***
По старой легенде, во времена кровавых междоусобных войн на востоке Империи жили восемь братьев. Семеро старших были воины-альфы, а восьмой — омега. И однажды, когда младшему брату исполнилось четырнадцать лет и он созрел, Создатель сошел к людям в виде красивой необычной птицы с золотистым оперением. Он летел над страной и видел, как люди умирали от войн и голода, а когда спустился к быстрой шумной реке, чтобы передохнуть, заметил самого прекрасного из смертных омегу и почуял от него чистый запах, присущий только небесным созданиям. Тогда Создатель овладел этим омегой на берегу реки и сделал своим мужем. Они вместе стали править страной, а семерым старшим братьям омега приказал объединить все города под собой и положить конец войнам. Так появилась Императорская семья и Семь великих Семей, которые долгое время правили страной и вели ее к процветанию. Император всегда считался прямым потомком Создателя всего сущего и почти божеством. Семьи же занимались делами страны. Дом Кайял более тысячи лет располагался в старом городе Сеине, расположенном близ императорской столицы. Отсюда же глава Дома управлял всей Императорской Армией и охраной самого Императора. И здесь же более сотни лет назад созрел заговор против последнего Императора. По решению глав всех Семи Семей Даахрам кровавый и вся его семья были убиты в последний летний день в своем дворце. С тех пор страна жила без правителя. Его заменил Совет Семи и парламент. Но Императорский дворец, его двор и прекрасные сады как будто все еще ждали своего наследника. В академии для благородных омег Ханде говорили, что каждый житель Империи служит прежде всего своей стране, потом Семье, а уже после Императору. И когда последний Император отвернулся от своего народа и вверг его в смуту, долгом любого аристократа было достать меч и направить его против своего хозяина. Вся жизнь благородного омеги или альфы складывалась из долга и служения. Обычные люди ходили в школы или на работу, заводили друзей, женились и разводились, рожали детей, переезжали в другие города или страны, экономили и выплачивали кредиты или тратили деньги на все подряд. По вечерам эти люди гуляли по улицам, а в отпуск ездили к морю или в горный Хайденский перешеек. Члены Семей жили в роскоши и богатстве. Альфы сидели в Совете или управляли огромными компаниями, а омеги всегда сопровождали мужей, иногда посещали театры или выставки, но чаще рожали детей и вели хозяйство. Ханде даже необязательно было заканчивать обучение. Достаточно было первых десяти классов, после которых можно было сразу принимать предложения знатных альф. Вот Луиссиан с отличием окончил академию для омег, знал все правила этикета, умел поддержать светскую беседу или составить цветочную композицию, но его мозг уже ломался при слове «метаирония» или «диалектическое единство». К Ханде долго никто не сватался, потому что он считался нечистокровным Кайял. Обычно внебрачных детей, которых альфы постоянно нагуливали, Семьи не признавали. Но когда Ханде остался сиротой, Дилан, ставший первым наследником, привел его в дом и представил Главе и Матте. Честь и положение в обществе не позволяли бросать ребенка, в котором текла кровь Кайял, и тогда Матте взял его под свою опеку, а после и настоял на том, чтобы Ханде приняли в Семью. Но к нему не выстраивалась очередь из женихов как раз из-за крови! Ханде был доволен этим положением дел и подумывал, как бы уговорить Матте и Дилана на какие-нибудь университетские курсы после школы. Но тут на горизонте появился Филипп Атеш. Единственный сын Рудольфуса Атеша — довольно богатого промышленника, изготавливающего вот уже несколько лет по заказу армии и парламента оружие на своих заводах. Выходцам из обычных людей, Атешам требовалось как-то поднять свой социальный рейтинг, но чистокровного благородного омегу за такого бы альфу никогда не выдали. И тут все вспомнили про Ханде. О свадьбе договорились за пару недель, и вот Ханде стал молодым женихом какого-то незнакомого альфы, который к тому же был старше его на десяток лет. Весь последний месяц он получал подарки: обычные цветы, вычурное колье из розового золота и тяжелых камней, кольцо с таким же камнем и — самое интересное — шоколадную черную лилию, точь в точь похожую на настоящую. Шоколадный символ своего Дома Ханде с удовольствием съел, а вот побрякушки выкинул через окно в пруд в знак протеста. После этого Матте провел с ним серьезную беседу и запретил до самой свадьбы покидать поместье. У Ханде так и не получилось сбежать. Да и бежать некуда было. По сути, все еще половина армии и вся полиция были под влиянием Семьи. Кайял — это не какие-то безобидные Маре или Иида. Со времен Императора они так и продолжали держать часть власти в своих руках. Кайял — это только около сотни человек в Совете и правительстве. Когда Филипп приезжал свататься, Ханде сказался больным и не вышел к нему. Позже вечером Матте пришел в его комнаты и оттаскал за волосы за дерзкое поведение. А потом не разрешил отправить документы в Императорский институт истории и искусств. Ханде так рассердился тогда, что выпустил на Матте весь свой запах, в котором четко угадывались ноты лилии и даже немного перца. Старший омега не мог этим похвастаться — его запах напоминал кислый апельсин — и разозлился еще больше. — Будешь вести себя так с мужем, — крикрнул он, — опозоришь всю Семью! Ох, прав был Римар, нечего было в дом тащить безродного неблагодарного щенка! Все виновато мое доброе сердце! — Дед так приказал! — крикнул в ответ Ханде. — А тебя никто не спрашивал! Во мне кровь их течет, а от тебя лишь кислыми апельсинами воняет! Матте подошел ближе и снова влепил Ханде пощечину. Рука у него была тяжелая и привычная, и это было основной причиной, почему Ханде не любил этого омегу. Ну и еще потому, что это из-за него отец не женился на папе. Конечно, ведь в Матте ценное было только его происхождение, не то что у его Оми! Папу отец действительно любил. Назло всей своей Семье! — Несносный мальчишка! — крикнул Матте и ушел, хлопнув дверью. В день перед церемонией Матте и Луиссиан отвели его в заднюю часть дома, где под замком располагался старый зал с купальней. Неглубокий бассейн был заполнен теплой водой с маслами, и омеги заставили Ханде раздеться и зайти в воду. Она сильно пахла, и Ханде чихнул. Луиссиан скинул с плеч домашнюю накидку, неловко подошел к Ханде и вылил из кувшина воду ему на голову. Матте дал выпить горькую настойку на корешках и резко погрузил его в бассейн, отчего растерянный Ханде щедро глотнул пахучей воды. — Хочу с ним готовиться! — Ханде показал пальцем в сторону Луиссиана. — А ты иди, ты не будешь мне за Оми! — Я буду с тобой у алтаря, не спорь с этим. — Тихо отозвался Матте. Вдали заиграла музыка, похожая на древние брачные напевы, а рисунки на стенах купальни задвигались. Луч солнца сквозь узкие щели под потолком падал на золотую птицу с роскошным оперением, которая с высоты наблюдала за первым омегой-Императором. Крылья этой птицы начали двигаться, и вот Ханде увидел, как она медленно пролетела по залу и опустилась на противоположном краю купальни. Ханде встал, не стесняясь наготы, и протянул к ней руку. Создатель захлопал крыльями, рассыпая искорки света по приглушенному мраку купален. — Твой брак благословлен. — За спиной заговорил Матте. — Не все союзы одобряет Создатель. Ханде обернулся. — Что ты дал мне? — спросил он, вспоминая горький опьяняющий напиток. Но Матте промолчал, а Луиссиан присел на край купальни, намочил голые ноги и с трепетом провел по глади воды рукой. Снова в голове Ханде всплыли его слова про долг и предопределенность всей жизни благородного омеги. После купания пришли беты и вместе с Матте обрили все тело Ханде и натерли маслами, запах которых точь в точь повторял его аромат омеги. После опьяневшему Ханде снова дали неизвестный белый напиток, от которого его запах усилился в несколько раз. Голого Ханде поставили перед большим зеркалом и позволили рассмотреть его блестящее чистое тело. — Я всегда мечтал о сыне-омеге, — за спиной говорил Матте, — чтобы так же смотреть, как мой мальчик взрослеет, как его омывают в первый раз и как он идет к своему альфе. Свадьба — это очень важно для омеги. Разве что рождение твоего первенца сравнится с этим днем. Луиссиан принес легкий шелковый халат, расшитый узором из черных лилий и побегов чертополоха. Омега накинул его на плечи Ханде, и шелк гладко заскользил по телу. Ханде сам завязал поясок и повернулся лицом к Матте. Старший омега расслабленно лежал на кушетке и курил длинные сигары. Слуги уже принесли им чаши с фруктами и вином для перекуса. — Мой папа со мной так бы не поступил. — Ответил Ханде. — Он бы не отдал меня за незнакомого альфу. — Филипп — прекрасная партия. — Повторил Матте. — А твоего Оми воспитывали не как благородного. Простолюдины иначе смотрят на наш мир и наше общество. Молчаливые беты закончили сервировать стол, зажги курительные палочки и быстро удалились. Ханде подошел ближе и сел на подушки у ног Матте. Старший омега ласково запустил пальцы в распущенные волосы Ханде и перебрал прядки. До свадьбы благородные омеги не стригли волосы и расставались с косой перед первой ночью со своим альфой, но Ханде уже несколько раз обрезал их в знак протеста, за что иногда был бит. — Филипп — тоже из простолюдинов. — Продолжил вкрадчиво вещать Матте. — Он хоть и воспитан правильно, но кто знает, каких взглядов он придерживается. Может, он такой же как и твой покойный Оми, тебе нужно это будет выяснить. Веди себя с ним послушно и ласково, не перечь, посмотри сначала на него. Дай ему то, что он ожидает. А потом попроси что-нибудь незначительное. Не драгоценности или подарки, а что-нибудь этакое. — Рука Матте прошлась по его шее, а Луиссиан присел рядом на подушки. — Веди себя с альфой правильно, и он многое тебе позволит. Не кричи и не упрямься только — это не поможет тебе. Ты один, а наши традиции и общество выстроены веками и не тебе их опровергать. Сегодня вечером и ночью ты уже должен наконец-то смириться с судьбой.***
У Ханде кружилась голова от благовоний и выпитого вина с пряностями. Ему заплели волосы в сложную прическу, вплели в них звенящие цепочки. На руки тоже навесили обручальные украшения, на пальцы надели кольца — все это было его приданным от главного омеги Дома. Потом беты и Луиссиан помогли Ханде облачиться в длинный красный балахон, полностью закрывающее его тело от взглядов. И такую же красную тряпку Луиссиан накинул Ханде на голову, покрывая красивую прическу. Тяжелое одеяние тоже было расшито золотой нитью, изображающей древние знаки Семей и Императорского двора. Сверху на Ханде нацепили еще несколько украшений. Он только мог закрыть глаза и помолиться Создателю, чтобы кто-нибудь его такого красивого сейчас отсюда выкрал. Но пришел сам Глава Семьи и взял руку Ханде в свою старческую, покрытую пятнами и морщинами. Это был родной дед Ханде, отец его отца, глава Семьи Кайял вот уже более тридцати лет. Ханде, до шестнадцати лет отосланный жить в академию и дальний дом, редко видел его. Омеги Дома, вообще, редко виделись с Главой. За исключением Матте, конечно. От Главы шел сильный запах перца, перебиваемый табаком и благовоньями. Все омеги и альфы, собравшиеся в зале, сразу замерли, стоило им его почувствовать. Этот престарелый альфа все еще вселял трепет и первобытный страх в окружающих. Ханде, вложив свою ладонь ему в руку, рискнул поднять взгляд и увидел строгое морщинистое лицо под длинной серой бородой. Мелькнула мысль, а не попросить ли у самого Главы отменить эту свадьбу и отпустить его, но Ханде понимал, что уже поздно: в зале и в поместье собрался весь свет Империи, чтобы почтить создание новой семьи под взором Создателя. — Твои Атэ и Оми сейчас были бы счастливы за тебя. — Тихим грудным голосом сказал старик, — пусть дух их упокоится. Он повел Ханде сквозь широкие двери, расписанные все той же золотой краской, складывающийся в переплетающиеся узоры. Кое-где она потрескалась от старости, а дерево усохлось и поменяло цвет. В огромной церемониальной зале дворца Семи Семей открыли все высокие витражные окна и впустили солнечный свет свозь круглое отверстие в потолке, как раз над возвышением, где в ярком луче Ханде уже ждал жених. Он шел, не отрывая взгляда от своих ног, закрытых длинной накидкой. Тяжелая ткань натирала голое тело под ней, и Ханде немного смущался. Так благородные омеги уходили из Дома, оставляя все в старой жизни, и приходили в Семью своего альфы. В середине зала гости образовали широкий коридор, по которому дед повел Ханде вперед. Ноги дрожали все больше с каждым шагом, неудобное одеяние пугало своим длинным шлейфом, да и из-за ритуального покрытия на голове Ханде почти ничего не видел. На пьедестале снова жгли крепкие благовонья, перекрывающие запахи. Ханде вдохнул полной грудью, но разобрал только горечь горелых трав, а не запах своего будущего мужа. Тогда он аккуратно поднялся по ступенькам и встал на свое место. Дед протянул его руку и передал в ладони мужа. Ханде смотрел из-под прикрытия накидки и видел только бледные ладони и аккуратный маникюр альфы. Дед отошел в сторону и начал зачитывать мелодичные брачные клятвы Семьи Кайял. Вторила ему только далекая мелодия короткой флейты. С каждым новым куплетом Ханде все больше чувствовал жар в своем нутре. Волнение и подавленный гнев были виноваты или странные напитки Матте — он не знал. Запах альфы так и не добрался сквозь благовонья до его легких. Этот альфа не был даже благородным, он был слабым, но богатым простолюдином. Таких людей было все больше, из семей, разбогатевших в последнюю сотню лет после падения Императора. Эти люди уже были в парламенте. В конце речи Главы по ступенькам поднялся Матте в белом одеянии главного омеги дома и преподнес им поднос с небольшим старым кинжалом, рукоятка которого была украшена красивым черным камнем — реликвия Семьи Кайял. Невидимый для Ханде альфа осторожно взял в руки кинжал и первым разрезал себе ладонь до крови. Потом повернул руку Ханде и провел по ней. Боль обожгла, а Ханде, наконец-то смог вынырнуть из странного транса и прийти снова в реальность. Он хотел отдернуть руку, но альфа держал крепко. Он уже вернул кинжал на поднос и перемешал их кровь, завершая ритуал. Ханде поднял голову и тихо раздосадовано шикнул. Глава и Матте позволили этому нуворишу ступить в стены этой залы только потому, что Ханде сам был полукровкой и они считали их подходящей парой. Глава не задумался, что этими ритуалами мог оскорбить своих предков, потому что так уж сложилось, что семья Атеш сулила их Дому хорошие денежные контракты. Перемешав кровь и перед всеми свидетелями назвав Ханде своим мужем, альфа наконец-то потянулся к тряпке, покрывающей голову Ханде и сбросил ее на пол. Яркий свет и огромное пространство ненадолго ослепили Ханде, но он быстро привык и вскинул голову, не желая преклонять ее перед каким-то безродным альфой. Ханде повезло, и его мужу еще не было даже тридцати. Он еще оставался привлекательным молодым альфой, по внешности которого было видно, что он любил следить за собой и следовал столичной моде. Альфа, как и подобает жениху, был во всем черном, а место герба Семьи на его камзоле оставалось пусто. Ханде снова скривился: безродный. И вот Глава и Матте спустились с пьедестала и унесли с собой благовонья, оставив их одних в столбе пыльного солнечного света. Свидетели стояли у них под ногами и сохраняли полное молчание. Альфа так же жадно рассматривал Ханде, как и он его, и, наверное, остался недоволен только длиной волос своего мужа. Филипп вдохнул полную грудь воздуха, приблизившись на шаг к Ханде. И Ханде сделал так же, чувствуя обыкновенный пряно-горьковатый запах альфы, так похожий на запах курительных палочек Матте. Альфа удовлетворенно выдохнул, а у Ханде засвербело в носу, и сознание снова поплыло. Он еще раз жадно глотнул воздух, отшатнулся назад, но не сдержался и все-таки смачно чихнул, заплевав слюнями грудь своего мужа.