Проще(а)ние

Тихо поскрипывали педали старого велосипеда. Шёл мелкий дождь, и капли падали за ворот фланелевой клетчатой рубашки. Чан не чувствовал холода. Когда Минхо узнает, куда он уехал в пять утра, то наверняка убьёт его. И ведь узнает... На востоке начинал разгораться рассвет. Мысленно Чан пообещал себе взять обратно такси. На дисплее телефона — 5:36. Чан ввёл код от подъезда и, оставив велик у лестницы, помчался на пятый этаж. Там его ждали. Непонятно, зачем, но ждали. Дверь открылась, как только Чан занёс руку, чтобы постучать. — Я ждал тебя. Уджин стоял, прислонившись к косяку. Он явно не спал несколько ночей. К груди он прижимал пакет. — Зачем ты звал? Мне скоро нужно будет вернуться домой. — Я оплачу такси, только останься... Я хочу отдать тебе это. Я не имел права даже хранить это, не говоря уже о том, чтобы носить. Чай будешь? О. Толстовка. Так самая, с самым первым логотипом. К капюшону английской булавкой была приколота записка. Чан прочитает позже. — Давай лучше прогуляемся. Возьми с собой термос. Уджин заварил чай. Чан вызвал такси. До моста через реку Хан они доехали быстро. Чтобы велосипед поместился в багажник, его пришлось сложить. Обратно Чан собирал уже самостоятельно. — Смотри туда, — он указал пальцем туда, где небо из оранжевого перетекали в голубой, и положил руку Уджину на талию. Шесть утра. Они стояли совсем одни, и лишь птицы и музыка в наушниках на двоих нарушали тишину. Уджин прижался к Чану. Прохладно всё-таки. — Не думаю, что ребята смогут простить тебя. — Я понимаю. Я не заслужил прощения, а вы такого отношения. И Чан поцеловал его в последний раз. Оба почувствовали привкус соли, но не отстранились. Чан стер рукавом рубашки слезы с щек Уджина. — Мне нужно ехать, Уджин. И вопреки своим словам Чан обнял Уджина крепче. На заре на мосту через реку Ханган Уджин целовал Чана в последний раз. Чан его не простил.