Существ более разных сложно было представить. Хитрый, резкий, жестокий Локи. Милосердный, добрый, светлый Бальдр. Один был острый лёд и буйный пламень. Второй был словно редкий тихий день весны.
Локи был старше. Древнее. Он помнил Бальдра на его восходе. Уже тогда тот отличался от других богов. Те были слишком умны, чтобы быть честными, слишком глупы, чтобы не нарушать клятв, слишком стары, чтобы быть светлыми. А Бальдр был молод и странным образом сохранял эту молодость. Молодость души. Ту молодость, что не могут воскресить ни одни яблоки. Но он был тих и, хотя не казался молчуном, говорил о чем-то, что было у него на уме, куда реже бога обмана.
Локи любил новое и интересное. Любил рушить старое, чтобы появлялось новое. Любил следить, как восходят свежие ростки. И с нетерпением ждал, когда они вырастут, затем постареют и наконец умрут (порой — не без его помощи), чтобы освободить место чему-то ещё. Чему-то интересному.
Но Бальдр не старел. Он становился тише, ровнее, спокойнее. Становился всё более уставшим. Но не старел. Не дряхлел. Не
гнил.
И Локи стало интересно.
Бальдр был богом весны. Весна бывает разная.
Бальдр был тёплый. Локи никогда не мерз. Он же был ётун. Но Локи всегда чувствовал холод. Краешком сознания, кончиками пальцев он вечно чувствовал этот холод. Холод был колючий, медленно, медленно даже по меркам богов, подбирающийся всё ближе. Это был не тот родной холод в сердце, который так приятно освежал душу и разум. Этот холод был иного рода.
А ещё Бальдр нёс прохладу. Локи всегда чувствовал жар. Он обжигал искрами спину, оседал пеплом и жирной золой в горле, жёг желудок. Это был не родной весело потрескивающий костер его сердца. Тот был ярок, весел и жесток. Ведь Локи был и богом огня. Нет, этот огонь был иного рода.
Локи не помнил, когда точно это случилось. Не знал причины. Просто вдруг осознал, что рядом с Бальдром холод чуть меньше колет пальцы, а искры чуть меньше прожигают спину.
Полностью они никогда не уходили. Но Бальдр будто смирял их. И Локи было интересно, само ли присутствие Бальдра целительно и спасает даже от стихий начала и конца мира, или бог весны знает больше, чем кажет, и как-то властвует над тем, что появилось задолго до его рождения, задолго до рождения Имира и Бури.
А Бальдр не говорил Локи ничего. Он лишь тихо улыбался. И когда он улыбался губами, это никогда не отражалось в глазах. А улыбка плещущаяся в глазах очень редко добиралась до губ.
Локи Бальдр улыбался глазами.
И однажды Локи ответил ему тем же. Перестал едко смеяться и зубоскалить рядом с Бальдром. С ним он либо не смеялся вовсе, либо смеялся искренне, от всей души.
Локи не знал, заметил ли Бальдр эту перемену. А Бальдр молчал. И лишь улыбался глазами по-прежнему.
Бальдр улыбался глазами Локи и Фригг. Другим богам всегда доставалась спокойная, красивая,
правильная улыбка бога. Та, которая и была им нужна, и которую они предпочитали.
***
Так проходили столетия. Только Локи в присутствии остальных богов смеялся всё чаще резко и ядовито и всё реже весело и заразительно. Всё глубже в горло проникала зола и забивался пепел, всё выше поднимались иглы чужого холода и вот уже не только пальцы кололи они.
А Бальдр всё больше и больше уставал. Каждое столетие проходило для него как ещё одна бессонная ночь. И усталость эта копилась медленно, но неотвратимо.
А Бальдр молчал.
А Локи смеялся. Громко и резко.
***
Однажды игла льда кольнула Локи в сердце. Однажды пепел и зола заполнили все его лёгкие.
В тот день он вложил тонкий дротик в руку слепого Хёда.
В тот день Бальдр молчал особенно громко и уже не улыбался ни глазами, ни губами.
Потом глаза Бальдра закрылись. Навсегда. И больше никто не мог видеть в них улыбку. Бальдр умер.
На следующий день ледяная игла в сердце Локи ненадолго растаяла от его родного огня. В тот день искры ненадолго перестали жечь его, отступив пред родным холодом.
Локи плакал. Он плакал и скалился в беззвучном хохоте. Зубы его были острыми, а слезы холодными.
***
Когда посланец богов пришел к пещере Тёкк, она сказала, что не может плакать по Бальдру. На полный гнева вопрос посланца о том, как она смеет не плакать по светлейшему и добрейшему из асов, Тёкк ответила:
— Слезы мои кончились, когда я оплакивала детей своих. Слезы мои кончились, когда я оплакивала последнее, что у меня было. Сегодня нет у меня слёз для тебя, посланец богов. Сухими слезами будет плакать Тёкк. А теперь уходи прочь.
***
Локи вернулся в Асгард спустя месяцы. Не таясь, не боясь, будто не знал, что боги жаждут наказать его за убийство любимейшего из богов.
Он пил на пиру Эгира, желчно смеялся и оскорблял каждого из присутствующих, будто не знал, как страшны боги в гневе.
Он выл каждый раз, когда капля змеиного яда падала ему на лицо, будто яд был причиной его боли.
***
Когда пришёл Рагнарек, вырвался Жадный и вырвался Локи. Иглы льда уже давно пронизали сердце Локи насквозь. Пепел и зола давно заменили ему органы и заполнили нутро. А яд змеи капал теперь из глаз вместо слёз.
И Локи умер.
Все боги умерли. Все великаны умерли.
Лишь новое поколение богов чудом уцелело. Оно было молодо. Оно ещё не постарело, не подряхлело, не
сгнило. И потому оно ещё было живо.
А потом к жизни вернулся тот, кто так и не постарел и его невольный убийца. Не держал Бальдр обиды на брата и улыбался Хёду глазами.
***
Локи обратился в пепел и лёд. Бальдр видел отблеск его глаз во льду, его черты в языках пламени и тающих узорах дыма. Но самого Локи не было. Он не вернулся. И Бальдр не понимал почему. Локи ведь тоже не старел. Он ведь был такой живой, такой огненный, такой трескуче-ледяной... Таким бог весны запомнил его.
И потому Бальдр надеялся. Ловил взгляд во льду, всматривался в языки пламени.
Он ждал.
