она будто век прожила

Кафка чувствует. Она не может сказать, когда именно это началось, но что-то в ней тягуче меняется. А Стелла вечно лжёт. Она думает о Кафке и говорит сама себе: “как я её ненавижу,” и улыбается, вспоминая её лицо, ведь на Кафку можно только смотреть, но не трогать, иначе поранишься. — Давно не виделись, — говорит Стелла, сидя в очередном кафе очередной планеты, что, впрочем, не так важно. — Кажется, ты не удивлена нашей встрече, — Кафка садится напротив. — Ты всегда приходишь внезапно, так что я к этому привыкла. Адаптировалась, так сказать. Похвалишь? — Ну, не смотри так хмуро, — Кафка почти мурлычет, но в ней нет жалости. Она наклоняется ближе, локти на столе, а ладони подпирают подбородок. Они не часто видятся. Им приходится довольствоваться случайными встречами, короткими разговорами. Стелла всегда ждёт сообщения от неизвестного номера, всегда она находит предлог уйти, не вызывая подозрений. — У тебя взгляд такой… странный. Чего ты от меня хочешь, Кафка? — Лишь поцелуя. — Это отвратительно, — отвечает Стелла, и внутри у него всё сжимается и говорит: “дурила, согласись,” и “когда ещё выпадет такой шанс?” — Ох? Думаешь, мои поцелуи отвратительны? — Ничего хуже представить не могу. — В таком случае, я не могу не воспользоваться шансом и не насолить тебе. Мы ведь с тобой ужасные-ужасные враги. Кафка близко наклоняется к ней и целует безжалостно. Стелла неуверенно хмурится. — Что такое? — Кафка гладит её по щеке. — Я зашла слишком далеко? Тебе не нравится? — Нет, мне… нормально. То есть, отвратительно. Просто ужасно, — говорит она, но не может сдержать улыбку. И прежде чем она уйдёт, Стелла хватает её за руку. — Не уходи. — Ты такая настойчивая. Ты хотела сказать что-то ещё? — Кафка продолжает, когда Стелла мотает головой. — В таком случае мне нет нужды оставаться. Стелла покорно опускает её руку. — Почему ты всегда такая? Почему всё время уходишь? — Видишь ли, я попросту не могу остаться. Моё присутствие часто приводит к неприятным последствиям. — И теперь ты говоришь, что хочешь защитить меня от самой себя? Кафка смеётся. — Нет, конечно нет. Стелла впервые видит, как у Кафки течёт кровь, и это немного пугает. — Это давление, — говорит Кафка, в то время, как тонкая струйка из носа достигает губ. Стелле почти смешно. Она наклоняется и целует, размазывая помаду и кровь, облизывает, борется с желанием укусить-искусать, чтобы убедиться окончательно — Кафка состоит из плоти и крови. И плевать на косые взгляды, плевать, что Кафке нужно идти, и что она скорее всего попросту заскочила посидеть с ней в кафе, пока выдалась свободная минутка. Буквально. Несколько минут. Нужно идти, но уходить не хочется. Кафка тянет Стеллу за собой, бредёт с ней под ручку вдоль улицы, до одури нелепо, заворачивает за тёмный угол, скрывается за широким мусорным баком. Кафка кусает сама, жарко и больно, сама держит Стеллу за бёдра, не позволяя отстраниться. Сама переплетается языками, и они сталкиваются зубами из-за стелловой неопытности. И Кафка хихикает. О, её это веселит. — Мы когда-нибудь сможем, ну… встречаться, как нормальные люди? Я бы сводила тебя на свидание, — Стелла мечтательно прикрывает глаза. — Говорят, это приятно. Я бы сводила тебя на скрипичный концерт. Или как это называется? — Ты такая милая. Как же мне с тобой повезло, — воркует Кафка и наматывает прядь волос Стеллы себе на палец. — Я тебе серьёзно говорю. — Я тоже абсолютно серьёзная! Ты же просила похвалы? Что же, ты у меня хорошая, ты у меня умница, ты у меня- — Кафка, ну, я же не собака. — Ты точно уверена? Взгляд, как у пёсика. — Ага, ну, очень смешно. Обхохочешься… теперь тебе точно пора? Кафка кивает и тихо спрашивает: — А ты ещё задержишься на этой планете? — Да, господину Вельту нужно… стой, а тебе какое дело? — Ох, да никакое. Но вдруг мы снова встретимся, кто знает? — Ты притащила меня к мусорному баку, чтобы вот это сказать? — Но тебе же нравятся мусорные баки. Чёрт возьми, она права. * * * У Кафки волосы распущены. — Что ты делаешь в моей комнате? — спрашивает Стелла, протирая глаза со сна, но тон её совершенно не удивлённый. Будто бы Кафка раньше не забиралась к ней в номер отеля. Никогда не предупреждает заранее. — Ты по мне скучала. — Естественно, да. — Мило. — Это всё, что ты скажешь? Смех Кафки растворяется в комнате, заполняя сознание. — Ты всегда недовольна, — Кафка цокает и подходит ближе. — Что мне с тобой делать? — А ты хочешь что-то со мной сделать? — Может, ничего. Может, что-то. — Определись уже, — Стелла раздражённо хмурится. И Кафка садится Стелле на колени, и Стелла не может думать ни о чём другом, кроме как о Кафке, и о том, как приятно гладить её волосы. О том, как коленки сводит вместе, когда Кафка оглаживает ногтем линию подбородка. Кафка гадкая, с привкусом абсента, и Стелла ею давится. “Она — катастрофа, — думает Стелла, и кажется ей, что воздуха не хватает.” Сердце пропускает удар, и Кафка целует. Подарившая дыхание его же отнимает. “Она драгоценная, — думает Кафка и улыбается.” — Я бы хотела, чтобы ты мной пропахла, — шепчет Кафка на ухо. У Стеллы кафкина помада на губах и от вида этого Кафка прокусывает губу. Пока что свою. — Ты всё же по мне скучала. Я очень рада. Должна признаться, мне это льстит. Стелла трепещет, ловит каждое прикосновение с закрытыми глазами, ведь так ощущение ещё острее. Кафка целует тягуче и сладко. Раздевает Стеллу медленно, оттягивая момент, с себя же одежду снимает поспешно. Стелла впервые видит её такой нетерпеливой. Впервые Кафка теряет контроль. И когда Стелла потирает её набухший клитор, Кафка стонет. И Стелла ловит этот стон в поцелуе. Стелле приятно осознавать, что Кафка, та самая опасная, невыносимая, отвратительная Кафка — стонет от её пальцев. Что только Стелла имеет право её целовать и раздевать. Кафка поднимает её ногу и прижимается к ней. Она бесстыдно кладёт ногу на её бедро, потирается клиторами, и чёрт возьми, это так сладко. Кафка делает всё сама, толкается, пока Стелла зажимает себе рот ладонью, чтобы не стонать в голос, она скулит, жмурясь до искр в глазах, начинает двигаться навстречу Кафке, выгибаясь в спине. Между ног ноет сильнее, и они ускоряются, Кафка царапает её бёдра, несдержанно сжимая пальцами. Стелла кончает первая, сладко обмякая и постанывая, заказывая глаза и высовывая язык. Кафка от этого вида возбуждается сильнее. — Ты у меня хорошая, — говорит она, и в её голове ни капли смешливости. Кафка сжимает простыни, сжимает губы и впервые жалеет о выбранном пути. Кафка действительно чувствует. Кажется, их встречи её правда изменили, и она не может понять ни как это случилось, ни когда именно. Будто она век со Стеллой прожила. Может, если она останется навсегда… нет, она не выдержит столь очевидной уязвимости, не выдержит видеть Стеллу каждый день, не сейчас… но… Кафка говорит Стелле сказать, что Стелла её, и Стелла покорно повторяет, хотя в голосе Кафки нет приказа. Стелла целуется напористо и неумело, стукаясь с ней зубами. Стелла играючи ставит Кафке засос на шее. Когда они меняют позиции, Кафка сжимает ей волосы и тычет её носом себе в промежность, пока она отлизывает, выцеловывает её набухший клитор и слизывает смазку. Чёрт, она такая мокрая. И когда Стелла говорит: "ты очень вкусная, к-кажется, я начинаю от тебя зависеть” — Кафка смеётся. И когда после секса Кафка гладит её по щеке, она отзывается лаской и стонами. Их встречи мимолётны. Но Стелла всегда помнит, что она принадлежит — ей. — Знаешь, Стелла. Это глупости, но я верю, что судьба в любом случае приведёт меня к тебе. И когда придёт время — я не уйду. Стелла делает вид, что её это утешает. Но она и правда верит, даже если Кафка её обманывает. Утром Стелла уже не обнаруживает её в своей постели.