Саша в шкафу

— Фоткай. — Так нормально стой. — Нормально я стою, — это был по своему теплый день. Ветер, главный тролль, всегда дул в лицо. несмотря на то, что весна была в самом разгаре, тротуары покрывались тонким слоем льда. То в холод, то в жар, как говорится. Женя в своих сетчатых колготках, конечно, была секси, но стоять и ждать когда молодой человек соизволит принять приличную позу холодновато. — Это ненормально, — все же это было весело, вот так беззаботно стоять под ветром и пытаться сфотографировать вертящегося Сашу. Без зубрешек и сигарет они выглядели, достать своему возрасту, маленькими и глупыми. Готочка и нарик, только веселые. — Скучная ты, — буркнул Саша, всё-таки застывая в позе прилежного ученика. Руки по швам, при себе букет, рубашка, галстук и брюки со стрелками, не видно только, что сзади они покрыты толстым слоем грязи, прямиком из ближайшей лужи. Вылитый отличник. Стоит, улыбка до ушей, будто реально отличник и совсем не его на второй год хотели оставлять. — Во, — протянула женя, прицеливаясь. Она как настоящий фотограф, сделала пару шагов вперед, примеряя ракурс и чуть присела, чтобы свет красиво падал на чужие белые волосы. — красавчик. На свидание со мной пойдешь? — Еще чего, — усмехнулся Саша. — я уже жалею, что на фотку согласился. Женя посмотрела на полученный результат. Зря он так, фото праздничное, да еще и единственное, у Саши фоток почти нет, только такие, на которые его приходится уламывать. — Теперь со мной, — Саша встал рядом, высунул язык. Женя повторила, надо было выглядеть гармонично. Щелчок, телефон сообщает, что места на памяти нет, даже для фотки. — Да блять, — Женя с досадой закинула телефон в сумку. — зашквар. — Да не расстраивайся, — Саня шел нарочито медленно, он, тварюга, та еще шпала, Женя с трудом могла его догнать. — На твой сфоткаемся, — завернули за угол. — когда найдем. В ответ на согласие Саши по уличным просторам раздавалось радостное «эшкере» На выпускной они опоздали, получили нагоняй от учителей. Весь класс наблюдал за тем, как их двоих отчитывали за опоздание даже "в такой значимый день их жизни. Выпускной! Вы выходите во взрослую жизнь!" Еще грустную рожу скорчили, будто не ждали этого дня все девять лет. Женя с этого только смеялась, а Саша поправлял галстук и всем своим видом выражал высшую степень удивления, мол, выпускной? Сегодня? Ленты повязывали. Красные такие, с золотистой надписью «выпускник». Крепили на булавки, кое как, криво косо, но крепили. — Колхоз, — Женя повертелась перед зеркалом. Саша чуть позади просто стянул с себя это несчастье дизайнеров. Потом линейка, речь скучна, длинная, душевная. — Я щас расплачусь, — прокомментировал Саша, наклонившись к самому уху Жени, и театрально смахнул несуществующую слезу. Бал, еда, музыка, только та, которую пропустила цензура. Жене удалось утащить Сашу в танец и покружиться по залу. Он, как настоящий джентльмен, смеялся от души, жаловался на отдавленные ноги, хотя сам оставил Женю без целых пальцев. — Ну ты прям леди, — сказал он, когда весь класс загнали фотографироваться. Женя опустила голову, посмотрела на подол своего короткого черного платья и усмехнулась. Не ее оно, совсем не ее. Ей надо высоко, на крыше, сигареты, зажигалки, бутылку с неизвестной жидкостью. Нужна ее любимая худи, длинные и тяжелые разговоры о всяком. Смотреть на темные уголки сознания и города, наблюдать за умирающим голубем, который не пережил стычке с кошкой. — Я всегда леди, — ответила она и выпрямила спину. На фото надо быть красивой. А потом они убежали, пропустили награждение, все равно ни у кого аттестата нет, только осенью экзамены писать будут. Закурили сигареты, прошлись по парку. Там уже темно было, но людно. Кто-то поделился бутылкой со странным содержимым. Выпили. Встретили знакомых, сыграли партейку. — Черт, — выругалась Женя, когда к концу игры у нее на руках осталось десяток карт. — Не везет в картах, повезет в любви, — заключил Саша. Ему легко было говорить, он то первым из игры вышел. Оставшаяся половина не запечатлелась в памяти Жени, но на утро, с раскалывающейся головой и в замызганном платье, она проснулась с улыбкой на губах. А потом Саша умер, только фотография и осталась. *** На улице холодно. Солнце не успело зайти, а вечер уже наступил. Люди шатались из стороны в сторону, плетясь со своих работ. Дождь моросит, лужи заливались в ботинки, на брюках оставались грязевые разводы. Саша шел, разглядывая свое отражение в лужах-зеркалах, словно пытался увидеть там ответы, но вместо этого видел только радужные разводы от бензина. Зрелище удручающее. Где-то позади плелась тревога, медленно перебирая лапами. Она, тихая, медлительная, но до ужаса сильная, прицепилась к Саше еще там, на кладбище. Прицепилась и никак не уходила, Саша надеялся, что его любимые друзья спугнут эту заразу, но не вышло. Уже как битый час они шатались с одной улицы на другую никак не могли подобрать порт для отдыха, все кому-то не нравилось. А Саша и рад, кажется, если он остановиться, эта тревога-громадина доберется до него, поглотит и… Саша старался не думать о вчерашнем дне. Он старался в принципе не думать. Никогда. Но теперь эта была необходимость, а не привилегия бессмысленной жизни. Ходил, вслушивался в разговоры друзей так, словно они несли тайное знание, которое спасет его от всех проблем. Рядом с Тимуром держался, чтоб поспокойнее и пошумнее было, пока тот его не послал липнуть к кому-нибудь другому. Фотография казалась везде. На подъезды смотреть больно, все как один, точь-в-точь как на снимке. Выкинуть побоялся, навеяло суеверие, вдруг за ним придет, этот, Сашка Антоновый, обидется. Так и таскал в кармане брюк, уголок то и дело впивался в бедро, словно нож. Острый настолько, что один неверный шаг может оставить его без ноги. Упадет и все, не встанет. Впрочем, потерять возможность вставать он может и без помощи холодного оружия, Тимур поможет. — Сашка, не тупи, — в голову прилетел «легкий» щелбан. — задерживаешь. — Ага, — буркнул Саша, потирая лоб, всё-таки «легкий» от Тимура ощущался довольно сильным. Он всегда говорил, что друзей по-серьезному не бьёт, только по нарошку. Легонько. Стало как-то обидно, сразу вспомнилось, где недолюбили, недокормили и не дождались. Нет бы Тимуру спросить что с Сашей, поинтересоваться, может, у него голова болит или еще что похуже. Саша зашагал быстрее, наверное назло, стараясь обогнать пацанов и идти далеко впереди. Настроение у него в последнее время такое же переменчивое как погода. То ли так влияет весна, то ли путешествия в шкаф не обходятся Собакину без последствий. Остановились около заброшки, на поваленных деревьях. Сел Саша в отдалении, пробрался в небольшой уголок и теперь его с трех сторон окружали ветки. Он сидел, насупившись, с лицом, выражающим высшую степень недовольства. Вспоминал улыбающегося Сашу с фотографии. Его же кто-то фотографировал, он кому-то улыбался. А Саше сегодня некому улыбаться, вон, сидит Даня, глаза косит, да только ему одному до Саши есть дело. Еще тот Саша красивый, ухоженный. Когда Собакин в последний раз держал в руках цветы? Волосы спутанные, одежда потрёпанная, уже, наверное, провоняла так, что находиться рядом невозможно, а тот стоит, улыбается. — Я такую штуку нашел, ахуеете, — Леша произнес это настолько громко, что Саша вздрогнул от неожиданности. За разговором он не следил, поэтому от чего и когда ахуевать представления не имел. Леша, тем временем, лапал все свои карманы, коих было немало, в поисках той самой штуки. Вообще узнавать не особо хотелось, настроение совсем испортилось. Себя жалко, никто его горя не заметил, другого себя тоже жалко, тот вообще умер. А Леша со своими штуками. Саша попробовал произнести слово одними губами. Штуками. Кривое, неприятное, убогое. Теперь узнавать о чем это говорит товарищ совсем расхотелось. Саша отвернулся. Леша тем временем, обляпав все свои тайники, торжественно вытянул руку перед собой. — Кайфовая, — прокомментировал он свою вещицу. Вокруг пробежало удивление, на которое Саша тут же среагировал. Штукой оказался пакетик, полиэтиленовый, небольшой такой, обычно там мелочёвку хранят. В этот раз содержимое состояло из белой субстанции порошкообразного вида. На стертый мел похоже. Первым очнулся Тимур, выхватил пакет из рук друга и покрутил перед глазами. — Где взял? — Связи, — весело протянул Леша. — Неплохие связи, — Даня потянулся к пакету, но Тимур отдернул руку. — у Васикова что-ли? — Ага. — Ну так, пробуем? — торопил Леша. Он так воодушевился идеей, что подскочил с места и уже шагал из стороны в сторону. — А это безопасно? — задал вопрос Саша, пристально рассматривая наркотик. На вид безопасно, порошок как порошок, но уроки обж он не пропускал и хорошо запомнил пугающие истории о наркоманах с гниющими ногами. — Ну мы ж по чуть чуть, — уверил Леша. — нормально все будет. — Сам то давно на ней сидишь? — Гриша выдвинулся вперед, всматриваясь в глаза Леши. — Не, — протянул Лёша в ответ. — я только начал. Саша с удивлением посмотрел на друга, и когда тот на наркотики подсесть успел? Вроде всегда таким был. — Ладно, погнали пробовать, — скомандовал Тимур, первым поднимаясь с земли, за ним проскакал Леша. Саша так и остался сидеть, не решаясь подняться. Что-то внутри яростно кричало, что идея не из лучших. — Саш, чего сидишь? — Тимур подошел к Собакину и закинул руку на плечо. Тяжелая. — Он совсем скис, — подметил Гриша. — Вот как раз и раскиснет, — Тимур присел на корточки, на уровень Саши. — вставай давай. Смотрел пристально, прожигающее, пугающе. Саше это нравилось, он бы так еще долго просидел, но не получилось. — Как знаешь, — бросил Тимур и развернулся, пошел. Это звучало как разочарование, личное предательство, стена, которую Саша возвёл. Собакин пошел, побежал следом за всеми, стараясь не выглядеть как нашкодивший ребенок. — Какими судьбами, — заулыбался Лёша. — а я то думал, потеряли пацана. — Расслабится хочу, — ответил Саша, за что получил ухмылку Тимура. В груди потеплело, почему бы ему и правда не расслабиться. Жизнь не просто идет ко дну, а уже достигает ядра земли, разве ему есть что терять? Тревога улыбалась из-за угла, Тимур улыбался также. *** Саша не спеша прогуливался по городу. Слева стояли заброшенные дома, справа больница. Солнце, заходящее за горизонт, приятно пекло макушку. Ветер, почти ледяной, напротив, заставлял трястись от холода. В стороне лаяла собака, из окна больницы орал ребенок. Саша засмеялся, ребенок ревел смешно. Перед ним, чуть не сбив, пробежала пара мальчишек, от них так и веяло запахом кириешек. Захотелось есть. Цепочка сложилась быстро и вот, уже через десяток минут, Саша выходит из шкафа. Где Антон, там еда, Тяночкин с ней в комплекте идет, а еще с кошкой, пушистой такой. Выйти изящно не получилось, ноги сплелись в тугой узел и Сашино тельце с грохотом повалилось на пол. — Антон, что случилось? — это, кажется, мать, кажется, с кухни. — Все нормально, — ответил Антон. Ответил он громко, оглушительно, да еще и прямо над ухом Саши. Пришлось зажать уши. — Приветик, — поздоровался Саша, продолжая держать уши закрытыми. В глаза светила лампочка. — Ты в порядке? — ответа не последовало. — Саша, — на плече легла чужая рука и начала трясти, пришлось открыть глаза. — Я, — Саша на секунду задумался, посмотрел на Антона. Он затмевал собой свет лампы, наклонился, в глаза смотрел. А глаза у него красивые, Саша не различил какого света, но они точно были красивыми. И нос аккуратный, и волосы отросшие, спутанные, но на вид такие мягкие. — ты красивый. Антон посмотрел на него с удивлением, присел рядом на корточки, наклонился ближе. — Что-то случилось? — Саша мотнул головой. — тогда почему ты пришел? Этот вопрос заставил задуматься, правда, чего это он… — А, — вспомнил. — есть хочу. Взгляд Антона можно было сравнить со взглядом Тимура, непонимающий, вопросительный, он словно кричал Саше в лицо «ты что, тупой?». — Ой, извини, — тут же спохватился Саша. — это не обязательно, я просто, — неуклюже сел на пол. — зашел тут, но сейчас уже уйду. — Щас принесу что-нибудь, — остановил его Антон и спешно покинул комнату. Саше это показалось смешным. — Тихо, родители дома, — вернулся Антон на смех. Пришлось прикрыть рот. Саша не стал предпринимать больше попыток подняться, у Антона в комнате всегда тепло. Рядом прогуливалась гречка, он погладил ее против шерсти, за что получил когтями по руке. Потолок почти белый, неровный, с лампочкой посередине. Черный провод портил всю картину, кривился, полз до самой стены и только потом уходил в белый каркас. Полы не мыли давно, нос щекотало от пыли, но Саше не хотелось забрызгать такую красивую комнату своими слюнями, пришлось его зажать. Антон тем временем как раз вернулся, не один, а с тарелкой гречки. Только приготовленной, с тонким запахом вкусной еды. Саша оживился, приподнялся на локти, обернулся. — А ты чего лежишь? — на Антоне домашние штаны и растянутая футболка, с высоты пола он казался выше, чем был на самом деле. Свет лампочки окружал его голову. — Ты святой, — подметил Саша, а только потом взглянул на тарелку. Точно святой. Антон с недоверием покосился на Сашу, а Саша косился на тарелку. — Ты под чем? — спросил Антон, откладывая тарелку в сторону, Саша проследил за ней с досадой. — Не знаю, Леша просто дал, — легко раскрыл свой секрет Саша, где-то вертелась здравая мысль, о том, что говорить это было лишним, но она была слишком тихой. Антон изменился в лице, будто призрака увидел. Посмотрел на Сашу своими большими глазами и подошел ближе, стал рассматривать. Так обычно рассматривают на приеме у врача. Тщательно, щепетильно, с каким-то профессиональным интересом. Саше такое внимание нравилось, он чуть повернул голову, чтобы смотреть было удобнее, лицо у Антона забавное. — Не шутишь, — прозвучало испуганно, Антон выглядел так, будто вынес смертный приговор. Саша его трагедии не понял, попытался улыбнуться, подбодрить. — Есть немного, — виновато протянул он. — но ничего страшного, мне хорошо. Сашу потянул вверх, привели в вертикальное положение. Прикосновения обжигали, но были настолько приятными, что, потянувшись за чужими руками, Саша чуть не свалился обратно. Антон зыркнул откуда-то снизу, ему держать тушу было не легко. — Нормально стой. А лучше сядь. Спорить Саша не стал, сел. Антон рванул к компьютеру, начал тыкать по кнопкам, открывать страницы, закрывать и открывать что-то еще. Свет экрана ударил в глаза, пришлось зажмуриться и перестать пялиться на Тяночкина. — Так, — произнес Антон через пару минут. Саша вздрогнул, уже успел задремать под мерное тиканье часов и стук пальцев по клавишам. — Тебе спать надо. — А гречка? Антон посмотрел на кошку, стукнул себя по лбу, отдал Саше тарелку. — Тогда ешь, а потом спи, — такой вариант Сашу устроил. Его мало что волновало, главное, что гречка была вкусная. — Спасибо, — искренне поблагодарил он, не обращая никакого внимания на Антона, который буравил его взглядом. *** Утро не из приятных. Саша проснулся на мягкой кровати, под теплым одеялом, но с жуткой головной болью. Тошнило, вчерашняя гречка просилась наружу. Первым делом надо было встать, желательно умыться, а еще желательнее вылезти из этого тела. Рука онемела от того, что Саша задавил ее во сне, волосы залезли в рот. Для того чтобы поднять, где он находится, понадобилось не так много времени, как найти хозяина места, в котором он находится. Антон нашелся на полу. Расстелил коврик, свернулся калачиком. Даже подушку не взял. На столе немытая тарелка гречки, на кровати остались следы грязи от запачканных брюк, а внизу клубочком свернулся хозяин комнаты. Вокруг тихо, часы показывают десятый час утра. Светлые мысли начали приходить к Саше в голову, и первым делом он накрыл Антона покрывалом, потом схватился за гречку, надо мыть пока это возможно. Зашагал к кухне, остановился, вспомнил, что вообще-то он гость незваный. Поставил тарелку. На дверце шкафа расположилось зеркало, из него на Сашу смотрело чудовище. Лицо красное, под глазами синяки, волосы превратились в гнездо и кажется, уже ничто не сможет их распутать. Футболка съехала с одного плеча, открывая бледную как мел кожу. Саша отшатнулся, провел рукой по лицу. Правда он. Ущипнул. Больно. Не сон. Поправил футболку. Не помогло. Мозг работал изо все сил, но Саша никак не мог понять, что в собственном отражении его так смущало. Даже фотографию достал, ту, другого себя. Хотел сверить. Над головой загорелась лампочка, до него дошло ужасное осознание произошедшего. Взгляд сразу устремился на Антона, вот к этому мальчику он ввалился обкуренный для того чтобы халявно пожрать? Копия с фотографии улыбалась. Да, к нему. Фотография полетела на пол, улыбка выглядела устрашающе, Саша так улыбаться не умел. Антон продолжал мирно сопеть на своем коврике, покрытом кошкиной шерстью и наверное, уже видел десятый сон. Осторожно приподняв его голову Саша подложил под нее подушку, хотел хоть как-то исправить положение. Волосы у Тяночкина мягкие, не как Сашина солома. Около ноздрей остались песчинки вчерашнего безумия, Саша стер их краем футболки. Хотелось умыться, желательно натереть тело мылом до дыр, а потом сжечь кипятком. На себя смотреть стыдно, да даже находиться в самом себе — сплошной стыд. Где-то стучалась жалость к себе и обида на судьбу, Лешу, Тимура и весь мир, но стыдно было только перед Антоном. Было решено совершить побег по английски, как настоящий трус Саша на цыпочках пробрался к шкафу и заскрипел дверцами. — Саш, в следующий раз, когда будешь под кайфом, не приходи, пожалуйста, — пробурчал Антон не открывая глаз. Саша застыл, сердце ушло в пятки. Легкие сузились до размера горошины, руки из-за всей силы сжали дверцу, ожидая продолжения. — Извини, — пролепетал он, пытаясь заставить свой язык поворачиваться и проговаривать буквы. В комнате повисла человеческая тишина. Все шумело, вертелось, бегало, жило, все было живым. Кроме людей. Антон молчал, кажется, провалился в сон, напрочь позабыв о своем госте, а Саша не мог сделать и шага не развалившись на части. Убедившись, что больше ничего он не услышит, Саша рванул к себе. Получилось крайне неуклюже. Со стороны Антона послышались копошения, но Собакин проигнорировал их. Бежать, только бежать. По парку промчался, так сказать, с ветерком. Шел куда-нибудь, быстро, далеко, а главное надолго. Ну надо же было чему-то пойти не так, а в Сашином случае, вообще всему. Умение сделать паршивый день самым паршивым у него было с детства, мать на эту особенность часто жаловалась. Вот только тогда все было не настолько колокольным. Пить пробовал, курить тоже, еще лет в двенадцать, даже бросить один раз успел, но не надолго. Наркотики — дело другое. Они всегда казались страшными, ужасными, убийственными и все прочее, что писали в учебниках. Но вот, он идет, на своих двоих, которые кстати, так и не отвалилась. Саша пнул камень, нет, он не настолько тупой, чтобы верить байки о том, как это все безопасно. По крайней мере сегодня. За камнем нашлась еще одна проблема — пострадавшие пальцы. Тревога пряталась за следующим, теперь еще большая, чем вчера. Она точно знала когда появиться, подбирала самый неподходящий момент, чтобы сделать Саше как можно хуже. Но ей и стараться не надо было, он сам прекрасно справлялся. Вчерашний день следовало бы вспоминать с отвращением и ненавистью, но помнилась только легкость, цветная, светлая, живая. Невероятный контраст с серым небом, которое мог видеть Собакин сейчас. Вчера на него светило тысяча прекрасных солнц, люди ходили и улыбались. Сейчас было холодно, а вокруг даже не намека на улыбки, да что там улыбки. Саша ненавидел это утро и каждый, кто проходил около него — тоже. Его окунули в ледяную воду и оставили там, домерзать. Засунув руки в карманы Саша поплелся искать своих товарищей по несчастью с надеждой узнать, каким же образом он потерялся от них настолько, что дошёл даже до Антона.