Колдовство

Как и любое ужасное чудовище, Изабель становилась активнее с приближением ночи. Ужинать она согласилась только тесно прижавшись к Эрику и периодически, в перерывах, касалась губами его шеи, ключиц, забираясь пальцами под рубашку. Она всерьёз решила заняться своим освобождением. — Десерт должен быть после основных блюд, — как можно равнодушнее произнёс мужчина. — Десерт? — девушка улыбнулась, растёгивая его рубашку пуговица за пуговицей. Своей магией Эрик заставлял их застегнуться обратно, правда контролировать силы было всё сложнее. — Скорее... перец. Жгучий. Улыбка Изабель была лукавой, игривой, соблазнительной, взгляд горел желанием, тело под тонкой тканью платья опаляло его своим жаром. Эрик смотрел на неё, накручивая кудри себе на пальцы, думая лишь о временных петлях, теории магии, первичном хаосе — и ни о чём больше. Когда Призрак Оперы попытался выпить вина, Изабель впилась поцелуем в его губы, стоило ему отнять от них бокал. Эрик прерывисто вдохнул, стиснув девушку в объятиях, подавшись вперёд, едва не роняя на стол. Изабель изогнулась в его руках и судорожно простонала. Когда она была так близко, ему было просто забыть, что Изабель выбрала не его, что была равнодушна к нему, что он не смог покорить её ни талантом, ни письмами, ни ухаживаниями. Сделав над собой усилие, мужчина отпрянул от её губ, но Изабель не торопилась выпускать его из объятий. — Ну же, Эрик, — промурлыкала она, прильнув к нему. — Ты не настолько ледышка, каким хочешь казаться. — С чего такие выводы? — Я читала твои письма, — чувствуя, что мужчина не отторгал её, девушка коснулась губами его уха, — видела работы. Твой взгляд выдаёт чистое, оголённое желание. Эрик... давай. Будь грубым со мной, накажи за наглость, заставь кричать от боли. Овладей мной. Никогда прежде он не подвергался подобным испытаниям. Изабель стала настойчивой, спесивой, наглой, и теперь страх владел ею в меньшей степени. Возможно, стоило обходиться с ней грубее? Как следует припугнуть? Это заставит её поумерить пыл, угомониться. А ему подарит долгожданный покой. — Заставить кричать, значит? — Именно. Давай. Не нужно медлить, заставь меня умолять о пощаде. Не сводя взгляда с её лица, Эрик провёл рукой по её бедру, сжимая его, наслаждаясь мягкостью тела, его упругостью. Потом, рывком перевалил девушку через колено и, проведя по ягодицам, задрал юбку и со всей силы шлёпнул. Изабель вскрикнула от неожиданности, взвилась, но Эрик держал её крепко. От второго звонкого шлепка она стала ругаться, материлась, брыкаясь сильнее. После третьего он её отпустил. Изабель отпрыгнула, как ошпаренная, красная от стыда, оправляя задранную юбку. — А теперь веди себя прилично, — он поправил галстук на шее. — Пока я не достал ремень. Изабель схватила со стола бокал и в сердцах плеснула остатки вина в лицо Эрика. Он закрыл глаза. Алая жидкость стекала по маске, лицу, пропитывала рубашку, волосы, пиджак. В этот раз он не отмотал время назад, позволил девушке отомстить. И от успеха, от вида содеянного она пришла в неподдельный ужас. Эрик взял полотенце и промокнул им лоб, скулу, подбородок. Изабель боялась дышать. — Раз ты закончила с ужином, отправляйся спать. — Ты, — процедила девушка, — мерзкая тварь. Как. Ты. Посмел?! — Посмел что? — с этими словами Эрик поднялся и бросил полотенце в Изабель. — Ты сделала выбор. А значит моей любовницей ты не станешь. По крайней мере, до того момента, пока в самом деле не вспыхнешь страстью. Она не ответила. Всё ещё сгорая от стыда, она аккуратно сложила полотенце вдвое, потом скрутила его в жгут и, замахнувшись, попыталась ударить Эрика. Её импровизированное оружие тут же обратилось в прах, не достигнув цели. Изабель прерывисто вздохнула и, подойдя, влепила Призраку Оперы звонкую, болезненную, отдающуюся в висках пощёчину. Она ушла в ванну, громко хлопнув за собой дверью, включила воду. Эрик глухо вздохнул, услышав её глухие, сдерживаемые всхлипы. *** Расследовать похищение Изабель Идо святая инквизиция начала почти сразу же, хотя не отличалась скоростью принятия решений. Причиной их спешки стали показания свидетелей и жертвы чьей-то агрессивной магии, которые в неполные тридцать выглядели глубокими стариками. Одной жертвой был гражданский, второй — инквизитор. Вот инквизиция и зашевелилась. Теократы назначили главой расследования молодого кардинала Жиля Жакоте. Он прибыл из Ватикана поездом, отчитался о своём визите перед местными инквизиторами и лишь после прибыл в Нотр-Дам на место преступления, а после — в Opéra Garnier. Низкоранговые инквизиторы сопровождали его — обязаны были сопровождать. В следствии всегда пригодятся рабочие руки, зоркие глаза и чуткие уши. Однако Жиль слишком долго работал среди французских инквизиторов и совершенно не верил в их умственные способности. Он был в перчатках, когда изучал рабочее место Изабель Идо. Вся её косметика была разложена в полнейшем хаосе, в котором могла ориентироваться только сама хозяйка. Комната всё ещё хранила аромат её духов. Жиль опустил в пластиковый пакет пару вещиц — взять отпечатки пальцев. — Ваше Высокопреосвященство, — обратился к Жилю инквизитор. — У нас есть пальчики мадемуазель Идо. Это насторожило Жиля. — Неужели? — он открыл верхний ящик стола. Письма. Отлично. Кардинал повертел в руках конверт, но не увидел имени отправителя. — И в чём провинилась мадемуазель Идо, что ей пришлось пройти дактилоскопию? — Ваше Высокопреосвященство, она подозревается в самом опасном виде магии. — О? Гравитация? Погодные аномалии? Искривление пространства? — Солнце. Она подозревается в подчинении света Солнца. — Серьёзное обвинение. Доказательства? Инквизитор в ответ лишь покачал головой, пока Жиль читал одно из писем. — Тогда какого Дьявола вы, идиоты, не сводили глаз с возможно невиновной девушки, когда у вас под носом был маг времени?! Голос Жиля гремел, отражался от стен, пробирал насквозь. Его выражение лица осталось неизменным, спокойным, но в глазах сиял гнев такой силы, что инквизитор перед ним задрожал. Кардинал развернул к нему письмо. — Раз вы устроили за ней слежку, — медленно произнёс Жиль, — досматривали, проверяли, собирали данные. Раз вы не сидели, сложа руки, скажи мне, как вы, недоумки, проглядели Палача Одина? Палач Одина, Песнь Обречённых, Плач Обманутых, Призрак Оперы — не так важно, какое имя носил этот маг, он почему-то предпочитал инициалы "П.О." Жиль называл его проще. Поехавший Обмудок. И пусть хоть кто-то попробует оспорить это прозвище. Жиль не получил ответа, на который, впрочем, и не надеялся. Скорее всего, Палач знал о слежке за девушкой, а свои письма оставлял либо с помощью магии, либо отправлял неприметного посыльного. Он не первый десяток лет скрывался от правосудия, для него не проблема быть незаметным. Но почему его заинтересовала Изабель Идо? Если она действительно солнечная магичка, то похищать её попросту глупо. Магия Солнца не просто так подверглась запрету, а магов преследовали не из идиотской прихоти. Солнечные маги опасны как для других, так и для самих себя, и при недостаточном самоконтроле испепелят всё на своём пути. Жиль нахмурился, читая очередное письмо. Этот ублюдок всегда был красноречив, но в письмах к Идо он превзошёл себя. Сколько комплиментов, какой слог, какое неподдельное обожание... А не слишком ли стар Палач для такой пылкой страсти? Её в каждом письме было столько, что если бы через письма можно было заниматься сексом, Идо была бы неоднократно изнасилована. Жиль бы даже украл пару способов обольщения, если бы не решил полностью посвятить себя служению религии. Интересно, что отвечала ему Идо? На секунду Жиль понадеялся, что она была с Палачом пренебрежительно холодна, что растоптала его гнилое сердце острым каблуком. Впрочем, раз маг похитил её со свадьбы, это было недалеко от истины. Мелочному злорадству Жиля не было пределов. "Дорогой друг, сейчас вам, неискушённой молодой женщине, не дано понять той силы, с которой вы завладели моими мыслями. Ваш голос обаял меня, покорил, возродил из пепла мою давно умершую душу и с беспощадной жестокостью заставил жить, творить ради вас, с нетерпением ждать волнительной минуты встречи". Жиль скривился, бесшумно передразнив Палача. "Не передать словами, в какое отчаяние я впадаю, когда вас, мою богиню, моего ангела музыки, моё ослепительное счастье заменяют в самый последний момент. Но об этом прекрасно знает ваш режиссёр. Я несколько часов не оставлял его в покое из-за вас, Изабель. Вы простудились, потому что этот напыщенный идиот лишил вас сна и отдыха. Надеюсь, эта самодовольная пустышка передала вам от меня цветы и скромный символический подарок с пожеланиями скорейшего выздоровления". Жиль нервно хохотнул, когда из следующего письма узнал, что скромным символическим подарком оказалось колье с красными бриллиантами. "Сияют, словно кровавые слёзы, не так ли, мой ангел? Ими обливается моё сердце, когда меня лишают возможности слышать ваш голос. Рекомендую вам следить за своим здоровьем и не болеть, иначе я продолжу вас баловать своим "смущающим" вниманием. К колье прекрасно подойдут серьги, не так ли?" Если бы Палач не перешёл на официальный тон и не заговорил про уроки вокала, Жилю пришлось бы пойти в храм и помолиться за спасение своей души. Иначе Создатель отвернулся бы от него, если бы услышал все изощрённые пожеланиях смерти. Кардинал вытянул наугад ещё один конверт из общей кучи. "Мне льстит, что вы стали питать ко мне интерес, Изабель. Поток ваших вопросов занял целых три листа. Признайтесь, моё либретто настолько впечатлило вас, что вы перестали испытывать холодное равнодушие к автору? Друг мой, мне нравится ваше рвение. Раз вы так желаете... сблизиться со мной, я позволю вам сделать это. Но только в своём театре. Вообразите, мадемуазель Идо, до каких вершин творческого экстаза вы способны взлететь. Только представьте, как в едином порыве сольются ваш голос и мой гений. Сколько страсти, сколько невыразимого великолепия, сколько пылких чувств способны передать вы своим артистизмом? О, вы сами не представляете, на что способны, мой ангел музыки. Я с удовольствием помогу вам познать себя. Дайте лишь знать мне, что хотите работать в Clessidra, и я навеки ваш". Какая удача. Clessidra... слово итальянское, но это ни о чём не говорило. Театр мог находиться хоть в Африке — П.О. любил и умел вводить в заблуждение. Но, что хуже и коварнее всего, театр мог существовать не в этом времени. Жиль хорошо понимал, как работала магия Палача. У него были причины изучить его возможности. Свидетели говорили, что у человека, ворвавшегося на свадьбу, был сильный акцент. Каждая его "р" была звонкой, рычащей, он даже не пытался как-либо смягчить её. Русский, немец или итальянец? Нужно выяснить. Жиль собрал все письма и отдал приказ разузнать, где находится этот чёртов театр. Палач всегда прятался на виду у инквизиции, а значит его заведение должно быть широко известно. Спасибо за помощь в следствии, мадемуазель Идо. Скоро вас освободят и проверят на наличие магии.