Встречи

Солнце сегодня жарило так, что, по сравнению с ним, сковорода у чертей в Аду точно показалась бы приятной теплой постелью. И это ему ещё повезло, что торговец, решивший непременно выставить свой товар вот именно сегодня, все-таки сжалился над несчастным и не позволил ему умереть от теплового удара, поставив навес над выгоревшей до пшеничного цвета макушкой. Теодор отложил книгу, сглотнул, отчаянно мечтая о ледяной ванне. Вообще-то ему повезло - если можно так сказать. Во-первых, его не тронули. Он уже знал, что бывает с теми, кого продают в гаремы. При мысли о подобном святотатстве мальчик вздрогнул и поежился. Эти варвары, несмотря на всю свою утонченность и учёность, поступали с людьми совершенно противно природе и, что самое ужасное, не испытывали при этом ни малейшего раскаяния. Во-вторых, его кормили, и кормили, на удивление, неплохо: в его тарелке каждый день был свежий хлеб, куриный бульон, а иногда даже молоко или мягкий сыр. Пару раз в неделю перепадали и фрукты. Апельсины, персики... Сладкие, но совсем не такие, как дома. В носу защипало. - Не смей реветь, - тихо сказал сам себе Тео под нос и мысленно отвесил себе же подзатыльник. - Ты им такого удовольствия не доставишь. Сохраняй достоинство! - Что ты там опять бормочешь, а? Умом от жары тронулся? Так я быстро это поправлю. Тео сжал зубы, поднял голову и уставился на владельца (нет, он не скажет «своего владельца», не скажет, никогда не скажет!) так, что тот отшатнулся. - Я молюсь, - спокойно ответил мальчик, а про себя добавил: «о том, чтоб ты и подобные тебе сдохли в муках, тварь гнилая». Мда... а ведь ещё полгода назад он и знать не знал таких выражений. Полгода назад он был дома и... - Матушка! Матушка, погодите, я совсем не успеваю за вами, матушка! Голос, на который отвлекся Теодор, принадлежал очаровательному крошечному и очень серьезному существу: девочка, едва ли ему по плечо, в полосатых синих шальварах и курточке, морщила милый курносый носик. Темные, почти черные, и явно кудрявые волосы были стянуты в косу такую длинную, что конец ее доходил до колен малышки. Голову украшала аккуратная, синяя же шапочка, а из-под упавшей на нос непослушной кудряшки блестели огромные распахнутые серые глаза. Бесёнок, решил про себя Теодор. Она прошла было мимо, явно разыскивая свою матушку в толпе, но вдруг остановилась, вернулась и, важно заложив ручки за спину, качнулась с пятки на носок, явно не зная, как начать разговор. - Привет, - наконец выдала она. - Привет. Вообще-то девчонки его не интересовали. Что они могли дать? Знания? Какие? Знания могут дать учителя и книги, а девчонкам только и нравится, что наряжаться, красоваться и без умолку болтать. И сладости, разумеется, куда же без них. Но молчать было невежливо, тем более Бесёнок подошла явно именно к нему. - Ты маму потеряла? - уточнил Теодор, чтобы внести хоть немного ясности в ситуацию. - Нет, - Бесёнок подошла ещё поближе, нырнула в спасительную тень и показала пальчиком в сторону женщины, что, подозвав водоноса, раздавала воду измученному жарой живому товару. - Она вон там. Видишь, ту красивую госпожу, что раздает воду? Это моя мама. А твоя где? Ты почему здесь сидишь один? Почему не в школе? Вопросы сыпались из нее, как горошины из стручка. - Моя матушка на небе, - Теодор ответил, как мог мягко. Бесёнок ни в чем не виновата, она ничего не знает, она просто любопытная маленькая девчонка... - Мне очень жаль, - она внезапно посерьезнела и кивнула.- Соболезную твоей потере. А отец? Хммм... может, она не такая уж и противная? Во всяком случае, Бесёнок была первой, кто высказал ему сожаление так искренне. - Отец? Далеко отсюда, в Греции. Ты знаешь, где это? - О, так ты... Тео уже приготовил было гневную отповедь, но девочка только поискала глазами табурет, села рядом и, точно прилежная ученица, сложила ручки на коленях. - ...много путешествовал, - продолжила она. - И можешь рассказать мне обо всем? - А твоя матушка разрешает тебе вот так говорить с незнакомыми людьми? - Нет. Но здесь меня никто не трогает. Мы часто ходим сюда, мама приносит еду и воду. Мы не... - Она помолчала, потеребила кончик косы, подбирая слова. Кажется, пыталась не обидеть. Хотя кто их, девчонок, знает. - Мы не покупаем слуг. Только нанимаем. Матушка говорит, что люди - не бараны, и это противно природе. Теодор с удивлением приподнял бровь. - Тогда твоя матушка святая! - Почти, - Бесёнок серьезно кивнула. - Знаешь, как ее называют? Хаджи-ханым. Это потому что она совершила священный Хадж. Ну, паломничество. Ездила в Мекку. Это такой город на... - Я знаю, где это, - Тео кивнул. Оглянулся за спину в поисках... владельца, но тот расхваливал перед каким-то явно моряком мальчишку постарше и не замечал ничего вокруг. Похоже, намечалась крупная сделка. Бесёнок вдруг схватила его за руку, вскочила и шепнула. - Пошли! - Я не могу! Он меня прибьет, если заметит такое. - Не заметит. Идём же, ну! Давай, быстрее! Теодор сам не понял, чего тянул и сопротивлялся. Вот же он, его шанс! Нужно просто смешаться с толпой, выйти с рынка, а там - кто его здесь найдет? Оглянувшись ещё раз, он покрепче сжал маленькие пальчики и кивнул: - Веди. Бесёнок ловко пробиралась через толпу, глаза у нее горели - видно, ей давно хотелось вытворить что-то этакое. Наконец, чуть замедлив шаг, она отдышалась, оправила одежду и приняла тот самый вид, который и должна иметь настоящая маленькая госпожа. И вспомнила, похоже, о ещё одной необходимой вещи. - Меня зовут Мухсине. А тебя? - Теодор. - Он тоже попытался выровнять дыхание. Сердце бешено стучало то в горле, то в желудке, то сразу везде, грозилось выскочить наружу. Неужели свобода? Свобода? Но... куда же ему идти? Бесёнок, то есть Мухсине, решила вопрос сама. - Идём, мы должны помочь маме раздать воду. Как и следовало ожидать, его бегство не прошло незамеченным. - Пропал! - раздалось вдруг над рыночной площадью. - Сбежал, крысеныш! Пропал! Люди! Пропал! Теодор мысленно распрощался с головой, но Мухсине что-то быстро залепетала матери, так тихо и на таком странном наречии, что мальчик не смог разобрать ни слова. Женщина, слушая дочь, хмурилась все сильнее, качала головой, но потом, видимо, что-то решила, глядя на торговца, что сложив вдвое плеть, решительно двигался прямо к ним. - Стой спокойно, мальчик, - голос у нее оказался неожиданно густым для такой стройной дамы. - Чего тебе нужно, Анвер-ага? - Вот ты где, паршивец! Думал, я не замечу, как ты сбежал с девчонкой? Мухсине неожиданно зашипела - в самом деле, точно котенок, ещё немного, и того и гляди из изящных пальчиков выскочат коготки. «Господи, в руки твои...» - успел подумать Тео, как вдруг госпожа Хаджи положила тяжёлую уверенную руку ему на плечо. - Ты, Анвер-ага, совсем глаза залил? Или солнце их выжгло? Ты ври, да не завирайся. И смотри, перед кем стоишь и какие слова бросаешь! Мой Ибрагим только вернулся из Смирны, а ты уже глаз положил? Да на кого?! На Искендера Паши сына?! Эй, народ, будьте все мне свидетелями! Анвер-ага посмел открыть свой рот на сына Искендера Паши, да нагло лгать при этом! Теодор не очень понимал, что происходит вокруг, но на всякий случай принял вид самый независимый и гордый. Мухсине всхлипнула и прижалась к нему, дрожа так натурально, точно в самом деле была напугана. Хотя, скорее всего, действительно была. - Он, - она показала пальчиком на торговца, - хотел забрать моего братика! Хотел украсть у меня моего любимого братика! По щекам девочки градом катились слезы. - Стыдись, Анвер, поганый ты сластолюбец! - Высокий мужчина в длинном красном кафтане положил руку на рукоять сабли. - Здесь все знают, чем именно ты промышляешь. Торговец открывал и закрывал рот, точно выброшенная на берег рыба, но возразить не решался - слишком уж опасно, похоже, складывалась для него ситуация. Он попытался было пролепетать что-то о том, что у него только что сбежал раб, что он уж больно похож на стоящего перед ним мальчишку. Госпожа Хаджи ахнула, схватилась за сердце. Мухсине разревелась пуще прежнего. Пришлось опуститься перед ней на колено. - Мухсине. - Теодор осторожно взял девочку за плечи. - Сине, малышка, ну что ты? Ну не плачь, Бесёнок, не надо. Испугалась? Вот так, иди сюда, иди... По наитию он обнял девочку. - Разве ж позволили бы какому-то рабу обнимать госпожу? Совести нет у тебя, Анвер-ага! Видимо, голову ему всё-таки напекло. Теодор отчаянно пытался хотя бы немного прояснить для себя ситуацию, в которую он попал. А для этого неплохо было бы хотя бы просто понять эту самую ситуацию. Выходило странно. Вот, ещё четверть часа тому, он находился, ммм, в максимально плачевном для себя положении. А потом что-то произошло - что-то, что заставило Мухсине помочь ему сбежать. Но что теперь? Мать Мухсине явно не собиралась выдавать его торговцам, раз так упорно призывала свидетелей. - Мальчик! - Тот самый господин в алом (янычар, догадался Теодор) очень серьезно заглянул ему в глаза. - Отвечай мне перед людьми и отвечай честно. Понял? - Конечно, бей, - Теодор улыбнулся, порадовавшись тому, что акцент в его далеко несовершенной речи можно списать на упомянутое долгое пребывание в Смирне. - Как давно ты в городе? Ну, здесь и придумывать ничего не надо было. - Всего три дня. Мы с моими учителями и сопровождающими, - надо же, а ведь он почти не врёт! Были учителя? Да. А сопровождающие - понятие растяжимое, - приехали три дня назад, со стороны моря. Толпа зашумела, видимо удовлетворенная ответом. - Ты бывал здесь раньше? - На рынке? Нет. И снова - правда. - Что ты тогда здесь делал? - Читал. Платона. Я могу повторить усвоенное, - Теодор мысленно скрестил за спиной пальцы и попросил прощения за грехи. Хотя и снова в его словах не было лжи. Читал? Да. Платона? Определенно. - Почему ты сидел под навесом? - Так жарко, бей. Книга меня заинтересовала, я присел отдохнуть, а потом Мухсине меня окликнула. - Так ли все было, Мухсине-ханым? - Голос спрашивающего наполнился теплом. - В точности, Юсуф-ага. Ибрагим говорит все верно, клянусь в том именем Всевышнего и добрым сердцем своей матушки, - пролепетала Мухсине, теребя кончик косы. - Я спросила, почему он не в школе и привела его к матушке. - Где твоя почтенная мать, мальчик? Теодор встретил и этот вопрос спокойно. - Болела. Скончалась. - А отец? - Полагаю сейчас - в Греции. Ему показалось, что госпожа Хаджи побледнела и расширила глаза, хотя это, разумеется, могло быть игрой его собственного воображения. - Слышали люди? Я лично подтверждаю вам слова почтенной Хаджи-ханым. Проваливай, Анвер, иди проспись, пёс бесхвостый. Толпа потеряла к ним интерес так же быстро, как собралась. Стараясь помалкивать и подбирая тем временем слова, которыми он поблагодарит за спасение, Теодор выполнял то, что ему говорили - наливал и раздавал воду, пару раз сбегал купить мягких лепёшек, передавал из рук госпожи Хаджи в дрожащие руки измученных солнцем несчастных какие-то баночки и пузырьки. Нужные слова все не шли, и, наконец, когда все дела, как он понял, были завершены, женщины направились к воротам рынка и экипажу, ожидавшему за ними. Остановившись за воротами, Теодор повернулся и посмотрел на дорогу, идущую куда-то, видимо, вглубь неизвестного ему города, и принялся размышлять, куда ему податься. Ему необходимо было найти какую-то службу. Конечно, можно наняться в помощники к какому-нибудь рыбаку, скопить денег и вернуться домой с честью. Можно узнать, где находится янычарский корпус и объяснить, что произошло – ведь его имя должно быть в списках новобранцев. Можно пойти в... ну должен же здесь быть хотя бы один монастырь? Можно отыскать венецианский корабль и отплатить за дорогу работой. Он мог бы чистить палубу, чинить паруса, да даже грести, наверное. Только вот что ему делать в Венеции? Его там никто не ждёт. Как, впрочем, наверное, и дома, полагая, что он уже благополучно устроился в янычарском корпусе. - Ибрагим? - Мухсине махала ему с уютного даже на вид мягкого диванчика внутри экипажа. - Я голодная и домой хочу. Ты долго? - Что? - Теодор нахмурился, прикусив губу. - Но я... - Не заставляй маму ждать, она тоже устала! - повторила Мухсине явно с нажимом. Ну, вот, видимо, и решено. - Куда мы едем, госпожа Хаджи? - Домой. - Она улыбнулась и явно хотела погладить по волосам, но сдержалась. - Мы едем домой, Ибрагим. Должно быть, ты ужасно устал. «Домой» теперь будет - чем? Он в самом деле хотел поблагодарить за спасение и уйти, но вместо этого просто кивнул, сжимая в руке пальчики Мухсине, которая, несмотря на жару, даже не думала отодвинуться. - Хорошо. Значит, домой.