Annika ist tot

Милые мёртвые девочки Помню каждый последний вздох, каждую мелочь, каждую деталь. Я храню их локоны, будто они были моими любовницами, а не жертвами. Хотя, были, конечно, хоть и недолго, совсем недолго. Но я никогда не убивала от скуки, я по-настоящему любила каждую из них. Я бесконечно любила их, убивая. За каждую мою девочку я буду гореть в аду, но они, погибшие от моих ласковых рук, станут светлыми ангелами, даже если при жизни не были праведны. Я смакую их имена, будто конфеты, тихо произношу, пробуя снова и снова. Барбара, Натали, Изабель, Селия... Селия была проституткой. До сих пор помню, как очаровательно-глупо она хихикала, когда садилась в мою машину. Помню, как загорелись её глаза, когда я сказала, что заплачу больше любого мужчины. Кажется, на мгновение она даже смутилась. "Госпожа, я совсем не знаю, что нужно делать". Я обещала всё сделать сама и сдержала своё слово. Я вообще ни в чём не обманула её: разве мог хоть какой-то мужчина подарить ей вечную жизнь? Разве не сама я перерезала её нежную шейку? Она была очень хорошей девочкой, умерла быстро и почти не кричала. Облачая её тело в изящное белое платье, я спрятала под корсаж пачку крупных купюр. Изабель пыталась скрыться от жестокого отца. В самый тёмный час до рассвета она бежала в тонкой рубашке и смешных потëртых джинсах, не скрывавших её худобу. Я до сих пор вспоминаю этот испуганный взгляд, полный надежды. Малышка просила отвезти её к подруге, но та и дверей не открыла. Разве я могла оставить девочку одну, разве могла отпустить? Привезла к себе, долго обнимала, стирая с острых скул хрустальные слëзки. В горячем сладком чае хорошо растворяется снотворное. Моя девочка до сих пор будто бы спит. Натали, дрянная девчонка, вырывалась, пыталась сбежать, даже укусила меня в тщетной попытке остановить. Крохотный шрам на ладони служит напоминанием о её скверном характере. Я, конечно, тоже перестаралась, когда смотрела, как девушка истекает кровью, теряя сознание, но снова и снова приводила её в чувство, даря призрачную надежду. Она оказалась сильной – Нат цеплялась за жизнь несколько часов, почти до последнего вздоха смотря на меня ненавидящим взглядом. Мёртвая она нравилась мне больше. Покой ей к лицу. Их имена и фотографии я храню в потëртом альбоме рядом с газетными вырезками. Отдельно спрятаны перевязанные цветными атласными ленточками срезанные мягкие локоны. Глупые журналисты с чужого голоса назвали меня маньяком. Они пишут обо мне, будто о мужчине, и это ведь по-настоящему смешно. Правды им никто не расскажет – ни одна моя возлюбленная не вышла из этого дома живой.