***
Вика придирчиво осматривает себя в небольшое зеркало у туалетного столика в душной гримерной. Быстро мелькающие лица сзади то и дело дергают провода на спине, поправляя, перекручивая и расправляя появившиеся складки на платье. Женщина периодически дергается, пытаясь оставить себе каплю личного пространства. Тактильность никогда не была привычкой и дозволением, но медийный статус плевать хотел. Это работа, всего лишь работа. Операторов, звуковиков, постановщиков и сотни других людей. Её работа, в конце концов. — На площадке нужно быть через 10 минут, — юный курчавый паренек, боязливо поглядывающий на неё через зеркало, мнется у двери. Вика кивает, глубоко вдыхает, рассматривая собственные ключицы, покрытые шиммером с золотым отливом. Объемная белая ткань прикрывает левую часть туловища и подтянутого предплечья. Разрез открывает любопытным глазам изящные ноги, сияние которых соблазнительно переливается в бликах искусственного света. Женщина опирается руками на столик, наклоняется корпусом, хмурится привычно. И понимает, что абсолютно не в своей тарелке. Словно кричащая и огненная сексуальность распылила афродизиак, влила в её гортань объемную дозу. Вика перебрасывает часть накладной косы с одного плеча на другое, внутренне вся сжимается, хочет скрыть оголенные участки тела. Сознание её в этом плане устроено просто, паттерны донельзя знакомые и привычные многим. Чем больше участков тела оголено, тем меньше скрытого и строго охраняемого остается глубоко внутри волнующегося сердца. И амплуа, как назло, непривычное: тошнотворно женственное платье, сексуальное тело с блядским шиммером на всех открытых участках. Жрица сжимает челюсть, выгоняя чувства, которые напоминают о школьных дискотеках, праздниках и выпускном. Словно мама заставила нацепить платье, в котором ты действительно хорошо выглядишь, но внутреннее чувство уверенности без привычных джинсов и черных рубашек в тартарары улетело. Ведьма переводит взгляд на дисплей мобильного, проверяет время и бегло пробегается по уведомлениям. Инстаграм, рабочий чат, почта — все строго и по списку. Не так давно, правда, в списке появился небезызвестный мессенджер с зеленой иконкой, в котором одна обладательница затуманивающей разум аватарки не забывала пожелать хорошего дня и записать пару-тройку голосовых о том, что ей третий день снится тирамису, а она, черт возьми, на диете. Вика, к слову, тогда оформила ей доставку тирамису через пять минут, сразу же выходя из сети, чтобы не размышлять о том, чем она руководствовалась. Марьяна незаметно, как ранняя весна в особенно дождливый февраль, уместилась в стабильной и структурированной жизни Виктории Райдос. Марьяна каждый вторник покупала ей американо, однажды принесла на съемки сладкую хурму, приятно растекшуюся по шершавому языку. Марьяна писала забавные сообщения, аккуратно «подкусывала», нежно смотря исподлобья серо-голубыми. Марьяна ластилась, терлась щекой о волосы с запахом сандала, прижималась ближе, до спертого воздуха, перед прощаниями. Марьяна впервые поцеловала её перед испытанием в роковой Гремячке, во время конфликта, предметом которого был ритуал с Олегом Шепсом. Виктория повышала голос, крепко сжимала челюсти, чувствовала лижущие языки возбуждения и дикой злости одновременно. А взбалмошная шаманка просто положила руки на плавные скулы, чуть склонила голову и, притянув хмурящееся лицо с запоминающимся изгибом бровей, мягко накрыла сухие губы. И внутри катастрофы в активную фазу вступили, зависимость на подкорке формироваться началась. Вика отказывалась. Конечно же. Обрубила на корню, потеряв из виду цепных псов, что сорвались под напором пухлых влажных губ. Вика, признаться честно, Марьяну Романову возненавидела. Пылко на их первый поцелуй отвечала, упругим языком толкалась в рот напротив, клыками острыми нежную плоть ранила. Оттолкнула с силой — шаманка покачнулась, еле устояв на подрагивающих ногах. И агрессия вязкая через края перелилась, вынудила субтильные плечи, родинками отмеченные, пальцами со свежим маникюром сжимать. Позволила чужим пальцам длинным проникнуть в тесные джинсы, в эпицентр, под нижнее белье. Вика умоляла глубже, сильнее, быстрее. Вовремя ситуацию в свои руки взяла, прервала ошибку ужасную, не дав кульминации произойти. Стремительно из номера чужого вылетела, выпила три чашки крепкого горького кофе и впервые за двенадцать лет выкурила целую сигарету. Жрица перепробовала все способы борьбы с новой зависимостью, которая слащаво вынуждала сердце отбивать чечетку, но цепные псы уже были в плену между бледных ног. Возвращалась неизменно, к впалому животу губами прикладывалась, как к иконе на алтаре. Стабильность и ригидность, ставшие основательными качествами личности, трусливо млели под нежным шепотом «детка», от которого Райдос непременно и показательно отмахивалась. Марьяна обладала раздражающей способностью материализоваться из мыслей: телефон Вики издал звук уведомления от контакта с именем «Марьяна Романова». Шаманка, конечно, похохотать над столь официальной подписью не упускала возможности. 12:12 «Опять на съемках сегодня?»«да.» 12:12
12:12 «Устала, наверное, хорошая. Ты хоть поесть успеваешь?» Желудок Вики сжался, сделав пару кульбитов от бытового и теплого «хорошая». И затошнило почему-то.«Когда как» 12:14
«Приезжай сегодня на ужин» 12:14 «Ко мне)» 12:14«не знаю пока» 12:15
«Я знаю рычаги давления, Вика.» 12:15 Женщина сжала телефон, отгоняя от разума дикие картинки, сглотнула тяжело. Взгляд вновь зацепился за изображение в зеркале. Вика выпрямилась, выставила левую ногу вперед, от чего вырез стал выше, а ткань платья соблазнительно обтянула бедро. Голову немного влево, взгляд уверенный, не в камеру или в телефон, — в собственное лицо в отражении. Пару снимков в зеркале, несколько селфи и метания между «да» и «нет».«*2 фото*» 12:17
«Это пиздец» 12:17 «Вика» 12:17 «Я жду тебя сегодня, как только освободишься» 12:17 «Ты красотка. Невероятная.» 12:17 — Снимаем появление участников, всем на площадку! — басистый голос режиссёра эхом пронесся по павильону, вынуждая Вику заблокировать телефон и, подвигав пальцами в неудобных туфлях, поспешить на съемочную площадку. Марьяна закрывает и открывает переписку, сглатывает шумно, бедра сжимает плотнее. Вязкий узел завязывается внизу живота, отдавая тяжёлым стуком в сердце. Марьяна абсолютно точно ненасытна и больна. Ей сложно оставаться в собственном теле и здравом уме, когда Виктория Райдос находится в Москве. И будет находиться ещё минимум две недели. Марьяна личность страстная, открытая необычному, любящая своим слегка курносым носом залезть во все потаенные уголки — Марьяна пугается реакции своего тела и сознания на привычное нахождение Райдос где-то поблизости во время съемок «Битвы сильнейших». Марьяна уверена, что сходит с ума, и процесс этот необратим. Марьяна ведь в начале съёмок поиграть планировала просто-напросто, подцепить ноготками подбородок всей такой с головы до ног вылизанной, идеально сложенной и чёткой Виктории: потому и Викой называла, шестерочку влепила, едкими комментариями бросалась. Выбить из седла, увидеть что-то настоящее в строгом лице, почувствовать интерес к себе. Интересно ведь, невероятно увлекательно конкурировать с оттенком агрессии! Марьяна, честно признаться, в планировании и структуре была не сильна. Марьяна хотела на крючок поймать, а в итоге сама попалась. Теперь повисла, глупо глазами хлопает и с открытым ртом внимает железной леди. Млеет под редкими поглаживаниями волос, смазанными поцелуями в щёку при приветствии и сдаётся на милость тёмным взглядам на субтильное тело в особенно откровенных нарядах. До одури страшно осознавать и видеть нечеловеческий голод в глазах Виктории Райдос. Женщина до сих пор и верит с трудом, хочет вновь границу переступить, довести до исступления. Первый и последний поцелуй и скомканный секс после кажутся лишь мутным отражением в ржавой воде. Воспоминания яркие, конечно. Накрывают бурей, языком пламени лижут позвоночник, вынуждают руку под бельё запускать. Вика в перерыве небольшом берет телефон в руки, чувствует приевшееся волнение внутри, бездумно пальцами по экрану водит и, наконец, пишет.«Спасибо» 13:15
«Я не обещаю приехать» 13:15
«Как всегда) Я понимаю» 13:15 Вика щёки кусает, не понимает, почему Марьяна терпит и принимает покорно. Мотивов не понимает, цель разглядеть её не может. Не верит. Совсем. «Мне тебя голыми фотографиями как подростка заманивать?» 13:16 Вика непроизвольно выдыхает шумно, следом хмурится привычно, как только в руки себя берёт. Они ни разу так и не обсудили странное безумие, нахлынувшее в те ночи. Словно если озвучить, то шаткое и нестабильное общение точно рухнет, рассыплется, сгорит. И так мерзко было думать, что вся их странная связь строится лишь на влечении физическом. Ложь ведь, хотелось верить, что ложь. Смелости у Вики спросить не было. «Я даже на расстоянии чувствую, как у тебя шестеренки в голове крутятся. Это шутка. Я просто соскучилась. По тебе. По нашим разговорам, шуткам. Мне с тобой нравится. Ты мне и сама нравишься, это не секрет ведь, Вика.» 13:18 Жрица улыбается, хочет сердце глупое вырвать, пнуть и напомнить, что оно дурацкое. Вот дурацкое. Излюбленное слово Марьяны в их переписке.«я приеду. Во сколько не знаю. Целую» 13:19
Продолжает улыбаться, перечитывая сообщение Марьяны, не веря до конца, но псы цепные к руке с пальцами изящными ластятся, облизывают слюняво. Чувства неясные за край перевалили, а Вика поздно очнулась — перечитывает своё сообщение, бурча под нос «блять», словно не она добавила в конце такое сладкое «целую». Тянется к кнопке «удалить сообщение для всех», но оно прочитано уже. Прочитано, записано, отпечатано на сетчатке серо-голубых, освещено улыбкой мягкой, от которой скулы сводит. «Целую!» 13:20 За ужасно долгий съёмочный день Вика успевает сотни раз передумать, внутренне отказаться приезжать, но как только переписка оказывается вновь открытой, все сомнения и «нет» испаряются под натиском желания. Не физического. Под натиском желания быть рядом с рыжей макушкой, по-детски громко смеющейся, от чего плечи иногда подрагивают, вынуждая внимание на родинки обратить, в тысячный раз каждую разглядеть. Вика почти стонет, когда снимает узкие туфли и расплетает залаченные волосы. Надевает привычную чёрную майку, именную толстовку сверху и неизменные чёрные джинсы узкие. Расслабляется окончательно, вызывает такси и попутно оповещает хозяйку о скором прибытии. Марьяна носится по квартире, переживает, как девчонка наивная, влюбившаяся впервые. Пудрится в третий раз за час, накрученные локоны поправляет, чёрное платье с открытым правым плечом чуть ниже стягивает. Смеётся над собой же, головой качает недоверчиво и распыляет парфюм с нотами нарциссов. Звонок в дверь выбивает весь воздух из слегка подрагивающего тела. В жарких дискуссиях Марьяна часто талдычила Вике, что она настолько хорошо маски меняет, что они к ней приросли. К Марьяне Романовой приросла маска искусной соблазнительницы рядом с Викторией Райдос — непозволительно страшно показать волнение и дрожь. Марьяна выпрямляет спину, по пути к двери смотрится в зеркало в коридоре и, втягивая живот, чтобы тошнота отступила, открывает дверь гостье. Вика смотрит на неё несмело, боязливо, как подкинутый котёнок с глазами-пуговками. Через мгновение берёт себя в руки и знакомые отблески стали возвращает, языком по внутренней стороне зубов проходится, руку в карман пальто засовывает. И, будь она проклята, достаёт из-за спины букет белых кустовых роз. Марьяна клянётся всем богам и высшим существам, что прямо сейчас упадёт ниц и откажется вставать. — В гости без подарков некрасиво, — жрица наконец порог переступает, протягивает букет замершей на месте Марьяне. — Тем более на ужин. Марьяна глубоко-глубоко дышит, до боли в грудной клетке и меж рёбер, рассыпается от столь нежного знака внимания. Принимает цветы и, наплевав на данное себе обещание сдерживаться, притягивает женщину к себе. Привычно закидывает руку на плечо, ощутимо давит на лопатку, чтобы до невозможного близкого. От Вики пахнет морозом, парфюмом с цитрусом и сандалом, лаком для волос и мускусом солёным. Солёный мускус — запах её кожи, собственный, неповторимый. Марьяна как-то спросила название парфюма Райдос и только лишь при контакте кожа к коже, языком бархатным к шее длинной поняла. — Целуешь? — высокий голос обретает привычные игривые нотки. — Целую, — хриплый в ответ и легкий поцелуй в щёку. Вика опускает руки на гибкую талию, водит плавно, словно всю жизнь только этим и занималась. Марьяна в шоколадные волосы зарывается, перебирает их кончики пальцами. — У тебя волосы закудрявились от косы, — шаманка отрывается, помогая гостье снять пальто. — Хорошенькая. Вика чувствует, как кончики ушей краснеют, взглядом в пол впивается. Медленно стягивает ботинки, чувствуя неловкость, словно она в чужой монастырь с уставом своим. Марьяна рукой манит её на кухню, достаёт вазу из кухонного шкафчика, наливает воду, пытаясь успокоить дрожащие руки. — Гордое одиночество? — Вика заходит на светлую кухню, щурясь от яркого света. Марьяна замечает, тут же приглушает лампы. — Нет, гордые ночёвки у подруг под предлогом «надо снимать контент в канал, мам». И к итоговому готовятся вместе, я даже заметки видела. — Ответственная мамочка, — женщина хмыкает, присаживаясь на стул. — Ужинать будешь же? — Ты еще спрашиваешь? Мы там как в военном лагере. Марьяна кивает, накладывая щедрую порцию курицы с запечёнными овощами. Поджимает губы, недоверчиво разглядывая вид блюда. Помнит из вереницы разговоров, насколько хорошо Вика готовит, лицом в грязь упасть не хочет. Готовить никогда особо не любила и времени не уделяла, но с Викторией Райдос всё в жизни меняется. — Строго не судить! — Марьяна ставит тарелку перед гостьей, подвигает чашу с салатом, наливает апельсиновый сок. — А кофе? — Вика ухмыляется, прекрасно помня о привычке шаманки запивать кофе апельсиновым соком. — Сначала ужин. — А твоя еда где? — Поздно уже есть, — Марьяна пожимает плечами, отпивая сок. Вика подрывается, под непонимающий взгляд Марьяны плетётся к кухонной тумбе, накладывая вторую порцию. Ставит тарелку на стол и смотрит строго-строго. — Ответственная мамочка, — Марьяна не может отказаться. Не тогда, когда о ней заботится Райдос. Они трапезничают под шутки, многие из которые являются их собственными, локальными, скрытыми ото всех. Вика запрокидывает голову, низко смеётся, вытирает капли сока с подбородка, а Марьяна светится. Чувствует, как её изнутри разрывает от засилья нежности и желания припасть к тонким губам. Накрывает чужую руку, гладит костяшки, коленки стыдливо сводит. — Как съемки проходят? — Марьяна придвигается. — Не пожалела, что согласилась? — Ну так, — Вика придвигается в ответ, неосознанно. — Ранние подъёмы стали ещё более ранними. — Все упадут, когда тебя увидят, — дыхание шаманки учащается, она переходит на поглаживание предплечья. Вику потряхивает откровенно. — Думаешь? — С ума сошла, Вика? Ты себя видела? — Видела, — женщина голову опускает, губы кусает, словно в чём-то страшном признаётся. — Мне кажется нелепо. — Ты дурная что ли? — глаза Марьяны округляются. — Ты шикарно выглядишь. В том платье особенно. Изящная, ослепительная. Сексуальная. Одни ноги чего стоят. Вика увлажняет губы, смотрит обсидиановыми в серо-голубые помутневшие, голод нечеловеческий чувствует. Стягивает толстовку, вешая на стул. — Жарко у тебя. Марьяна шумно выдыхает, обращая внимания на блестящие ключицы. Разминает шею, руку убирает, прикрывает глаза. Из пухлых губ вырывается смешок от нелепости всего, что происходит, когда они вот-вот приближаются к запретному. Она боится услышать ответ, не готова к отказу. — Останешься? Поздно уже, — шаманка убирает со стола, чтобы отвлечься от страшных картин в голове. — Обещаю не приставать! Райдос смеётся, напряжение перетекает в ленивое возбуждение, окутывающее с ног до головы. Кивает, помогает Марьяне загрузить посудомойку, рассматривает субтильное тело. Прижимается к её спине, вздрагивая от своих же действий, руки на талию кладёт. — Моя талия — твое любимое место? Они не пили совсем, но обе чувствуют опьянение сумасшедшее, не позволяющее трезво порядок вещей оценить. Вика хочет ответить, что Марьяна вся любимая, язык прикусывает. Не стоит. Стоят молча, Марьяна голову откидывает, трётся щекой о шоколадные завитки, раскачивается под известную только ей мелодию. — Всё было очень вкусно, спасибо, — Райдос удивляется, каким хрипом раздаётся её голос. — Душ можно принять? — Конечно. Женщина ведёт гостью в свою спальню, даёт два вафельных полотенца и шёлковый халат, шутит о том, что нижнее бельё придётся с ней делить, а Вика отказывается, закатывая глаза. Облегчённо выдыхает, включая душ, делает воду погорячее. Надеется, что это отрезвит и в чувства приведёт. Рассматривает гели, шампуни и различные баночки на полках. В сознание мысли о том, как Марьяна водит длинными пальцами по своему же телу, растирая особенно чувствительные места гелем, врываются смертельным ураганом. Вика отрицательно кивает головой, не понимая, когда успела превратиться в женщину с изобилием гормонов, которая больше похожа на подростка в пубертатном периоде. Но лучше об этом думать, чем о том, что она принимает душ у человека, которого даже подругой вслух не называла. И никакое из существующих в русском языке определений не могла вообще дать их отношениям. Вика проводит рукой по эпицентру, ощущая вязкую влагу, выдыхает обречённо. Может, если успокоить это самой сейчас, то хотя бы на вечер всё уляжется? Псы скроются, сердце тяжелым перестанет быть, путы внизу живота испарятся. Отрицательно кивает, ругая саму себя. Мастурбировать в квартире у Марьяны Романовой, принимая душ? Дурость. Марьяна ждёт её в спальне, на расстеленной кровати. И никакой диван она раскладывать не собиралась. Рискует, боится, но пробует, иначе расплавится. Вика по-хозяйски развешивает полотенца на сушилке в гостиной, крепче завязывает узел халата и, подозревая, где ждёт ее Романова, идёт в спальню. Походка Вики расслабленная, развязная. Такая, что Марьяне хочется к стене её пригвоздить, всю спесь выбить губами и укусами. — Есть силы на разговор? — Марьяна переодета в атласную рубашку изумрудного цвета. — Хочу прояснить. Назрело уже. — А если нет? Выгонишь? — Вика присаживается на край кровати, не удерживается от пристального внимания к белому шраму на грудной клетке. Марьяна выдыхает обречённо, облизывает губы, приглушает свет прикроватного светильника. Растягивается поперёк кровати, открывая чужому взору длинные, ничем не прикрытые ноги. — Говори, давай, — Райдос передёргивает плечами, точно зная, о чём пойдет речь. — Я каждый день думаю о том поцелуе. О той связи. Вика точно знала, о чём речь пойдет — Вика всё равно замирает, вдохнуть глубже пытается, чувствуя, как горят лёгкие. Может, конечно, как и тогда сказать, что всё это ошибка, глупое стечение обстоятельств, неправильное выражение эмоций. Может. Но липкая, мерзкая ложь и так на каждой косточке налётом осталась, растёт с каждым днём всё больше, грозится в труху всё раскрошить, заполнить до краёв собой. — Я не знаю, Марьяна, — подрагивающий голос гостьи вынуждает Марьяну подорваться, придвинуться ближе, рукой плечо чужое погладить. — Это не романтическое. Не платоническое. Что-то третье. Тайное. — Настолько самозабвенное, что границы размываются, — шаманка кивает, понимает и чувствует каждое слово. — И я не знаю, Вика. Особенно не знаю, насколько меня хватит. Я в один день взорвусь, как воздушный шарик. Взорвусь от того, как сильно я хочу тебя. Во всех смыслах. — Не нужно, — Вика отмахивается, но вопреки словам подаётся корпусом вперёд, сталкивается с носом Марьяны. — Я хочу целовать тебя, разминать твою сильную спину, — шаманка оставляет поцелуй в уголке губ. — Хочу днями напролёт слушать твои истории о приёмах, пить с тобой кофе, обнимать, когда нежность под дых бьёт. Под кожу тебе хочу забраться, Вика, — поцелуй в висок. — Я будто с ума схожу. — Мы обе, — Райдос кладёт руку на бледное бедро, которое тут же покрывается мурашками в ответ. — Обе с ума сходим. — И что делать? — Марьяна осыпает поцелуями скуловую линию. — Если бы я знала. Вика накрывает рукой чужой затылок, тянется к губам влажным, накрывает пылко, сминает нетерпеливо. Вика, не ожидая от самой себя, множит общее безумие. Их тайное безумие. Трясёт дико, непозволительно, словно она наркоманка, наконец добравшаяся до спасительного порошка. Марьяна отвечает горячо, толкается языком внутрь, кусает и облизывает. Посасывает нижнюю губу, отпуская с пошлым звуком. Дрожит вся, словно вот-вот душа тело покинет, оставив лишь пустую оболочку. Марьяна выкидывает все осторожности в бездну, седлает крепкие бедра, вынуждая Вику откинуться на кровать. Грязно, отвратительно грязно и самозабвенно целует, сплетается с горячим языком. — Ты же понимаешь, мне нужно взять реванш, — Марьяна спускается ниже, мажет языком по напряженным мыщцам на шее, кусает ощутимо, слыша в ответ шипение. Вика прокусывает внутреннюю сторону щеки, стоит на краю той же бездны, за женщиной прыгнуть боится. Потеряет себя, истончится, исчезнет же. Обхватывает ягодицы, сминает яростно, будто мстит за жизнь рушащуюся. Стягивает нижнее бельё, оставляя на бёдрах, проводит пальцами по половым губам, размазывая вязкую субстанцию. Марьяна опирается на её плечи, стонет звонко, выбивая воздух из измученных лёгких Вики. — Быстрая какая, — шаманка бьёт по руке, развязывает халат женщины. Мир вокруг кричащим красным видится, в алый переходит, темнеет. Ощущения и эмоции выкручиваются на максимум, дрожь становится основой личности, стоны все слова заменяют. Вика хрипит, когда Марьяна впивается зубами в ключицы. Марьяна действительно под персиковую кожу хочет забраться, раздербанить к чертям. Ничего, кроме схемы «поцеловать-укусить-зализать», больше не имеет смысл. Романова рубашку через голову стягивает, прижимается затвердевшими сосками к упругой груди, трётся развязно. Вика запрокидывает голову, выгибается до треска позвоночника, скулёж сдерживает. Она то кладёт руки на лопатки, то зарывается в рыжую копну, то за шею хватается, царапается ноготками. С Марьяной Романовой структура и последовательность всегда самоуничтожаются. Шаманка затвердевший сосок губами пленит, кусает больно, выбивая из женщины под ней первый стон. — Любишь дико, Вика? Райдос приподнимается, тянется к губам, впивается бешено. От её пальцев на щеках Марьяны красноватые следы остаются. Вика никогда, даже под угрозой смерти не признается, какой мрак пожирает её, когда из уст Марьяны пошлые словечки вылетают. Марьяне признания нужны, конечно, но она и сама все понимает, когда опускает длинные пальцы на потемневшее пятно на белье. Ласкает хаотично, кончиком языка сосок лижет, представляя, какие царапины на спине останутся от ногтей жрицы. Марьяна поступательно ниже спускается, зубами за слегка выпирающие рёбра хватается, глаза закрывает, не в силах смотреть на хмурящееся лицо с приоткрытым ртом, который жадно воздух пытается в лёгкие доставить. Вика хочет что-то сказать, заставить не медлить, но язык свинцовый, мозг работать отказывается. Вике дурно, Вике так хорошо — всё, кроме рыжей макушки, целующей подрагивающий живот, кажется таким померкшим, абсолютно не имеющим никакой смысл. Марьяна стягивает по чужим соблазнительным ногам последнюю преграду, бедра широко разводит, держит за коленки. Замирает, выжигая представшую перед ней картину: жрица то и дело бедра вверх приподнимает, правой рукой смятую простынь сжимает, губы кусает. Выгибается, безмолвно прося о большем, от чего грудь в такт подпрыгивает. Марьяна хочет навсегда оставить это глубоко в себе, не позволить никому увидеть, ревностно охранять. Опускает пальцы на шелковистую плоть, мягко надавливает на комок нервов. Вике влажно, смертельно и безумно влажно. Языком горячим проходится по всему эпицентру, стонет сладко, вибрацией отдаваясь в потяжелевшее сердце жрицы. Толкается языком внутрь, вынуждая женщину выкрикивать пошлые ругательства. Расслабляет язык, полностью окутывая клитор, бедра Вики руками пленит, помогает двигаться в унисон. — Блять, — Райдос запускает руку в волосы, ближе голову Марьяны прижимает. — Так хорошо. Марьяна улыбается, отрывается, лениво водит пальцами по эпицентру. — Смотри мне в глаза, — впивается короткими ногтями в мягкую кожу бёдер. — Смотри, как я наслаждаюсь тобой. Вика выдыхает шумно, приподнимается на локтях, послушно взглядом с потемневшими серо-голубыми сталкивается. Марьяна возобновляет движения языка, плотоядно смотрит в обсидиановые напротив. Два пальца внутрь проскальзывают, ласкают отточенными движениями. Марьяна давит рукой на низ подрагивающего живота для усиления ощущений — выбивает жалобный стон из пересохших губ. — Да, — Вика ерзает на смятой простыни. — Марьяна. Женщина с силой прикусила порядком израненную губу, свела подтянутые ноги, сжалась на длинных пальцах. Голова тяжелая, тело в кашицу превратилось. Марьяна чувствует сжимающиеся стенки, глаза прикрывает, и Вика наконец голову откидывает назад, выгибается. Стонет жалобно, умоляюще. Вика близко, ногу над пропастью поднимает. У шаманки свои планы. Она отрывается резко, вызывая возмущенный взгляд, улыбается дьявольски. Ложится рядом, тянет Вику на себя. Райдос слишком измучена, слишком жаждет, чтобы противиться и спорить. Садится на хрупкие бёдра, смущённо отводя взгляд. — Почувствуй меня, — Марьяна направляет пальцы внутрь, другой рукой Вику на них опускает. — Себя настоящую почувствуй. Сумасшедше сексуальную, запретную, дикую. Вика чувствует слишком много, дрожит, изнывает. Под чутким предводительством Марьяны начинает неторопливо двигаться, опирается руками на проступающие рёбра, боится больно сделать. Шаманка свободной рукой крепче к своему телу чужие руки прижимает, руку на щёку перемещает. Вика языком обжигает бледную кожу запястий, испещренных микроскопическими белесыми шрамами. Целует влажно, фактуру гладкой кожи пытается запомнить. Темп медленным перестаёт быть, набирает обороты — Марьяна находит особенно чувствительную точку, то быстро-быстро пальцами толкается, то замедляется, выбивая сладкие стоны. Марьяна хочет момент оттянуть, как можно больше такой Виктории Райдос в себя впитать, по венам пустить. — Давай же, — Вика не стесняется больше совсем, дико двигается взад-вперед. — Перестань издеваться. Марьяны улыбается, пальцами сосок оттягивает, бешеный темп набирает. Придерживает рукой дрожащую женщину, давит на верхнюю стенку. Пальцы опоясывает плотным кольцом, их мощный прилив влаги ласкает, стенки пульсируют хаотично, стоны смешиваются со вскриками и «боже, боже, боже». Марьяна пальцы в сторону разводит, продлевая чужое долгожданное удовольствие. Вика дышит тяжело, до боли в грудной клетке. Клянется, что совсем с катушек слетела. Бесповоротно. Боится глаза открыть, бездна поглотила целиком и полностью. Марьяна аккуратно укладывает её рядом, осыпает шею поцелуями, лениво клитор поглаживает, чувствуя новую волну возбуждения. Вика крепко бёдра сводит, целует пухлые губы, руку на талию кладёт. — Да, талия — моё любимое место. Марьяна смеётся нежно, чмокает в макушку и встаёт, открывая окно на проветривание. Возвращается из кухни со стаканом живительной воды. — Я-то без реванша осталась, — Вика благодарно принимает стакан. — Это не честно ведь. Шаманка заливается смехом, шлёпает женщину по бедру, целует за ушком. — Если захочешь, то обязательно возьмёшь. И бездна вновь пылает, ревёт истошно, всё в себя поглощает.***
Жрица ёрзает на кровати поздней ночью, все вокруг давит и душит. Хочется закрыться в маленькой тёмной комнатке и не появляться минимум три дня. Вике так нужен отдых. От себя самой. Она выходит на веранду, бездумно листает ленту инстаграм — это стало неким способом отвлечься, унять тревожность. И о Марьяне вспоминает. О том, как вся их странная связь развилась и, видимо, получив кульминацию, исчезла. Скучает. Совсем немножко. Вика непозволительно часто вспоминает их разговор в спальне. Страшные признания Марьяны по сознанию гоняет, возбуждение со слезами смешивается. Запутанность и нестабильность должны были стать их кредо. Шансов иных и не было. И не будет, да? Новое уведомление привлекает внимание, Вика без задней мысли нажимает на сообщение. «Я же говорила. Ты прекрасна» 03:05 «И хорошо, что никто и никогда не услышит твоих стонов и просьб сладких той ночи. Это только моё, Вика.» 03:06 Бездна радостно ручки потирает, псы скучают по нежным рукам.