***
Какаши дергал ногой. Он заметил, что в последнее время часто так делает. Не в его характере было показывать нервозность, но внутри давно нарастают усталость и раздражение, и в последнее время это единственный доступный ему выход. Быть Хокаге – это бесконечный кошмар: постоянные встречи с древними членами совета, которые обращаются с ним, мужчиной тридцати четырех лет, как с ребенком, и растущая стопка бумаг, настолько непоколебимая, что начинает преследовать его даже во сне. Кажется глупым жаловаться, потому что он благодарен за возможность ощутимо повлиять на систему, он пережил две войны и теперь видит плоды своего труда. Но, несмотря на все это... Какаши истощен на уровнях, о существовании которых и не подозревал. Даже во время кровавых войн он никогда не чувствовал таких головных болей, как сейчас. И члены совета... Какаши стиснул зубы... по крайней мере, во время войны никто не смел принижать его или обращаться снисходительно. Никто не сомневался в его решениях и навыках в этой области. Быть Хокаге - это постоянная борьба за то, чтобы доказать, что он достоин этой шляпы. Ну, разве что Какаши никогда не чувствовал себя достойным этой шляпы. Стук в дверь вырывает его из унылого внутреннего монолога. – Войдите, – зовет он, чувствуя прилив зеленой чакры Сакуры. Она чувствуется болезненной, это беспокоит его. Когда дверь открывается и он видит ее, беспокойство только усиливается. Она немного похожа на смерть. – Хокаге-сама, – официально приветствует она, заслужив вздрагивание. – Боги, Сакура, я несколько раз просил не называть меня так. И он будет продолжать просить ее об этом. – Какаши-семпай, – исправляется она, не выглядя особенно раскаявшейся, – вот предложение относительно детского отделения больницы, которое ты просил. Он кивает, забирая бумаги. – Спасибо, я подниму этот вопрос на следующем заседании совета. Сакура кивает в ответ, перенося вес тела на другую ногу, ожидая, когда ей позволят уйти. Он на мгновение заглядывает в бумаги и размышляет, как поступить. Она выглядит так, будто готова упасть в обморок. Она постоянно так выглядит. – Это все? – спрашивает она, заметив его колебание. – Скажи, Сакура, – Какаши смотрит на нее и берет себя в руки, потому что он никогда не был человеком, который сует нос не в свое дело, но в этот раз чувствует, что это важно, поэтому пытается, – как твои дела? Она моргает, глядя на него. – Эм. Все в порядке… как твои? Он старается не хмуриться из-за ее очевидной лжи и явного уклонения, но все равно успокаивает ее. – Я полностью готов отказаться от шляпы и покончить с этим навсегда. По крайней мере, его ответ заставляет ее улыбнуться. – Знаешь, в том, что ты Хокаге, одновременно так много смысла, но в то же время никакого смысла. – Поясни, – он указывает на диван в своем кабинете, поднимаясь, приглашая ее к разговору. – Э-э… – Сакура колеблется, – Какаши-семпай, я действительно не могу оставаться здесь долго. Мне нужно вернуться в больницу. – Тогда ненадолго, – настаивает Какаши и идет к столу, чтобы заварить им чаю. – У тебя теперь совсем не находится времени для своего старого сенсея... Сакура фыркает. – Я вижу тебя минимум раз в день. – Чтобы передать мне отчет, – ворчит Какаши, нагревая чайник. – Разве ты не ценишь мою очаровательную компанию? Когда он смотрит на нее, она изо всех сил пытается сдержать усталую улыбку и терпит неудачу. – Конечно, ценю, – говорит она, – … хорошо, я останусь ненадолго. Он сияет от удовлетворения и присоединяется к ней на диване с двумя дымящимися кружками. – А теперь объясни, что ты имела в виду. – Верно, – усмехается она, забирая кружку и делая неуверенный глоток. – Дело в том, что ты определенно лидер, я думаю, это для тебя естественно. Но ты также... похоже, все это это не так уж тебя и трогает. И ты явно чувствуешь, что это обязанность. Это как если бы я была лучшим медиком, но ненавидела свою работу. Честно говоря, он не знает, то ли польститься, то ли немного возмутиться. – Ты сама выбрала профессию медика. Я не выбирал быть Хокаге. – Справедливо, – соглашается она, потирая усталые зеленые глаза. – Но, как и ты, я никогда не выбирала должность главного врача, от меня этого просто ожидали. Так что, на самом деле, я понимаю, каково это. Он никогда не думал об этом с такой стороны. Это на удивление поучительно. – Это… справедливо, – он кивает. – И поэтому ты выглядишь такой изможденной? Управлять больницей для тебя слишком сложно? Он чуть не прикусил себе язык. «Ноль такта», – в ужасе думает он про себя, когда Сакура дергается, как будто он дал ей пощечину. – Н-не то чтобы ты не способна на это, но, возможно, мы тебя перегружаем, – спешит он добавить, опасаясь, что мог обидеть ее. Сакура немного съезжает вниз на диване и отворачивается от него. Он даже не может представить, о чем она думает, но на ее лице отражается сожаление. – Я не переутомлена, – говорит она после слишком долгого молчания. В конце ее голос немного надламывается, и это его совершенно не убеждает. – нет, – она подчеркивает, – правда, я просто… – Она делает неопределенный жест рукой и не вдается в подробности. – Но, в любом случае, тебе не стоит об этом беспокоиться. Разве он не должен беспокоиться? За последние несколько лет Сакура стала другом: легкое общение, любовь к литературе и собакам сблизили их. Он не может не волноваться за нее, ведь она выглядит как ветеран, так и не вернувшийся домой с войны. И, возможно, он так хорошо понимает это, потому что когда-то давно именно он был на ее месте. – Конечно, я волнуюсь, – мягко говорит он ей. – Сакура-чан, хотя я и не лучший человек для этого… ты же знаешь, что можешь говорить со мной обо всем, что тебя беспокоит, верно? Она слегка напрягается, и он видит ее внутреннюю борьбу прямо на лице. Ее пальцы напрягаются вокруг кружки, и она прерывисто вздыхает. – Это не имеет большого значения. Я просто не могу заснуть. Это не тот ответ, которого он ожидал. – Не можешь заснуть? – он попугайствует, вопросительно наклоняя голову. – Да, – произносит она немного глухо. – Я не могу спать. – С каких пор? – спрашивает он, уделяя ей все свое внимание. На лице у нее задумчивый взгляд, как у женщины, погружающейся в старые воспоминания. – С очень давних… пор. Еще до войны. Какаши поражен ее признанием. Война прошла четыре года назад. Беспокойство внутри него растет. – Ты… обращалась к кому-нибудь по этому поводу? Она фыркает. – Ты имеешь в виду терапию? Мой лучший друг – начальник отдела допросов. Конечно, я обращалась за помощью. Но все, что они могут сделать – это прописать таблетки, предложить медитацию и «поговорить о своих чувствах с другом, которому я доверяю». Какаши со вздохом откидывается назад. Да, в самом деле. Он помнит свое собственное разочарование по этому поводу. Сакура продолжает без подсказок, как будто все, что ей было нужно, это чей-то толчок, чтобы дамба прорвалась. – Поначалу таблетки помогали. Некоторое время. Но потом они перестали работать, и я лучше других знаю риск зависимости, поэтому прекратила их принимать. Медитация ни черта не дала. Он пытается вспомнить, слышал ли когда-нибудь, как Сакура ругается, но не может. – А что насчет разговора с надежным другом? – Я делаю это сейчас, не так ли? Они долго смотрят друг на друга. Она отводит взгляд первой. – Все будет хорошо. Рано или поздно. Похоже, она говорит себе это уже давно. Слова неубедительно слетают с ее языка, как будто она сама в это не совсем верит. – Сакура, недостаток сна – дело непростое, – начинает он, понимая, что, вероятно, звучит как лицемер, и что он точно последний человек, который должен давать ей советы по этому поводу. – И ситуация не улучшится, если ничего с этим не делать. Она ставит кружку и поворачивается, чтобы серьезно посмотреть на него. – Хорошо, – соглашается она. – Что мне делать? Какаши немного бледнеет. –Э-э, ну… – Ты тоже через это проходил, так? Конечно, проходил. Ты участвовал в двух войнах. У него нет сил сказать ей, что вся его жизнь была похожа на бесконечную войну, и что его кошмары никогда не ограничивались полем боя, а поэтому никогда полностью и не исчезали. – Проходил, – признается он. – Мне, как и многим другим ниндзя, я думаю, в какие-то моменты своей жизни было трудно заснуть. Да и кто мог бы спать, когда в тот момент, когда закрывал глаза, видел, как его кулак пронзает грудь товарища по команде? – Что же ты сделал? – начинает Сакура с осторожной надеждой. Ему не нравится, что это так больно. – Мне бы хотелось, чтобы был правильный ответ, – с сожалением начинает он и почти берет свои слова обратно, увидев, как тускнеют ее глаза. – но, Сакура-чан, может быть… может быть, разговор поможет тебе. Она вздыхает, долго и устало. Затем встает. – Спасибо, что выслушал, – говорит она, и ему ужасно не нравится эта формальность. – Это действительно много для меня значит. Но я должна идти. Он кивает, чувствуя зарождающуюся пустоту в груди. – В любое время, Сакура-чан, не пропадай. Она кивает и уходит. Какаши стонет, когда дверь закрывается, и он плюхается на диван. Почему он никогда не может сделать хоть что- нибудь правильно?***
Сакура просыпается с криком. Она знает, потому что в горле першит. Ее мгновенно охватывает стыд, и она задается вопросом, услышал ли кто-нибудь. Великая Харуно Сакура, кричащая от ночных кошмаров – что за шутка! Она так устала, что несколько минут серьезно смотрит на флакон с таблетками в выдвижном ящике. Но, как всегда, разум побеждает. Иногда она ненавидит себя за это. Сакура встает, истощенная, и тащится в ванную. Она не смотрит на часы: цифры, подсвеченные зеленым, обычно вызывают определенную тревогу, когда сообщают ей, что она спала меньше часа, а этого недостаточно. Вместо этого она принимает долгий душ. Стоит под струей воды, пока громкий поток не заглушает все, а кожа не становится красной. Может быть, ей удастся вздремнуть сегодня днём между двумя большими операциями?***
Забавно, что после их последней встречи и разговора по душам Сакура отказывается покидать его мысли. Она не заходила к нему в офис уже три долгих дня, и он беспокоится, что отпугнул ее своими словами. «Я действительно худший человек для этого», – думает он. В то время как отчаяние внутри нарастает, он бесстрастно наблюдает, как Шикамару и Шизуне спорят в его офисе. Что-то о бюджетах и джонинах, и Какаши все это действительно не трогает. Он слушает вполуха, обдумывая план действий. Он не хочет допытываться и не хочет ставить Сакуру в неловкое положение, но также не хочет, чтобы она думала, что ей придется пройти через это в одиночку. Его команда – это его семья, и его раздражает, что он не может помочь им, когда у них проблемы. Громкое ворчание Шикамару перед уходом заставило его вернуться к реальности. Шизуне пыхтит, скрестив руки на груди и глядя вслед Наре. Это странно, потому что его ассистентка обычно ведет себя спокойно и рассудительно, и, если подумать, даже работая здесь, она все же находит время для больницы. Вероятно, она знает Сакуру лучше, чем он. – Скажи, Шизуне, – начинает он, привлекая внимание женщины. – ты знаешь, какое сейчас расписание у Сакуры? Вопрос застает ее врасплох, и она взглядом оценивает Какаши. – Я знаю, что она работает семь дней в неделю, – многозначительно говорит она. Какаши выдерживает ее взгляд. – Это не может быть здорово. – Конечно, нет, – соглашается Шизуне. – Планируешь ли ты что-нибудь с этим сделать? – Да, – решает для себя Какаши, крутясь на стуле. Это каждый раз вызывает у Шизуне улыбку. И, конечно же, когда его кресло снова приближается к ней, он видит улыбку на ее губах. – Все еще пытаюсь решить, как это сделать. Шизуне пожимает плечами. – Я бы начала с обязательного обеденного перерыва. Тот, который длиннее двадцати минут. Эта новая информация приводит его в ужас. Должно быть, это отразилось на его лице, потому что Шизуне в отчаянии качает головой. – Да, она часто это делает. Запихивает еду в глотку и тут же возвращается к работе. – Мы не можем этого допустить, – говорит он, уже планируя неожиданный визит. – Мы совершенно точно не можем этого допустить. – Определенно, не можем, – снова с готовностью соглашается Шизуне. – И я чувствую себя намного лучше, зная, что ты занимаешься этим. Спасибо, Какаши-сама. Он рассеянно отмахивается от нее. Какаши не заслуживает благодарности – он не может поверить, что понял масштаб проблемы спустя столько времени. В этом он действительно хуже всех.***
Сакура не любит спать днем. Потому что обычно любой небольшой отдых, на который она способна, грубо прерывается медсестрой или экстренной ситуацией, и она чувствует себя скорее утомленной, чем отдохнувшей. Она все еще размышляет об этом, угрюмо жуя еду, не ощущая вкуса. Вчера она потеряла еще одного пациента - она задается вопросом, ее ли это вина. Большую часть дней ее разум работает вяло и медленно, могла бы она спасти его, будь это не так? Переживания съедают ее изнутри, пока их не прерывает стук в дверь. – Да? – зовет она, смущенная ощущением чакры Какаши на другой стороне. Он заходит к ней в офис с сумкой в руке. – Привет, Сакура-чан, – весело говорит он. – Птичка принесла на хвосте, что ты обедаешь в своем офисе? Сакура неуверенно изучает его. – Эм, да. Могу я чем-нибудь помочь? – Я рад, что ты спросила, – продолжает он на той же веселой ноте и ставит коробку на ее стол. – потому что у меня есть сладости, и я не смогу их все съесть в одиночку. Сакура бросает на него невозмутимый взгляд. – Семпай, ты даже не ешь сладкое. – Кто сказал? – Какаши увиливает. – В любом случае, я знаю, что ты – печально известная сладкоежка, так что помоги старику. – Ты еще даже не старый, – ворчит она, но что-то теплое нарастает внутри нее и заполняет собой всю грудь. – …спасибо, семпай. Какаши с улыбкой качает головой и садится на один из стульев возле ее стола. – Как прошел день? Сакура смотрит на свое только что приобретенное данго и отвечает ему. – Довольно… напряженно. Голова Какаши наклоняется, ожидая ее объяснения. Сакура не знает, что ему сказать. Она соглашается с суровой реальностью. – Вчера я потеряла пациента, – рассказывает она. Он замирает на другом конце ее стола. Сакура не может смотреть на него, когда чувствует себя такой маленькой и уязвимой – ей интересно, что он видит, когда смотрит на нее: опытную куноичи или маленькую девочку, которая всегда плачет? Сакура сильно удивляется, когда он протягивает руку через стол и накрывает ее своей, успокаивающе поглаживая. – Мне очень жаль, Сакура-чан, я знаю, что ты сделала все, что могла. Это не твоя вина – люди просто… умирают. И иногда этому нет лучшего объяснения. В горле у нее возникает комок. Она задается вопросом, как он мог догадаться, что именно ей нужно услышать. Она робко кивает, когда он убирает руку. – Я знаю, спасибо. Он снова качает головой. – Не благодари меня. Ешь. Так она и делает. Какаши молча наблюдает за ней, но его глаза выглядят такими добрыми, что у нее перехватывает дыхание, потому что она никогда раньше не видела его таким. Многие находят Какаши устрашающим человеком - она сама долгое время находилась в тени его величия. Не то чтобы она сейчас находила его менее впечатляющим, но с каждым днем он ощущается все больше как человек, нежели чем легенда. И все же, так редко можно увидеть его… мягким. Открытым. – А как твой день? – спрашивает она через мгновение, вяло жуя и глотая. Боже, ей так хочется спать, что она боится, что может задремать во время перекуса. Что бы тогда сделал Какаши? – Как сказал бы Шикамару, невероятно хлопотно. – Какаши наклоняется, чтобы достать из сумки дымящийся картонный стаканчик, и ставит его перед собой. – Вот, чуть не забыл дать тебе чаю. Сакура соглашается с застенчивой улыбкой. – Ты действительно постарался. – Глупости, – не согласился Какаши. – Если я не позабочусь о нашем любимом медике, то кто? Этот комплимент, хотя и стал широко распространенным в последнее время, приводит ее в замешательство. – Какаши-семпай, надеюсь, ты не думаешь, что тебе нужно лично присматривать за мной. Локти Какаши свободно опираются на край ее стола, когда он поворачивается к ней всем телом. – Сакура-чан, – серьезно говорит он; его тон в мгновение рассеивает туман усталости. – Я провел восемь лет, присматривая за командой номер семь. И я, вероятно, проведу еще восемьдесят лет, присматривая за вами, ребята. Не потому что вы не способны позаботиться о себе, а потому, что мне есть до вас дело. Она наблюдает за легким паром, поднимающимся из чашки, и внезапно понимает, что не может смотреть ему в глаза. – Я имею в виду, что знаю, что ты чувствуешь себя обязанным присматривать за нами. Но я говорю тебе сейчас, что это не так. – Принято к сведению, – шутит он Это заставляет ее с нежностью закатить глаза. – Итак, почему твой день был невероятно хлопотным? – В конце месяца проводится еще один саммит Каге, – устало вздыхает он. – Цучикаге уходит в отставку и знакомит нас со своим преемником, так что предстоит обсудить много политической ерунды. А сегодня Шизуне и Шикамару без остановок грызли друг другу глотки. Если подумать, Какаши действительно выглядит усталым. Он трет глаза, как будто ему тоже хочется спать, догадка подтверждается, когда он говорит: «Мне нужно вздремнуть» . – Мне тоже, – бездумно повторяет она. Воцаряется тишина, когда Сакура возвращается к пережевыванию сладостей. – Хорошо, – бормочет Какаши, возвращая ее внимание. – Давай вздремнем. – Что? – Давай вздремнем, – повторяет он. У тебя есть диван, и пришло время перерыва. Он сошел с ума? – Мой перерыв заканчивается через… – …сорок минут, я знаю, я спросил. Сакура резко закрывает рот, застигнутая врасплох. – Давай, нам обоим нужно немного отдохнуть, – говорит он, вставая и направляясь к единственному зеленому дивану в ее кабинете. Она потратилась на него: широкий, с мягкой подкладкой и удобными подушками. Какаши бросает две подушки на край дивана и бесцеремонно растягивается на нем. Его лодыжки свисают с подлокотника, а голова покоится на одной из подушек. – Хм… очень неплохо. Ну давай же. Сакура не знает, как реагировать, несколько раз закрывая и открывая рот. – Я не думаю, что мы поместимся. – Глупости, мы делили и более тесные пространства. В самом деле, кто бы забыл тот раз, когда им пришлось спать в одной постели, и их не разделяло ни дюйма? Это был, мягко говоря, тот еще опыт. Не в силах больше думать о протестах, Сакура вынуждена присоединиться к нему. Она неловко садится на подушки и ложится рядом. Как и ожидалось, примерно четверть ее тела свисает с дивана. Какаши поворачивается, прижавшись спиной к спинке, и притягивает ее ближе, положив одну руку на талию, а другую подложив под голову. Сакура тоже поворачивается к нему лицом и оказывается ближе, чем ожидала. В его глазах мелькает улыбка. – Вот так. Достаточно места для нас обоих. Тепло Какаши окутывает ее, их колени сплетаются. Это ощущается более интимно, чем спальный мешок. Небольшое пространство между ними быстро наполняется теплом их тел, в результате чего Сакура чувствует, что обмякла. То, как его волосы падают на лицо, как сонно опускаются глаза, немного завораживает. – Отдыхай, – тихо говорит он, похлопывая ее по бедру. Она не говорит ему, что она просто не сможет, пока он так держит ее. Она соглашается расслабиться в спокойной атмосфере и беззастенчиво понаблюдать за ним. Словно решив подать пример, он закрывает глаза, и, к ее крайнему удивлению, засыпает всего через несколько минут. Сакура пользуется моментом, чтобы изучить его так, как никогда раньше. Ресницы у него длинные, отбрасывающие слабую тень на щеки, а между бровей застыла мягкая нахмуренность. Так он выглядит моложе, замечает она с удивлением. С такого близкого расстояния она может видеть слабый контур его губ. Рыбьих губ действительно нет. Эта мысль заставляет ее улыбнуться, напоминая о более светлых временах. Она закрывает глаза и еще больше расслабляется в безопасности его присутствия. Когда Сакура просыпается через полчаса, она не помнит, как заснула. Какаши все еще дремлет рядом с ней, тихий храп щекочет ее кожу. Во сне он придвинулся ближе, и теперь его лоб слегка касается ее лба. Сакура смотрит на него, глаза все еще затуманены. Ее странно зацепила новизна происходящего. Это был не первый раз, когда она спала рядом с Какаши, но определенно впервые она чувствует себя настолько отдохнувшей после сна в чужих объятиях. Плавное головокружение, которое продолжалось несколько дней, теперь отступило. На смену ему пришло чувство тепла и удовлетворения. Покой. – Какаши? – Она тыкает его нежно, почти с сожалением. Он выглядит таким безмятежным, но опоздает, если она его не разбудит. – Хм? – он ворчит. – Пора вставать, – шепчет она хриплым ото сна голосом. Она не знает, почему не пытается установить между ними некоторую дистанцию, прежде чем разбудить его. Его глаза распахиваются, и он щурится на нее. – Который сейчас час? – его голос хрипит, вызывая странную дрожь по ее спине. – Эм… – его дыхание обжигает подбородок. Сакура отводит взгляд от бездонных глаз и смотрит на часы, висящие над ее столом. – без четверти четыре. Он стонет, а затем садится с некоторым усилием. Из-за этого их ноги превращаются в неловкий, запутанный беспорядок. Сакура осторожно выпутывается. – Я не хотела, чтобы ты опоздал. От зевка у него хрустит челюсть, он встает и потягивается. – Хорошо. Я чувствую себя достаточно отдохнувшим. Это было приятно, спасибо. К своему удивлению, она чувствует, как румянец заливает ее щеки. – Я тоже… и в любое время, семпай. Какаши кивает с улыбкой, как всегда небрежно, а затем проводит рукой по своим спутанным серебристым волосам. – Тогда увидимся, Сакура-чан, – говорит он, уходя. Это звучит как обещание.***
– Шизуне-сан, сегодня ухожу рано! – Конечно, только не забудь о встрече в четыре!***
Он приходит на следующий день. И после. И на следующий день после этого. К концу недели Сакура чувствует себя человеком. Она никогда не спала лучше, чем в те украденные моменты отдыха в ее офисе. Каждый раз, когда он приходит, она обедает, а затем уютно устраивается рядом с его твердым телом и засыпает. Поначалу ей это показалось немного неловким, и из-за застенчивости она сопротивлялась. Но после всего какой-то недели она уже влилась в распорядок дня, наслаждаясь тем, что помогало ей чувствовать себя отдохнувшей и помолодевшей. Теперь никому и в голову не придет прерывать ее по какому-либо поводу – во всяком случае, пока Хокаге находится в ее кабинете. Это настоящее благословение. – Они, наверное, думают, что мы работаем, – она тихо посмеивается, и они оба медленно проваливаются в сон, слушая дыхание друг друга. – А ведь мы занимаемся прямо противоположным. – Я ни о чем не жалею, – удовлетворенно мычит он. Их окутывает приятная тишина. Его рука, сильная и уверенная, обвивает ее талию. Между ними остается мало места, и есть что-то пьянящее в его твердой мужественности на ее теле, в его пряном, чистом аромате, доминирующем в ее личном пространстве. – Можем ли мы и дальше так делать? – она тихо задает вопрос, сон ослабляет все сдерживающие факторы и оставляет после себя только честность и уязвимость. Это нормально – признаться, потому что здесь, с ним, она чувствует себя в безопасности. Рука Какаши нежно гладит ее по спине. – Да. Сколько хочешь. Это тоже звучит как обещание.***
Иногда они спят в его офисе. Не так часто, как у нее, но всякий раз, когда Сакура назначает ему «встречи». Во время этих встреч они проводят ровно десять минут, разговаривая, а остаток часа блаженно спят рядом. – В какой-то момент нам придется поработать, понимаешь? – сонно бормочет она однажды днем, они на диване, наслаждаются солнечным светом, льющимся через большие окна его офиса. – Больничное крыло само себя не построит. – Это было бы слишком удобно, – приятно посмеивается он. Так близко от нее приятно пахнет: цветами и домом. Кажется, она до сих пор пользуется тем же шампунем, на котором снова и снова настаивает Паккун. Это заставляет Какаши каждый раз улыбаться. – Если хочешь, мы можем встретиться после работы. Просто на пару часов, чтобы что-нибудь придумать. Он может сказать, что ей нравится это предложение, потому что она слегка прижимается к нему. Ее розовые волосы щекочут его лицо, что, по его мнению, должно раздражать, но он находит это странно милым. – Мне бы этого хотелось, – говорит она несколько секунд спустя, и ее голос звучит так, будто она почти окончательно провалилась в сон. Лицо Какаши склоняется к ее волосам, заслоняя солнечный свет. Это отправляет его в страну грез за ней.***
Он появляется на пороге ее дома, только после душа, с сумкой в руке. – Ты рано, – удивленно говорит она. – Я опоздал на десять минут, – возражает он, бросая на нее странный взгляд. – Это рано, – смеется Сакура. – По крайней мере, для тебя. – Можно мне войти? Все еще смеясь, Сакура отступает, позволяя ему пройти внутрь. Он сбрасывает туфли, надевает тапочки и протягивает Сакуре сумку. – Я приготовил нам ужин. – Правда? – она заглядывает в нее и обнаруживает внутри два сложенные бенто. Пахнет божественно. – Да, я решил, что мы можем хоть раз съесть что-нибудь домашнее, – он следует за Сакурой в гостиную, где она уже разложила свои записи и расчеты на низком столике. – Если хочешь, мы можем съесть его, пока он еще теплый. – Да, давай, – говорит она. – Я принесу холодный чай. Когда она возвращается, Какаши кладет оба бенто на стол, а ее бумаги аккуратно откладывает в сторону. Он принимает от нее банку холодного чая, и они устраиваются поудобнее, чтобы поесть. – Оу, – она моргает, когда приятный вкус рыбы с гарниром поражает до ее вкусовые рецепторы. – Это очень вкусно. Я понятия не имела, что ты умеешь готовить! – Достаточно, чтобы было чем перебиться, – смущенно говорит он; его еда исчезла, как всегда, незаметно. – Не прибедняйся, – упрекает Сакура, делая еще один глоток. – Из тебя вышла бы идеальная домохозяйка, Какаши. – Ну-ну, ты вгонишь меня в краску, Сакура-чан. «Не дай бог», – думает она со смехом. Когда позже тем же вечером они решают рассмотреть ее предложение, Сакура представляет собой приятную смесь сытости и непринужденности. Какаши рядом с ней кажется совершенно расслабленным, вертя ручку между ловкими пальцами, пока Сакура объясняет ему достоинства своего предложения. – Старейшины могут одобрить это, если ты составишь пятилетний план, – Какаши звучит неуверенно. – Мне очень нравится предложение, Сакура, ты явно много об этом думала, но нам придется сильно за него побороться. Сакура решительно сжимает кулаки. – Жду не дождусь! Он улыбается, довольный ее реакцией, и передает документ. – Раздел тринадцатый нуждается в корректировке. Нужно уточнить, куда направляется бюджет, как именно ты будешь распределять средства. – Хм, – бормочет она, отмечая, что упустила из виду некоторые ключевые моменты. – Я поработаю над этим. Что-нибудь еще? – Возможно, есть смысл попросить глав кланов поддержать тебя. Предложение неплохое, но кроме Ино, Сакура понятия не имеет, куда идти. – Я, вероятно, смогу привлечь к этому Яманака, а также Нара и Акимичи через доверенных лиц. – Этого должно быть достаточно, – доброжелательно улыбается Какаши. – У тебя получится, – подбадривает он. Тепло разливается в ее груди. Какаши, вероятно, понятия не имеет, как много он сделал для нее в последнее время: насколько он ей понравился, сколько уверенность вселил и как напомнил ей о том, что значит чувствовать себя функциональной и живой. Сакура не может не хотеть большего. Это единственное оправдание, которое она дает себе позже тем же вечером, когда им каким-то образом удается оказаться бездельничающими на ее диване. Это желание вполне естественно. Прошло всего несколько месяцев, а Сакура уже думает, что отказалась бы от целого мира за все это: за безусловную безопасность, комфорт, сон без кошмаров – она задается вопросом, знает ли Какаши, что он прогнал их, что на их место пришел свет. – О чем ты думаешь? – тихо бормочет он. Похоже, он полусонный, слегка дремлет, хоть они и не договорились, что проведут здесь ночь, вот так. – Ты очень громко думаешь… тебе пора поспать. Мгновение она размышляет, знает ли он, как нежно звучит, когда сон пронизывает его голос и ослабляет защиты. Этот Какаши даже мягче, чем тот, что обнимает ее при дневном свете. Может быть, потому что он в ее доме, на ее территории? Сакура заглядывает в заспанные глаза цвета древесного угля. Она поражена тем, как красиво он выглядит: уязвимым и беззащитным в близости, которая возникает в их положении. – Я думаю, что… эта наша договоренность работает очень-очень хорошо, – шепчет она с оттенком неуверенности. В конце концов, она не может говорить за него. Он улыбается, и она видит под маской, как улыбка приподнимает его щеки. Это снова оставляет в ее груди ощущение тепла. – Действительно так, – хрипит он. Когда она обнаруживает, что он чувствует то же самое, невольно улыбается в ответ. Она, конечно, подозревала это, но другое дело, когда все озвучено. Часть ее при этом расслабляется. Он хочет быть здесь, он хочет этого. – Но успокой свой занятой ум. Тебе нужно поспать, Сакура. – Ты останешься? – Он не мог не заметить нотку надежды в ее голосе. – Хм, конечно. И он вырубился, как свет. Она смотрит, как он дремлет у нее на руках, и задается вопросом, как ей могло так повезти.***
Сакура начинает больше пахнуть им. Сначала он этого не замечает, пока в один роковой день не сталкивается с ней на овощном рынке и не чувствует запах своего лосьона после бритья и моющего средства, как будто она принадлежит ему. Это заставляет его задуматься. Он наблюдает, как она покупает баклажаны, как закат окрашивает ее волосы в коралловый, а ее кожу - в золотой, и рассеянно задается вопросом, кто еще мог почувствовать на ней его запах. Сакура выглядит спокойной, хорошо отдохнувшей. В ее плечах нет горбинки. На коже под глазами больше не доминируют темные мешки, а цвет лица сияет здоровьем. Она выглядит красивой. Они планировали поужинать сегодня вечером, просто поужинать. Никакой работы, никаких разговоров о бюджете, никаких жалоб на совет. Просто тихий вечерний ужин и бутылка саке. Он был тем, кто предложил это. Им обоим очень нужен перерыв, и Сакура с готовностью согласилась. Мгновение спустя она замечает его, всегда настроенная на его присутствие. Ее лицо расплывается в улыбке, когда она поднимает руку, чтобы помахать. Определенно мило, что ее реакция на него - улыбка, похожая на солнце. Это согревает Какаши так, как никогда раньше. Может ли быть так, что после тридцати четырех лет подавленных эмоций он наконец испытывает любовь? Он откладывает страшную мысль, чтобы проанализировать ее позже, и поднимает руку, возвращая ее приветствие. Его это не пугает, он отказывается саботировать что бы то ни было. На этот раз Какаши поступает так, как хочет его интуиция. Он искренне улыбается Сакуре и забирает ее продукты, а затем вместе они идут домой, чтобы поужинать, тем, что Какаши приготовит для них.***
Он повсюду, однажды утром Сакуру посещает прозрение. Каким-то образом Какаши затесался в ее жизнь и пространство и оставил их наполненными кусочками себя. Рядом с ее розовой в подстаканнике лежит зеленая зубная щетка. Одна из его запасных мантий Хокаге лежит в ее шкафу. В холодильнике постоянно полно баклажанов, а в офисе есть его любимые ручки. И теперь его офис пахнет лавандой так же, как и ее. – Привет, – здоровается она, неуверенно прижимая к груди папку. Какаши с улыбкой отрывается от просматривания документов. – Эй, у тебя получилось. – Да, у меня готово окончательное предложение. Сакура кладет папку на стол, ее внезапно одолевает нервозность. – Думаешь, это сработает? – Мы работали над этим три недели. Поверь мне, все будет хорошо. Ты сделала все, что могла, и даже больше. Его глаза пристально смотрят на нее, искренние и честные. Сакуре приходится отвести взгляд, когда ее охватывает странное тепло. То, как он смотрит на нее, одновременно смущающе и притягательно. Ее сердце трепещет от неуверенности, поскольку жаждет чего-то, что Сакура еще не до конца осознает, но уже глубоко чувствует. Какаши принимает папку, когда она передает ее ему, и прячет в свой ящик. – Я серьезно, – снова говорит он ей. – Хорошо. Кивка кажется недостаточным. Сказать «спасибо» - недостаточно. Она не знает, что делать со смесью благодарности и теплоты, которую испытывает к нему. – Увидимся в обед? – Конечно. Сакура уходит, чувствуя себя взволнованной. У них теперь принято обедать вместе, так что совершенно не обязательно было выслеживать его и предлагать пообедать. Но она просто хотела его увидеть. Это было необъяснимо, и все же она оказалась в его кабинете, охваченная эмоциями, которые, казалось, теперь сопровождали каждое их взаимодействие. Он тоже чувствует это странное притяжение? Чувствует ли он эту скрытую рябь, изменения в их отношениях? Не прошло и двадцати минут, как он оказывается в ее офисе с готовым обедом, который приготовил для них вчера вечером у нее дома. Как глупо, что она не могла подождать эти двадцать минут, чтобы увидеть его. – Йо, – весело говорит он. – У меня есть еда и кофе. Улыбка Сакуры дрожит, когда притяжение усиливается в геометрической прогрессии. Оно ведет ее прямо к нему, и прежде чем осознает, что делает, Сакура обхватывает руками его талию и утыкается лицом в твердую грудь. – Спасибо. Какаши на мгновение колеблется, явно застигнутый врасплох. – М-ма, не за что. Я был рад помочь, Сакура-чан. – Нет, за все, – бормочет она, не зная, является ли жар на ее лице румянцем или это его тепло. – За все, что ты для меня сделал . Какаши замолкает. Сакура знает, что ей следует отстраниться, но пока не может этого вынести. Ее сердце - трепетный беспорядок и она чувствует себя переполненной эмоциями. Неуверенное прикосновение кончиков его пальцев к голове заставляет ее дрожать. Его ладонь накрывает затылок, и он на мгновение прижимает ее к себе. Затем он склоняет голову, и она чувствует, как он шепчет ей в волосы. – Не благодари меня. Сакура… возможно, ты этого не знаешь, но ты тоже очень много для меня сделала. – Оу. Что-то внутри нее гулко обрывается – или, может быть, взлетает вверх? – и она вытягивает шею, чтобы посмотреть на него. Сакура не готова к тому, насколько он близок. Он отклоняется на дюйм, словно вздрогнув от ее внезапного движение, но все равно между их носами остается слишком мало пространства. Лицо Сакуры горит, и она застигнута врасплох тем, как ее глаза обращены к нижней половине его лица. Она быстро отводит взгляд. – Правда? Над его маской проглядывает румянец, который почти расплавляет ее. – Да, правда. Его глаза прищуриваются в скрытой улыбке. – Так что тебе не нужно меня благодарить. Она отстраняется, почти горя от того, чего не понимает. – Хорошо. Хм. Извини, что так напрыгнула на тебя. Давай поедим. Какаши только посмеивается, но у нее такое ощущение, что он хотел сказать еще кое-что.***
Не может быть, что он все это придумал. Ее глаза блуждали по его губам. Он уже сотню раз проиграл этот момент в своей голове, и почти уверен в этом. Осознание вызывает у него частично беспокойство, частично головокружение. О чем она думала? Чувствует ли она то же необъяснимое притяжение к нему, что и он к ней? Какой бы воодушевляющей ни была эта мысль, у него трясутся руки от неуверенности. Здесь нет места для ошибки. Никогда не было. Сакура слишком дорога ему, слишком важна. Он даже не может вынести мысли о том, что ее больше не будет в его жизни. Что, если его ошибочные чувства погубят его и их дружбу? Какаши тяжело сглатывает и качает головой, избавляясь от таких мыслей. Есть только одна вещь, которую он действительно мог бы сделать... пришло время узнать, питает ли Сакура к нему какие-либо чувства за пределами строго платонических. Возможно, если он сможет это понять, это поможет ему разобраться в своих собственные запутанные чувствах. Его вновь обретенная решимость приводит его к ее порогу. Когда она открывает дверь, сразу дарит ему улыбку, которая заставляет кусочки его души ныть от тоски. Сакура всегда обращается с ним с такой нежностью. «Это нечестно», - думает он. – Привет, – тепло приветствует она, – я не ждала тебя сегодня. У нее сегодня выходной, конечно, она его не ждала. Какаши чувствует себя погрязшим в противоречивых чувствах. – Я знаю, просто… хотел тебя увидеть. Самый очаровательный румянец заливает ее щеки, и она прислоняет голову к дверному косяку. Лицо мягко светится после его откровения. – Я всегда рада тебя видеть. Он чувствует себя неустойчивым. Он заметил это интересное влияние, которое она на него оказывает, лишь недавно, и все еще замечает, что изо всех сил пытается взять себя в руки в ее присутствии. – Я занимаюсь уборкой, так что, если ты сможешь не смотреть на беспорядок, заходи на чашечку чая. Ее голос полон тихого веселья и застенчивости. Какаши может только кивнуть, довольный, что первый шаг его плана выполнен. Он… на самом деле ничего особенного не планировал после этого момента. Он тихо проклинает себя, пока она ведет его на кухню. Как она и говорила, раковина завалена посудой, пакеты с продуктами лежат на столешнице. – Не смотри, – надувается она, вступая в его поле зрения, чтобы прикрыть раковину. Какаши не может с этим ничего поделать и начинает хихикать. – Можно помочь тебе? – Хочешь помочь мне помыть посуду? - она звучит скептически. – Ага, – просто отвечает Какаши. Сакура отходит от него, скрестив руки на груди и с любопытством глядя на него. – По своей собственной, свободной воле? – Я бы очень на это надеялся, – хихиканье сменяется смешком. «Она такая очаровательная», - думает он в восторге. Он встает прежде, чем она успеет довести их обоих до греха, и направляется к ее раковине. За считанные секунды он открывает кран и намыливает губку. – Я помогал тебе составить предложение, это пустяки. Она вспыхивает привлекательным розовым оттенком и тихонько подходит к нему, чтобы схватить кухонное полотенце. Бесконечные вопросы снова прокручиваются в его голове, когда он протягивает ей блюдо, чтобы протереть. – И я поблагодарила тебя за это, – говорит она. – Хм? – Я поблагодарила тебя за это. Необязательно было этого делать, и я очень ценю твою помощь. Я твой должник. Он не смог до конца понять ее тон. Но чувствует, что уже совершил какую-то ошибку. – Сакура-чан, о чём ты говоришь? Она кладет кухонное полотенце на стойку и судорожно вздыхает, не глядя ему в глаза. – Я не знаю… Я чувствую, что обременяю тебя. Ты знаешь, тебе не обязательно всегда быть рядом, чтобы помочь мне. Или утешить меня. Какаши закрывает кран, снова застигнутый врасплох. Откуда у нее вообще такая неуверенность в себе? Что он делает не так? – Сакура, – сказал он так тихо, как только мог, но услышал разочарование в собственном голосе. – ты не обуза. Ты никогда не была обузой и никогда не будешь обузой. Он поворачивается, чтобы взглянуть на нее, но она теперь смотрит на свои руки, крепко сжимающие кухонное полотенце. – Посмотри на меня. Нерешительно она смотрит на него из-под длинных розовых ресниц. Он ловит ее изумрудный взгляд и удерживает его. – Мне нравится проводить с тобой время, – просто начинает он и наслаждается ее легким румянцем. – Ты – восхитительная компания. Меня это не обременяет, и я не рассматриваю это как обязанность. Я прихожу к тебе, потому что хочу, потому что мне нравится проводить с тобой время. Понятно? Румянец на ее щеках становится теплее, пока почти не сливается с ее волосами. Но она улыбается, застенчивая и милая, и, кажется, больше не может выдерживать его взгляд, бормоча: «Понятно, спасибо». Какаши снова открывает кран, довольный ее ответом. Другое дело – его трепещущее сердце… раскрыть свои эмоции никогда не было легко. Это может оказаться проблематичным, если он продолжит свои расспросы и станет подталкивать ее к ответам. – Это взаимно, – говорит она, забирая еще одну тарелку. Пока говорит, тщательно протирает ее. – Мне…– она тихо откашливается, – нравится проводить с тобой время. Очень. Ино ревнует к тебе. Это откровение почти уничтожает его. Он передает ей еще одну тарелку. – Правда? – он пытается сохранить выражение лица нейтральным и чтобы в голосе не прозвучало ничего, кроме нотки любопытства. – Да, – Сакура слабо посмеивается. – Она думает, что ты мой новый лучший друг . Лучший друг. Несколько мгновений он прокручивает это слово в голове, пытаясь решить, как к нему относится и что это означает в данном контексте. – Это так? Ее голова дергается, и она смотрит на него, явно застигнутая врасплох. Он смотрит на нее, горячая вода струится по его запястьям. Похоже, он чувствует силу притяжения. Он привязан к своему месту и ждет ее ответа, задаваясь вопросом, собьет ли он его с ног. – Эм, – запыхавшись, говорит Сакура, блуждая глазами по его лицу. – Ну…– Она еще на мгновение изучает его лицо и громко сглатывает. – я не уверена, что… «лучший друг» – правильное слово, – он замечает боковым зрением, она теребит кухонное полотенце, но не может оторваться от ее выразительных глаз. – Я не совсем уверена, как…как тебя называть. Сердце колотится в груди, Какаши обнаруживает, что закрывает кран во второй раз, отсутствие хлещущей воды оставляет после себя звенящую тишину. – Почему? – его голос звучит более хрипло, чем он хотел, и сердце продолжает странно биться. – Ну, эм, – подбирает она слова, переминаясь с одной ноги на другую, и складывает руки вместе. Она смотрит на них сверху вниз, словно только что вспомнила о кухонном полотенце, и видит, что полностью разорвала его. – Здесь… что-то… происходит, не так ли? Между нами, я имею в виду. Верно? Ах. Все-таки сила притяжения существует. Она ощущается особенно сильно, поскольку его колени почти подгибаются. Сакура поднимает на него взгляд. Она выглядит обеспокоенной. – Или я совершенно неправильно все поняла? Боги, я совершенно неправильно это истолковала, не так ли? Это так неловко, мне очень жаль, я… – Остановись. – Какаши перехватывает ее запястье своей рукой. Сакура замирает, слова замирают на ее губах. Он совершенно не в себе. Он чувствует себя готовым разгадать ее тайну. – Остановись, – повторяет он, проведя подушечкой большого пальца по беспорядочному ритму ее запястья. Когда он больше не находит слов, теряет все мысли, которые пытался сформулировать, глядя на ее большие зеленые глаза, он притягивает ее ближе. Сакура спотыкается и врезается ему в грудь, почти как в их встречу на прошлой неделе. У нее перехватывает дыхание, когда он держит ее, пока не обнимает, а притягивает ближе к себе. Он всегда лучше умел планировать, чем импровизировать. Но это не означало, что он не мог импровизировать, если будет необходимость. – Я не думаю, что ты что-то неправильно поняла, – осторожно говорит он. – Я тоже чувствую это странное… притяжение. Сакура дрожит в его объятиях. Ее свободная рука тянется к его рубашке, и она зарывается в нее лицом. – Правда? – бормочет она приглушенным голосом. – Да, правда, – улыбается он, чувствуя, как приходит в восторг то, что никто из них не волнуется, и она не выгнала его из дома даже за то, что он посмел хотеть ее. Сакура смотрит на него, положив подбородок на его грудь. Ее щеки пылают. Глаза смущенно опускаются, пока она разговаривает с его ключицами. – Ты просто заставляешь меня чувствовать себя… странно. – Так тоже можно выразиться, – усмехается он, позволяя себе мягко расчесать волосы на ее макушке. – хотя, я надеюсь, в хорошем смысле «странно». – Ммм, – говорит Сакура, снова прижимаясь лицом к его груди. Это сводит его желудок судорогой ожидание. – В хорошем. Он надавливает ладонью между ее лопатками и удерживает на мгновение. Затем отстраняется с извиняющейся улыбкой. – Боюсь, посуда сама себя не вымоет. Румянец Сакуры становится еще сильнее, если это вообще возможно, но она кивает и поворачивается обратно к раковине. – Да, хорошо, ты прав, давай закончим с этим. Она смотрит на свое испорченное полотенце. – Э-э… если подумать, сначала возьму другое полотенце. Какаши не может сдержать смех. Сакура не может не присоединиться к нему. Вместе, на ее залитой солнцем кухне, они разделяют момент легкости и тепла, греясь в новых, взаимных чувствах. Такое ощущение, что это начало чего-то хорошего.***
Так что там происходит между тобой и Какаши? - невозмутимо говорит Ино. Пока она собирает экстравагантный букет, Сакура разрезает и раскладывает для нее ленты, как Ино научила ее в юности. Неожиданный вопрос заставляет Сакуру напрячься, но задан достаточно небрежно, и может иметься в виду все, что угодно. – Ч-что ты имеешь в виду? – Знаешь, с твоим новым лучшим другом, – говорит Ино, плохо скрывая, как ее это задевает. – что между вами происходит? – Ино, — деликатно говорит Сакура, ловя взгляд Ино. Она тянется через стойку, чтобы схватить ее за руку. – Ты мой лучший друг. Единственный лучший друг. И мне чертовски повезло. Слабый румянец заливает щеки Ино, поскольку она не может скрыть своего удовольствия. – Чертовски верно, Лобастик. Но что на самом деле происходит между вами? Как объяснить то, что на самом деле происходило между ней и Какаши? Так много всего изменилось. То, как он заставляет ее чувствовать себя: как от его смеха у нее сжимается грудь, как его голос проникает в нее, приятно оседая в ее животе, как даже его невинные прикосновения обжигают ее кожу – теперь многое изменилось. – На самом деле ничего особенного, – лжет она, и когда Ино бросает на нее недоверчивый взгляд, запинается в поисках объяснений. Сакура решается на полуправду. – Мы просто спим вместе. Не прошло и наносекунды, как она понимает, насколько неправильно это звучит, и закрывает рот. – ЧТО?! – У Ино отвисает челюсть. О боги, о нет… что она натворила? – Н-нет, нет, нет! Не в этом смысле! Я имела в виду, что мы буквально спим вместе. Спим, Ино, перестань так на меня смотреть! - Сакура скулит, закрывая лицо руками. – Это был очень неудачный выбор слов с моей стороны, мне очень жаль. Когда она сквозь пальцы смотрит на Ино, блондинка все еще пытается оторвать челюсть от пола. – Спите вместе? Что ты имеешь в виду? – Ну, сон и все такое, – говорит Сакура, чувствуя себя совершенно униженной. – У нас перерыв в одно время. Так что мы, э-э, спим в моем кабинете. Ино выглядит расстроенной. – Поверю на слово, что «спать вместе» ассоциируется у тебя с кем-то, кто дремлет, Лобастик. Это так грустно. Знаешь что? Тебе пора переспать с Какаши-семпаем, пора тебе завести себе настоящего мужчину. Знаешь, что говорят о мужчинах постарше? Они щедрые любовники. – Ино-Свинья!! – Сакура захлебывается, ее лицо заливает краска. – Не говори таких вещей! Ино пренебрежительно машет рукой. – Я просто пытаюсь помочь тебе, Лобастик. Как твоего лучшего друга, меня беспокоит полное отсутствие у тебя сексуальной жизни. – Ино, пожалуйста, – умоляет Сакура, чувствуя, что ее лицо вот-вот расплавится. – Остановись. Ино страдальчески вздыхает. – Серьезно, ты собираешься умереть девственницей? Разумеется, именно в этот момент Киба Инузука заходит в цветочный магазин, чтобы услышать окончание разговора. Его челюсть отвисает, как и у Ино минуту назад. – Ты девственница? – говорит он, отказываясь от всех приветствий. – Киба! – Ино шипит на него, внезапно возмущаясь за Сакуру. – У тебя совсем НЕТ ТАКТА?! Сакура снова закрывает лицо руками. Может ли ситуация стать еще хуже? – Заткнись, Ино! Не может быть … – начинает Киба, но Ино бросается на него. Понимая, что лучше не вставать между этими двумя и их ссорой женатой пары, Сакура молча выскальзывает из цветочного магазина. Новость распространяется как лесной пожар. Сакура знает это, потому что Киба такой же сплетник, как Ино, и потому что, когда она видит Какаши на следующий день, он выглядит так, будто у него на кончике языка вертится вопрос. Их неловкий разговор на кухне произошел пару недель назад, и они до сих пор не договорились, как назвать то, что между ними происходит; все, что у них было – это смутное осознание наличия чувств друг к другу. Какаши, конечно, более тактичен, чем Киба, поэтому все, что он говорит, это: «Это правда?» Они дремали на ее диване, ее голова лежала у него на груди. Сакура была в процессе подсчета ударов его сердца, медленно проваливаясь в сон, когда он заговорил. Она знает, что он имеет в виду. Тем не менее, симулирует невежество. – Что правда? – Ходит интересный слух, – говорит он после короткой, задумчивой паузы. – Довольно личного характера. Лицо Сакуры пылает, но она отказывается показывать свое смущение. – Ясно. – Так это правда? Палец Какаши крутит прядь ее волос. Движение успокаивающее и почти усыпляет ее. – Мм… – она колеблется. – это странно? – Нет, – решает он, погружая все пять пальцев в ее волосы. – У всех по-разному. Сакура кусает губу, когда его слова разжигают ее любопытство, сон на мгновение отступает. – А как у тебя? Его голос полон веселья. – Девственник ли я? Полагаю, можно и так сказать, поскольку прошло много времени, с тех пор как я… ну… – он тихо и беззаботно посмеивается. Сакура рисует указательным пальцем круги на его груди, внезапно смущаясь. Но она так заинтригована, что не может этого скрыть. – Это было с кем-то особенным? Пальцы Какаши слегка барабанят по ее голове. Ему требуется некоторое время, чтобы ответить. – В каком-то смысле, да. Но я был слишком молод. Ее сердце трепещет. – Насколько молод? Наступает минутное молчание. Какаши глубоко вздыхает, словно вынырнув из какого-то темного уголка своего разума. – Мне было тринадцать. Сакура задыхается, извиваясь в его объятиях. Он смотрит в ее широко раскрытые глаза, все еще держа руку в ее волосах. – Это было с моим товарищем по команде, когда мы были генинами. Мы только что потеряли Обито и… ну. Забавно, как работают эмоции. Он звучит задумчиво. Сакура чувствует небольшое головокружение. – Вы были такими юными, – шепчет она, обводя его линию подбородка под маской. – С тех пор ты ни с кем не был? – Я был с несколькими людьми, но ничего особенного, – признается он, нежно гладя ее по волосам. – Это то, чего ты ждешь? Чего-то особенного? Сакура не может сдержать румянец, когда он смотрит на нее вот так, глазами, полными нежности и понимания. – Наверное. – Тогда никогда не соглашайся на меньшее. Его глаза расплываются в теплой улыбке. Это доводит ее сердцебиение до бешенства. Она склоняет голову, позволяя волосам скрыть выражение ее лица. – Не буду, – обещает она, наблюдая, как поднимается и опускается его грудь. – Спасибо. – Пожалуйста, - У него вырывается смешок, и он нежно уговаривает ее снова опуститься в свои объятия. – А теперь спи, завтра у тебя длинный день.***
Совет одобряет предложение Сакуры. Он наблюдает за ней через всю комнату, пока она изо всех сил старается не улыбаться слишком широко в ответ на эту новость. Вместо этого она глубоко кланяется, благодаря всех за уделенное время. Она уходит, когда ей позволяют, и Какаши не может дождаться перерыва, чтобы найти ее. – Харуно превратилась в прекрасную куноичи, — мудро кивает Кохару, выглядя весьма довольной. Из пяти членов совета она самая приятная. Какаши встает, беспокойный от волнения. – Спасибо за ваше внимание. Теперь я вернусь к своим обязанностям. – Хокаге-сама, – все кивают, когда он уходит. Он добирается до офиса в рекордно короткое время, задаваясь вопросом, сможет ли он закончить работу быстрее и сделать перерыв пораньше. Он уже закончил свои сегодняшние встречи, и все, что у него осталось – это куча документов. Если бы он разобрался с ней, то закончил бы к трем. – Ну, – он хрустит костяшками пальцев, садится на свое место и отбрасывает шляпу в сторону. – Давайте поработаем. Он не увидел Сакуру до самого вечера. Кажется, из-за чрезвычайной ситуации ее отправили в отделение скорой помощи, где она пробыла пять часов. Проходит обеденное время, и Какаши старается не разочаровываться. Ему хотелось увидеть ее, обнять, найти повод поцеловать. Он хочет, чтобы она знала, как он ею гордится. Однако он не позволяет этой маленькой заминке испортить что-либо. Вместо этого он решает встретиться с ней позже в ее доме. Сакура опережает его, появившись в офисе в конце дня, все еще в своем халате, выглядя усталой, но победоносной. Она прекрасна, когда устало улыбается. Она закрывает за собой дверь, прислоняясь к ней. – Мы сделали это, – говорит она. – Нет, ты сделала это, – он улыбается ей в ответ, встает со стула и обходит стол. – Это все ты. Она подходит к нему, и он заключает ее в объятия, наслаждаясь опьяняющим теплом и мягкими изгибами. – Без твоей помощи это заняло бы еще много месяцев, – удовлетворенно вздыхает она. – Это повод отпраздновать, – говорит он ей, успокаивающе поглаживая ее спину. – Если ты готова. – Я немного устала, – признается она и смотрит на него с усталой улыбкой. – Может быть, что-нибудь небольшое сегодня вечером. – Все, что ты захочешь, – говорит он ей. Ее глаза сверкают от волнения. – Что угодно? – Что угодно, – соглашается Какаши, улыбаясь ее предвкушающему выражению лица. – А что такое, у тебя есть что-то на уме? – Ну, – Сакура слегка покачивается в его руках и смотрит в потолок. – Чего я действительно хочу… Чего я действительно, очень хочу… так это увидеть твое лицо. Она одаривает его нахальной улыбкой. Какаши не может ничего с этим поделать, он разражается смехом. – Конечно, это то, о чем ты попросишь. Она дуется, хотя, похоже, изо всех сил пытается сдержать улыбку. – Ты собираешься нарушить свое обещание? Ты сказал что угодно. Какаши качает головой, все еще посмеиваясь. Она выглядит настолько мило, что у него болит в груди. Он берет ее милое, румяное личико в свои руки и наклоняется, чтобы клюнуть в кончик носа. – Нет, обещание есть обещание. Ее глаза расширяются, как будто она не подумала, что он может принять ее просьбу. – Подожди, правда? – Да, правда, – он берет ее руки в свои и подносит их к своему лицу. – Вперед. У нее перехватывает дыхание, глаза падают на переносицу, когда она осторожно цепляется пальцами за край его маски. Какаши держит ее стройную талию, наблюдая, как она открывает его лицо. Медленно Сакура опускает маску с его носа, глаза впитывают его, маска спускается к верхней губе, а затем – нижней части подбородка, пока не скатывается вокруг шеи. Внезапный прохладный воздух офиса приятно ощущается на коже, и то, как она смотрит на него, просто сокрушает его. Он чувствует себя обнаженным. Ее губы приоткрываются, дыхание прерывается, а глаза расширяются. – Вау! Он одаривает ее кривой улыбкой. – Хорошее вау или плохое вау? Сакура сжимает его лицо в ладонях, ее глаза скользят по каждому дюйму поверхности, как будто он редкое сокровище, которое можно найти только один раз в жизни. Ее глаза встречаются с его глазами, и она выглядит ослепленной. – Не шути так. Ты… ты великолепен, правда. Это совершенно нелепо. Он чувствует, как его щеки становятся теплыми. – Несправедливо заставлять меня краснеть без маски. – Эта маска – преступление, – слегка посмеивается она, снова глядя на его лицо. – Она заслуживает сожжения. Его сердце стучит сильнее в грудной клетке. – Ты так думаешь? – Я знаю, – твердо говорит она, а затем продолжает уже мягче, – Только посмотри на себя… сделал мой вечер, просто дав взглянуть на свое лицо. Тогда он меняет свое мнение; сила притяжения не реальна, потому что в этот момент она не удерживает его. Он чувствует себя плывущим в море ее глаз, когда они встречаются с его глазами, и она медленно наклоняется ближе. – Можно… – Когда он не делает попытки отступить, она наклоняется ближе, губы нависают над его собственными. – Сделать так…? – она мягко прижимается своим ртом к его губам, мягким и теплым. Какаши наклоняется к ней, к пьянящему ощущению ее любящего рта, к восхитительным изгибам ее тела. Его губы приоткрываются для ее губ, двигаются вместе с ее губами, пока он не чувствует головокружение, слишком сильное, чтобы продолжать. Он отклоняется назад, чувствуя одновременно тяжесть и легкость, опьяненный ее запахом и вкусом. – Да, – хрипит он, уже наклоняясь к ней снова. – Можно… и мне так сделать? Его рука погружается в волосы на ее затылке и запрокидывает ее голову. Их губы встречаются снова, болезненно мягкие. Он ласкает ее губы языком и смакует каждый выдох, который извлекает из нее своим поцелуем. И снова он отстраняется, когда его мысли начинают плавать, и облизывает губы, на которых остался ее вкус. Ее глаза распахнулись, чтобы рассмотреть его сквозь туманный изумруд. – Да, – повторяет она шепотом, поглаживая его щеку большим пальцем и делая судорожный вдох. – Еще раз, пожалуйста. Их губы снова соприкасаются, и он был бы рад целовать ее до потери сознания, если бы в дверь не постучали. Он отстраняется, тянется к маске. Сакура тут же отходит от него. – Войдите, – зовет он, чувствуя себя взъерошенным. Шикамару просовывает голову в дверь. – Хокаге-сама, я ухожу. – Хорошо, спасибо за сегодня, Шикамару-кун, – говорит Какаши настолько спокойно, насколько это возможно, когда вкус Сакуры все еще окутывает его язык, как наркотик. – Увидимся завтра. Шикамару уходит, снова оставив их одних. Он тихо откашливается, внезапно застенчиво. – Пойдем домой? – Да, пожалуйста, – говорит она, и он удивляется тому, как сильно ему хочется снова ее поцеловать. Снова и снова и снова. Он задумается позже, когда начал называть ее дом своим домом. У него есть серьезное подозрение, что дом он обрел в ней, а не в ее квартире.