***
Вечера в Гриффиндорской гостиной всегда были любимой частью дня. Ребята вместе готовили домашнее задание, играли в шахматы, болтали, иногда выпивали, если был повод. Но сегодня даже львята ходили мрачные и задумчивые. Гарри слушал Томаса, который тихо что-то рассказывал про Асторию. Когда-то у них были некоторые совместные занятия по профильным предметам. Дин поделился тем, что девушка вовсе не была такой злой и глупой, коей её считали. Пару раз она даже объясняла темы уроков, помогая сокурснику нагнать пропуски. – Мерлин, вы всё ещё мусолите эту Гринграсс. Ну умерла и умерла, невелика потеря для магического мира. Она толком ничего из себя не представляла, – Гермиона уже какое-то время не читала учебник, а слушала Дина, удивляясь и раздражаясь каждый раз, когда он говорил что-то определённо положительное. – Гермиона, перестань… – попробовал Поттер. – Нет, Гарри, это вы перестаньте. Столько шуму из-за какой-то маленькой занозы. Знаешь, когда я рассказала директору кое-что занимательное про старшую сучку, почувствовала такое удовлетворение. Было действительно приятно учиться последние две недели, не пересекаясь с ней на парах. Глаза Гарри расширились, и он собирался что-то возразить, но девушка не дала. – Что бы вы не сказали, я ни разу не замечала, чтобы Гринграсс говорила или делала что-то хоть каплю умное. Она была обычной горделивой чистокровной, которая действовала на нервы всем, кто находился в радиусе двадцати футов. Наши ребята, что погибли на войне, сражаясь за правое дело, являются гораздо более достойной темой обсуждения, – Грейнджер пыталась вызвать чувство вины и жалости, упоминая тех гриффиндорцев, которых рядом нет, но, как ни странно, у неё не получилось, – Мы отстояли свою минуту молчания, можете забыть об этом неприятном инциденте. Пусть детки Салазара плачут в подземельях и вспоминают несуществующие подвиги этой… – Просто замолчи. Ты никогда не общалась с этими людьми, ты не знаешь их. Ты не знаешь, какой была Астория! А она, в отличие от тебя, не вела себя как конченная сука из ревности, не пользовалась своим положением в ущерб другим и никогда не заставляла окружающих страдать из-за собственной боли. Вспомни, как ты ревела на начальных курсах каждый раз, когда тебя называли грязнокровкой. Вспомни, как ты обещала, что никогда не опустишься до публичной травли, блядь! Ты помнишь это, Гермиона? Сейчас ты пробила дно, когда заговорила об Астории, хотя я и не знала, что есть куда ниже. Но ты доказала, что, да, ещё как есть. Если ты без ума от белобрысого принца, это не повод ставить палки в колёса его близким, а его самого равнять с грязью на глазах у всей школы, – Джинни не выдержала, но честно пыталась. – Что ты несёшь? Какой принц, какая ревность? – Мерлин, это единственное, на что ты обратила внимание? – Уизли хмыкнула, в её венах было злости столько же, сколько крови, – Впрочем, мне плевать. Ты хочешь казаться такой умной и доброй отличницей со всеми этими домовиками и мероприятиями в честь героев войны, но на деле ты жестока и глупа настолько, что я не вижу смысла более с тобой разговаривать. Сделай так, чтобы я больше никогда не слышала от тебя фамилии Гринграсс и имени Астории в частности. – Ты просто завидуешь мне и тому, чего я достигла, переворачивая смысл, – прошипела Грейнджер. – О-о-о, – якобы впечатлённо протянула Джиневра, – Нет, нет и нет. Это ты завидуешь слизеринцам и тому, что есть у них. Они всегда были настоящей семьёй, а после войны стали только сплочённее. Никто не мог не заметить того уровня близости, которой они обладают. Компания твоего любимого Малфоя – то, чего тебе всегда хотелось. Но у тебя не было. Ты не знаешь, что это такое, и от того так злишься. Блядь, да ты ещё наверняка просто хотела бы хоть раз коснуться Малфоя, как это делают его подруги. – Злишь меня сейчас только ты. Позволь узнать, почему ты так яро защищаешь преступников? Может, это твой незакрытый гештальт, и это ты влюблена в кого-то из них? – Гермиона уже поднялась на ноги и сделала шаг к девушке, но Поттер был быстрее. Гарри подхватил шатенку под руку, грубо сжав, и начал стремительно уводить из гостиной. Люди уже выглянули из своих спален и с открытыми ртами наблюдали за разворачивающейся сценой, а он не хотел, чтобы этот небольшой обмен любезностями перерос в масштабную ссору. – Пусти, я не договорила, – маленькая гриффиндорка пыталась выбраться из сильной хватки на предплечье. – Молчи, пока мы не выйдем на улицу. Доверься, хоть раз отдай бразды правления мне. Ты не пожалеешь. Грейнджер фыркнула, но ничего не сказала.***
Туман сгущается над Чёрным Озером. Лишь слабые отблески луны видны на воде. Парень идёт не спеша, шаркает подошвой о гальку и песок. Он всё ещё не отпускает девушку, но держит мягче. Они подходят к повалившемуся стволу дерева и садятся. Гарри перекидывает ногу и упирается в профиль Гермионы, которая устремила взгляд вдаль. Она тяжело вздыхает, облизывает губы. Не знает, что говорить, о чём. – Ладушки, я понял, что мне придётся начать, – Гарри тоже переводит взгляд на горизонт, хотя тот еле заметен, – Ты изменилась. Девушка хмыкает. – Уже давно, – продолжает он, – Все мы уже не те, но то, что случилось с тобой после победы, это нечто иное, – старательное избегание слова «война», – Как будто ты не просто прошла новый этап становления и взросления, а стала другим человеком. Я каждый раз сомневаюсь, что ты всё ещё та самая Гермиона Джин Грейнджер, моя лучшая подруга и главная защитница всех обиженных, когда ты говоришь то, что говоришь. В плане… Ты дословно сказала, что Астория была невеликой потерей! Какого хрена ты вообще судишь об этом, Герм? Ты кто такая? Это то, что проносилось у меня в голове десять минут назад. И почему ты прицепилась к этому Малфою? У тебя есть причины его презирать, но так открыто это показывать… Даже не знаю. Может, в словах Джинни есть доля правды. – Может, – пожимает плечами в ответ Гермиона. – Прошу, поговори со мной, – парень рукой поворачивает лицо Грейнджер в свою сторону. – О чём, Гарри? О том, что я ежедневно сгораю от любви к тому, кто никогда не скрывал своей ненависти ко мне? Что я блядски хочу ощутить тепло тела того, кто сражался по другую сторону баррикады со мной и тобой ещё полгода назад? Или о том, что мне физически больно, когда вижу, какой он мягкий и открытый для своих друзей? Гермиона смотрит точно в зелёные глаза, замечая сожаление. Ох, она совсем забыла о самом важном. – Точно! Может, ты хочешь, чтобы я рассказала, что вероятность вернуть память моим родителям нулевая? – Гермиона поджимает губы и качает головой, – Гарри, я рушу всё своими руками и не знаю, как починить. Ты хоть знаешь, что привёл меня туда, где я пыталась утопиться? – со смешком говорит девушка и переводит взгляд на озеро. У Поттера нет слов. Его сердце болит за подругу, и нет в мире языка, на котором он смог бы это выразить. Поэтому парень молча прижимает девушку к себе, обхватывая одной рукой спину, другой – голову. Он укачивает её, словно маленького ребёнка, и не может поверить своим ушам, когда слышит первый всхлип. Но вибрация на груди подтверждает то, что Гермиона наконец дала волю чувствам. И Поттер чертовски рад, что находится сейчас здесь, рядом с ней. – Почему я не могу по-человечески с ним поговорить, не начиная оскорблять? Судя по тому, что я читала, это защитная реакция, чтобы никто не догадался о моих чувствах. Хотя благодаря Джинни уже нечего скрывать. В любом случае, знаешь, я бы хотела… Неважно, ладно. – Говори. Пожалуйста, говори. – Я бы хотела узнать его. Каким было его детство, какой он предпочитает алкоголь, кто дал ему имя, почему он дружит именно с этими людьми, какой его любимый цвет и влюблялся ли когда-нибудь. Какие у него отношения с семьёй? Что он делал во время войны, убивал ли? У меня столько вопросов. Я хочу знать о нём всё, но чувствую, что не должна. Я не должна его желать, особенно в платоническом смысле. Если бы это было сексуальное влечение, я бы нашла какого-то похожего блондина и обрызгала бы хвойными духами, но, к сожалению, это не только оно. – Не только? То есть, оно тоже присутствует? – Гарри хитро улыбнулся. Ребята уже успокоились и просто сидели, тихо переговариваясь. В особенно чувственные моменты Поттер гладил подругу по руке, сжимал плечо. Но Гермиона уже выплакалась и просто ровно делилась своим миром. – Конечно! – хохотнула девушка, – Ты вообще видел Малфоя? Высокий, статный, ухоженный, с мужественными чертами, вкусно пахнет… – Хватит, я понял! Не хочу тоже начать сексуализировать его у себя в голове. Грейнджер рассмеялась в голос, немного откидывая голову. Наконец спустя столько времени она чувствует себя каплю лучше, достаточно расслабленно, чтобы смеяться.***
Джинни выбегает из помещения следом за парой, но направляется в противоположную сторону. «Невелика потеря? Невелика, блядь, потеря? Умерла и умерла? Как она смела такое сказать…» Девушка несётся по лестнице на Астрономическую башню, на улице уже совсем стемнело, а глаза застелены влагой. Главное сейчас – добраться до уединённого места, чтобы никто не видел надвигающейся истерики. Джинни еле держалась на плаву последние дни, не ела и не спала, ежеминутно думая об Астории. Ей было настолько плохо, что она полностью абстрагировалась ото всех, не участвуя в разговорах или потасовках, максимально безразлично относилась к любым внешним факторам. Но когда, выходя из комнаты, услышала голос Гермионы, приостановилась у стены. Отношение Грейнджер к слизеринцам не было тайной, но Джинни искренне надеялась, что не услышит ничего мерзкого. Зря надеялась, получается. Вбегая на площадку, поздно замечает двух людей, стоявших за колонной и обнимающихся. Девушка резко разворачивается на сто восемьдесят градусов, уже ставя ногу на верхнюю ступеньку, как раздаётся голос. – Стоять, – из-за преграды выглядывает миниатюрная худая девушка, стряхивая пепел с сигареты в сторону, – Уизли. Джинни медленно поворачивается в её сторону, неосознанно повинуясь, и выжидающе смотрит, сдерживая порыв шмыгнуть носом. В этот момент она видит силуэт второго волшебника, лицо которого освещает маленький огонёк, пока тот затягивается. – О, добрый вечер, рыжая. У нас тут небольшое свидание, не могла бы ты… Пэнси стоит к парню спиной, но, не оглядываясь, безошибочно бьёт его по груди. Он замолкает. – Что у тебя случилось? – брюнетка наклоняет голову, туша сигарету о камень. Света практически нет, но Джинни узнаёт на ней очертания простой магловской толстовки какого-то тёмного цвета и пижамные штаны. Вероятно, ребята вышли покурить и немного поболтать перед сном. Мило. – Ничего такого, о чём бы стоило переживать. Ни мне, ни вам. – У Гриффиндора всё стабильно? – усмехается Тео, облокачиваясь на колонну и складывая руки накрест. – Но, судя по всему, ты переживаешь. И я не думаю, что ты бы не смогла постоять за себя в случае чего. Соответственно, это было что-то серьёзное и достаточно… Личное? Грубое? Хм… – Паркинсон делает вид, что её парня не существует, не давая оппоненту ответить на его реплику. Она любит так делать, – Ты кого-то безуспешно защищала? «Проницательная. Учту.» – думает Уизли. – Не представляю, как ты поняла. Но я сейчас слишком устала, чтобы отнекиваться. Да, Паркинсон. Я кого-то безуспешно защищала, – говорит со вздохом Джинни. Когда она произносит последние слова вслух, становится тошно, кончик носа начинает жечь, а в горле стоит ком. Джинни и сама не замечает, как происходит то, ради чего она и пришла сюда. Эмоции. Они лезут из неё с нарастающей скоростью, доходя до полноценного всхлипа в тишине ночи. Она прикрывает рот двумя ладонями, вжимая их в лицо изо всех сил, чтобы звук её прерывистого дыхания был минимальным. Пэнси необходимо сделать не менее пяти шагов, чтобы подойти к Джинни, и на первом она говорит: – Я собираюсь коснуться тебя. Через мгновение слизеринка уже держит одной рукой затылок Уизли, другой – поднимает подбородок. Джиневра испуганно смотрит на неё, держа хрупкую плотину, что вот-вот начнёт ломаться и падёт под тяжестью надвигающегося срыва. – Сделай то, о чём пожалеешь, зато почувствуешь облегчение, – вкрадчиво говорит Пэнси. И Джинни делает. Она начинает громко плакать.***
Джинни стояла, оперев поясницу в каменную перегородку, активно жестикулируя. – И я просто… Я не понимаю её и не понимаю, почему меня так это задевает. Мы всегда были близки, дополняли друг друга. Гермиона действительно дорога мне. – Но? – спросил Тео, опустив подбородок и вздёрнув брови. – Это сложно. Порой мне становится противно от того, что она говорит, – короткая пауза, – И от того, что я ей сегодня сказала… – гриффиндорка ударяет себя ладонью по лбу. Пэнси молча слушала недолгий рассказ Уизли. Девушка в двух словах описала ситуацию, больше концентрируясь на собственных эмоциях. Но суть брюнетка уловила. Так значит, Грейнджер становится ещё смелее за стенами своей башни, говоря всякое дерьмо? Что ж, это ожидаемо, но от этого не менее занимательно. Джинни уже успокоилась, она лишь делилась частью своей жизни и анализировала её в присутствии слизеринцев. – Ладно, ребят, доброй ночи. Простите, что прервала, и что вам пришлось всё это услышать. – Не проблема, – прикрывая зевок рукой, отозвался парень. Паркинсон кивнула на прощание младшей и перевела взгляд на Нотта. Кажется, она нашла для себя новую цель поддёвок на ближайшие дни. Всё-таки, люди должны отвечать за свои слова.***
Следующим утром компания слизеринцев медленно выдвигалась из подземелий. На счету Персефоны было ноль шуток, язвительных высказываний и покачиваний указательным пальцем перед чьим-то носом. Поразительно. В какой-то момент, когда ребята поднимались по лестнице, в Малфоя, что шёл позади, прилетел небольшой свёрток. Он удивлённо вскинул брови и подобрал его. Это было краткое послание, в котором от руки написана просьба заглянуть в один из кабинетов до завтрака. Инициалы «Г.Г». Любопытно. – Я, кажется, забыл кое-какие пергаменты в спальне. Идите, я догоню, – бросил он, не дожидаясь ответа, и разворачиваясь в обратном направлении. Уже подходя к двери, он засомневался, что это было благоразумное решение, но отбросил эту мысль. Мало ли, сегодняшние оскорбления будут креативнее, чем обычно. В помещении находилась одна девушка. Она полусидела на пыльной парте, смотря в никуда. Интересное начало, учитывая, что Малфой рассчитывал на крики сразу после своего появления. – Доброе утро, Малфой. – Эм, доброе, – он подозрительно прищурился, но обстановка по-прежнему была спокойной. – Не буду тебя сильно задерживать, сразу к делу. Вероятно, вот-вот по школе пойдут различные слухи, – Грейнджер на секунду поймала взгляд парня, но быстро отвела, – С твоим участием. И моим. Пока что ничего необычного. – Так вот перед тем, как ты их услышишь, я хочу лично сказать тебе кое-что. Во-первых, мне стыдно за то, как я вела себя последнее полугодие. Это было некрасиво и неправильно с моей стороны. Я прошу прощения. – Будем считать, что это моя карма за предыдущие пять курсов, наполненных необоснованными унижениями в частности твой адрес. Хотя другим тоже досталось. – Допустим. Гермиона глубоко вдохнула и выдохнула, будто собираясь с силами. Ну, да, извиняться – тяжёлый труд, Малфой сам это редко делает. Но неужели гриффиндорка поэтому так нервничает? – Также я должна сказать, что все мои слова были вызваны не неприязнью. Вовсе нет, – девушка виновато поджала губы и покачала головой, отвернулась, – Скорее это нечто более глубокое и сложное, чем простая и старая, как мир, ненависть. Что-то такое, что не даёт мне спокойно жить, не истязая тебя моими выпадами. Я, честно, не знаю, почему именно ты стал предметом этого чувства в моей душе. Думаю, тебе следует знать, что на самом деле я… О, нет, он не позволит ей этого сказать. – Разбита? Потеряна? Не уверен, что я – наилучший вариант для подобного диалога, но давай попробуем. Грейнджер, это нормально. То, что ты чувствуешь, – нормально. И я понимаю тебя. Это хроническая усталость и стресс, потерянность и страх перед будущим. Перед прошлым. Я всё это знаю, проходил. И на сколько могу судить, ты сейчас проходишь такой же этап… Ёб. Вашу. Мать. Он сейчас серьёзно? Малфой только что прервал на полуслове признание в романтических чувствах, которое вот-вот бы сорвалось с кончика её языка, навсегда оставаясь в памяти обоих и изменяя абсолютно всё между ними? Что за сюр? Он должен был выслушать, а потом посмеяться. Это был буквально бесповоротный план. – Так вот, есть одни таблеточки. Они не опасны, клянусь. Это что-то вроде сильного успокоительного: способствует улучшению сна, снижает тревожность, делает окружающий мир чуточку приятнее, – обратив внимание на приподнятую бровь и недовольное лицо напротив, Драко быстро добавил, – Это не наркотик, – от девушки всё ещё исходили волны раздражения, – Короче, напишу тебе название препарата и адрес аптеки, напомни потом. Гермиона как-то слегка разочарованно смотрит на Малфоя, и он знает почему. После её последних слов в голове сама собой начала складываться мозаика из множества кусочков: странные долгие взгляды, некоторые подслушанные разговоры Дафны и Пэнси, милейшие оскорбления от Грейнджер исключительно для него. Ну, не считая того случая в библиотеке, когда она немного проехалась по Гринграсс. Драко не может принять это. Он не может даже представить отношения с таким же поломанным человеком, как и он сам. Для начала им обоим необходимо решить свои проблемы, а уже потом распространять флюиды. Тем более, вряд ли кто-то из друзей Малфоя был бы очень рад такому союзу. Особенно девочки. Хотя, как знать, может, они бы сделали Гермиону ещё большей стервой и тихонько гордились собой за проделанную работу. Ладно, нет смысла представлять что-то, чему не бывать. Драко Малфой и Гермиона Грейнджер – не та пара, которой суждено сбыться. Именно поэтому слизеринец ведёт себя так, будто обладает интеллектом тринадцатилетнего, которому ещё ни разу не приходилось слышать от девушки признание в симпатии, и накрывает так и не законченную фразу Гермионы своим бессвязным потоком слов, словно опавшие осенние листья – уродливую жухлую траву, чтобы не сделать ей больно, а самому – не чувствовать вину и неловкость. Да уж, потрясающий стратег – Драко Люциус Малфой, знакомьтесь. – Драко. – Вот, примерно так они и работают. Хочется обнимать всех и ласково называть по имени, – нашёлся он с ответом. – Я влюблена в тебя. – И не такое может вырваться, когда пьёшь их… – Но я не пью. – Верно, ты репетируешь. – Мне хочется тебя ударить, но тогда придётся извиняться заново. – А вот такого ты говорить не должна… Ну, надеюсь, ты уже работаешь над этим. – Не устраивай спектакль. Я пытаюсь серьёзно с тобой поговорить, и я знаю, что ты можешь этому поспособствовать. Не знаю, почему ты так не хочешь услышать меня. Я столько решалась на этот разговор, а ты всё портишь! Гермиона говорила с эмоциями, живо, но не так громко. Её тон голоса на одну половину был пропитан отчаянием, на вторую – усталостью. Знакомая парню смесь. Малфой уже хочет отсалютовать двумя пальцами от виска и выйти наконец из душного кабинета, но Гермиона, будто легилименцией, заставляет его посмотреть на неё напоследок. Ох, Мерлин, зря. Зря. Драко читает каждую мысль и каждую эмоцию, отражающуюся в зеркале карих глазах. Он видит ту же боль, то же одиночество, что находятся и в нём. Головой он и раньше осознавал, что с Грейнджер всё не так просто, что её внутренний мир богат на потаенные двери и замки, но вот душой – только сейчас. В этот момент он чувствовал, будто доламывает и так хрупкую и поцарапанную жизнь человека, но иначе не может. – Мне жаль, – говорит и тяжело сглатывает блондин, быстро ретируясь. Гермиона проморгалась и вышла следом, игнорируя симптомы надвигающихся слёз. Что ж, это было унизительно. И самую малость больно. Самую. Малость.***
Паркинсон неспешно двигается в сторону подземелий с парочкой книг, необходимых им с Блейзом для реферата, в руках. Она уже хочет ускориться, чтобы успеть на «непостоянную» лестницу, но замечает колтун знакомых волос в стороне. Какой прекрасный вечер, какой улов. Стук каблуков усиливается по мере приближения одной девушки к другой. Гермиона ждала Гарри, с которым договорилась встретиться рядом с библиотекой, чтобы вместе отправиться на прогулку перед сном. Заводят новые традиции, так сказать. – Грейнджер, как считаешь, если ты сдохнешь, кто-нибудь расстроится? Кроме учителей, разумеется – буднично спросила подошедшая Пэнси, – Я могу их понять, жалко терять такую прилежную ученицу. Но остальные? Кто-нибудь вообще будет вспоминать о тебе? Или ты померкнешь в воспоминаниях волшебников, как отличница с гнездом на голове, не умеющая ничего, кроме учёбы. А в чьих-то воспоминаниях ты так и не появишься… Ну, это я так, жвачка для мозга, всё такое, – подмигнула девушка и, отвернувшись, вернулась к лестнице. – Тварь ты, Паркинсон, – серьёзно сказала Гермиона, её голос отскочил от стен пустого коридора. – Не слышу, кто-то назвал меня полным именем? – донёсся удалённый ответ слизеринки.***
Лекция подошла к концу, преподаватель уже покинул кабинет, а студенты собирали вещи. Это было спаренное занятие двух факультетов, что для одних было удручающе, для других – удачно. – Грейнджер! – позвала Пэнси с другого конца помещения, – Рассуди наш спор. Желание потрахаться с кем-то – достаточная причина, чтобы не вписывать этого кого-то в список «незначительных потерь для магического мира»? Милисента считает, что нет, – брюнетка кивнула в сторону своей соседки по парте – Булстроуд, – Я же наоборот, – она уже подошла к той, к кому обращалась, на расстояние вытянутой руки, – Ты бы вписала Малфоя? Ох. А она играет грязно: при полном классе, ещё и в присутствии Малфоя. – Не представляю, как он с этим связан, – безразлично ответила Гермиона, забирая со стола последние пергаменты. – Очень прямо. Ты влюблена в Малфоя, и ты взяла на себя ответственность судить, кто достойно прожил свою жизнь, а кто – нет. Именно поэтому я считаю, что ты компетентнее всех остальных сможешь помочь мне со спором, – невинно захлопала ресницами Паркинсон, абсолютно точно зная, что все присутствующие смотрят на них и внимательно слушают. – Мой ответ не меняется. – Хорошо. Давай по-другому… Драко посмотрел на Нотта взглядом «сделай что-нибудь со своей женщиной», на что тот пожал плечами. Он бессилен. – Смотри, Астория и Драко, на самом деле, очень похожи. Они одинаково часто злят людей, одинаково редко говорят что-то умное. Есть ещё некоторые схожести, упоминать которые незаконно, да ты и сама знаешь, – речь шла, конечно же, о происхождении, – Про Асторию ты сказала, что в её смерти нет ничего особенно важного, умерла и умерла. Но вот Малфой – другой разговор, не так ли? Если бы его не стало, тебе бы стыдновато было жить во влажных фантазиях с его участием, м? А вот если бы плечи у него были не такие широкие, скажи честно, вписала бы в список? Ведь зачем он нужен магическому миру, если даже героиня войны на него не может подрочить? Да, бедняжка Тори, родилась бы мужчиной – было бы больше шансов получить одобрение Гермионы Грейнджер… – Что за… – Поттер, мягко говоря, был озадачен. – Угомонись. Хватит, – чётко сказал Малфой, утягивая за собой Паркинсон. – Нет, подожди! Я хочу, блядь, понять, почему она решила, что может говорить всякое дерьмо в своём крысятнике про нашу подругу? На каком чёртовом основании? Может, ты ревновала? – воскликнула девушка, поворачивая корпус обратно, как бы Драко не старался её увести, – Салазар, точно! Астория стала предметом твоего открытого пренебрежения из-за дружбы с Драко? Только честно, прошу, иначе не интересно. – Пошли, блядь, – прорычал парень, сильнее надавливая на плечо подруги. – Раз ты так хочешь поговорить об этом публично, давай сделаем это. Давай поговорим, – Гермиона, на удивление, была собрана и говорила с лёгкой ухмылкой, – Повторюсь, я сожалею о том, что сказала о Гринграсс. С того вечера я ни разу даже имени её не упомянула. Далее. Я никого ни к кому не ревную, не сплю с мыслями о твоём лучшем друге, и в мои увлечения не входит составление виш-листов с фамилиями недоброжелателей и подписью «те, кого не жалко в случае падения метеорита». – Не-а, неправдоподобно, – в голосе брюнетки не было яда, лишь неожиданное удовлетворение. – Ладно, ты права, нужно ещё порепетировать эту речь у зеркала. Можем повторить на следующей неделе, обещаю, что подготовлюсь лучше. – Растёшь на глазах, – бросила Паркинсон, всё-таки сдаваясь под напором друга и выходя из кабинета.***
Тем временем, пока в Хогвартсе кто-то влюблялся, кто-то ругался, а кто-то просто учился, Дафна Гринграсс сидела на коленях перед надгробием с до болью знакомым именем и не могла заставить себя уйти. Марафон бессонных одиноких и полных слёз ночей, о которых она говорила Уизли, начинается.