***
«Не думал, что ты поставишь мне лайк», — это могло стать глупой счастливой историей из дейтинга, какими полнились соцсети. Существовало одно «но»: — «Тебя не смущает, что я бывший твоей подруги?» Кавеха не смущало, не волновало, не тревожило. Ему было никак. Он вообще не помнил Аль-Хайтама. И правда, зачем хранить воспоминания о человеке, с которым вы вынужденно провели несколько часов, оказавшись гостями на дне рождения. Ответа у Аль-Хайтама не было. Он помнил тот вечер как вчерашний — ясно, в мельчайших деталях. Крошечную кухню, освещенную лишь встроенной в гарнитур подсветкой. Устроившихся на подоконнике тесной стайкой девчонок, чье громкое щебетание перебивало музыку из колонки на холодильнике. Боль в пояснице из-за долгого сидения на хлипкой табуретке и необходимости держать спину ровно. Просьбы стрельнуть сигарету, потому что пачка закончилась в прошлый перекур. Электрические разряды между пальцами. Прочитанные по памяти помпезные стихи на лестничной клетке подъезда. Азартные улыбки, предшествующие долгим и стройным объяснениям, против которых никто не мог возразить. Чужое восхищение и открытые рты, приправленные очевидным желанием если не обладать, то хотя бы прикоснуться к чему-то столь прекрасному. Аль-Хайтам тоже поддался, несмотря на наличие девушки, на чей день рождения они и пришли. Поддался настолько, что, увидев Кавеха на фотографиях в дейтинг-эппе спустя полгода после расставания, не удержался. Он ничего не ожидал. Кавех все равно смог удивить. «Да? Впрочем, какая разница. Люди встречаются и расстаются. Было и было». «Кстати, где ты живешь? Приложение пишет, что между нами около 5 км. Близко». «Если ничем не занят, приезжай. Выпьем пива, посмотрим какую-нибудь фигню». Аль-Хайтам заблокировал телефон. Порыв холодного ветра из открытого окна разметал содержимое пепельницы по подоконнику, влепил пощечину с оттяжкой — как в напоминание о том, где он и с кем. Просторная пустая гостиная казалась холоднее, чем морозная ноябрьская улица. Здесь никогда не было уютно. Одиночество забилось в каждый угол. Это ощущалось отчетливее, когда С. уезжал в длительные командировки, оставляя Аль-Хайтама присматривать за квартирой — кот не справился бы неделю без кого-либо рядом. Об этом почти забывалось, когда они проводили время вместе, лежа в обнимку на диване и смотря нон-стопом фильм за фильмом, но спонтанно вспоминалось, потому что даже во время секса внимание С. было приковано к происходящему на экране. Вместе, но порознь — как поезда, катящиеся в одну сторону по параллельным путям. «У меня есть партнер», — напечатал Аль-Хайтам и тут же стер. Приглашение в гости не у всех означало предложение переспать. Хотя, если честно, он бы расстроился, окажись все обычной чинной посиделкой на кухне. Под кожей зудело от необходимости почувствовать тепло. Хотя бы на ненадолго, чтобы отогреться. «Пиши адрес, подъеду через час-полтора».***
Кавех прикусывал центр нижней губы передними зубами и прищуривал правый глаз, когда о чем-то серьезно задумывался. — Вроде мне знакомо твое лицо, и я знаю, что мы виделись на дне рождения Л., но не могу вспомнить. — На прощание ты сказал, что у меня красивая грудь. Вместе сигаретным дымом по кухне — такой же тесной, как и у Л. — растекся медовый смех. Кавех со свистом выдохнул, сделал глоток пива из бутылки. Ее дно звякнуло о стеклянную поверхность миниатюрного обеденного стола. — Похоже на меня, если я тогда много пил. Кавех прикусывал центр нижней губы передними зубами и прищуривал левый глаз, когда игриво флиртовал. — Жаль, сейчас не могу подтвердить или опровергнуть этот комплимент. Аль-Хайтам подергал ворот безразмерной толстовки и отвернулся. В конце короткого темного коридора вспыхнули два глаза. С холодильника смотрел незнакомый, но наверняка популярный нарисованный мужчина. Еще один наблюдатель вальяжно облокотился на подоконник локтями, вытянув ноги. Лодыжка задевала чужие ступни — и снова те электрические заряды. Аль-Хайтам стиснул колени. Пиво ледяной волной спустилось по пищеводу. — Что насчет пасты на ужин? Не планировал гостей, так что ничего серьезнее нет. — Тогда закажем что-нибудь? — Зачем, когда можно приготовить самому? Ну так что? Паста? — Угу. — Я включу негромко музыку, она не помешает разговорам. Просто не могу иначе готовить. — Конечно. — Надеюсь, ты не имеешь ничего против британского рока вроде The Animals. Люблю их невероятно, у меня даже есть татуировка со строчками House of the Rising Sun. Показать? Вот. Под рукавами рубашки скрывались разрозненные чернильные фразы, рисунки, символы. Истории увлечений чем-либо — искусством, людьми, жизнью. Память о себе в разные отрезки времени. Рассказ для тех, кто не знаком с Кавехом. — Провести после ужина экскурсию по квартире? Она небольшая, но в целом тут есть, на что посмотреть, — предложил он, собирая волосы в небрежный хвост на затылке, чтобы не мешались. — Так непривычно, — случайно обронил Аль-Хайтам вместо ответа. Кавех непонимающе промычал, зависнув с упаковкой спагетти над кастрюлей. — Мне давно никто не готовил, хотя я встречаюсь сейчас кое с кем. У нас свободные отношения, если что. — Понятно. Хорошо. Добавить в соус острый перец? То, с какой легкостью Кавех принимал ситуацию, обескураживало. От его непринужденных вопросов и спонтанных историй в одно мгновение захлестнуло спокойствием, словно от встречи с лучшим другом. Таким, который знает о тебе все, принимает любую особенность и не испытывает отвращения, какую бы мерзость ни услышал. Таким, с которым вам не нужно начинать или заканчивать разговор — он длится ровно столько, сколько и ваша дружба, просто иногда ставится на паузу. Несмотря на приоткрытое окно, на кухне было тепло. — Самый важный вопрос. Мадс Миккельсен — да или нет? От этого ответа зависит, не останешься ли ты с пустой тарелкой. — Он… хорош. В «Ганнибале», например. Или в «Докторе Стрэндже». Или в «Еще по одной». — Фу, « Доктор Стрэндж», — закатил глаза Кавех, обернувшись через плечо, чтобы его честную реакцию точно поймали. — Но так и быть, на первый раз прощаю. Мадс прелесть. Вообще, я спросил, потому что долго думал, что нам посмотреть сегодня. Уже давно интересуюсь «Мужчинами и курами». Трейлер и описание многообещающие. Хотя чего еще ждать от скандинавского кино, верно? Есть в нем какая-то особенная ебанутость, до которой французам как пешком до Луны. — Скандинавское кино — ученик французского и британского, который превзошел своих учителей. — Хорошо сказано. Тянет на экстра-порцию куриного филе. — За любовь к «Грешникам» полагаются дополнительные бонусы? — А это что? — Британский сериал про пару престарелых геев, один из которых до сих пор не может признаться родителям. — Хм, впервые слышу. Надо будет глянуть как-нибудь. — Значит, без бонусов сегодня? — Возможно, как-нибудь потом. Обещание между строк стало спусковым крючком для зарождения непрошенной привязанности, петлей на шею, за которую можно тащить в нужную сторону и которая лишает права выбора. Человеческое сердце порой бывало таким глупым — покупалось на скромные подачки, видело несуществующее. Обманывалось, чтобы биться чаще. И после непременно прозревало и разочаровывалось. Аль-Хайтам всегда забывал о последнем. Потому что прав был тот, кто сказал, что время лечит. Прошлые отношения, боль расставаний, давление одиночества — оставленный в кармане чек из супермаркета. Напечатанный текст постепенно стирался, касайся ты его или нет. Рано или поздно он и вовсе исчезал, не считывался, сколько ни вглядывайся в еле заметные бороздки на бумаге. — Останешься же на ночь? — Да?.. — Отлично. Я пока помою тарелки, а ты можешь переодеться. Спальня — в коридоре первая дверь справа. Бери в шкафу любую футболку и шорты или штаны. Все постиранное, не переживай. В одиночку бродить по чужой квартире было неловко. Приоткрыв дверь, Аль-Хайтам осторожно заглянул внутрь. Двуспальная кровать, шкаф с зеркальными дверцами, небольшой телевизор на стене, а под ним консоль и ноутбук. Достаточно аскетично, но уютно — атмосферу не всегда создают вещи. Запах стирального порошка и кондиционера от одежды и постельного белья, тонкий слой пыли на обложке книги у кровати, поставленное на паузу видео на экране телевизора. Их не было во второй комнате, куда позже повел Аль-Хайтама Кавех. Это было просто помещение, склад вещей, бездушные пережитки прошлого. Диван со сломанной ножкой, на котором высились стопки журналов, книг и распечаток. Пустой рабочий стол перед плотно зашторенным окном. Застоявшийся прелый воздух. — Я в туалет. Захватить по пути новую бутылку пива из холодильника? — Спасибо. В объятиях Кавеха в постели не чувствовалось отстраненности. Его фокус внимания равномерно блуждал от фильма к Аль-Хайтаму. Он потирался щекой о макушку на своей груди, водил пальцами по предплечью, редко ерзал, с каждым разом плотнее притираясь горячим бедром. Тепло, концентрировавшееся в местах прикосновений, мало-помалу затапливало все тело. Не угасало, поддерживаемое разделенным на двоих искрящимся смехом от абсурдности происходящего в фильме. Одни только усы Мадса Миккельсена чего стоили. — Это было странно, — поделился Кавех, когда по экрану поплыли титры. — Мне понравилось. — Что больше зацепило? — спросил Аль-Хайтам, задрав голову, чтобы видеть его лицо. — Как показана евгеника, результаты опытов и изолированность бракованного материала. Хотя ебля с курицами была лишней, — фыркнул Кавех, скосив взгляд вниз. — Есть такое, — согласился Аль-Хайтам, потупившись. Наступил тот неловкий момент, когда необходимо решать, чем закончится вечер. Никто не предпринимал первый шаг. Они просто лежали в тишине, пока в комнате не стало совсем темно — телевизор отключился по таймеру бездействия. Кавех аккуратно стряхнул с себя Аль-Хайтама и повернулся набок, соскользнув ниже по кровати. Его лица не было видно, но горячее прерывистое дыхание, касающееся собственного, красноречиво говорило о намерениях. Губы встретились друг с другом на полпути. На языке хмельно горчило выпитое пиво. Под ребрами горячечно заходилось сердце. — Забыл достать смазку и презервативы, прости. Влажные от слюны губы вмиг высохли. Местоположение Кавеха угадывалось по скрипам половиц и стуку дверей шкафа. Полминуты в одинокой постели ощущались до одури волнительно. Пусть Аль-Хайтам и состоял в свободных отношениях, это не значило, что он вел беспорядочную половую жизнь. Наоборот, такой формат словно служил дополнительным ограничителем — когда нет запретов, нет и желания пробовать что-то новое. По крайней мере, так ему казалось до сегодняшнего дня. Кавеха хотелось до дрожи в пальцах и покалывания в их подушечках. Отгрызть от него кусок, бережно хранить и доставать в пробирающие до костей морозы. Но сначала — почувствовать, каково это, когда желание обоюдно, когда не нужно выпрашивать и вымаливать, когда можно просто получать. — У тебя и правда красивая грудь, — прошептал на ухо Кавех. Его ладони неспешно оглаживали каждый сантиметр кожи. Чуть отросшие ногти чертили плавные линии, повторяя изгибы мышц. — И холодная кожа. Принести потом еще одеяло? — Не нужно, — произнес Аль-Хайтам и отстранился, снимая футболку. Кавех кипятил кровь, поднимал ее температуру до запредельных значений, после которых она не свертывалась, а бесследно испарялась, как вода. Еще одна крайность, встреча с которой не сулит счастья в долгосрочной перспективе. Аль-Хайтам снова не думал о последствиях, отдавался моменту. Кавех уже нависал сверху. Его распущенные волосы щекотали лицо, шею, плечи. Он перебросил их через плечо, склонив голову — ничем не помогло. Аль-Хайтам притянул его за поясницу ближе. Кавеху не терпелось так же, как и ему — впитавшаяся в ткань белья влага махнула по ноге, — но они не торопились. Аль-Хайтам растягивал секунды в минуты, небрежные мимолетные поцелуи — в полноценные, с языком и зубами, спешное трение бедрами в медлительную ласку. И плевать, что им обоим завтра на работу. — Нравится, — пробормотал Кавех, — целоваться с тобой. — Тоже, — вернул недокомплимент Аль-Хайтам. Темнота не смогла скрыть лихорадочный блеск глаз, когда Аль-Хайтам оттянул резинку трусов и обернул пальцы вокруг члена Кавеха, прижимая и потирая большим пальцем уздечку. В ночной тишине у звуков словно увеличивалась громкость на несколько единиц — хрипящие стоны отдавали басами в ушах, перетряхивали внутренности, вибрировали камертонами в горле. — Давай, — подтолкнул Аль-Хайтам и развел ноги. — Пригласить тебя сегодня — мое лучшее решение за последний месяц, — проурчал Кавех, пока вслепую шарил рукой по кровати в поисках смазки. — А мое — приехать.***
Аль-Хайтам уткнулся в растрепанный затылок, недовольно хмурясь. Гитарные аккорды плавно набирали силу, заставляли проснуться. Кавех повел плечом и зарылся с головой в одеяло, игнорируя будильник. Телефон показывал восемь утра. Аль-Хайтам смахнул кнопку повтора и несильно боднул Кавеха в спину. — Работа только через час, — пробухтел он, разворачиваясь и обхватывая его всеми конечностями. Под кожей снова бурлило, готовясь взорваться, как банка пива, оставленная под палящими солнечными лучами. — Зачем тогда ставить будильник так рано? — спросил Аль-Хайтам. — Чтобы успеть приготовить тебе завтрак. — Я не ем по утрам. — Тогда давай еще часик поваляемся. Будильник сработал в следующий раз, когда солнце уже взошло, а Кавех лениво сетовал на то, что иногда — как сегодня — бывают дни, когда нет стимула вылезать из постели.***
Ничто не напоминало начало обычных отношений. Встречи — совокупность спонтанных сиюминутных решений. Чаще: «Могу приехать?» «Да. Через пару часов, надо закончить с работой». Реже (почти никогда): «Приедешь?» «Приеду». Между этим не было место никаким другим перепискам. Аль-Хайтам пытался, Кавех — тоже, но не клеилось. Лично, засиживаясь почти до утра на прокуренной кухне, получалось лучше. Слова находились сами собой — обо всем и ни о чем. Рвались вперед обдуманных мыслей, пока Кавех готовил очередной ужин, пока он дурашливо демонстрировал навыки открывая пивных бутылок подручными средствами, пока они, голые, смаковали одну-другую сигарету после секса. Петля на шее не затягивалась крепче, но и не ослабевала. Даже такие встречи стали необходимыми — глоток свежего воздуха в удушливом аду, который происходил с С.Аль-Хайтам сбегал от него к Кавеху без угрызений совести, ведь все было честно. В одну из таких недружеских-непартнерских-непонятных встреч он аккуратно обрисовал свое положение. Кавех понятливо кивнул и улыбнулся — так лучезарно, что все тревоги и сомнения выжгло подчистую. А после в ответ поделился, как закончились его предыдущие отношения — настолько плачевно, что он почти год перебивается редкими случайными связями, чтобы не возвращаться ежедневно в одинокую квартиру, где его когда-то ждала не только кошка. По сути, они оба друг друга использовали — взаимовыгодно и без вреда. Это было попыткой справиться с одиночеством, которое они испытывали — Аль-Хайтам постоянно, Кавех периодически. Это не было любовью. Стоило смотреть правде в глаза, а не отворачиваться.***
— Твоя очередь выбирать фильм, — сказал Кавех, гоняя фрикадельки по тарелке. — Моя фантазия все. Кончилась. — Хм, — задумчиво протянул Аль-Хайтам, гипнотизируя взглядом бутылку пива. Почему-то они всегда пили именно его. Вкусы совпадали — евролагер и крик, — поэтому оба покупали с запасом — иногда в холодильнике оставалось и на следующую встречу. Удобно еще, что, когда у одного заканчивалось, необязательно было ходить на кухню за добавкой — достаточно позаимствовать бутылку и заодно получить внеочередной поцелуй, пусть и непрямой. — «Роковое число 23»? Любопытный фильм, который еще до «Шучу» показал, что Джим Керри и как драматический актер неплох. — Вау, он снимался не только в комедиях? — Ага. Два раза. И «Число», если не изменяет память, провалилось. Наткнулся на него случайно, когда популярный триллеры закончились. — Вот и решили. Вечер шел, как и все прошлые — кухонные разговоры, ужин, кино. Формирование привычки произошло меньше чем за пару месяцев и десяток встреч — неудивительно, к хорошему действительно быстро привыкаешь, особенно когда оно становится временным сейф-спейсом, где тебя не достанут демоны, ежесекундно кружащие на расстоянии вытянутой руки. Обычно Кавех поднимал руку в немом приглашении улечься под бок, но сегодня выбрал роль большой ложки. По первости Аль-Хайтам вздрагивал, стоило тому внезапно озвучить свои мысли о фильме вкрадчивым шепотом в самое ухо, а после его голос стал растекаться приятными мурашками по шее и плечам, поднимал короткие волоски на загривке дыбом. Низ живота тянул от возбуждение вперемешку с неясным чувство, отдаленно похожим на тревогу от надвигающейся катастрофы. Аль-Хайтам настойчиво убеждал себя, что это глупые происки мозга, пресытившегося комфортом и ищущего несуществующий подвох. Дыхание Кавеха в шею было ровным, неслышным, его грудь мерно и спокойно вздымалась. Аль-Хайтам вслушивался, спиной силился поймать напряжение чужого тела — ничего. Глупости, конечно, все, как и всегда. Аль-Хайтам обернулся через плечо, намереваясь спросить, понравился ли фильм. Кавеха больше интересовало не то, что ему собирались сказать, а чем это должно было быть сделано. Запоздало проскочило осознание странной особенности их поцелуев. Они дозволялись только в постели — в других местах на них словно был наложен запрет. Может, Аль-Хайтам просто не пробовал проявить инициативу; может, Кавех просто устал постоянно все решать самостоятельно. — Если честно, не понимаю людей. — Он напоследок лизнул Аль-Хайтама в губы и размазал слюну подушечкой большого пальца. — Кажется, фильм сильно старый. Ну, явно вышел раньше, чем тот же «Остров проклятых» Скорсезе. И определенно лучше, чем он. Снят очень стильно. Скрытая похвала оседает в легких цветочным пухом. В девяноста процентов случаев из ста С. высмеивал его любимые фильмы, проезжаясь по ним критическим катком. Это взрастило стыд за то, что нравится. Одной фразой Кавех припечатал его, как прихлопывают, размазывая по поверхности темным пятном, залетевших в дом надоедливых насекомых. В борьбе с раздражающими и дискомфортными вещами он был непревзойденным мастером — следы на потолке служили красноречивым напоминанием о его подвигах. — Презервативы закончились, и я не купил, потому что не выходил на улицу. — У меня в бумажнике вроде лежит один. Сценарий близился к завершению — медленный секс, сигарета в открытое окно, расспросы о том, что приготовить на завтрак. Цикл замыкал утренний будильник с бессменной House of the Rising Sun. Далее следовали переменные — абсолютно необременительные. Только не в этот раз. — Люблю тебя, — сонно, еле ворочая языком, произнес Кавех.***
Чувства подобны болезни — одни и те же симптомы соответствовали сразу нескольким абсолютно разным состояниям. Жалость, сочувствие, любовь — их проявления не отличались друг от друга. Для верного заключения был необходим полный анамнез, проведение десятка исследований. Дополнительное усложнение задачи — неспособность принять отдельные личные особенности. Так легко наклеить на неказистое и отвратительное красивый ярлык, назвав черное белым, а после искренне уверовать в такое положение вещей — особенно, если извне приходили подтверждения. «Вроде ты говорил, что тебе такое нравится. Научишь парочке обвязов?» Аль-Хайтам заторможенно обрабатывал сообщение с прикрепленной к нему фотографией. Кавех запоминал даже брошенные вскользь глупости в то время, как С. не слышал прямых и четких обращений, что заканчивалось тоскливой грустью над подарочным сетом из шести сухих вин, купленным на очередной праздник без оглядки на чужую язву желудка. Внимание к мелочам — это ведь любовь? Даже если Кавех не повторял признание осознанно, он вкладывал его в каждый жест. По крайней мере, Аль-Хайтам его там видел — его язык любви тоже был не в словах. «Ты считаешь пустой тратой денег походы по ресторанам, ведь пиво в супермаркете дешевле. Но можно я свожу тебя в одно место?» Прежде они ни разу не встречались на нейтральной территории — их утешение и спасение от одиночества существовало лишь в четырех стенах квартиры Кавеха, как поцелуи — только в постели там же. Наступил второй неловкий момент — перехода на новую ступень. И теперь Аль-Хайтам был готов взять на себя ответственность за развитие их отношений. «Ресторан? Не бар? Уверен, что не ошибся? Если нет… Ладно. Но пиво на вечер я все равно куплю». Аль-Хайтам улыбнул Кавеху в своем воображении, который как и всегда прикусил центр нижней губы, прищурив правый глаз.***
Первое сообщение от Кавеха в мессенджере пришло двенадцатого ноября, последнее — четвертого февраля. Настольный календарь был открыт на странице с пометкой «17 марта». Он незаметно исчез, оставив после себя лишь глухой чат, желание писать в который у Аль-Хайтама не возникало. Логичное и закономерное расставание с С. все равно стало ударом обуха по голове. Вроде британские ученые или кто-то из подобных проводили исследование, что разрыв социальных связей негативно влиял на ментальное здоровье. Или это просто ложное воспоминание — отговорка, придуманная бессознательно, лишь бы оправдать упадок сил, из-за которого работа в офисе превратилась в бесконечный бег в колесе. В нем не находилось места чему-то — кому-то — еще. Проснуться ни свет ни заря, приехать на работу, вернуться домой в середине ночи — поставить на повтор. Оказалось, если не выходить с Кавехом на контакт, он не напишет первым. И так, вообще-то, было всегда — беглое изучение переписки стало неопровержимым подтверждением. Кавех решал многое, но не главное. Все держалось на перманентном страхе Аль-Хайтама остаться абсолютно ни с чем. Решение не продолжать игру в одни ворота далось просто. Она было так же быстро забыто, когда пришло одно сообщение. «Эм, давно не виделись? Не хочешь поужинать у меня». Возможно, это все же любовь — просто обстоятельства сложились не лучшим образом.***
— Шахматы? Играешь? Кавех бережно коснулся деревянной коробки на подоконнике. В чуть приподнятых уголках его губ пряталась мягкая улыбка. Словно вопрос тронул что-то очень важное и ценное внутри. — Пока только учусь. А ты умеешь? — Нет. В детстве играл с бабушкой, но что смыслит пятилетний ребенок, который просто зазубрил, как ходят фигуры. — Жаль, могли бы сыграть. — А с чего вдруг интерес к шахматам? — Их любит девушка, которая мне нравится. Хочу тоже разобраться. Голос Кавеха ровный, словно он говорил о погоде за окном. Аль-Хайтам насилу натянул на лицо маску расслабленной заинтересованности — другого варианта не существовало. Кавех мирился с существованием С., теперь его очередь мириться с появлением кого-то, чье имя он даже не знал — и знать не хотел. — Неожиданно. И кто она? — Познакомились на выставке. Совсем как моя бывшая — милая художница, рисующая в диджитале. Вместо пива на обеденном столе впервые стояла бутылка красного вина. Наверняка, ее любимого. Утро по-прежнему началось с неспешного: «There is a house way down in New Orleans They call the Rising Sun». Что-то оставалось неизменным.***
«Сходим на арт-перформанс в этот вторник? А потом ко мне». Сообщение пришло спустя несколько дней, словно в порядке вещей видеться так часто, словно они были кем-то — приятелями, друзьями, партнерами. Конечно, нет — теперь это стало очевиднее, чем простейшие математические равенства. Не больно, но до боли любопытно, зачем было продолжать плодить неопределенность. Аль-Хайтам сверился с картой на телефоне и снова осмотрел сомнительное здание, в котором, по идее, должно происходить мероприятие. До назначенного времени встречи считанные минуты, но Кавеха на месте не было. Точно ли карты не ошиблись? — Прости, немного задержался. Заскочил в магазин по дороге, — Кавех потряс пакетом. В нем красноречиво звякнуло. — Я познакомился с организаторами в последнюю поездку в П., они сказали, что можно приносить с собой алкоголь. Так сказать, для полного погружения. — Никогда не понимал людей искусства, — бесцветно произнес Аль-Хайтам и кивнул на дверь. — Идем? — Ага. А людей искусства не обижай, ведь я тоже к ним отношусь, — фыркнул Кавех, подхватив его под руку. — И тебе нравится со мной общаться. Так вот, что между ними происходило. Только Кавех был не прав: общение, как и диалог, — двусторонняя история. У них было не так. Говорил преимущественно Кавех, а слушал — Аль-Хайтам. Раньше как-то не замечалось, что все так. Воспоминания исказились или, наоборот, приобрели бóльшую четкость — сейчас не разберешь. Мир и его восприятие перевернулись с ног на голову, бережно наклеенные ярлычки с названиями отклеились, их разметало в разные стороны, а некоторые и вовсе потерялись — на вопрос «Что есть что» исчез правильный ответ. Ладонь стиснула колено. Кавех обернулся с горящими — отблеск свечей на радужке — от восторга глазами: — Невозможно красиво, правда? Аль-Хайтам окинул взглядом мизансцену. Девушка на полу с книгой в руках зашипела от боли, пока ее напарница методично вышивала нитками традиционные узоры на ее спине — уже целый час. В помещении стоял удушающий запах антисептика и алкоголя — рядом с ними стояла початая бутылка водки, из которой то и дело отпивали, чтобы притупить ощущения. Это не было чем-то красивым, скорее, чем-то тошнотворным и пугающим, бессмысленным и отталкивающим. Но завораживающим. Совсем как Кавех, которого Аль-Хайтам недавно узнал. Персональный садо-мазохистский перформанс в голове. — Потрясающая метафоричность. Истязание политической силой слабой девушки под покровом темноты, и ее единственный выход — принимать, потому что противодействие заранее обречено на провал. Кожу на спине будто проткнуло иглой, снова, и снова, и снова. Как Кавех и сказал: противодействие заранее обречено на провал. — Кажется, дома мы будем поздно, не успеем прихватить добавки, — он потряс пустой бутылкой пива перед лицом. — Но есть вино. Пойдет? — Если ничего другого не остается, то да.***
Дешевый бар в центре города встретил гудящей толпой пьяной молодежи и — неожиданно — песнями Abba. Подошва ботинок прилипала к разлитому на пол пиву. Протолкнуться к нужному столику у диджейского пульта мешали танцующие. — Хайтам! — воскликнул Кавех и помахал рукой в свою сторону. Как будто его было сложно заметить среди серой алкогольной массы. — Рад, что ты нашел время! — Как же иначе, — натянуто улыбнулся Аль-Хайтам, падая на свободный стул и мыслено закатывая глаза. Летняя жара на огороженной террасе бара ощущалась сильнее, чем на улице. Кавех подвинул кружку пива по столу. — Сейчас принесу еще. Лагер? Аль-Хайтам кивнул. Кавех вскочил и ловко просочился между посетителями в сторону зоны заказа. С такой же прытью он выскользнул из рук Аль-Хайтама — если когда-то в них находился. Тоскливо — не стоило приезжать. Прощального сообщения было бы достаточно. А после — заблокировать пользователя, безвозвратно стереть чат у обоих участников. — Как дела? — Ну, ты уже знаешь, что я уезжаю на неопределенный срок, — пустился в рассказ Кавех, заняв свое место и поставив две кружки пива перед собой. — Вот решил перед этим встретиться со всеми важными людьми. Ты для меня именно такой. Поэтому я правда рад, что у нас получилось пересечься сегодня. — Да, тоже. Аль-Хайтам искренне старался отпустить, не заходить на опасную территорию, не бить по самому себе. Но: — Какие планы дальше? Поехали ко мне. — Откажусь. — Почему? — У тебя же есть девушка. Неправильно приезжать на ночь к занятым людям. — В прошлый раз тебя это не остановило. — Потому что не знал, что появился кто-то еще. Хотя изначально ехал с расчетом, что мы переспим. — Но мы, вообще-то, могли. — У меня есть принципы. Например, не спать с теми, кто находится в моногамных отношениях. — Жаль. По странному совпадению в баре заиграла House of the Rising Sun.