Daddy Issues

Утром в канун Нового года Гейл просыпается в пустой постели. Сначала он чувствует себя растерянным, но потом слышит, как в старых трубах дома течет вода, и тихонько идет посмотреть, что делает Астарион. Он думает, что если будет двигаться слишком быстро, если не будет действовать незаметно, то упустит некоторые из его лучших сторон, и, как ни странно, оказывается прав. Он находит Астариона на кухне, стоящего у раковины со своими цветами с вокзала. Они стояли в вазе на обеденном столе, но, вероятно, им нужно сменить воду, и он взялся подрезать стебли. Тара сидит на стойке рядом с ним и пьет воду из крана, пока Астарион разговаривает с ней. – Ну разве ты не маленькая леди, – говорит он, – наверняка тебе не нравится, что приходится пить из маленькой старой миски с водой. Она мяукает, а он воркует в ответ: – Как ужасно, мы должны заставить Гейла купить тебе фонтанчик или что-то в этом роде, – говорит Астарион, аккуратно обрезая концы зелени и укладывая их обратно в вазу. Когда он берет розы, Тара протягивает к ним лапы, и Астарион тихонько смеется. – О, ты хочешь цветы? – он переворачивает розу, чтобы она могла понюхать ее, и ее маленький тонкий носик утыкается в цветок, прежде чем она смотрит на него, – держу пари, твой папа купил бы тебе цветы. Ты заслуживаешь цветов, ты же знаешь. Гейл прислонился к дверному проему, скрестив руки на груди, пока Астарион ведет односторонний разговор, ну... вроде того. Тара очень разговорчива с ним, периодически мяукает, словно у нее есть свое мнение по определенным вопросам, и она обязательно должна его высказать. Когда он снова расставляет все цветы, то поворачивает их к ней и ждет ее одобрения. Ее фырканья и мяуканья, видимо, достаточно, поэтому он ставит их на столешницу, и Гейл решает, что, если войдет сейчас, то не испугает его. – Они выглядят прекрасно, – говорит Гейл, и Астарион быстро поворачивается. Тару, похоже, его появление интересует гораздо меньше: она знает, что ей нельзя ходить по столу, когда он рядом, поэтому она спускается на пол, словно и ее там только что вовсе не было, как ужасно непослушный ребенок. – В следующий раз тебе стоит купить несколько цветов Таре, – говорит ему Астарион, – а также фонтанчик для кошек. – Фонтанчик для кошек? – переспрашивает Гейл, обхватывая Астариона за талию и притягивая его к себе, – и почему это? – Потому что ей больше нравится проточная вода, – говорит Астарион, наклоняясь, чтобы поцеловать Гейла, – если бы ты был хорошим папочкой, ты бы так и сделал. Гейл бросает на него взгляд, и Астарион ухмыляется, отстраняясь и указывая на кухню: «Теперь ты можешь приготовить нам кофе». Это такое нахальное, грубое отстранение, и Гейл почти позволяет ему уйти, наблюдая, как он отходит на пару шагов, пока не протягивает руку, хватает его за заднюю часть штанов и тянет назад, прижимая к стене и оставляя поцелуи на плече Астариона, его шее. – Знаешь, если бы ты был хорошим мальчиком, я бы приготовил тебе кофе, но если ты собираешься вести себя так, то тебе придется готовить его самому, – говорит Гейл, проводя рукой по бедру Астариона и его талии, чтобы медленно и нежно погладить его. – Не знаю, это не похоже на наказание, – говорит Астарион, со стоном вдавливаясь бедрами в Гейла. – Разве? – спрашивает Гейл, прижимая Астариона еще ближе к себе. Он знает, как ему это нравится, как он любит быть заключенным в объятия. Он скользит рукой по передней части пижамы Астариона, обхватывает его длину, проводит по головке и слушает, как дыхание Астариона становится неровным и как он откидывает голову назад. – О, черт возьми, точно не похоже, – стонет Астарион, потянувшись назад и обхватив бедро Гейла, словно хочет удержать его рядом, – Гейл... Гейл, да... да... Гейл улыбается, дрочит ему медленно и сладко, даже позволяет своему члену тереться о задницу Астариона. Боже, он так легко возбуждается от него, это гребаная проблема. – Ты уже близко? – спрашивает Гейл, хотя и так знает. – Ммммм, – Астарион хмыкает, начинает слегка подрагивать, глаза закрываются, лицо розовеет, и Гейлу становится так не по себе. Он отдергивает руку и отступает назад, наблюдая, как Астарион слегка спотыкается и с криком хватается за стену. – ГЕЙЛ! – кричит он, поворачиваясь и глядя на него. – Что? – спрашивает Гейл, улыбаясь и прислоняясь спиной к противоположной стойке. – Гейл, ты не можешь просто остановиться посреди этого! Гейл, я так близко! – Астарион выглядит взволнованным, раздраженным, почти злым, когда он приближается к нему, и Гейл протягивает руку и прижимает ее к его груди. – А-а-а, детка, – улыбается Гейл и качает головой, – последствия. – Это же каникулы, никаких последствий! – Астарион суетится, пытаясь обойти блокаду, которую установил Гейл. – Это так не работает, – говорит Гейл с мягкой улыбкой, – но если ты будешь хорошо себя вести... может, мы договоримся о небольшом вознаграждении после завтрака, а? Астарион хмурится: «Лучше бы ему быть чертовски хорошим». Гейл только смеется, позволяет ему уйти, а потом кричит вслед: «И не трогай себя!» На вечер у них запланирован поход на фейерверк. В городе, как предполагается, будет большой праздник, и все соберутся на массовую уличную вечеринку, на которой, по словам Астариона, он должен обязательно присутствовать. Гейл не очень любит шумные зрелища, но и не хочет оставлять Астариона одного в толпе. После позднего завтрака Гейл снова заводит Астариона, засовывает руку ему под рубашку, а другой обхватывает горло и заставляет его умолять, о чем угодно, что Гейл ему даст. Впрочем, все это бесполезно, поскольку Гейл не намерен позволять Астариону кончать до поздней ночи. В целом он хочет весь день держать его на краю – пусть испытывает разочарование снова и снова, пока он не выбьет из него все плохое поведение. На вечер Гейл забронировал для них столик в ресторане. Но они туда не попадают. Астарион спит на коленях Гейла, дремлет так чертовски мирно, что Гейл не может заставить себя разбудить его. Он дважды дрочил Астариону – так близко, что Астарион дергал его за волосы и умолял, но Гейл останавливался, сжимал у основания и говорил «нет». Во второй раз Астарион едва не разрыдался, впиваясь короткими ногтями в плечи Гейла, но потом почувствовал себя слишком измученным, чтобы словесно ругать его за упущенный оргазм. Видимо, дневной сон стал для него спасением. Гейл не то чтобы жаловался, он любит это... любит, когда Астарион в его объятиях, и что они потеряли свою бронь в ресторане, и Гейл, обычно пунктуальный и раздражающийся из-за пропущенных встреч, с удовольствием отдыхает, проводя пальцами по волосам Астариона, наблюдая, как тот расслабляется во сне, нежный и совершенно беззащитный. Он никогда не видит его таким – обычно они что-то скрывают друг от друга, ведут себя немного наигранно, строят фасады и рассказывают только половину истории. Но сейчас все почти слишком честно. Он знает, что в конце концов должен его разбудить, что им нужно встретиться с людьми, что они не могут просто так отмахнуться от этого... И когда он будит его через полчаса, маска Астариона снова надета, как всегда, без усилий. – Я проспал? – спрашивает он неровным голосом. – Я позволил тебе, – говорит Гейл, – но я не хотел, чтобы ты пропустил фейерверк и вечеринку. Астарион зевает, приподнимаясь, и Гейлу становится не по себе от того, что его волосы растрепаны и взъерошены; обычно такой безупречный и собранный, но сейчас каким-то образом он даже кажется моложе. – Да, надо идти собираться, – говорит Астарион, наклоняясь и нежно целуя Гейла в губы, явно прощая его за прошлое, – у тебя есть что-нибудь перекусить? Гейл просто улыбается, убирая с лица Астариона несколько выбившихся прядей: «Конечно, детка, я что-нибудь придумаю». Он дает ему возможность одеться и готовит на кухне что-нибудь на скорую руку, прихватив бутылку дорогого шампанского, которую он охлаждал весь день, потому что ему нравится идея начать праздновать раньше. Но когда Гейл поднимается наверх и видит Астариона на краю кровати в одном из своих пиджаков, он с удивлением обнаруживает, что тот каким-то образом переделал одежду Гейла в нечто современное и сексуальное. Слой одежды поверх его собственного, обтягивающего и почти прозрачного топа, и темные джинсы, которые выглядят раскрашенными и искусно порванными. Половина наряда принадлежит Астариону, но есть и вещи, принадлежащие Гейлу... украшение, которое он понятия не имеет, где Астарион нашел... Это вызывает у него странное чувство собственничества. Как будто он выводит Астариона на поводке и хочет, чтобы все это видели. – Ты странно на меня смотришь, – говорит Астарион, откидываясь назад и скрещивая ноги, – получилось плохо? – Нет, – говорит Гейл, ставя тарелку с едой на комод, – все хорошо, очень хорошо. Астарион улыбается ему и встает, нарочито близко подходя к Гейлу, потянувшись за одним из приготовленных им бутербродов. Он улыбается, откусывая кусочек, и подталкивает Гейла ногой: «Ты в этом не пойдешь», – говорит он с набитым ртом. – Я не выставлю тебя в дурном свете, не волнуйся, – говорит Гейл, перекусывая и отправляясь к шкафу за чем-нибудь подходящим. В декабре здесь холодно и может моросить дождь, но, судя по всему, это не мешает Астариону одеваться так, словно он собирается в клуб, и Гейл знает, что все остальные поступят так же. Ему не нужно ни на кого производить впечатление... ну, кроме того, с кем он вместе, но он чувствует, будто ему следует. Он хочет хорошо выглядеть рядом с Астарионом, хочет, чтобы люди видели их вместе и не удивлялись, почему Астарион с ним. Он выбирает темные цвета, чтобы в случае дождя не оказаться в чем-то прозрачном, а эффект «черное на черном» в любом случае выглядит дороже. Кроме того, у него есть несколько серебряных вещей – часы, пряжка ремня, серьги – вещи, которые он обычно не носит в офис, но которые кажутся более подходящими для выхода в свет. Когда он выходит из ванной, поправляя манжет рубашки, Астарион держит на руках Тару, гладит ее по подбородку и воркует с ней, как с ребенком, но почти замирает, когда Гейл поднимает голову и ловит его взгляд. – Нам не обязательно куда-то идти, – говорит Астарион низким голосом, опуская Тару на пол и выпрямляясь, чтобы посмотреть на него, делает шаг к нему, и его глаза темнеют. – Не знаю, – говорит Гейл, протягивая руку и обхватывая его за талию, когда он подходит достаточно близко, – мне как будто бы хочется тебя показать... посмотри на себя, Астарион. На короткое мгновение он начинает стесняться, но затем пожимает плечами и дергает Гейла за пояс: «О, я знаю, что выгляжу хорошо, но тратить понапрасну этот вид на всех там...» Гейл прерывает его, положив руку ему на подбородок, прижимает к себе и целует. Не жестко, как ему хотелось бы, а мягко, как ему нужно: «Но для меня это не пустая трата, и я хочу насладиться этим». Астарион хмыкает, его щеки окрашиваются в розовый цвет, когда он называет его извращенцем, и идет за своей обувью. На такси они добираются до края растущей толпы: вдвоем выгружаются на тротуар, и Астарион тут же бежит, чтобы встретиться с друзьями. Гейл не знал, что здесь будут друзья, но, теперь понимает, это должно было быть очевидно. В любом случае они не его студенты, и он считает, что если они близки с Астарионом, то ничего не скажут, не станут его преследовать и не причинят им никакого вреда. – По крайней мере, ты не опоздал, – говорит девушка с темными волосами, протягивая руку Астариону, – Уилл уже написал, что у него проблемы с поездом. – Конечно, он будет ждать, пока город не заполнится людьми, чтобы попытаться попасть в центр, – насмехается Астарион, протягивая назад свободную руку и впиваясь пальцами в руку Гейла, – Гейл, дорогой, это Шэдоу, Шэдоу, это Гейл. – Приятно познакомиться, – говорит Шэдоу, наклоняясь вперед, чтобы посмотреть на него, – вы хоть как-то разогрелись перед вечеринкой? – У нас в доме было немного шампанского, – говорит Гейл, крепче прижимаясь к Астариону, – а еще у меня есть немного виски во фляжке. – Вот это подготовка, – говорит одна из других девушек. Она машет ему рукой: «Я Эйлин, а это Изобель». – Привет, – машет Изобель, и он отвечает ей тем же, – значит, ты тот самый милый парень? – Милый парень? – спрашивает Гейл. Астарион застывает рядом с ним, а Эйлин наклоняется к ним и ухмыляется: «Да, тот самый милый парень, о котором Астарион не умолкал последние четыре месяца. – Очень смешно, – цедит Астарион сквозь стиснутые зубы. – Нет-нет, не будь таким, – говорит Гейл, пытаясь притянуть его ближе, – ты думаешь, я милый? Что еще он говорил? – Что когда он с тобой, то чувствует себя как в…, – Шэдоу начинает выглядеть самодовольно. – Хватит, – рычит Астарион, толкая ее, а Эйлин и Изобель громко смеются. Гейл проводит большим пальцем по костяшкам пальцев Астариона: «Детка, все хорошо», – тихо говорит он, пытаясь успокоить его. – Шэдоу, я клянусь, – Астарион бросает на нее мрачный взгляд, и Гейл смеется, пытаясь снять напряжение. Они продолжают идти, приближаясь к основной толпе и пытаясь найти хорошее место. Когда такое находится, они немного расходятся, как бы заявляя на него права, и Астарион прижимается к груди Гейла, позволяя Гейлу обхватить его и прижать к себе, а Изобель и Эйлин проверяют свои телефоны на предмет других людей, которых могут встретить. – Я знаю, что мы только что приехали, – говорит Астарион, – но разве это плохо, что я хочу вернуться домой? Гейл усмехается, проводит рукой по боку Астариона: «Это как-то связано с желанием закончить то, что я начал раньше?» – Мммм возможно, – говорит Астарион, упираясь подбородком в плечо Гейла, – это нечестно. – Подумай только, сколько раз ты мог бы уже кончить, если бы был хорошим мальчиком, – шепчет Гейл ему на ухо. Он чувствует, как тот дрожит, чувствует, как по его телу пробегает небольшая волна, когда он прижимается к нему, а затем вынужден сделать шаг назад, чтобы успокоиться, и сразу же направляется к Шэдоухарт и спрашивает о Уилле и о том, сошел ли он уже с поезда. Гейл наблюдает за ним, за тем, как он краснеет и пытается отвлечься. У него такая манера поведения: слишком драматичная и театральная, словно он может направить внимание каждого туда, куда ему нужно, чтобы они не увидели тех деталей, которые он пытается защитить. Поэтому Гейл внимательно приглядывается. На то, как слегка дрожит его рука, потому что он возбужден, на покрасневшие от возбуждения кончики ушей; на то, как его глаза все еще затуманены, а сам он все время сутулится, чтобы поплотнее спрятаться в пальто. Но когда он громко говорит, размахивает рукой и слегка подпрыгивает на носках, никто не обращает на это внимания. Никто, кроме Гейла. В конце концов прибывает еще один их друг – знаменитый опоздавший Уилл. Он тянется к Шэдоу, как потерявшийся щенок, и Гейл предполагает, что между ними что-то есть или будет. Он считает подшучивания их группы интересными и резкими, то, как они перебрасываются оскорблениями и комплиментами. Они смеются и увлекают его за собой, заставляя улыбаться и качать головой, словно он слишком стар, чтобы принимать в этом участие, хотя на самом деле это не так. Но когда внимание Шэдоу переключилось, Астарион снова придвинулся к нему, засунув зябкие руки в карманы пальто Гейла, пока они стояли в очереди за напитками и закусками; уткнувшись холодным носом в шарф Гейла, потому что сам он отказался надеть свой собственный, поскольку тот не подходил к его наряду. Иногда Гейла застают врасплох те мелочи, которые заставляют его чувствовать, что он сходит с ума по Астариону. Им не приходится долго ждать обратного отсчета, они гуляют по улицам вместе с другими людьми и слушают музыку из колонок, пока не включается обратный отсчет и не начинает играть Auld Lang Syne. Это так традиционно, но в то же время мило. По мере приближения полуночи, когда люди кричат «пять, четыре, три», Астарион поворачивается к нему и наклоняется ближе, сталкиваясь носами и целуя Гейла до того, как они дойдут до нуля. Как будто он не может ждать так долго и нуждается в нем. Гейл тоже это понимает – он так крепко обхватывает Астариона за талию, что тот, наверное, не может сделать глубокий вдох, и то, что должно было быть чем-то милым, целомудренным и почти нежным, превращается в отчаяние. Мощный фейерверк разрывается нам ними, и Астарион на полсекунды смущается, а затем снова наклоняется, и на этот раз мягче, нежнее целует Гейла и говорит, должно быть, «с Новым годом», но Гейл не слышит его из-за гребаных взрывов. Он просто кивает, обратно прижимает его к себе и закрывает глаза, видит, как за веками вспыхивают цвета, и не уверен, что это от того, насколько огни ярко и близко, или от того, что Астарион делает с ним, появляясь в его мыслях. Когда фейерверки и музыка начинают стихать, давая понять, что все закончилось, они направляются к транспортным развязкам: такси и все прочее, что им удается найти. До дома Гейла не слишком далеко, но они запрыгивают в автобус, который подвозит их ближе, и с восторженными криками целуют всех остальных на прощание. Странно, ведь Гейл не был в восторге от всего этого, не был уверен в том, что он впишется в жизнь Астариона, но теперь, когда это случилось, ему понравилось. А еще больше ему нравится ехать с ним домой – держать его за руку в темном автобусе и вместе ждать своей остановки. Дома Астарион с удовольствием сбрасывает с себя верхнюю одежду, собираясь найти Тару, чтобы поднять ее и рассказать, что наступил новый год и разве она не рада этому? Они оставили телевизор включенным для нее, чтобы заглушить звуки фейерверков, но она все равно выглядит немного встревоженной из-за того, что неподалеку люди запускают маленькие хлопушки. Гейл не винит ее, когда она убегает, чтобы спрятаться под тумбочкой, а он отвлекает Астариона, притягивая его к себе за петли ремня на брюках и снова целуя. – Ты хочешь получить награду за то, что был таким хорошим мальчиком? – Гейл говорит тихо и соблазнительно. Он не знает, чего ожидать, но, когда Астарион просто кивает, без слов и мягко, прижимаясь к нему, он хмыкает и уводит его наверх. Они целуются на лестничной площадке, у стены, делая несколько больше перерывов, чем необходимо, но все в порядке: им не нужно никуда идти, и они могут спать до позднего утра. Гейл начинает раздевать Астариона еще до того, как они оказываются в спальне, стягивая с него слои одежды и отбрасывая их на пол. Свою одежду он тоже снимает и позволяет Астариону немного помочь. Споткнувшись пару раз, они смеются и добираются до спальни практически голыми, и Гейл толкает Астариона на кровать. – Мне это даже нравится, – говорит Гейл, – когда ты снова предоставлен только мне. – Ты ревновал до этого? – поддразнивает Астарион, обхватывая бедра Гейла. – Вовсе нет, – говорит Гейл, целуя его грудь, – мне понравилось быть с твоими друзьями, понравилось, что можно пойти куда-то, что нас увидят вместе... это здорово. – Если бы я не знал тебя лучше, я бы сказал, что ты вуайерист, – говорит Астарион, наклоняясь для более жаркого поцелуя. – Я могу быть, – говорит Гейл, снимая с Астариона трусы и сжимая их в кулаке, – я не против посмотреть, как ты все делаешь. Астарион улыбается, его колено упирается в бедро Гейла, когда тот раздевает его. Пальцы Гейла тянутся назад, чтобы поласкать дырочку Астариона, желая подразнить, но вдруг Гейл сам подается вперед и жарко стонет в рот Астариона от своего открытия. – Ты... Астарион, ты носил это всю ночь? – спрашивает Гейл, его пальцы нащупывают основание пробки, поглаживают ее и проталкивают внутрь, слушая, как замирает дыхание Астариона, когда его ноги раздвигаются шире. – Мм, мммм вставил ее, когда одевался, – стонет он, – ты сказал, что я не могу дрочить... ты не говорил, что я не могу потрогать себя пальцами... – Мне нужно уточнять правила, – говорит Гейл, размазывая поцелуи по шее и плечам Астариона, полностью играя с пробкой, трахая ею Астариона, пока тот хнычет и впивается ногтями в его спину, – Я не могу поверить, что ты... – Гейл вздыхает, медленно отстраняется, освобождаясь, чтобы толкнуть Астариона обратно на матрас. – Великолепный мальчик, – говорит Гейл, раздвигая ноги Астариона по обе стороны от своих бедер, – это все, чего ты хочешь? Только руки? Мой рот... Астарион бросает на него непристойный взгляд, упираясь одной ногой в грудь Гейла, словно угрожая: «Я спихну тебя на пол, если ты не дашь мне свой член». Гейл смеется над этим, обхватывая руками лодыжку Астариона и медленно перемещая ее вниз, вокруг своих бедер: «Как пожелаешь». Он не торопится вытаскивать пробку, хотя она не из самых больших; ему просто нравится дразнить. Нравится смотреть, как Астарион насаживается на нее, как его бедра двигаются в этом ритме. Гейл вытаскивает пробку до конца и отбрасывает ее в сторону на простыни, а сам тянется за смазкой и вводит три скользких пальца с низким рыком, отчего Астарион прижимается к нему и путается пальцами в его волосах. – О, черт, Гейл, я уже... уже растянут для тебя, давай... – Знаю, знаю, но я хочу убедиться, что там достаточно мокро, – говорит Гейл, прижимаясь к телу Астариона, вытаскивая пальцы и используя остатки смазки, чтобы покрыть себя, – хочу сделать тебя грязным. Гейл не без оснований полагал, что это нужно сделать быстро и жестко – раз за разом доставлять Астариону удовольствие, компенсировать то, что он весь день его мучил, позволить ему дважды кончить быстро и грязно, но, боги, когда он погружается в него, все как будто выходит из-под контроля. – Гейл, – Астарион поворачивает лицо к нему и задыхается, горячий и близкий, рука запуталась в волосах Гейла, а другая раскинулась по спине, царапая ее короткими ногтями, – ох... Они играли, они были спонтанными и возбужденными, а теперь все... Гейл не знает, как это описать, не знает, что изменилось, не знает, почему он вкладывает себя в это, почему он так увлекся этим. Он трахает Астариона глубоко и медленно, создавая между ними тугое напряжение, и ему хочется шептать ему на ухо всякие пошлости, но он как будто не может. Вместо этого он может лишь целовать каждый миллиметр кожи, до которого может дотянуться губами, сжимать и трогать все это великолепное бледное тело под ним. По мере приближения к оргазму он густо краснеет, его дыхание становится неровным. – Ты так хорош, Астарион, – бормочет Гейл, оставляя еще одну темную отметину на его шее, – так хорош для меня. Пальцы Астариона сжимаются в волосах Гейла, почти до боли, но он не останавливает его – вместо этого он позволяет ему получить то, что он хочет, ускоряя толчки, делая их сильнее, подставляя колено под бедра Астариона и добиваясь лучшего угла, из-за чего голова Астариона откидывается назад, и он почти задыхается. Гейл опускает одну руку вниз, смещая свой вес так, чтобы обхватить член Астариона и подрочить ему. Он мог бы заставить его кончить без рук – изнурять его чрезмерной стимуляцией до тех пор, пока тому не пришлось бы, но он хочет другого; хочет заставить его развалиться на части после того, как ждал этого весь день. Забавно, что для этого почти ничего не требуется – несколько коротких движений, и Астарион с криком кончает, его бедра плотно обхватывают Гейла. Он думает о том, чтобы остановиться или ускориться, но вместо этого замедляется, осторожно и тщательно принимая свое удовольствие. Несколько коротких толчков, и он до самого основания погружается в Астариона, целует его так, словно без него он не сможет дышать, кончает и позволяет эмоциям вырваться из него. После этого не лучше – он словно все еще под действием каких-то странных чар, притягивает Астариона к себе, вместо того чтобы спешно убираться. Медленно и нежно целуя его, Астарион проводит руками по груди, кончиками пальцев обводя татуировку в центре. В комнате по большей части тихо, если не считать их дыхания, пока Астарион не начинает ерзать от дискомфорта, и Гейл идет за чем-нибудь, чтобы вытереть его. Как будто он не желает отпускать Астариона с кровати. – Я скучал по тебе, – говорит Астарион, когда Гейл возвращается из ванной комнаты, растягиваясь на простынях и позволяя Гейлу взглянуть на него. – Наверное, скучал по теплу моего тела, – поддразнивает Гейл, опускаясь на колени и прикладывая теплую влажную ткань туда, куда нужно Астариону. – Ты слишком хорошо меня знаешь, – говорит Астарион, притягивая Гейла к себе, когда он заканчивает. Они вернулись – тонкие стены, которые они выстраивают друг вокруг друга, чтобы не видеть друг друга целиком на случай, если ситуация станет слишком серьезной. Гейл старается не расстраиваться, ведь он виноват в этом не меньше, чем Астарион. Но он не может удержаться от воспоминаний о том, что произошло раньше, о том, каково было обладать всем им.