Анатомия падения

Лондон затопили дожди. Серая завеса туч низвергала на землю тонны воды, и несколько дней подряд не было видно ни проблеска солнца. Потом оно всё же ненадолго вышло, позволяя городу передохнуть, но слишком быстро всё повторилось заново. Тёплая влажность окутывала Гарри постоянным коконом, воздух казался липким, дышать было тяжело. Он днями не закрывал окно в гостиной, наложив на него чары, чтобы вода не заливала пол, но ему всё равно постоянно было душно. Он исправно продолжал делать вид, что всё в порядке. И, судя по тому, что пышущая праведным гневом Гермиона всё ещё не появилась в его гостиной, пока это получалось успешно. В каждом письме она исправно приглашала его погостить, в каждом ответе он исправно отказывался. Сейчас не время. Не время и ходить в бар с Роном, не время ужинать с Блейзом, не время видеться с семьёй Уизли, не время возиться с Джеймсом. Гарри казалось, что его тоска и боль всё ещё такие сильные, что могут накрыть их всех, ещё и свободное место останется. Он не хотел их обременять. Он вообще ничего не хотел и практически перестал выходить из дома. Он много курил и часто уходил в себя, глядя то в стену, то в потолок, то в невидимую точку где-то вне окружающего пространства. Его разъедали мысли. В какой-то из дней, наполненных шумом дождя за окном, он достал из шкафа запылившийся Омут памяти, который достался ему в наследство от Сириуса, и слил в него воспоминания последней встречи с Малфоем. Поддавшись искушению, Поттер пересмотрел их, пытаясь отрешиться от навязчивой тесноты в груди, и попытался проанализировать увиденное со стороны, найти что-то – он сам не знал, что. Он пересмотрел их во второй раз, в третий, в четвёртый. Вскоре это превратилось в дурную привычку. Воспоминания не дарили облегчение, они просто затягивали его ещё глубже в депрессию. Он заставлял себя злиться, но ничего не получалось. Заставлял ненавидеть, но не мог. Заставлял почувствовать хоть что-то, но не находил в себе сил на малейшую эмоцию. Его затапливала пустота. И отрезвить и хоть как-то привести его в чувство могла только физическая боль. Однажды вечером, сидя на полу в гостиной, Поттер занёс палочку над предплечьем. - Seco. Тонкая кожа разошлась, выпуская струйку бордовой крови. Гарри заворожённо наблюдал, как она вытекает и крупными каплями падает на пол. Рану саднило. - Curo. Кожа стянулась, от пореза осталась лишь порозовевшая полоса. - Seco. Он углубил порез, боль стала сильнее, и это чувство было приятным. Оно отрезвляло. - Curo. – Гарри усмехнулся, вслушиваясь в дождь за окном. – Seco. Один, два, три. - Curo. – Когда-нибудь он закончится, и снова выйдет солнце. – Seco. Один, два, три, четыре. - Curo. – Когда же он закончится? – Seco. Один, два, три, четыре, пять… - Curo. – Когда это всё закончится? – Seco. *** Блейз Забини никогда не считал себя чувствительным человеком. Работая колдомедиком и каждый день наблюдая за десятками людей, нуждающихся в помощи, невозможно сохранить разум, если у тебя тонкая душевная организация. Он был не чувствителен к боли и страданиям чужих людей, и уж тем более не страдал от каких-либо предчувствий. И тем не менее с самого утра он по непонятной причине ощущал беспокойство. Оно засело где-то глубоко в подсознании и не давало сосредоточиться весь день, беспощадно отвлекая его от работы. - Ты просто устал, - сочувственно сказала Панси, когда за обедом он пожаловался ей, что день проходит из рук вон плохо. – Когда ты в последний раз брал выходной? - Давно, - честно говоря, он даже не помнил точный день. – Слишком много работы. - Её всегда много, - поморщилась подруга. – Никто не умрёт, если ты один день проведёшь дома. - Это как раз не факт. Блейз пил кофе, думая о том, что, возможно, Панси права. Ему стоит отдохнуть. Просто выспаться и валяться в постели до тех пор, пока плохо не станет. А потом можно зайти к Поттеру, вытащить его наконец на белый свет, развеяться, просто шатаясь по Лондону. Поттер его беспокоил. Он каждый раз отказывался от любого предложения увидеться, а последнее письмо и вовсе проигнорировал. Может быть, стоит сегодня уйти пораньше и без предупреждения наведаться в гости? Блейз поморщился от одной мысли нарушить правила приличия – он не так воспитан. Вернувшись в клинику, он отправил Гарри больничную сову с запиской, что придёт на ужин («Отказ не принимается, Поттер») и занялся очередным пациентом. Тянущее беспокойство, казалось, только усиливалось. Ещё и грёбаная птица вернулась без ответа. Уйти пораньше, конечно же, не получилось, и Блейз весь извёлся, когда коллега-колдомедик, перехвативший его буквально у выхода, завёл беседу о магловских методах реабилитации пациентов с нарушениями функциональности опорно-двигательного аппарата. Он успел выкурить несколько сигарет подряд, пока глубоко уважаемый им целитель в восхищении рассказывал, как далеко продвинулись маглы и сколько всего следовало бы у них позаимствовать, но Министерство, Блейз, вы же понимаете, они слишком осторожничают в этих вопросах. Тщательно скрывая раздражение, Блейз слушал и вежливо кивал, пока колдомедика наконец не вызвали по громкой колдосвязи в реанимацию. Забини вместе с ним вернулся в клинику и стремительно направился в противоположном направлении – к каминному залу. Он надеялся, что Поттер не закрыл от него камин. Затворничать он, может, и затворничал, но хотелось верить, что не до такой степени. - Гримаулд-плейс двенадцать, - чётко произнёс Забини, шагнув в камин, и через секунду вышел в гостиной цвета бургунди. Он не сразу сфокусировал взгляд и сначала не поверил в то, что увидел. - Curo. Привет, Блейз. Поттер даже не удивился – смотрел на него ничего не выражающими глазами, рядом с ним расплывалась лужа крови. - Что ты… Ты… Поттер, ты охуел? Молниеносно собрав части картинки в одно целое, Забини практически рухнул перед ним на колени, не обращая внимания на то, что брюки сразу стали влажными от пропитавшей их крови. Он схватил Гарри за руку, рассматривая тонкий розовый шрам. - Ужинать будешь? - Ты, блядь, в своём уме? – прошипел Блейз. – Ты что, вены резал, придурок? - Всего лишь предплечье, - пожал плечами Гарри, всё так же безразлично глядя на него. - Идиот. Отстранившись, Забини взмахнул палочкой, накладывая несколько диагностических заклинаний подряд. Значительная потеря крови, общее истощение организма, депрессивное состояние. - Сколько раз ты так сделал? Вопрос предсказуемо остался без ответа. Поттер был не в себе. Зелёные глаза с тёмными кругами под ними пугающе выделялись на бледном лице. По обветренным губам скользнула слабая, ничего не выражающая улыбка. - Если ты сейчас скажешь, что ты в порядке, я тебя ударю, - предупредил Блейз. Гарри покорно промолчал, утыкаясь взглядом в пол. - Ты испачкался. - Это ты тут развёл. – Раздражённо бросил Блейз, взмахом руки невербально убирая с пола кровь. – Ты вообще понимаешь, что это не шутки? Ты резал себя. - Заживёт. - Я тебя точно ударю. - Не злись, я и правда в порядке. - Поттер, - сквозь зубы процедил Забини, - я тебя предупреждаю. Ещё одно слово, и я отрежу твою чёртову руку. Гарри усмехнулся, а потом вдруг в голос засмеялся. Надтреснуто, громко и страшно, как будто так долго держал в себе этот смех, что он забродил и превратился в безумие. - Гарри… Блейз привлёк его к себе, крепко обнимая, и, пытаясь подавить дрожь, слушал, как тот смеётся. Поттер уткнулся лбом ему в плечо, обнимая себя обеими руками, и трясся от леденящего душу хохота. Поглаживая друга по волосам, Забини успокаивающе покачивал его из стороны в сторону, терпеливо ожидая, когда пройдёт приступ истерики. Через бесконечную череду минут смех сменили всхлипы, и Блейз отрешённо отметил, как рубашка на груди намокает от слёз. Тихо вздохнув, он только сильнее прижал к себе дрожавшее тело, перемещая руки на спину, мягко поглаживая выступающие позвонки. Гарри цеплялся за него, выплёскивая всю боль, копившуюся так долго, подавляемую и заталкиваемую на самое дно души. Он чувствовал, как она отпускает, разжимает тиски, выталкиваемая звенящей в ушах пустотой. Когда Поттер немного успокоился, Блейз помог ему лечь на диван и накрыл пледом. Он всё ещё тихо всхлипывал, но почти не сопротивлялся, когда Забини влил в него два пузырька зелий – Кровевосстанавливающее и Успокоительное – принесённых из лаборатории на нулевом этаже. - Тебе нужно отдохнуть, - присев рядом, сказал Блейз. – Я принесу нам ужин. А ты пока поспи, хорошо? – Гарри кивнул, не открывая глаз. – И никаких фокусов, Гарри. Я тебя предупредил. Брюнет ничего не ответил. Наложив на него заклинание демонстрации состояния, Блейз убедился, что тот уснул, и судорожно вздохнул. Напряжение, в котором он находился с того момента, как перешагнул низкую решётку камина, медленно отпускало. Мужчина с удивлением обнаружил, что у него дрожат руки. Прикрыв глаза, он медленно посчитал в уме до десяти, стараясь глубоко и ровно дышать. Чёртов Поттер… Никто и никогда не заставлял его так нервничать. Никто и никогда так его не беспокоил. Ни один пациент не заставлял его чувствовать себя таким растерянным и беспомощным. Отрешённо осматривая гостиную и размышляя, куда отправиться за едой, Блейз наткнулся взглядом на Омут памяти. Серебристый блеск хранившихся в нём воспоминаний притягивал с такой силой, что Забини не смог сдержаться и любопытно заглянул. Шестое чувство настойчиво подсказывало нечувствительному человеку, что он обязан увидеть то, что там вихрилось серебряными нитями. «Прости, Гарри», - мысленно извинился за своё любопытство Блейз и нагнулся ниже, погружая лицо в прохладную дымку. Блейз Забини никогда не считал себя чувствительным человеком. И эмоциональным тоже не считал. Но то, что он увидел, заставило его кровь закипеть такой яростью, что, вынырнув из Омута, он едва сдержался, чтобы не разбить его. - Малфой, сука… Гарри не слышал злобного шипения. Пребывая в лёгком забытье неглубокого сна, он не увидел, как Блейз стремительно пересёк комнату и вышел из его дома, аппарируя прямо с порога.