Притворство

Союз этих двоих был взаимным притворством. Она притворялась, что контролирует ситуацию, уступает ему во имя своей прихоти, а он притворялся, что дает ей такое право, позволяет вести. Но правда была такова, что ведущим в игре оставался он: приручил, подчинил и использовал так, как хотелось. Нельзя было наверняка сказать, что мужчина испытывал. С одной стороны, теплилось что-то хорошее, искреннее, чистое, а с другой — желание обладать, пользоваться, возвращаться, когда самому хочется. Нельзя было сказать и того, как относилась сама девушка. В ней боролись две стороны: одна бесповоротно влюбилась в конченного мудака, а вторая понимала, кем он является и с какой целью зовет к себе каждый раз, давая тепло. Девушка мягко стучит в кабинет, другой рукой оттягивая юбку-карандаш. Не хотелось признаваться себе, но она намеренно надевала для него ее сегодня, подбирала чулки, обрамляющие исхудавшие за столько месяцев душевных терзаний ножки. У нее были огромные проблемы, но самой главной был ее босс: вальяжный, вечно расслабленный и такой горячий. Когда она зашла впервые в этот офис, неловко грохнувшись из-за своей неуклюжести прямо на пороге его кабинета, девушка увидела мужчину и поняла, что попала. Чувства с каждым месяцем крепли, никак не угасали под натиском грубых слов, пренебрежения или эмоциональной мясорубки, которую он устраивал. Здравый смысл бился загнанной в клетку птичкой, замолкал, когда он в очередной раз прижимался носом к ее шее, накручивал волосы на руку или зажимал меж пальцев соски. Это было болезнью, нездоровой тягой к самому отвратительному человеку в окружении, но поделать девушка ничего не могла. В голову раз за разом приходил тот день, когда была совершена главная ошибка — устройство на эту работу. Не задался день с самого своего начала: будильник не прозвонил вовремя, не смытый вовремя макияж растекся по щекам, спина ныла после неудобной позы. Как назло, чтобы уж точно добить ее, за окном шел проливной дождь, в квартире было холодно, сыро, видимо не закрытое окно сыграло злую шутку. Наскоро собравшись, она завязала тугой пучок, исправила недоразумение на лице, оставив из любимых атрибутов макияжа только тушь и красную помаду, выскочила, даже не позавтракав, к такси. Машина стояла слишком далеко от подъезда, вследствие чего она успела наступить в лужу и промочить ноги. Хуже быть не могло, как казалось в тот момент, но день только начинался и все было впереди. Офис компании, куда она собиралась устроиться обычным клерком, был необычайно уютным, стильным, от чего настроение начало постепенно возвращаться на круги своя, если бы не косые взгляды будущих коллег. Уже в этот момент стоило поставить крест на этой глупой затее — работу можно найти и в другом месте, но довести все до конца, зайти в чертов кабинет «большого босса», показать свое резюме, рекомендацию с прошлой фирмы, было самой главной целью дня. Какой бы глупой, неудачливой, неуклюжей простушкой девушка не казалась с первого взгляда, когда она работала, вливалась в эту сферу, более удачно вставала с утра, она была сильным работником и стойким человеком. Цели, которые ставились, всегда в конечном итоге помечались в планере «галочкой», поэтому и сейчас она не хотела отступать. Когда девушка уже почти собралась с духом, перевела дыхание и подняла кулак, чтобы постучать к будущему начальнику, дверь распахнулась и она, перепугавшись, упала прямо на колени перед человеком, с которым должна была вести себя наилучшим образом в целях трудоустройства. — Очень мило, — голос был словно бархат, слегка хрипящий, глубокий. Если бы девушка встретила просто на улице человека, говорящего так, она бы непременно захотела познакомиться, даже не видя толком его внешности. Взгляд медленно скользнул от ног к лицу, и она поняла — это конец спокойной жизни. Ехидная ухмылка, острые скулы, легкая щетина и глубокие голубые глаза — таким был ее будущий босс. И таким ей захотелось его заполучить, влюбить в себя хотя бы профессионально, а потом уже и в остальном. Девушка быстро вскочила, отряхивая брюки от пылинок, поправляя рубашку в районе груди, нервно сглатывая. «Большой босс» засмотрелся на ее губы, тонкую шею. Возможно, тогда он тоже понял, что хочет ее получить, а если он кого-то желал — он добивался своего. — Здравствуйте, я на собеседование, мое имя Вишневская Лана Юрьевна, вот мое резюме — протараторила, абсолютно лишившись всех профессиональных качеств в один миг, когда ее зеленые глаза встретились с его океанами. — Проходите, — мужчина жестом указал вглубь своего кабинета, Лана сделала шаг и это и было ее ошибкой, возможно, самой болезненной. — Заходи, Вишневская, я закончу и посмотрю твой отчет, — снова эта сногсшибательная хрипотца. Лана не заставляет себя ждать, уговаривая свое сердце перестать так шумно и быстро биться. Он заставлял ее чувствовать себя больной глупой дурой, которая позволяет мужчине так собой помыкать и управлять. Но ей казалось, она сама выбирает, когда ей прийти, отдаться ему или нет. Просто почему-то пока что не хотелось отказывать этому властному, невероятно горячему мужчине. В кабинете душно, от чего Лана оттягивает ворот рубашки. Возможно, ей не хватает воздуха в том числе от увиденного: на столе ее босса восседает какая-то женщина, воркует с ним, строит глазки, водит руками по собственным бедрам и всячески соблазняет. — Владислав Витальевич, а что же нам делать все-таки с соглашением? — обсуждают будничные юридические вопросы, при этом заставляя Лану всю сжаться от взгляда, который босс бросает на сидящую женщину. — Я уже сказал, подписываем, потом будем разбираться по мере возникновения вопросов, не беспокойте меня больше и прекратите так откровенно заигрывать, — в очередной раз он упивается тем, как влияет на женщин, каким статусным и величественным предстает перед ними. И, чего скрывать, взгляд Ланы — затравленный, убитый очередным флиртом с другой, будоражит его, даже возбуждает. Эта девчонка влияет на него так, как ему бы не хотелось, заставляет вести себя абсолютно мерзким образом, хотя ему долгое время казалось, что эти замашки остались в прошлом. — Лана Юрьевна, я вас слушаю, — переводит на нее взгляд, буравя, вытравливая всю душу эти действием. Обращение к своей работнице заставляет незнакомую женщину стушеваться еще больше, чем на прошлой реплике, слезть со стола и поспешно распрощаться. — Я принесла отчет, — у Вишневской пересыхает в горле, когда он мягко касается ее рук, забирая папку с документами. Мужчина улыбается, о чем-то задумываясь, а девушка всячески старается сдержать свои эмоции, не поддаться ему в очередной раз. Чертов Владислав знает, как он хорош, также как и осознает свое влияние на нее. — Присаживайся, я пока посмотрю, — кресло, в которое он ее приглашает усесться, стоит прямо напротив стола, куда Владислав сам усаживается на край, возвышаясь над работницей. Даже тут, в такой мелочи, он властвует и унижает ее просто своим существованием в этом душном, узком кабинете. Девушка ерзает, не знает куда деть взгляд, предательски обращающийся к этому безжалостному человеку в черном отутюженном костюме. Сегодня он еще более привлекательный, чем обычно. Его вечно игривое настроение распространяется по помещению, окутывает девушку дымкой. Такой Владислав, склоняющийся над бумажками, расправивший массивные плечи, действует на Лану как афродизиак. Она возбуждается от одного его взгляда, брошенного мельком во время чтения. Острый взор все замечает, мужчина охотно вступает в игру, желая поскорее насладиться очередными вздохами девчонки. — Ты сегодня с новой прической, — буднично отмечает, вставая из-за стола. Игра началась. Лане стоило бы подняться, выскочить из этого злосчастного кабинета, уйти за свой стол и работать, работать, еще раз работать, пока не кончится день, пока она не скроется за стенами квартиры от этой чертовой ауры босса. — Да, надоел пучок, — старается придать голосу обыденности, отстранённости, будто бы они сейчас ведут простой диалог. Будто бы он не говорил ей в прошлый раз, сжимая на макушке волосы до рези в глазах, чтобы она почаще открывала тонкую шейку и убирала каштановую копну наверх. — Очень жаль, — Вишневская не успевает заметить, как он уже шепчет это прямо над ее ухом, склонившись к сидящей девушке, — тебе идет с собранным. Мягкое, обманчиво ласковое прикосновение к шее самыми кончиками пальцев. Легкое движение, заставляющее табун мурашек пробежать галопом по спине вниз. В животе начинает завязываться узел, но Лана не планирует в этот раз легко сдаваться. Она не позволит собой так бессовестно помыкать, использовать как игрушку. — Спасибо, Владислав Витальевич, но что вы думаете по поводу отчета? — сменяет тему, пытаясь вести в этой игре, не обращать внимания на руку, что оглаживает плечо, слегка сжимает тонкую кожу. — Думаю тебе следует его доработать, некоторые неточности тут все еще присутствуют, — он отстраняется, отходит за свой стол, присаживается. Позволяет поиграть в эту игру на стойкость, уступает Лане, проверяя на прочность. — Хорошо, пойду доделывать, — она вскакивает, желая поскорее сбежать, возбуждение электрическим разрядом бьет в каждую часть тела, вынуждая сжимать край юбки. Взгляд Владислава, шастающий по ее груди, заметным под рубашкой затвердевшим соскам, загорается, когда мужчина осознает в очередной раз свою силу. — Стоять, — звучит грозно, хоть и не повышает голоса, все также томно тянет буквы в словах, — я тебе расскажу, где исправить, Лана, — девушка в очередной раз сдается, думая про себя, что это ее воля, она не будет с ним сегодня спать, но и сейчас не стоит сбегать. Возбуждение становится даже болезненным, когда мужчина наклоняется к ней через стол, втягивает носом ее цветочный аромат. — Приятные духи, — сбивает ее с боевого настроя, играет, зная, что уже победил. Он кладет бумаги перед собой и просит подойти. Лана чувствует себя послушной собачонкой, когда уступает, встает и проходит на негнущихся ногах к столу босса. Молчит, старательно игнорируя сказанный комплимент. — Надеешься победить, Лана? — когда она оказалась слишком близко, было легко схватить ее за руку, вынуждая наклонится к нему. — Присаживайтесь, Лана Юрьевна, вам же неудобно будет смотреть пометки стоя. Он хищник, который загнал свою жертву в угол и неспешно играет с ней, пока аппетит усиливается, а в крови оппонентки бьет адреналин. У Вишневской покалывает вверху шеи, мурашки покрывают руки. — Нет, внесите правки, я подойду через двадцать минут, — вырывает руку, спешно устремляется к двери. Если она сможет сбежать, то не проиграет, не даст ему такого наслаждения. В два шага Владислав оказывается около нее, прижимает мощным телом к двери, проворачивая в ней ключ. — Тебе не победить, ты сама знаешь, но можно же просто получать удовольствие, — он обхватывает широкой ладонью ее шею, перекрывая доступ части кислорода. Вишневская никогда бы себе не призналась, но именно этот жест заводит ее до безвозвратного состояния. — Может быть я не хочу? — храбрится, все еще старается одержать верх, считает, что сама позволяет вести ее. — Давай проверим? — бесцеремонно, продолжая сжимать тонкую девичью шею, он запускает ладонь другой руки под ее юбку, задирая последнюю до талии. — Смотри-ка, у тебя даже колготки мокрые, Лана, ты пытаешься бороться со мной, даже с собой, хотя течешь как последняя шлюха. Глаза режет от слез, когда она осознает, как же он чертовски прав. — Нет, не называй меня так, — его глаза горят огнем: это самое лучшее офисное развлечение, которое он только мог получить. Владислав Орлов задумывался, в какой момент решил, что пренебрежет своим принципом «не возвращаться к прошлому», прекратит, будучи тридцатилетним мужчиной, измываться над своими работницами, играть, подчинять. Но когда он увидел сидящую перед кабинетом Лану, когда посмотрел на красные пухлые губки, он понял, что хочет и получит ее. Чего бы ему не стоило, хотя бы разок, но он вытрахает из нее всю душу хотя бы за колкий взгляд, который она ему адресовывала в ответ на все высказывания. И он получил это даже слишком быстро, когда понял, что Вишневская сама возбуждается до предела от одного его касания. Размышляя о привязанности, о чувствах, он не мог себе ответить ни на один из вопросов. Ему нравилось управлять, трахать эту милейшую работницу, смотреть на красные губы, обернутые вокруг его члена, держать за волосы, вдалбливаясь в свою игрушку. — Почему же? Хочешь сказать, что растеклась не от меня? Не от этого? — он давит на ее шею сильнее, сжимая пальцы, перекрывая вообще весь воздух. Лана всхлипывает, то ли от возбуждения, бьющего через край, то ли от осознания собственной слабости. — Или может не от этого? — Владислав впивается в ее шею грубо, прикусывает, посасывает, оставляя красный след. Девушка тает в руках как мороженое, начинает медленно сползать, покидая адекватную реальность и с головой окунаясь в возбуждение. Дорожка поцелуев к самому уху, прикушенная мочка, голос с хрипотцой: — Может быть тебе не нравится, когда я делаю так? — бесцеремонно залазит рукой под рубашку, другой придерживая Лану за талию, оглаживает грудь, перекатывает меж пальцев сосок, слегка щипает его. — Прекрати, — из последних сил, желая не растерять и так маломальское уважение к себе. — Ну если не нравится, и правда прекращу, — Влад был на самом деле хищником, психопатом, который измывался над ней, заставлял лежать и тихо постанывать, пока брал ее сзади. Когда руки отпускают ее, Лана оседает на пол, снова тихонько всхлипывая. Без чужих прикосновений становится физически больно, возбуждение следовало снять, а не оставлять все вот так перекручено, наперекосяк. Она поднимает блестящие глаза цвета хвойного леса на мужчину, смотрит со смесью возбуждения и отвращения, мольбы одновременно о свободе и о том, чтобы он ее взял. Владислава до одури возбуждает, когда она сидит перед ним такая слабая, податливая, почти что умоляющая. — Нравилось, — Лана снова предает себя, когда это произносит. Ладно, она просто хочет снять напряжение, ведь так? — Попроси продолжения, — он приседает на корточки, беря ее за подбородок, вглядываясь в глаза. Вишневская была такой стойкой, дерзкой девчонкой, сначала трахалась ради удовольствия и интереса, а теперь не может без него удовлетворить себя, опускается до просьб. Но ему нравилось это, кукла была надломана, но не сломлена. — Пожалуйста, — он качает головой, вставая перед ней, возвышаясь. Девушка отчетливо знает, что это значит, когда подползает и начинает расстегивать его ширинку. Просьба в этот раз должна быть физически ощутима. Ну и пусть, он будет должен ей за это прекрасный, крышесносный секс. Черные выглаженные брюки падают вниз, когда девушка снова поднимает глаза. В такой позе перед ним, снимающей с него штаны и белье, он хочет поскорее схватить Лану за волосы, заставить давиться своим членом. Вишневская спускает белье, берет в руку уже колом стоящий орган. С головки сочится смазка, которую она тут же слизывает, обхватывает губами внушительный член мужчины, причмокивает. В офисе на удивление хорошая изоляция, так что можно позволить себе некоторые звуки. Владислав ожидает еще пару секунд, за которые девушка облизывает головку снова и снова, выводит языком незамысловатые узоры, а потом берет ее за волосы, притягивая ближе, заставляя прекратить играть, взять его уже наконец в рот. Когда она слегка привыкает, он, все также сжимающий копну волос, начинает самостоятельно двигаться у нее во рту, входит почти до конца, вынуждая слегка подрагивать от еще не ушедшего рвотного рефлекса. Движения ускоряются, пока Лана старается языком все также выводить что-то, доставлять еще больше удовольствия. Девушка втягивает скулы, берет до конца, утыкаясь носом в лобок мужчины. По подбородку стекают слюни, капают в расстегнутую часть рубашки прямо на грудь. Владислав делает еще несколько толчков, на пару секунд прижимает девушку носом к своему паху, другой рукой сжимая ее горло, чувствуя, как глубоко он в ней. — Умничка, Лана, заслужила, — он поднимает ее за плечи, прижимается губами к шее, кусая и всасывая тонкую кожу. Другой рукой до боли сжимает грудь. — Знаешь же, что дальше делать, я хочу взять тебя сзади. Шепот, которым он это говорит, вызывает у девушки еще большее возбуждение. Мужчина ждет, пока она сдвинет со стола все мешающиеся предметы. Лана нервно, спешно выполняет эту работу, оборачивается, когда он дергает ее за руку. — Такая покорная, вся изнывающая, — мужчина срывает ее колготки, не церемонясь с ними, каждый его жест вызывает волну мурашек, все туже завязывает узел внизу живота. Владислав позволяет себе слабость, притягивает девушку за шею, впиваясь в губы властным поцелуем, прикусывая и посасывая нижнюю губу, заполняя ее рот своим языком. Она млеет, обмякает в его руках, тем самым разрешая творить все, что вздумается. Вишневская хороша для него: податливая, идеально подходящая к его рукам и его члену. Разворачивает ее спиной к себе, кладет животом на стол, находя рукой ее белье, отодвигает в сторону. Бесцеремонно, почти жестко врывается сразу двумя пальцами, растягивая внутри, начиная сразу активно двигаться. Лана, закусив губу, сдерживает стоны и это приводит мужчину в некоторый восторг. Такая красивая в моменты истинного возбуждения, раскрытая только для него. — Давай же, — недовольно вздыхает, когда он слишком долго играется с ней, когда возбуждение доходит до болезненного, заставляя скулить и крутиться. Владислав спокойно, смакуя момент, достает из нее пальцы, поднося девушке ко рту. — Соси, — приказ пробирает ее мурашками, вынуждает снова стереть все установки касающиеся мужчины, покорно взять в рот его пальцы, облизывая с определенным наслаждением. Пока девушка всячески падает в собственных глазах, Владислав пристраивается к ней, проводит членом по влажным складкам, размазывая смазку. Входит резким движением, заставляя охнуть, задохнуться от чувства наполненности. — Тише, Лана, — вбивается в нее с долей жесткости, обозначая свою власть, отмечая свою территорию, — ты же не хочешь, чтобы коллеги подумали, что тебя тут держат из-за того, как ты раздвигаешь передо мной ноги. Это было грубо, жестоко, но в данный момент только сильнее возбуждало. Мужчина тянет к ней руку, заставляя прогнуться, сжимает шею, продолжая быстрые толчки. Вдыхает ее запах: сладкий, с примесью возбуждения, растворяется в этом моменте, позволяя себе насаживать податливое тело до упора, вынуждая девушку тихо постанывать. Когда Лане кажется, что еще пара толчков и она наконец кончит, он делает необычный для нее жест — переворачивает ее на спину, толкая в грудь, опускается перед ней на пол, припадает ртом к клитору. Стимулирует одновременно горячим языком и длинными пальцами, вынуждая сжать в кулачок его волосы, растрепать прическу. Покусывает ее, входит языком, облизывая как самую лучшую сладость. Вишневская накалена до предела, если он продолжит, она совсем скоро кончит. Мужчина, ощущая предел своей работницы, ускоряет движение пальцев внутри, заставляя почти что метаться по столу. — Я хочу кончить с тобой, — просит Лана, понимая, что возможно сейчас она по-настоящему упала в собственных глазах. Ей не хотелось просить его, умолять о чем-либо, зависеть от него. — Хорошо, — мужчина поднимает ее со стола, проносит к дивану, оказывается, именно для таких целей и нужному в этом кабинете, укладывает на живот. Входит в нее снова сзади, прижимая голову к кожаному покрытию, сжимая другой рукой талию до синяков. — Ты такая открытая, изнывающая по моему члену, Лана, вся для меня, — резкий толчок заставляет искорки заплясать в глазах. — Узкая, горячая, принимающая меня с таким удовольствием. Его слова одновременно возбуждают и причиняют боль. Она правда его. Изнывает по нему, умоляет, просит на коленях ее трахнуть, проигрывает в их маленькой игре раз за разом. Толчки стали быстрее, сильнее, он потянул ее за волосы, вынуждая выгнуть спину, толкнулся еще несколько раз, пока она не кончила, мелко подрагивая. — На колени, Лана, — почти что сам усаживает ее, унижая этой позицией, хотя Вишневская обожает именно такое положение. Его доминация одновременно наказание и удовольствие для нее. Входит в ее рот глубоко, делая пару толчков, кончает, изливаясь теплом в горло. Девушка не до конца сомкнула губы и из уголка рта течет тоненькая струйка слюны, смешанной с его семенем. — Хорошая девочка, — Влад оглаживает ее затылок, отстраняется, поспешно отходя к столу и ища свое снятое белье. Мужчина одевается, пока девушка пребывает в легкой прострации после всего произошедшего. Усаживается в кресло, похлопывая по коленке. — Садись, — она слушается, готовая внимать его словам как обязательным, неоспоримым. Садится к нему, трется голой кожей о его ногу. Мужчина снова позволяет себе небольшую слабость, целуя ее, прижимая к себе за шею. Когда Лана приходит в себя, она в очередной раз мирится со своим поражением, оправдывая это тем, что ей просто «захотелось» с ним быть, что она позволила ему ставить себя раком, на колени, заставлять сосать и глотать его сперму, потому что ей это нужно было, потому что она тут главная. Это было притворство: он позволял ей думать таким образом, а она делала вид, что не сломалась под своим боссом, не влюбилась бесповоротно в конченного мудака.