Главное здание Высшего Совета.
Зал Советов.
Его серые глаза сверлят возвышающуюся за круглым столом женщину. Сильную, уверенную. Она ведёт игру хитро, дёргая за ниточки, что так трепетно и долго обвязывала на руки каждого члена собрания. Британец нервно крутит перстень на большом пальце. Вслушивается в каждое слово, надеясь уловить ошибку, подловить, схитрить. Но речь сложена безупречно, её голос и подача посоревнуется с многими дикторами и диктаторами. Подумать только, два похожих слова имеют настолько разный смысл. Воздуха не хватает, ему приходится чуть распустить утягивающий шею галстук. Внушительных размеров зал почему-то начинает казаться ему малюсенькой клеткой, постепенно оставляющей всё меньше места на хоть какие-то действия. Когда его локтя осторожно касается женская ладонь он ощутимо вздрагивает, смотря в сторону супруги. — Honey, the meeting is over, — несмотря на то, сколько лет она знает и изучает общепринятый язык, французский акцент никогда не отделается, выдавая истинное происхождение. С губ срывается облегчённый выдох. Многие уже покинули зал, скрываясь в высоких дверях. Многие из них останутся здесь на несколько суток. Обсуждение новых изменений, заключение союзов, обмен ресурсами, подписание договоров, у каждого есть свои дела, то, что нельзя обсудить за общим столом, или просто то, чему не хотелось бы придавать огласку. В опустевшем зале стало ощутимо легче дышать. Зарываясь пальцами в каштановые волосы, мужчина утомлённо выдыхает. — We need to talk to several EU members, — женщина смотрит на него несколько секунд, прежде чем положить на стол папку, что до этого так трепетно прижимала к груди. Мягкие, почти бархатные на ощупь ладони обхватывают его лицо, заставляя поднять на неё глаза. Сколько нежности в этом взгляде. Британец сжимает её запястья с аналогичным трепетом. Он безумно хотел не посещать это собрание. Не видеться с ней как можно дольше. Ничего не знать о ней. И всё же судьба к нему неизмеримо строга́. Когда-то их небольшое, приватное общество, уже осудило его за избегание собственного ребёнка, за холод и отстранённость. Но что он мог? Как ему принять того, кто с тем же холодом отдаёт приказ о казни, убивает меньшего лишь из-за личной выгоды. Она предала собственных друзей, принципы и нормы своей семьи, ослушалась отца. А он знал, прекрасно знал, что это произойдёт. Любая из стран, особенно те, кому пророчат чудовищный триумф, рано или поздно покидают свою семью. Оставляют позади все связи и привязанности, отстраняются от мира. Она вступила в опасную политическую игру, а он из неё уже очень давно вышел. Опуская ладони жены, мужчина сжимает челюсть. Поправляя костюм поднимается со своего места. Однако стоит ему сосредоточиться, как по спине бежит рой холодных мурашек. За пару секунд до того, как услышит этот голос, он чувствует её. — William, we need to discuss the situation with several «isthmuses», — Францис сглатывает слишком ощутимо. Пусть её лицо остаётся приветливо-спокойным, внутри поднимается неприятное чувство, сжимающее горло до спазма. Высокая, хмурая, по-деловому сдержанная, эта девушка — их потерянная дочь. Ребёнок, которого они с таким трепетом ждали. Которого любили и лелеяли, подобно хрупкому цветку, родившемуся в открытом поле холодной зимой. — Amelia… — голос треснул, дрогнул. Она не изменилась в лице, словно ей было безразлично его метание, словно не он избегал своего ребёнка почти столетие. Но внутри её души горел болезненный, испепеляющий огонь. Своим чёрным пламенем он испепелял все светлые чувства, сжигал воспоминания, оставляя на стенках души лишь чернеющую копоть горечи и обиды. Она не покажет, не посмеет, не рискнёт, не позволит. — Here are all the documents and my proposals for solving problems. Get acquainted, leave Weiss, she will tell me, — протягивая увесистую папку она смотрела прямо, тяжело, испытующе. Атмосфера накалялась до предела, снова становилось тяжело дышать, ком в горле мешал правильно формулировать мысли. Он только и смог, что сдавленно прошептать. — Good, — девушка отпустила руку, позволяя ему забрать документы. Удостоила кротким взглядом мать, но та прямого взгляда выдержать не смогла, торопливо отвернувшись и спрятав глаза за спиной у мужа. На лице дочери горькая ухмылка. Стремительно развернувшись девушка покинула зал. Её с особенной тоской провожали две пары виноватых глаз.Кафе «Special»
Прохладный осенний ветерок задувал под кожаную куртку. Люди на улицах выглядели совсем иначе, чем несколько недель назад. Разноцветные толстовки редели, сменялись тёплыми куртками и свитерами. Всё больше людей пряталось под капюшонами, мелькало в толпе разнообразие шарфов. Стоя у дверей кофейни, девушка смотрела на них с усталым интересом. Вне зале собраний она могла выдохнуть свободнее, не прятать свою усталость за каменной маской серьёзности. Горький привкус никотина мешался со сладким вкусом шоколада. Выдыхая облако вредного дыма она сжимала меж пальцев тонкую сигарету. Наполняя лёгкие, никотиновый смог расслаблял сознание, но не давал чувства полной удовлетворённости. Не будучи простым человеком она часто жалела о том, что алкоголь и сигареты для неё почти безвкусны. Чтобы опьянеть — требовалась поистине лошадиная норма, чтобы никотин дурил голову так же, как смертным — требовалось выкурить сразу пачку, чтобы лишь слегка приблизиться к этим ощущениям. Оглядывая скопище людей придирчивым взглядом, она сразу цепляет нужную ей фигуру. Находит почти интуитивно, по энергии. Её отголоски прорезают весь шум разнообразия голосов. Узнать энергию страны довольно легко, если знать кого ищешь. Высокий мужчина из толпы выделялся даже внешне, слишком спокойный, с дежурно дружелюбной улыбкой. Чем ближе он подходил, тем отчётливее становилось красное пятно на груди — не прикрытая пиджаком рубашка. Амелия ехидно улыбается, готовая вывалить на брата несколько родившихся шуток. Парень качает головой, а прежде, чем нахалка успеет что-то сказать, крепко обнимает её, приподнимая над землёй так просто, будто она вообще ничего не весит. — How I miss you, Ame, — его довольная улыбка и радостный голос успокаивают, возвращают на несколько столетий назад. Туда, в большой особняк, в узкие длинные коридоры, где так громко всегда звучал детский смех. В сады, где они прятались от родителей и нянек, лишь бы их не заставили идти на занятия. — And I'm Kanny, and I… — её присутствие стало для него отрадой. Родители, давно отказавшиеся от старшей дочери, старательно избегали её, что почему-то отражалось так же на младшем сыне. Кан раньше часто проводил время с родителями, навещал их, приезжал на семейные ужины. Но несколько лет назад перестал, отдалился от семьи и виделся с ними крайне редко, приезжая лишь на определённые праздники. Что стало причиной таких изменений Амелия не знала, но честно, догадывалась. Заходя в любимое кафе они уже завязывали беседу. Американка, отдалённая от их общества настолько, насколько это возможно, расспрашивала о том, что нового происходит меж странами, какие ходят новые слухи. В общей сложности ничего особо интересного она не узнала. Ещё столетие назад ходили слухи о романе Виллиама с Испаной, некоторые даже полагали, что первый его ребёнок был вовсе не от супруги, а как раз от любовницы. Разнообразные догадки и сплетни крутились вокруг русской династии. Это один из родов, которого боялись и ненавидели, однако вынужденно уважали. Совсем недавно к власти там пришёл молодой наследник, а такие триумфальные события принято обсуждать не одно десятилетие. Разнообразных разговоров вокруг его персоны крутилось море, развеять из было некому. Нелюдимый, хмурый парень держал связь лишь с родственниками и близкими партнёрами. Амелия входила в их число, однако славилась немногословностью в рассказах о своих коллегах. Занимая столик у самого окна, Кан и Аме без оглядки на лежащее на столе меню, заказали свои стандартные, любимые блюда. В ожидании еды разговор продолжился так же оживлённо, однако не так громко. Выученные манерами и опытом, они сдерживали конфиденциальность любой информации, даже если она была простой шуткой и обменом любезностей. — How's your deal with Kitan? — делая первый глоток крепкого капучино поинтересовался мужчина. Он откинулся на мягкий диванчик, раскидывая руки по спинке. С его ростом было не удобно умещаться в таких миниатюрных заведениях, однако здесь им двоим было комфортнее всего. Расположенность близь здания Советов и знание меню практически наизусть, привязывало их к этому месту. — We're still discussing the terms of the deal, but he's interested, — неопределённо качнув головой девушка всматривалась в тарелку с салатом. Перебирая вилкой еду она задумывалась о том, что не давало покоя вот уже несколько недель. — Ame, are you okay? — видя её настроение и состояние, Кан нахмурился, сверля сестру пристальным, но ненавязчивым взглядом. — Recently I was invited to one of the EU meetings, to supervise them and meet with the union itself, — поднимая на него глаза она почувствовала, как брат напрягся, малейшие колебания его энергии были ей знакомы, — What were you doing on the border between Poland and the RF? — самое страшное, что он мог ощутить от близкого — деловой холод, заинтересованность в том, что он хотел бы скрыть. Сглатывая мужчина поджал губы, отворачиваясь в сторону, не желая выдерживать этот взгляд. — Why are you interested? — голос дрогнул, выдал его волнение ещё сильнее. Девушка сама напряглась, она не хотела думать на плохое, надеялась, что это простая ошибка, однако его реакция говорила об обратном. — Have you seen him again? — ситуация ощутимо накалялась, теперь перед ним сидела не сестра, а хищник, готовый в любой момент наброситься на свою непутёвую жертву.