — Да. И вернуть свою честь я смогу, лишь не допустив подобного с его сыном и братом. Мне кажется странной идея магистра отдать Дейнерис кхалу, неужели он действительно верил в её успех? — О чём вы говорите, Коннингтон? — прохладно, но с интересом в глазах сказал Визерис. — Без армии Дрого мне не вернуть родительского трона. Без их варварской, но бурлящей крови, Мартеллы, Тиреллы, Редвины, Грейджои не поднимут головы. Под гнётом узурпатора они могут лишь тайком вышивать драконьи знамёна. — Об этом вам тоже сказал магистр? — Да, — без колебаний ответил принц. Неоднозначность во взгляде Джона нервировала его. — Его агенты в Вестеросе докладывали ему об этом. Коннингтон вздохнул и взял руку Визериса в свою. Принц не отнял её. Пальцы его были холодны, как лёд, и любое тепло не могло принести вреда. — Не сочтёт ли принц дерзостью мою откровенность? — Вы принесли мне присягу. Я вам доверяю. Джон помолчал немного, собираясь с мыслями. — По правде говоря, Вестерос принял узурпатора. Тот Тирелл, который держал в осаде Штормовой предел, родной дом узурпатора, теперь отдал дочь его брату. Редвины поддерживают своих сюзеренов в их подобострастии. Грейджоя после восстания, похоже, не интересует ничего, даже грабёж, не говоря уже о справедливости. Все они не могут быть опорой вернувшегося дома Таргариен. — А Мартеллы? — дрожащим голосом спросил Визерис. — Разве они не готовы отомстить за смерть Элии и её детей? — Доран Мартелл подобен змее, закопавшейся в песок. Его брат Оберин так же бессилен перед львом Утёса Тайвином Ланнистером, который отдал приказ и теперь в большей степени король, чем Баратеон. — Нет… Нет, это неправильно! — повысил голос Визерис и замотал головой, будто хотел физически изгнать оттуда слова Джона. — Этого не может быть! Они не могут все быть предателями! Коннингтон смотрел на него с чем-то средним между беспокойством и жалостью. — Я… Нет! Нет… — Визерис опустил голову и закрыл лицо ладонями. Холод его рук встретился с жаром прилившей к лицу крови. Мысль о том, что дома его никто не ждёт, убивала его. Каждую ночь он грезил о возвращении к верным подданым, о поле боя, где развевались знакомые знамёна — он бы повёл их в бой во славу закона и справедливости. А теперь эта мечта превратилась в пыль. Ему казалось, что в нём вновь проснулся дракон, но впервые в жизни он не принёс с собой ни гнева, ни ярости. Ему было грустно — грустно от того, что он остался совсем один, в мире, где не было никого, кто его по-настоящему ждал. Если бы не Джон Коннингтон рядом, он бы, наверное, заплакал. Однако никто не имел права видеть слёзы дракона, пускай и оставшегося в абсолютном непроницаемом одиночестве. Когда он поднял лицо, на нём не было и тени какого-либо чувства. — Однако, — с трудом перебивая боль сказал Визерис. — Армия Дрого пригодилась бы мне в любом случае. Чем больше предателей — тем хуже для них самих. — Да, о дотракийцах, — неуверенно сказал Джон. — Они не пошли бы за вами. — Почему это? Я же готов был отдать им свою сестру! Кровь королей, золотую кровь древней Валирии, кровь Дракона! — закричал Визерис и вскочил на ноги. Злость в какой-то мере усмирила боль. — Разве это недостаточно равноценный обмен?! — Ни одна девка не стоит армии. И потом, она могла бы быть не единственной — многие кхалы заводят несколько жён, не говоря уже о наложницах. Что заставило бы Дрого отдать своих воинов за одну из них? — Честь, — железно проговорил Визерис. — Честь и честность соблюсти условия сделки. — У дотракийцев нет ни того, ни другого. Этот народ никогда не добывал себе хлеба, не родил певцов и сказителей, не украсил землю дворцами. Всё, что они умеют — это грабить и убивать. Договоры для них — пустой звук, порядочность — и того меньше. Ярость от слов рыцаря разъедала Визериса, но возразить ему было нечем. Он тут же представил себя посреди кхаласара: их убогих шалашей из разномастных шкур и вони от потных конских и человеческих тел. Вайес Дотрак, куда они направлялись, был далеко от Пентоса. Он был беззащитен. За него могла бы вступиться сестра, но что, если бы Дрого не полюбил её? Тогда бы её слово стоило для него не больше ржания племенной кобылы. Мысль о том, что сестра становится бессловесной рабой табунщика, драконья кровь смешивается с варварской, а он, Визерис, ничего не может с этим сделать, ужасала сама по себе. Он порадовался в душе, что это не реальность. Впервые после побега он почувствовал, что сделал правильный выбор. Темнело. Закатное солнце кровавым кругом катилось за горизонт. На небе стали дребезжать первые звёзды. — Ты поступил верно, сказав мне правду, сир Коннингтон. Дракон никогда не забудет твоей честности. От этих слов в глазах Коннингтона заплясали счастливые искры, а на лице расцвела улыбка. Визерис хотел было ответить ему тем же, но, казалось, потрясения вынули из его души все силы, и его лицо не выразило ничего, кроме усталости и горечи. В Волантис они должны будут прибыть через день. Визерис надеялся найти там кров, защиту и силы двигаться дальше.