Встречи

- Ах ты подонок! Шакал и сын шакала! Дурной свиньи ублюдок! Неясно, причитал ли торговец Махмуд напоказ или негодовал искренне, но его вопли разносились по всему базару. К палатке с иранскими коврами постепенно стягивался народ, окружая взбешенного Махмуда, который, кажется, уже готовился рвать на себе остатки волос и бороду, и юношу лет примерно семнадцати. - Пусть Всевышний покарает и тебя, и твою семью! Пёс гнилой! Обобрал! До последнего куруша, до нитки! Паук неверный! До нитки – люди добрые, взгляните! - до нитки! Где это видано - из самого Исфахана вез! А он, он... Махмуд задохнулся, схватился за сердце показным жестом и, обхватив голову руками, устроился на закрытом сундуке, подвывая. Народ шушукался, юноша спокойно стоял, заложив большие пальцы за ремень и ожидая конца этого дешёвого представления. Его одежда сразу выдавала венецианца - только они умели так искусно сочетать в одном наряде и османское платье, и греческую обувь, и короткий венецианский колет. На волосах юноши, непокрытых даже по жаре, играли льдисто-золотые блики. - Ну хватит! - Резкий короткий окрик разрезал воздух, точно кнут погонщика.- Это становится скучным. Скучным это представление явно казалось только юноше: Ибрагим чуть подался вперёд, пытаясь получше разглядеть происходящее, и с лёгкой завистью отметил, что произношение у незнакомца гораздо чище и лучше, чем у него самого. Что ж, это означало, что нужно ещё немного позаниматься с учителем риторики и словесности. - Я заплатил тебе ровно ту сумму, о которой мы договорились. Если что-то не устраивает, то сейчас мой человек съездит за договором, и мы идём к кадию. Упоминание кадия живо прекратило истерику. - Вай, бей, ну зачем так? К чему кадий, мы же давние друзья! Расходитесь, расходитесь, люди, здесь вам не петушиные бои! - Махмуд замахал руками, разгоняя толпу. - Бей, все доставят на корабль к завтрашнему утру. Не изволь беспокоиться, все пройдет, как обычно. - Очень на это надеюсь. Ты надёжный человек, Махмуд, рад, что все решилось к общей выгоде и радости. - К радости, несомненно, к радости. Твое серебро ох как ее приносит. Ну, будь здоров, бей. - Будь здоров. Ибрагим отвлекся на принесённый ему шербет, а когда поднял глаза, с удивлением обнаружил незнакомца напротив себя. Тот, перекинув ногу через лавку, сощурил слегка раскосые темные глаза, улыбнулся. В уголках губ обозначились короткие морщинки. - Луиджи, - коротко представился он. - Я заметил, что ты на меня смотришь. - Смотрю, - Ибрагим вернул улыбку очаровательному наглецу и жестом попросил принести ещё шербета. - Теодор. Венеция, верно? - Абсолютно, - Луиджи моментально перешёл на родной язык. Поблагодарил за напиток и десерты и добавил: - Как и у тебя. Ибрагим чуть не поперхнулся, в носу защипало от гранатового сока, однако он сумел не раскашляться. - Могу я узнать, как ты пришел к такому выводу? - Ну, друг мой, это же совершенно естественно! Вы одеты с тем изяществом и вкусом, которое присуще людям исключительно нашей породы. К тому же вас явно не удивило то, как я обошёлся с несчастным Махмудом. Судя по тому, что за книга лежит перед вами, я бы предположил, что вы или благородный сын Афин, или... учитывая то, что я вижу, - Луиджи кивнул на правую руку Ибрагима, на которой поблескивал небольшой перстенек с витиеватым вензелем,- скорее, все же, Венеция. Ну и имя... - Вы не оставили мне ни единого шанса, - Ибрагим рассмеялся, чуть разводя руками.- Кто же вы, мессер Луиджи? Пророк? Шпион? - Всего лишь тот, кого называют Галатским бастардом. Вот теперь Ибрагим действительно поперхнулся. Вот - этот?! - Я вас, кажется, удивил? - Луиджи деликатно подал платок через стол и отвлекся на, якобы, внезапно сломавшийся ноготь, чтобы не вызывать ещё большего смущения. - Признаю, да. Почему-то, слыша о ваших подвигах, я представлял вас несколько иначе. - Примерно как, если позволено будет спросить? - Темные глаза Луиджи блестели все сильнее. - Позволено. Разумеется. Но, быть может, не на рынке? Вообще-то Ибрагим не предполагал, что его слова вызовут такую реакцию: Луиджи легко поднялся, подождал и сощурился на солнце. - До моего дома примерно... Да неважно, идёмте. Ибрагим понятия не имел, что заставило его согласиться. Видимо, как минимум, любопытство, которое подстегивало немного больше узнать о сыне Андреа Гритти. Луиджи болтал без умолку, но эта болтовня не утомляла - напротив, чем больше он говорил, тем больше Ибрагим понимал, насколько благосклонна к нему судьба, подарившая такое знакомство. Умница Гритти, казалось, знал все и обо всех - от последней прачки до командиров султанской стражи, от состава оружейных сплавов до законов Цезаря, от Плутарха до Цицерона. Повернув влево, к дорожке, ведущей вверх, мимо башни, Ибрагим замер, как вкопанный, перед лавкой с музыкальными инструментами. - Красавица, - выразил Луиджи свое мнение, проследив взгляд своего спутника. – Я не особо разбираюсь в скрипках, но даже я вижу руку мастера. Ты играешь? Его манера беспорядочно скакать между обращениями изрядно сбивала с толку. Прикинув, в какую сумму этот инструмент обойдется семье, Ибрагим покачал головой. - Играю. Но такая роскошь мне не по карману. Моя… - он слегка запнулся, пытаясь подобрать верное слово: - …приемная матушка не слишком одобряет подобные траты. - Женщины, - Луиджи чуть лукаво вздохнул. - Они такие. Что ж... раз нравится... - Луиджи! Не смей! - А почему, собственно? Я не могу сделать подарок соотечественнику? - Ты ставишь меня в неловкое положение! - Ой, пока нет! Здесь для этого слишком много людей, - Гритти так очаровательно рассмеялся, что не оставил совершенно никакой возможности для сопротивления. И всё-таки Ибрагим попытался. Луиджи, в свою очередь – честь ему - не попытался свалить свой поступок на обычную для османов безоглядную щедрость (а то, что он родился здесь, в столице, Гритти сообщил чуть ли не сразу, а просто и как-то на удивление располагающе сообщил: - Дорогой друг, прошу тебя все же принять этот, ммм... нескромный, но подарок. Во-первых: мне всегда приятно порадовать соотечественника, к тому же столь внезапно найденного. Во-вторых: я почему-то уверен, что совершил абсолютно правильный, почти что наихристианнейший поступок. Не знаю, почему, видимо, провидение просто велит мне поступить так. В-третьих: мне совершенно некуда девать деньги. Последнее прозвучало почти наивно. Вкупе с длинными прямыми ресницами, трепещущими как у лучшего из актеров, виноватой улыбкой и просто убийственной честностью получился довод, которому нечего было возразить. Оставалось только поблагодарить нового приятеля, пообещав ему обязательно подарить что-то не менее ценное, и смириться с тем, что людей он только учится понимать. - Вы живёте на другой стороне, я так понимаю? Луиджи снова перешёл на официальное обращение. Прямо с лотка купил немного клубники, пару кувшинов вина, потом, в ещё одной лавке, хлеба. Ибрагим невольно подмечал, как Гритти двигается, что и кому говорит, как говорит. Похоже, что судьба привела ему не только друга, но и... наставника? - Сколько вам лет, Луиджи? - Почти двадцать. – Со всей очевидностью он солгал. Но, похоже, что у откровенности мессера Гритти все же был свой предел На пороге очаровательного небольшого дома их встретил слуга, подозрительно оглядевший Ибрагима, но всего лишь на мгновение. - Запомни, Энгин, этот господин может появляться здесь в любое время, даже когда меня нет. Это ясно? - Ясно, бей Луиджи. - Вот и славно. Письма? - Всего два, в кабинете господина. - Отлично. Идёмте, Теодор, - Луиджи на ходу кинул в рот орешек из большой вазы на столе почти у входа и стремительно, точно кот, взлетел по лестнице. Ибрагим невольно залюбовался. Неплохой, должно быть, моряк. Или дуэлянт. «Теодор». Так его называл до сих пор только один человек. Точнее одна. Но это было совсем иначе. Те-о-дор... Он давно не слышал этого имени. И, кажется, начал понимать, как соскучился по нему - Луиджи?- Он чуть повысил голос, обращаясь в сторону лестницы - Я в кабинете! Поднимайся!- последовал немедленный ответ. Ощущение правильности, спокойствия, тишины обрушилось на золотоволосую голову Ибрагима, как ушат холодной воды. Ощущение мира. Кабинет Луиджи, похожий на внутренности диковинной шкатулки с музыкой, - закрытый уединенный мирок - говорил о Гритти в сотни раз больше его слов и поступков. Цицерон, Марк Аврелий, Публий Адриан... Плутарх. Речи понтификов, своды законов, тексты на французском, греческом, латыни... персидские стихи, какие-то древние трактаты, Авиценна. - Нравится?- Луиджи скинул верхнее платье, оставшись в рубашке и простых полосатых нижних штанах. - Хочешь вина? Если да, наливай, графин на столе. Если, конечно, ты пьешь белое. Ибрагим понял, что Бог на небе, если он есть, определенно слышал его молитвы. - У тебя найдется ветчина? Настоящая. Гритти запрокинул голову, тряхнув светлыми кудрями, и расхохотался. - Что смешного? - Ибрагим разлил вино в два высоких темно-синих бокала. Дорогие бокалы, видимо с острова Мурано, мимолётно подумал он. Умопомрачительный запах выдержанного цвайнгельта - австрийского, снова мимолётно отметил Ибрагим, - кружил голову. И заставлял задать вопрос - Кто же ты такой, Луиджи Гритти? - Бастард. Купец. Дипломат. - Луиджи принял бокал, не думая даже менять позу. Вызвал слугу, распорядился о плотном ужине, непременно с ветчиной, и уставился на Ибрагима прямым ярким взглядом. - Тебе знакомо имя Франческо Галиани? - Ммм... скорее нет, чем да. Кто это? - Вечная заноза в моей заднице. - Гритти поболтал стройной ногой. - Флорентиец. Ох, этой интонацией можно было убивать. Сдирать кожу так точно. Ибрагим чуть нахмурился, отпил вина и качнул бокалом - «продолжай». - Султан Селим, да будет тебе известно... Хотя, погоди, что тебе вообще известно? - Я живу почти что в деревне. Дом моей приемной матушки всего в паре часов отсюда. Это поместье достойной женщины, и мы... - Так, я понял. Что ж. Тогда я определенно должен объяснить тебе положение дел. - Луиджи осенил себя размашистым крестом и напевно проговорил. - Да будет на то вооля госпоодняя! Нет, находиться рядом с ним и одновременно пребывать в тоске определенно было невозможно! - Значит, рвешься в мир большой дипломатии? - Значит, не хочу помереть в тени имени отца никому не нужным восьмым сыном греческой служанки. - Прости. Я ведь не знал. - Конечно не знал. - Луиджи снова улыбнулся. Забавно дёрнул кончиком носа, прислушиваясь к звукам из соседней комнаты: похоже, там накрывали ужин. - И впредь ты очень обяжешь меня, если будешь обращаться ко мне Альвизе. Хорошо? - Хорошо. А ты будешь звать меня Теодор? Луиджи вскинул светлую бровь и, соскочив со стола, дошел до двери в столовую и распахнул ее приглашающим жестом. - Но ведь это твое имя, как иначе? Проходя в маленькую уютную столовую, Ибрагим с наслаждением вдохнул запах горячей копчёной ветчины и особенно остро осознал, что именно так пахнет настоящая дружба.