Кое-что о порядке и хаосе

      Ночь. Темнота. Веет прохладой.       Лагерь наконец угомонился после трудного дня. Ни шума, ни окрика, ни стука копыт. Я лежу в постели, не смыкая глаз. Время тянется мучительно, но я терпеливо жду, пока все кругом уснут покрепче. Наконец встаю, тихо одеваюсь и иду к выходу.       Спокойно прохожу мимо храпящих палаток, прямиком к шатру Чжугэ Ляна. Там теплится свет — значит, он получил мою записку и ждет меня.       — Спящий дракон! Ты не спишь! — приветствую его с порога.       — Господин главнокомандующий, я ждал вас. Разрешите узнать, чем обязан в столь поздний час? — встречает он своей обычной любезной улыбкой.       — Как всегда, Кунмин. Хочу твоего совета. — Я пытаюсь выглядеть непринужденным, но внутри как будто перетянута струна и вот-вот лопнет.       — Вас что-то беспокоит, Гунцзинь. Не откажетесь ли выпить чаю?       — С удовольствием.       Он сам возится с чаем — видимо, отпустил прислугу. Я усмехаюсь: встреча сверхсекретная, разумеется, в такой-то час. Только вот догадывается ли он, насколько? Что-то мне подсказывает, что этот несносный тип опять на шаг впереди меня.       Когда чашка ароматного напитка оказывается передо мной, Чжугэ Лян садится на место и смотрит на меня вопросительно.       Я на мгновение теряюсь. У Чжугэ Ляна душа дракона, но глаза олененка — черные и блестящие, с вечным лукавым огоньком внутри. И сейчас впервые их теплый взгляд полностью предназначен лишь мне одному.       Наконец, сделав над собой усилие, собираю мысли воедино:       — Говорил ли тебе Лу Су, что я желаю убить тебя?       — Не раз, — спокойно отвечает он.       — И что ты думаешь по этому поводу?       — Думаю, что в ближайшее время мне это не грозит.       — Почему же?       — Во-первых, вы пока не можете рисковать союзом Сунь и Лю. Во-вторых, шпионам Цао Цао, если таковые тут имеются, полезно думать, что мы на дух друг друга не выносим, а значит, наш союз в решающий момент может дать трещину. Это лишь придаст самоуверенности противнику.       — Ты прав, Кунмин. Я вовсе не желаю тебе смерти. Это первое, что я хотел сказать. Но позволь мне быть откровенным и дальше.       Я вижу в его взгляде легкое волнение и продолжаю после глотка чая, ибо в горле пересохло.       — Уверен, ты ценишь в людях любознательность.       Он улыбается уголком губ:       — Это правда.       — А что если я тебе скажу, Кунмин, что ты сам поселил во мне жгучее любопытство?       Теперь пришла моя очередь впиться в него проницательным взглядом.       — И что же вы хотите узнать обо мне, Гунцзинь? — промолвил он не отводя глаз, но голос, ставший вдруг неожиданно тихим, выдал его.       Сердце пропустило удар. Сейчас или никогда.       — Я привык судить о людях не по словам, а по делам, советник. Наблюдая за тобой в деле, я убедился, что ты действительно человек выдающихся талантов. Но я знаю также, что успех, подобный твоему, не приходит сам по себе. Твое второе имя — порядок, Кунмин. Логический расчет и строгая дисциплина. Иногда мне кажется, что ты из них состоишь.       Он тихонько усмехается.       — Опрятный костюм, аккуратная прическа… Вид всегда спокоен, а голос приветлив. Мягкий снаружи и твердый внутри. Ни слова, ни взгляда впустую. Но тебе ли не знать, что равновесие заключается в сочетании противоположностей? Иными словами, чтобы порядок был устойчивым, ему нужно немного хаоса.       Чжугэ Лян слушает, и улыбка понемногу исчезает с его губ.       — Твой хаос, Кунмин — вот предмет моего любопытства. Вот что не дает мне спокойно спать со дня нашей первой встречи. Ты сорвал с меня маску невозмутимости, но и с тебя она может слететь. Так каков же ты под ней? Как меняется твой взгляд, когда чувства выходят из-под контроля, Кунмин? Как звучит твой голос, когда он срывается от волнения? Каковы прикосновения твоих рук, для которых письменный прибор и струны циня привычнее оружия? Нежна ли твоя кожа под плотной тканью одежды? А еще мне крайне интересно, как ты выглядишь в момент страсти, когда твои щеки пылают, а шелковистые волосы разметались по груди и плечам… И главное: каким становится твое лицо в момент чувственного наслаждения? Испытывал ли ты когда-нибудь нечто подобное или всю жизнь ограждал себя от соблазнов? Скоро битва, и неизвестно, суждено ли нам еще встретиться. Я хочу познать тебя, Кунмин. И отдал бы всё за это.       С каждым моим словом взгляд Кунмина тяжелеет. Наконец он порывисто встает и подходит ко мне вплотную. Его глаза горят, лицо почти сурово. Я чувствую, что это не от гнева, а от возбуждения, но всё равно настолько непривычно видеть его таким, что по спине пробегает холодок.       — А вы знали, что вы настоящий художник, Гунцзинь? — говорит он очень тихо.       — Ну, если кровь врагов сойдет за краску, — криво ухмыляюсь я, — уж прости мне эту пошлость…       — Не обязательно уметь рисовать, чтобы быть художником. Ладно, ни слова больше. Идемте.       Я следую за ним, не веря своему успеху, в маленькую, тускло освещенную комнатку. Когда он поворачивается ко мне, я мягко беру его за плечи — вдруг замечая, что он чуть ниже меня ростом — и спрашиваю очень серьезно:       — Ты доверяешь мне, Кунмин? Ты действительно этого хочешь?       Он лукаво улыбается, обращая ко мне свои оленьи глаза:       — Да, я хочу. Вы заглянули в самую суть, Гунцзинь. И признаюсь, не ожидал от вас такой степени откровенности. Мне действительно не хватает немного хаоса. Буду рад, если вы со мной поделитесь.       Я притягиваю его в свои объятия, пытаясь осознать, что всё это реальность, а не сон.       — Твои волосы пахнут полынью, Кунмин.       — Я ходил смотреть на закат. Успокаивает нервы, знаете ли.       — Так и будешь со мной на «вы» в постели?       — Прости. Привычка, — коротко смеется он, прижимаясь ко мне крепче.       Я делаю глубокий вдох, впитывая его тепло. Затем, слегка отстранившись, поглаживаю по щеке, отчего он прикрывает глаза, погружаясь в ощущения. Распускаю его волосы, позволяя им мягкой волной упасть на плечи, пока он развязывает пояс. Внезапно оказывается, что штанов, как и нижней рубашки, на нем нет. Я устало вздыхаю:       — И почему я не удивлен?..       Кажется, это первый раз, когда его явная провокация почему-то не выводит меня из себя.       Пробегаю по его обнаженному телу нетерпеливыми руками. Толкаю его на скромное ложе и пару мгновений просто любуюсь. Какой он всё-таки красивый. Весь как хлесткая ивовая ветвь, обманчиво спокойный в ожидании моих действий. Лишь острое лезвие поблескивает из-под ресниц в мою сторону.       Да, Кунмин. Напрячься есть от чего. Сколько же крови ты мне попортил, засранец. А теперь наконец-то в моих руках, такой уязвимый и… бесстрашный? Ты ведь прекрасно знаешь, на что я способен. Мне ничего не стоит измучить, истерзать тебя, унизить до слез, заставить умолять о пощаде, и твой изворотливый ум тебе не поможет. Думаешь, я не мечтал о таком?.. Но вот ты передо мной, и заглядывая в самую глубь своего сердца, я не вижу там и капли жестокости.       Нет, сегодня я поиграюсь с тобой по-другому, Кунмин. Хотя неизвестно, что будет опаснее.       …Лишь оказавшись в его горячих объятиях, понимаю, что тоже уже раздет. Осторожно касаюсь его губ языком, ловлю сбивчивое дыхание. Надразнившись вдоволь, наконец вовлекаю в долгий поцелуй. С удовольствием отмечаю, что и в этом он знает толк. Целоваться с ним так приятно, что я рискую слишком быстро провалиться в свою страсть — но пока у меня другие планы.       Я хочу услышать тебя, Кунмин.       Одной рукой прижимаю его запястья над головой, а другой спускаюсь ниже по телу. Стараюсь действовать медленно и мучительно, хотя внутри всё так и заходится. Он едва заметно вздрагивает от каждого прикосновения, а взгляд... Небеса, я готов умереть на месте за один только этот взгляд.       Наконец легонько касаюсь давно уже твердого члена. Слышу резкий непроизвольный вздох — и мое сердце пропускает удар.       Я не спешу. Слегка поглаживаю налитую плоть, наслаждаясь ощущением нежной бархатистой кожи. Его дыхание вновь становится прерывистым. А я, возможно, уже позабыл как дышать. Наклоняюсь к своему любовнику и шепчу в самое ухо:       — Отпусти себя, Кунмин… Здесь же никого нет.       Начинаю ласкать настойчивее, и он не выдерживает, переходит на еле слышные стоны. Просто невыносимо.        На пару мгновений отпускаю его член — но не руки — чтобы от души царапнуть по узкой бледной груди, на которой немедленно расцветают розоватые полосы, и нежно-нежно провести ниже, по животу, дрожащему от напряжения. Пока растрепанный и раскрасневшийся Кунмин извивается, теряясь в ощущениях, я возвращаюсь к основному действу.        Подвожу его к самому краю и вновь отпускаю, позволяя выровнять пульс. И вновь тихонько говорю на ухо так, чтобы дыхание щекотало самые чувствительные места:       — Какое же восхитительно отзывчивое тело у тебя... Военный советник Чжугэ Лян… Видел бы ты себя. Да, твой хаос стоит твоего порядка. Хитрый дракон, разве здесь и сейчас ты не сдаешься мне?       — Гунцзинь, ты… не оставляешь мне… выбора…       — Слышать это приятнее самых искусных речей, советник.       И почему я до сих пор еще не кончил от его беззащитного вида, от его сладких звуков и от осознания того, что причиной этому — я?       Жадно вглядываюсь в лицо, на котором удовольствие можно перепутать со страданием. В мягких, совсем еще юношеских чертах такая истома, что взгляд не оторвать. Я не могу удержаться, чтобы не провести легонько языком поперек его полуоткрытых губ — и в ответ ловлю очередной судорожный выдох. Покрываю беспорядочными поцелуями-укусами его тело, куда могу дотянуться. Кунмин рычит и весь подается мне навстречу.       От него пахнет речной водой и немного полынью. Странно, но для меня это запах свободы, который я хочу запомнить навсегда. И вроде бы сейчас не время, но:       — Как водичка в реке, Кунмин?       Он приоткрывает глаза:       — Отличная. Хочешь, завтра вместе искупаемся?       Зараза. Поздней осенью, прямо у моего лагеря? Хотя что с него, даоса, взять.       Кстати...       — А ты хорошо держишься! Всё твои секретные даосские практики, а, Кунмин?       — Гунцзинь… — звучит еле слышно, но ощутимо яростно. Его руки дергаются в моей хватке, силясь освободиться, как будто он хочет влепить мне затрещину. Размечтался.       Его внезапная дерзость переполняет что-то во мне. Волна острого возбуждения пронзает всё тело. Я впиваюсь в его мягкие губы, а мои пальцы, еле слушаясь, скользят к основанию его члена, поглаживая и чуть сжимая самое уязвимое место. От этого простого действия Кунмина срывает окончательно, он стонет потерянно и обреченно, изливаясь мне в ладонь. Полностью мой, полностью доверившийся. Небеса, почему это так нестерпимо сладко?..       Я наконец отпускаю себя и моментально следую за ним. Мне уже всё равно, подслушивает там кто-нибудь или нет.       Быстро вытерев платком свое и его семя, ложусь на Кунмина всем телом, пытаясь уловить трепет его наслаждения. И чувствую, как быстро-быстро колотится его сердце. Он обвивает меня руками, тяжело дыша, прижимая еще крепче к себе. Все слова улетучились, да и не нужны они — здесь и сейчас блестящий стратег Чжугэ Лян в моих объятиях, разнеженный и счастливый, и причина этому — я.       — Кунмин, — наконец шепчу, пока он не успел уснуть, — вопрос жизни и смерти: могу я остаться?       — Я тебя и так никуда не пущу, — бормочет он, устраиваясь поудобнее. — И плевать, что об этом узнает весь лагерь. Тебе понравилось?       — Хотел бы быть с тобой всегда, — признаюсь я. — Но это ведь невозможно, я прав?       — Да, — отвечает он после недолгого молчания.       — Лю Бэй?       — Ты же сам знаешь.       — Прости.       Я замолкаю. Кто не любил, тот не поймет.       Внезапно горячие слезы подступают к горлу. Скоро рассвет. Скоро всё вернется на круги своя, в пыль и кровь, в огонь и пепел. Всё бесполезно. Сокрушив Цао Цао, не будем ли мы обречены направить свои взгляды друг против друга?       — Как бы я хотел взять тебя, Кунмин, и увезти далеко-далеко, в такое заповедное место, где не будет никаких войн, никаких интриг, никакой политики…       — Читаешь мои мысли.       — За что нам всё это?       Он приподнимается на локте, смотрит на меня серьезно.       — За то, чтобы такое место было не где-нибудь, а здесь. Я поклялся сделать для этого всё, что в моих силах. Запомни, Гунцзинь. Нет ничего невозможного, пока мы живы.       — Понял. Клянусь и я тебе, советник Чжугэ Кунмин, всегда быть на твоей стороне. Где бы я ни находился.       Я вновь притягиваю его к себе, обнимаю крепко. Хаос постепенно успокаивается, уступая сонному уюту. И я чувствую, как внутри что-то встает на место. Как будто после бесконечного странствия вернулся домой, и всё наконец-то будет хорошо. В груди снова щемит, но я не отпускаю непрошеные слезы.       Всё будет хорошо, Кунмин. Я обещаю. Я найду способ.