«Ветер жизни иногда свиреп. В целом жизнь, однако, хороша. И не страшно, когда черный хлеб, Страшно, когда черная душа» Омар Хайям
➴
На город стелется прохладный ночной воздух. Тэхен вдыхает его, будто зависимый, силясь заставить проникнуть в самые кости, так, чтобы выветрить вонь мусора и отвратительный дым дешевых сигарет, отголосками доносящийся до него даже на крыше здания из четырех этажей. Краем глаза он поглядывает вниз: над бесконечной пропастью, сотканной из тьмы, виднеется льющийся из распахнутого настежь окошка противный ярко-желтый свет. Оттуда же доносится гогот пьяных голосов, стук стеклянных стаканов друг о друга и яростные биты второсортной музыки. На миг Тэхен задумчиво глядит на снайперскую винтовку, игриво поблескивающую в кромешной тьме: может, стоит потратить лишнюю пулю и пустить ее в лоб одному из тех жалких любителей спустить всю свою жизнь на очередные зависимости, которые и другим не дадут жить? Нет, он здесь не за этим. Усмехнувшись своим порывам, он вновь наводит прицел на окно, которое успел досконально изучить за прошедшие сутки. Сегодня – крайний срок заказа. Не пристрелит того похотливого мерзавца в алом халатике – на плаху пойдет он сам, и плевать, что за столько месяцев работы маска и скрытность въелись ему под кожу, будто игла в руках той самой заказанной цели, с предвкушающей улыбкой приближающейся к наивной девушке, все еще видящей в нем принца на белом коне. Тэхен слегка передергивает плечом: ему доводилось видеть такое не впервой. Удивительно, как по мере приближения к закату жизни каждому третьему мужчине хочется видеть с собой все более молодую, чистую лицом и необремененную личными заморочками девушку. Для таких, как этот тип, любящий брать своих жертв в состоянии наркотического экстаза, еще и принципиально глупых и недальновидных. Тень сострадания мелькает где-то на сердце, тут же бесследно растворяясь. Чего жалеть ту, которая все равно, в отличие от всех прошлых предшественниц, не будет тронута без согласия? Мужчина в красном халате уже присел с ней рядом, деловито закинув руку на хрупкое плечико, и активно ведет пальцами по белоснежной, почти нефритовой коже. Улыбка его все более походит на оскал, бдительность теряется под напором затуманенных желаний и мыслей. Иногда Тэхен считает себя подобием чистильщика, избавляющим мир от таких ненужных, падших людей, давно прогнивших душой и телом. Волосатая рука добирается до голубой, как небо, вены: мужчина, что вдвое старше своей спутницы, почти ласково вводит ей под кожу наркотик. Тэхен спускает курок. Выстрел проносится бесшумной трелью победы над еще одним днем, прожитым в неуверенности, и знаменует ему жизнь и прибыль. Тело застывает в охватившем спазме, изо рта мужчины вырывается не то бессвязный шепот, не то задушенный стон. Заваливаясь вперед, он лишь успевает, будто в растерянности, взмахнуть руками и навсегда осесть на теплом полу с дырой во лбу. Застывшая в растерянности девушка легонько вскрикивает, тут же прижав руку ко рту, и спешно бросается к своим вещам, чтобы запихнуть все в одну кучу и короткими перебежками скрыться из квартиры, района, а может, и самого города. Тэхен про себя усмехается: не такая уж она и глупая. Наивная, но совсем не безрассудная, осознающая, с кем связалась и что на нее могут повесить, принявшись преследовать по всему континенту. Легким взмахом руки он желает ей удачи и укладывается на ледяной бетон, проникающий своими колючками в самые легкие. На небе – ни единой звездочки, будто и они, просветители людей на протяжении всей истории человечества, оставили Тэхена за столь хладнокровное убийство. В душе от этого пусто и безразлично, как всегда бывает в такие дни. Иногда ему начинает казаться, что после убийства он неизменно остается один на один с беспощадной пустыней, мертвым миром, в котором нет ничего, кроме него и тьмы. Но вой сирен, столь далекий от укромной крыши, разрезает стылый воздух, напоминая о реальности, привнося с собой и множество других сеульских красок: гул машин, крики молодежи, чьи-то витиеватые ругательства, шепот ночной жизни, только входящей во вкус. Тэхен слышит жизнь и понимает, что и сам тоже дышит сейчас. - Пуля в чужой лоб подпортила настроение? Кто-то ловким движением соскальзывает с перегородки, отделяющей наземную пустоту от крыши, а Тэхен с похолодевшим сердцем вглядывается в носки чужих ботинок, незаметно принимая нужную позу для нападения снизу-верх, и сходу делает сразу два вывода. Во-первых, человек этот прокрался к нему, Тэхену, всегда гордившемуся своим острым слухом, словно тень в ночи, не оповестив о прибытии и трелью, а потому очевидно, что навыки его чрезвычайно высоки. Во-вторых, он видел убийство, а значит, знает, кто такой Тэхен на самом деле. В конце концов, кто еще мог оказаться на определенной крыше определенного дома на отшибе Сеуле в такое время суток и не раскрыть себя, терпеливо наблюдая за тем, как Тэхен выполняет свою работу? Только такой же убийца, как и он сам. - Будешь читать мне мораль? – непринужденно приподнимает бровь Тэхен, и глазом не моргнув, - сам же такой. - О, я, мой друг, гораздо менее прост в сравнении с тобой, - легко парирует незнакомец с иронией. Тэхен чувствует опасность в каждом слове и пытливо поднимает взор. В ярко-синих бликах мерцающих небоскребов перед ним предстает силуэт, сокрытый самой полутьмой, таинственный, почти эфемерный своей загадочной простотой. Длинные волосы незнакомца, наверняка спускающиеся до самых лопаток, небрежно затянуты в хвост, но многие прядки выбиваются, очерчивая игривой лаской чужие скулы и профиль. Завернутый в длинную черную шаль, он непринужденно держит руки в карманах, будто не ведет опасные беседы, а прогуливается со старым добрым другом по приличным пабам. Тэхен ведет взглядом по каждой доступной ему детали лица, но больше всего цепляется за глаза: мерцающие бликами недоступных мегаполису звезд, они выглядят как та самая тьма, в которую Тэхен так яростно вглядывался всего минутами ранее. Они легки и веселы, как дивный ветерок, но остры, как нож, и очень проницательны. Даже слишком для человека со столь юным лицом. - Зачем ты пришел? – резко отчеканивает Тэхен. - Просто захотел поболтать о твоем ремесле, - пожимает плечами незнакомец, - разве крепкая дружба не может начаться с простых ночных откровений? В конце концов, ты избавил мир от гнили, я безмерно восхищен. А еще давно не встречал людей, работающих со снайперской винтовкой. Тэхен поднимается единым слитным движением, становясь с незнакомцем одного роста, и тянется к небольшой пушке, припрятанной в кармане штанов. - Заговариваешь зубы? Снайперской винтовкой промышляют не первый год, это один из главных методов бесшумного убийства. Не знаю, кто ты и почему тебя прислали за мной именно сегодня, но я явно не расположен на дружеские беседы и скоропостижную смерть в ближайший час. - Зачем же ты меня сразу в своего убийцу записываешь? Я ведь действительно всего лишь…, - глаза его расширяются в удивлении, наверняка столь же притворном, как и большинство вещей, существующих в мире, и это становится для Тэхена зеленым цветом на светофоре. Не мешкая, он заносит ногу над чужим коленом и ударяет, собрав в себе всю имеющуюся силу. Противник сгибается напополам от боли, а Тэхен, не мешкая, вытаскивает из-под теплой куртки пушку и направляет дуло прямо на глаза, напоминающие звезды. Прежде чем ему удается заставить холодный металл соприкоснуться с горячей кожей, порыв ветра сносит его оружие, откидывая в самый дальний угол. На миг Тэхену кажется, будто это незнакомец сделал пасс рукой, направив своевольную стихию в нужную сторону, и едва не сплевывает на бетон от собственной же глупости. - Быстрый, - хрипит незнакомец с улыбкой, будто для него это все – чрезвычайно любопытный спектакль, а он – лишь сторонний наблюдатель, - зрение острое, по крышам перепрыгивал ловко, несмотря на порой непроходимую темноту. Реакция хорошая, в ту же секунду, как пистолет отлетел, руку дернул, чтобы ухватить. Интересно, очень интересно… Тэхен хочет одним ударом заставить его замолчать, но тот неожиданно прытко и резко делает выпад в его сторону – острым кинжалом, поблескивающим блеском драгоценных камней, вкрапленных в клинок. Таким, от которого не спастись, потому что он очень близко, а Тэхен не всесильный. Инстинктивный животный страх подбирается к горлу, на миг ослепляя вспышкой паники прежде всегда ясный разум. Его жизни угрожала опасность большая, чем когда-либо. И тогда он ударяет. Со всей силы, что в нем есть, со всей злостью, что скопилась от бессмысленного раздражающего разговора, сотканного из путаниц, и ненавистью от попытки дотронуться до его жизни, которой всегда должен был распоряжаться только он, а не тот, кто появился из воздуха. Он ударяет так, чтобы пробить легкие, но не ожидает, что незнакомца вспышкой отбросит назад, заставив удариться о глухую стену, отчего с той тут же сыпется песок. Тэхен с ужасом отступает назад, в неверии глядя на свои руки. Этого не мог сделать он. Кто угодно, но только не он. Это все шутка того глупца, полезшего на рожон. И вдруг Тэхен осознает, что не слышал, ни как тот вскрикнул, ни как хотя бы сдавленно застонал. Он резко вскидывает голову и бегло осматривает незнакомца, грузно спустившегося на бетон. Хвост выглядит еще более растрепавшимся, а глаза – все такими же живыми и яркими, цепкими в странном одержимом энтузиазме. - Валиал, - выдыхает он, и Тэхен, как ни силится, не может понять эмоции, которые одолевают его голос, - невероятно, просто невозможно, но… Он подается вперед, оглядывая Тэхена с головы до ног, будто редкий экспериментальный образец, волей случая попавший в его безумную лабораторию. - Как же ты все это время… Тэхен не дослушивает. В голове набатом бьется мысль, что у человека напротив начался воспаленный шоком бред, и надо бежать, нести ноги отсюда куда угодно, лишь бы скрыться. Сегодня с Тэхена хватит жертв, а незнакомец его лицо, сокрытое маской, никогда и не смог бы разглядеть. Он срывается с места, не помня себя, и одним прыжком преодолевает провал между двумя зданиями, бесшумно приземляясь на соседнюю крышу. - Стой! – доносится вслед, но Тэхен уже не слышит. Пистолет остается покоиться в укромном уголке крыши, заляпанный его фатальной ошибкой.➴
Круглосуточный магазинчик в типичном корейском стиле с множеством разнообразных товаров в самых разных упаковках и видах кажется миражом спокойного островка посреди бушующего океана, в котором Тэхен только что искупался. Бросив маску в неприметную черную сумку, он сдирает с себя остатки напряжения и тревоги, накрывшие его, словно кожу, и неспешно движется вдоль полок, внимательно оглядывая газированные напитки на наличие одного единственного с ярким вкусом апельсина. Рыжеватая банка находится в конце третьей полки, и он победно улыбается, ощущая радость от того, что пойдет домой не с пустыми руками. Бегло расплатившись, Тэхен выбегает на улицу и взирает на пустынные улицы. Одинокий фонарный столб тоскливо мигает каждые пять секунд, уныло ожидая, пока найдется хоть кто-то, готовый оказать ему помощь. В каждом типично сеульском домике окошки засасывают саму тьму, но Тэхен смотрит на нее прямо, не боясь увидеть в стеклах черных кошек и злых духов. Темнота привлекает его куда больше, чем искусственный свет, скрывающий алчность за чужими улыбками. В кармане вибрирует телефон, и он резко мотает головой, отгоняя от себя ненужные мысли. Быстрый шаг, но ленивые повороты головой по сторонам – вот все, что он позволяет себе в пути от магазинчика до небольшого двухэтажного дома, стоящего прямо в нескольких поворотах. У ворот стоят все те же кадки блистательных фиолетовых фиалок, расцветающих особой красотой в ночную пору, и Тэхен осторожно, будто боясь запятнать своими руками дорогие сердцу хозяйки кадки, аккуратно переставляет их чуть в сторону и открывает проход. - Я дома. Он ставит пакеты, набитые едой, на пол и тут же слышит неторопливое шорканье. Из-за угла показывается помятая белая майка, свисающие с худых ног не по размеру большие клетчатые штаны и теплая-теплая улыбка, похожая на солнце посреди бескрайнего неба. - Вернулся, - голос хриплый, но в нем отчетливо слышна радость. Взгляд блуждает по сливающейся с тьмой одежде Тэхена, с беспокойными искрами выискивая что-то. - Я стрелял на крыше, Кай, на мне нет крови, - ровно отвечает Тэхен, стараясь не морщиться от легкого раздражения, охватившего его при виде того, как друг в очередной раз пытается найти свидетельства его работы. - Да, прости, - Кай неловко прикусывает губу и тут же чрезвычайно энергично и бодро для человека, едва очнувшегося ото сна, поднимает пакеты с пола, - ну, посмотрим, что ты притащил сегодня. - Одни пачки чипсов, да алкоголь, - усмехается Тэхен, а Кай лишь смеется, уходя на кухню. - Действительно, долой здоровый образ жизни! – доносится уже оттуда, а Тэхен разувается и осторожно подставляет обувь к чужим ботинкам, так, чтобы носки обоих были вровень. Небрежно скинув куртку на одинокий потрепанный пуфик, он проходит следом, тут же оказываясь в небольшой гостиной, совмещенной со столовой и кухней одновременно. Здесь мало мебели, и все очень неброско, но от горшков с цветами на подоконниках, заботливо выращиваемых Каем вот уже в течение полугода, ярких сине-желтых подушек и слабого шума телевизора на душе появляется капля уюта. Живи Тэхен один, тут был бы лишь диван, кристально чистый холодильник без единого магнита и могильная тишина. - Вот это да, - присвистывает Кай, беря в руки большую банку кофе, - такой дорогой бренд, в честь чего такой праздник? - Просто так, - Тэхен пожимает плечами. Вопреки сказанным в коридоре словам, он основательно прошелся по магазину, стараясь полностью отстраниться от полок с вредной едой, и купить что-то действительно сытное и необходимое. Тэхен мог бы питаться и дешевыми чипсами да банкой колы, но Кай каждое утро понедельника и четверга перед новой сменой набирает целую корзину здоровой еды, и Тэхен не может пренебречь его здоровьем, не может лишить возможности готовить, которая так нравится другу. С самого детства Кай был исключительно таким: нуждающимся в полноценной тарелке каши, ломтике хлеба и кружке молока, тогда как изрядно худощавому Тэхену хватало и маленького куска пирога. - А это еще что…, - Кай вытаскивает небольшой пакетик, в котором мирно покоятся несколько наливных яблок, пара-тройка бананов и такое экзотическое для их взора манго, - фрукты… Бананы и манго? Зачем, Тэхен? Они же такие дорогие. - Я хотел тебя порадовать. - Но…, - начинает было он, выглядя как жалобный щенок. - Брось, Кай, - отрезает Тэхен, - думаешь, я не вижу, как часто ты заглядываешься на фрукты, проходя мимо? Если так совестно, можешь найти в интернете какой-нибудь праздник на сегодняшнюю дату и считать это моим подарком. - А если это будет день наркомана? – усмехается Кай, чуть расслабляясь. - Тогда, считай, я тебе будущее предсказал, - Тэхен заумно поднимает указательный палец к верху, заставляя друга заливисто засмеяться, наполнив залитую полутьмой комнату светом. - Спасибо, Тэхен, - успокоившись, благодарно смотрит на него Кай и со вздохом отводит взгляд к окну, - ты столько делаешь для меня, а я даже половиной отплатить не могу. - Брось, - Тэхен подходит к нему вплотную, касается совсем плечом, будто они – союзники на тернистой дороге, - вот соберем тебе деньги на обучение, выучишься в университете, и тогда ты купишь мне огромный дом с десятком слуг и видом на бескрайний океан. Кай фыркает, мнет в пальцах края футболки и всматривается в черту между небом и очередным жилым домом. - А ты хотел бы? В университет? - Таким как я там делать нечего, - Тэхен смеется. - Ты же на самом деле очень смышленый. Вполне бы мог закончить даже какой-нибудь юридический на отлично, - тихо продолжает Кай. - На отлично или нет – вопрос спорный, но вот ты, мой юный друг, гораздо умнее меня, а потому тебе там и место. Я бы только кровью и потом заработанные деньги в никуда пустил, а ты точно выбьешь себе место под солнцем среди лучших из лучших. - И все же? Если вдруг появилась бы такая возможность, кем бы ты хотел стать? - Прекращай, Кай, - ответа Тэхен и сам не знает, а потому губы в напряжении поджимает, - нет смысла беседовать о пустом, когда у нас ограниченные возможности. Мечты это, конечно, хорошо, но нужно здраво оценивать окружающую реальность, и в ней университет всегда должен был закончить лишь ты. Мы соберем нужную сумму, а пока я не позволю тебе голодать, сжимая в ладони каждую полученную за день копейку как величайшую драгоценность. Мы в середине пути, возможно, у тебя даже получится поступить уже следующей весной, поэтому лучше готовься, а не филонь, размышляя о том, что такой бандит как я мог бы пойти честной белой дорогой. Кай кивает, будто соглашаясь с ним и одновременно думая о чем-то своем, а затем кладет голову ему на плечо. Тэхен безмолвно позволяет это, ощущая чужой вес как большую ответственность, которую он обязан пронести до конечного вздоха, до самого гроба. - А ты точно хочешь кучу слуг? – вдруг спрашивает Кай, - и чтобы он был огромным? - А как понравилось бы тебе? - Я хотел бы, чтобы мы были там только вдвоем, - вздыхает он, начиная чуть покачиваться в надежных руках Тэхена, - в мечтах он совсем небольшой, будто кукольный, но очень светлый и уютный. А еще там терраса, повсюду заставленная цветами. - Ну, значит, будет тебе и миниатюрность, и цветы, и одиночество, только мы вдвоем, - Тэхен приглаживает красивые каштановые пряди, улыбаясь их взъерошенности, - но готовить я ни за что не буду, хоть превратись ты в дряхлого старика, что не может ходить без помощи. - Кретин бесчувственный. На небе виднеются призрачные блики звезд, приглушенные мегаполисом.➴
Ночь всегда сменяет день – таков неизменный закон природы, естественный баланс для всего живущего. Так же, как небо сбрасывает с себя темноту и белые всполохи звезд в ожидании солнца, Тэхен тщательно прячет свою истинную обертку, окрашенную в кровь, и становится обычным человеком, выделяющимся из толпы лишь холодным блеском глаз, избавиться от которого уже никогда не будет в его власти. Совсем легкая черная куртка, накинутая поверх плеч, и джинсы, вот его повседневный наряд, приходящий на смену наемничьему тряпью. Совсем ранний сентябрь в Корее радует отнюдь не обыденно теплой, но даже удивительно прохладной погодой, только Тэхену в нее даже проще, на душе становится чуть спокойнее, когда ветер сопровождает его прогулку. Бродя по магазинам, он множество раз останавливается у прилавков, продающих то фигурки из мультипликационных произведений, то побрякушки для парочек, то горячую еду прямо на месте, и все проскальзывает мимо его взгляда мимолетной вспышкой, подарившей легкий, не оставивший после себя ничего, кроме размытого воспоминания, призрачный интерес. Торговый центр сверху-донизу набит посетителями, которые то смеются, то хмурятся, то совсем рукоплещут. Тэхен – сторонний наблюдатель, словно незримый покровитель, наблюдает за детворой, совсем юными парами и теми, кому в силу возраста уже тяжело передвигаться самостоятельно. Несколько этажей заполнены жизнью, но даже так они – лишь мгновение. Искомый книжный магазинчик, разыскиваемый Тэхеном, находится на третьем этаже, тут же встречая посетителя радостным трезвоном колокольчика и аутентичной обстановкой. Местечко старается соответствовать современной моде, но неуловимо выделяется на фоне общей атмосферы торгового центра. Может, приглушенностью чуть более темной, чем бывает обычно, темно-древесной цветовой гаммой полок, стойки и стен, а может, корешками книг, включающими в себя что угодно, но только не дешевые бульварные романы, будто тот, кто держит этот укромный уголок, и видеть их здесь не желает. Тэхен чувствует в этом книжном магазинчике возраст и мудрость, что западает ему в душу. Приветливая невысокая девушка высовывается из-за прилавка, с искренней улыбкой предлагая свои услуги, и Тэхен задерживается в этом скромном уголке чуть дольше, чем нужно, запоминая убранство чуть ярче, чем все, мимо чего прошел в немом безразличии ранее. Он ведет пальцами по полкам, слушая одухотворенную, энергичную речь, и замирает на книге в приятном темно-зеленом переплете. Знакомые слова на корешке заставляют напрячь память и вспомнить все, что Тэхен знал об этой книге. Большая комната. Кровати на четверых. Небольшая тумбочка, стоящая прямо впритык к железным прутьям, в нижнем шкафчике которой покоилось потрепанное грязно-зеленое издание одной старинной книги, издававшейся еще при совсем иных поколениях. Кай держал ее в руках бережно, как величайшее сокровище на планете, приносил в комнатку каждое первое июня, в начало лета, и с ужасом прятал всякий раз, когда неподалеку слышался характерный стук каблуков. Тэхен помнил, что Кай, лишь раз взяв ее на прочтение, чтобы последовать учебному плану, не смог с ней расстаться до последнего года в приюте. Потом, в самом начале лета, первого июня, директриса безжалостно отобрала истрепанную временем книжку, порвав ее на глазах у семнадцатилетнего парня, который слишком боялся, чтобы выступить хотя бы словом против, ощущая себя еще более потерянным, когда лучшего друга в силу обстоятельств попросту не было рядом. Желтые страницы были вырваны с корнями, а переплет и обложка отразили на себе всю суть человеческой жестокости. Тэхену пришлось выскрести все карманные деньги на то, чтобы восстановить ущерб, причиненный библиотеке за уничтоженный раритет, а Кай с тех пор больше никогда не плакал и книг в зеленых переплетах избегал практически панически. Может, пора начинать заново? - Я возьму ее, - произносит Тэхен, не колеблясь. Достав из сумки кошель, он сжимает в руке небольшую кредитную карту и ощущает зуд под лопатками. Резко обернувшись, вглядывается в окна, ведущие в общий поток торгового центра, и не находит причину возникшего беспокойства. Ни один из проходящих мимо людей даже не вглядывается в витрины, слишком безразличный к тому, что не сверкает глянцем и новинками. - Что-нибудь еще? – слышится голос консультантки, и Тэхен поворачивается обратно, качая головой с дежурной улыбкой на губах. Внутри сидит неприятный осадок, назойливое ощущение, будто пепел на руках. Вежливо попрощавшись, он прижимает томик к груди и покидает место, отделенное от общего мира завесой атмосферы и времени. Вокруг все такие же толпы людей, но Тэхен принимает нарочито расслабленный вид. Люди растворяются в его глазах, отстраняются от него, будто от холодного льда, а он все идет вперед. Настойчивый взгляд преследует, не давая узнать свой расчет.➴
Пабы. Места менее гнилые, чем публичные дома или ночные клубы под протекцией преступных группировок, но хранящие не меньше тайн и покрывающие посетителей, о личностях которых больше положенного лучше и не знать. Во всяком случае, именно тот, у порога которого Тэхен стоит сейчас, можно описать именно так. Он поправляет куртку на плечах, незаметно касаясь пальцами кобуры, и открывает стеклянные двери, из которых любезно льется теплый приглушенно-рыжеватый цвет. Вход встречает угрюмым охранником с небритой щетиной и аппетитным запахом поджаристых ребрышек, заставляющий истому разлиться по телу. Вокруг – древесные оттенки, оттененные в каждом кресле, кружке, силуэте. По залу медленно текут струйки дыма, выпускаемые из губ постоянных клиентов заведения. Тэхен режет по ним ленивым взглядом, отвечая льдом на вызов в глазах: толстопузые, откормленные в заботе и уюте главы прайда решили, будто Тэхен им по зубам, не зная, что он, настоящий скиталец, и есть настоящий хищник, способный разорвать их на части. - А вот и мой любимый главный дебошир! – раздается до противного бодрый мужской голос, чуть хрипловатый от сигарет, беспрерывно находящихся в зубах. Тэхен метает взглядом в барную стойку: там, нацепив на себя смешную ковбойскую шляпу подобия времен Дикого Запада, хозяин заведения крупными мозолистыми руками, способными перемолоть железо, потирает в руках хрупкий граненый стакан, плутовски улыбаясь. - Дядюшка Чжао, - приветственно кивает ему Тэхен, непоколебимой походкой проходя вперед и усаживаясь на высокий барный стул. Перед носом тут же оказывается бокал с ярко-красной жижей, внутри которой болтается подобие фруктов, растворившихся в алкогольном напитке. Тэхен потягивает напиток из трубочки, удовлетворенно мыча, когда вкус, как и всегда, полностью соответствует его ожиданиям, - где Кай? - Да вон там, в конце зала, носится как умалишенный среди тех пройдох, уже напившихся в стельку, - дядюшка Чжао произносит с заметным акцентом, тут же выдающим его китайское происхождение. Лицо его бандитского мотива заметно разглаживается при упоминании любимого работника-мальчишки. Заинтересованно повернув голову, Тэхен взирает на высокого юношу, чей изящный стан подчеркивает приталенная белая рубашка и узкие брюки, слишком клишированные, слишком правильные для места, где собирается вся ночная свора Кореи, многую из которой Тэхену частенько приходится отстреливать наравне с бизнесменами и известными политиками. На губах Кая бриллиантами переливается улыбка, не способная не согреть в своем блеске, и даже заметно захмелевшие, окосевшие лица пройдох кажутся к нему более благосклонными, чем к любому другому в этом городе. Таков уж он, Кай. Всегда приветлив, всегда добродетелен, светел и целеустремлен на своем пути. Тэхен – всегда его полная противоположность, иногда просто холодная, иногда откровенно презирающая все существующее, но всегда темная, бессердечная к любому, кто нарушает его совершенно условный, бессмысленный для наемника кодекс чести. Тэхен - всегда отталкивающая мрачность без единого намека на будущее и счастливое завтра. Мысль эта трогает его губы слабой улыбкой с тоном легкой грусти, напитанной таковой не оттого, что ему жаль быть каким он всегда есть и будет, но потому, что Кай, несмотря ни на что, отчаянно к нему тянется и нити разорвать никогда даже не пытался. И не попытается, слишком привязанный ко всему, что с ним связано. - Как там с деньгами? – раздается голос сзади, и Тэхен выплывает из мыслей, разворачиваясь обратно. - Еще подлей, желательно ядреного, - поднимает Тэхен характерно пустой стакан. Дядюшка Чжао усмехается. - Настолько ужасно? - Мне просто выпить хочется, а с деньгами все нормально, - Тэхен пожимает плечами, - работаю, стараюсь. - Не мне тебя поучать, пацан, чем тебе заниматься, - ровным, жизнерадостным тоном произносит дядюшка Чжао, своей чрезмерной благосклонностью невольно меняя их общий настрой, - понимаю, что выбираешься из той ямы, в которую закинули, как можешь, но Кая все же в это ввязывать никогда не надо. - Кто сказал, что я вообще когда-то собирался? – Тэхен режет вопросом и старается уколоть больнее – взглядом. Дядюшка Чжао в безмятежном спокойствии поднимает на него светло-карие глаза, совершенно игнорируя чужой брошенный вызов. Как хищника Тэхена всегда настораживало, что среди любой мелкой крысы и большого авторитета, с коими он связывался, только дядюшку Чжао не пронимала, абсолютно не трогала и не пугала сталь в его глазах. Чужой добродушный тон, широкая улыбка на медвежьем лице, руки, осторожно потирающие граненый стакан – все было гораздо опаснее, чем его юношеская стужа, пылающая свойственной всем молодым всесильным бесстрашием. - Ты уже это сделал, когда поругался с единственной женщиной, способной дать вам какой-никакой шанс. - Она причиняла ему вред, - Тэхен давит словами, как вдавливал бы шашку в доску при виде дамки, - смела поднимать руку на совсем маленьких детей, часто крала наши деньги, выделяемые государством. - Но если бы ты промолчал тогда пару раз, возможно, у вас была бы какая-никакая стабильность не в самом убитом районе Сеула, а Кай сейчас бы спокойно обучался в университете. Твоя протекция над ним сослужила плохую службу: он стал разменной монетой в пике ваших споров. В итоге ты мало того, что загубил будущее себе, пусть и осознанно, так еще и разрушил то, что было так желанно тем одним единственным человеком, кем ты, наемник, дорожишь. - Знаете…, - Тэхен шумно ставит пустой стакан на стол, ощущая удушливый яд, затягивающий на его шее тугую веревку. - Дядюшка Чжао, перестань, - голос, всегда пронизанный лаской, сейчас звучит как продолжительный хладный звон в ушах, - если ты хотел позаботиться о моем счастье, мог бы в первую очередь дать мне побольше смен, чтобы Тэхен перестал брать так много заказов, и поговорить со мной лично, а не набрасываться с обвинениями в малодушии на того, кто просто защищал других и себя. - Как я могу давать тебе больше смен, когда ты и так напоминаешь зомби из низкокачественных ужасов, негодник? – отшучивается дядюшка Чжао, наигранно добавляя в тон строгости. Лицо Кая не оттаивает, он лишь выгибает бровь, продолжая давить, не давая соскочить со льда, на который хозяин заведения ступил своей же ногой. - Тэхен – самый дорогой человек для меня на этом свете, я не жалею о том, как все складывается сейчас. Если бы мне дали выбор и тогда, я бы отказался от университета, зная, что без него я – ни шагу никуда. Тэхен смотрит на него пораженно, чувствует странный укол в сердце, пропустившем удар от этих слов, - такое редкое, незнакомое ощущение, что всегда мог вызвать лишь Кай. Его единственный друг, без которого Тэхен – ни шагу никуда. Гордость за уверенность в чужой осанке, за взгляд, пылающий лавой, расцветает в нем новым ледником. Он слегка улыбается, сжимает плечо друга, мельком переводя взгляд на дядюшку Чжао, застывшего с тряпкой в руках, и непринужденно поднимается с насиженного барного стула. - Пойду, проветрюсь, пока из-за меня здесь не случилась массовая перестрелка, - насмешливо произносит Тэхен и совсем тихо, так, чтобы слышал только Кай, произносит, - спасибо, брат. - Не за что, ты же знаешь.➴
Ночь пахнет бензином, образовавшим на темно-сером тротуаре небольшие лужицы, помоями, вынесенными из паба дядюшки Чжао несколькими минутами ранее, и далеким, почти незаметном мерцанием звезд, перебитом бликами всегда живого, всегда чересчур громкого мегаполиса, живущего по своим правилам, живущего одиночкой. Тэхен прислоняется к кирпичной стене, прикрывает на секунду глаза, жадно впитывая действительность, и движется вглубь темного переулка в надежде запетлять в бесконечных улочках Сеула. Мрак, окружающий его, не кажется врагом, более того, он – союзник, не раз сопутствовавший ему. Мрак окружал его и когда он с ярко-красным отпечатком на щеке брел вдоль ночных переулков, точно так же надеясь в них затеряться, но не на миг, как сейчас, а уже навсегда. Тэхен всегда был сам по себе. Да, местами был Кай, разбавляющий его пустой серый мир вспышками ослепительного, но столь притягательного солнечного света, но в целом он всегда был один. Он стал одним из первых детей приюта, созданного госпожой Ким, женщиной, которую ненавидел больше любого бездомного пьянчуги, насильника или мародера. С малых лет ему пришлось научиться себя защищать, потому что иначе не получилось бы не только не пострадать, но и банально не дожить до утра из-за синяков и обиды, рвущейся наружу всхлипами. Агрессия впивалась ему в черепную коробку наравне с желанием защищать каждый раз, когда директриса вновь решалась поднять руку на вечно плачущих старших, а он оказывался слишком сердобольным, чтобы не пожелать спасти от этого ада хотя бы кого-то. Когда в его жизни появился маленький Кай, прибывший на каком-то удивительном маленьком кораблике наивности и самой глубокой детской непосредственности, что он видел, весь потрепанный, в одежде, разорванной наполовину, но все еще ярко улыбающийся, Тэхен понял, что не может позволить ему завянуть так же, как он сам. Кай стал центром его мира, отражением, которым ему никогда не стать в силу того, что Тэхен родился там, где не ценили свет и радость. - Как только такой хороший ребенок, явно вышедший из приличной семьи, возится с тобой, грязным зверьком, совсем не знающим о чувстве такта? – с брезгливостью вопрошала директриса однажды, окидывая презрительным взглядом маленького Тэхена, что терпеливо стоял на коленях у детской зоны, полной дешевых, местами лишенных конечностей игрушек. Столько лет прошло, и он уже почти два года как уехал из детского дома, но воспоминания в голове свежи, как никогда прежде, все еще вызывающие у него легкий привкус тошноты и ненависти. Он бредет дальше, поворот за поворотом, стараясь вытеснить из памяти ее лицо, не помнить того зла, что она принесла всему, что ему дорого. Вещам, чувствам, человеку, которому он доверял больше, чем кому-либо. Как бы ни защищал его Кай, дядюшка Чжао прав: Тэхен мог бы промолчать. Мог бы отодвинуть в сторону свою гордость и упрямство, мог не вестись на поводу у чужих гадких слов, преисполненных ядом. Он ведь прекрасно осознавал, что эта подлая женщина, не найдя в нем слабых мест, не покрытых сталью, примется за то единственное, что всегда оставалось для него неизменно дорогим, и все равно пожертвовал Каем ради того, чтобы не промолчать, не делать из себя труса невозможностью ответить на выпад собственной атакой. Поворот ведет в тьму, освещенную ярко-желтым, мерзким змеиным светом одинокого фонаря, невесть что забывшего в этом убогом районе. Там, подсвеченные им, будто софитами, крепко прижавшись друг к другу, стоят два человека. Один мужчина впивается другому в шею, кажется, шепча что-то в перерывах, пока его любовник слабо стонет, обессиленно привалившись к столбу, до боли впиваясь пальцами в чужую куртку. Тэхен усмехается, качая головой: чего только не встретишь на улицах Сеула. В этот момент покрывавший укусами и засосами чужую шею мужчина приподнимает голову, открывая обзор на загорелую кожу. Все ключицы, адамово яблоко залиты кровью. Тэхену кажется это все дешевым спектаклем, когда он будто в замедленной съемке переводит взгляд на мужчину в черной кожаной куртке и замечает язык, мелькающий меж окровавленных губ, растянутых в довольной сытой улыбке. Чужие глаза пылают алым, плотоядно смотря на объект своих желаний. “И все же напитки у дядюшки Чжао огнестойкие”, - мелькает у Тэхена в голове, “Настолько, что я даже вижу гребаного вампира наяву, в двадцать первом-то веке, чтоб его”. Вампир медленно склоняется к своей дрожащей жертве вновь, явно не насытившись всем, что смог получить за эти минуты. Тэхен было делает шаг назад, чтобы не огрести еще больше проблем, чем мог, как назло звенит телефон. Наверняка Кай прислал сообщение, обеспокоенный его затянувшимся отсутствием. Вампир резко разворачивается в его сторону, впившись в Тэхена взглядом, преисполненным хищного самодовольства. Гребаный Сеул с его загадками на каждом шагу. Миг, и чрезвычайно карикатурное подобие вампира, видимое Тэхеном только в сериалах, проглатываемых Каем за ночь, оказывается вплотную к нему. Тэхен отступает с невообразимой для себя прытью, с гулко метнувшимся в самые пятки сердцем, спешно доставая пистолет из кобуры. Наскоро прицелившись, он, полагаясь на отточенные навыки стрелка, выпускает пулю, метя в голову, но получается задеть лишь край куртки. Незнакомец отклоняется в сторону, уходя от удара так лениво, будто они сейчас – ребенок и взрослый, затеявшие нелепую игру с заведомым преимуществом ради потехи чужой гордости. - Молоденький, бледный, - облизывается нечто, - чувствую твою обильную кровь, гулко пышущую по венам. Ты будешь лучшим деликатесом десятилетия. Тэхен едва не сплевывает на асфальт от перспективы оказаться выпитым до нитки каким-то зажравшимся кровососом. - Да пошел ты, - ударяет он в чужое лицо резкими словами и заезжает вампиру рукой прямо по переносице. От неожиданности мужчины было теряет равновесие, как тут же выпрямляется, оскалив зубы в угрожающем жесте. - Человечишка! Тэхену хочется передразнить его высокомерный шипящий тон, но в плечо ударяет что-то с невообразимой мощью. Он издалека, будто вне своего тела, смотрит на руку, впившуюся в него едва ли не до вывиха сустава, а в следующую секунду уже ударяется о стену какого-то здания, расплываясь по нему вязкой жижей апельсиновой газировки, той самой, которую купил для Кая в круглосуточном магазинчике поздней ночью. Вампир приближается к нему нарочито медленным шагом. Тэхен хрипит, ненавидя тупую боль, что гудит в его затылке от соприкосновения с кирпичом, и уже ожидает последнего удара, жалея, что не успел как следует вмазать по чужим яйцам, чтобы кровосос не смог боле никогда ими распоряжаться, как с неба плавно приземляется чужой силуэт, сокрытый в полутьме. С неба это, конечно, сильно преувеличено, но сейчас при таких обстоятельствах Тэхен готов поверить даже в ангелов, пришедших на помощь его грешной душе. - Кровопийца, - дежурно приветствует его незнакомец, и голос отчего-то кажется Тэхену до боли знакомым. - Приходящий во Тьме, - шипит вампир и бросается на него единым слитным броском. Незнакомец выставляет руку вперед, и из нее вырывается струя воздуха, отбрасывая мужчину к стене совсем неподалеку от Тэхена. Не дав вампиру отдышаться, он резким взмахом плаща оказывается с ним рядом и хватает за самую шею, почти интимно шепча на ухо, наверняка щекоча своей довольной, страстной улыбкой: - Последнее слово? - Чтоб ты весь со своим кланом передох! - Каждый день одно и то же, - наигранно вздыхает незнакомец, - самим не надоело еще? Что вы, энергетические существа, все как под одну гребенку год за годом желаете чуда, которое никогда не произойдет? Кто же тогда вас усмирять будет? И не злись ты так, нервная система не вечная же, в конце концов. - Сенсетик чертов, - выплевывает с ненавистью вампир ему в лицо. Незнакомец лениво поворачивает голову в сторону недавней жертвы кровавой забавы, стремительно уползающей за поворот, и щелчком пальцев ударяет ему по голове взлетевшей из-под плаща рукояткой кинжала, сверкающего своей красотой. - Каков родился, дорогой, - оскаляется незнакомец и вытаскивает из-за пазухи меч, будто снизошедший с обложек исторических журналов и альбомов. Один единый слитный удар, и вампира выгибает дугой, кровь хлещет из наполовину разрубленной шеи. Из ее глубин высасывается что-то желтое, приманиваемое маленьким кулоном овальной формы в руках незнакомца. С шумом захлопнув крышку по окончании потока необычного света, он разворачивается к Тэхену, что уже ощущает стремительно приближающуюся темноту. Быстро приблизившись, незнакомец присаживается на корточки прямо перед ним, беря в руки его лицо и обеспокоенно заглядывая в чужие глаза, подернутые дымкой боли. А Тэхен, взирая на него в ответ, не может не дернуться от слабого шока. Забыть эти мерцающие, раздражающие звезды в чужих глазах он никогда не будет способен. - Вот это он тебя приложил. - Да ты просто Шерлок, Капитан Очевидность, - фыркает Тэхен, пересиливая слабость от нахлынувших эмоций и пульсирующей боли. - Язвить еще в таком состоянии можешь? Воистину, ядовитый язык не знает преград в виде места и времени. Скажи спасибо, что еще живой, умник: не будь ты одаренным, давно бы откинул коньки еще до того, как это жалкое подобие кровососа к тебе подошло. Как вообще так можно было… Тэхен дать по лицу этому герою в черном плаще хотел бы даже очень, но ядовитый язык, наконец, находит преграду в виде окончательно уплывающего сознания, за остатки которого уже нет смысла цепляться. Напоследок мстительно пожелав незнакомцу прочувствовать на себе всю радость от песка здания, что посыплется ему на голову, он позволяет себе принять желанные объятия блаженного мрака, лишь на периферии сознания уловив странные шорохи сверху и чьи-то громкие ругательства. Ночь остается по-прежнему преисполненной запахом бензина, помоев и крови. Звезды мерцают чуть ярче, будто впервые освещая отверженному путь.